– Молодец араб! – со смехом сказал папаша Стаке.
– Ко мне, матросы! – крикнул капитан. – Убейте этих христиан! Такова воля пророка!
Все десять человек экипажа шебеки бросились на отряд Перпиньяно врукопашную, но тут у них за спиной раздался громкий голос:
– Эй, успокойтесь, ребята, полегче! Мы тоже здесь и готовы содрать с вас шкуры! И мы уже не мусульмане!
Это был Никола, который ворвался на полубак, а за ним быстро карабкались по найтовым бушприта его люди.
Турки, видя перед собой греков отряда Перпиньяно, готовых расстрелять их в упор, и услышав за спиной голоса второго отряда, который показался им более многочисленным, чем был на самом деле, остановились.
– Бросайте оружие, канальи! – крикнул грек, подходя к ним с саблей наголо и пистолетом с зажженным фитилем. – Желаете умереть – пожалуйста! Достаточно сделать только шаг. Кто первый? И приготовьтесь выметать остальных, как мусор.
Между тем Эль-Кадур повалил капитана турок на палубу и придавил его коленом, приставив к горлу ятаган.
– Прикончить его, госпожа? – спросил он.
– Пленники всегда пригодятся, и живые ценятся больше, чем мертвые, – сказал папаша Стаке. – Верно, синьора?
– Вы правы, – ответила герцогиня.
– Так ты сдаешься или нет? – тряхнул турка араб.
– Али-паша сумеет за меня отомстить, – ответил капитан шебеки, бросив саблю на палубу.
– Если мы дадим тебе время его предупредить, – вмешался папаша Стаке, – но это вряд ли.
– Вы за это заплатите!
– Мы тебя ждем на Адриатическом море, а лучше – в Венецианской лагуне. Там есть канал Орфано, всегда готовый принять турка с камнем на шее.
– Что вы хотите со мной сделать? – взвыл турок.
– Пока что взять в плен, – ответила герцогиня. – Если бы мы были мусульманами, вы и сами были бы уже мертвы, и ваши люди валялись бы бездыханными. Так что благодарите вашего пророка, что мы христиане, а вы турки. Эль-Кадур, свяжи этого человека и отведи в носовую каюту.
– А вы, лейтенант, – сказал папаша Стаке, – свяжите этих язычников сотней локтей просмоленного каната.
Турецкий экипаж, видя, что его окружили, побросал оружие, понимая, что любое сопротивление плохо кончится.
Греки тут же набросились на пленников и принялись их дубасить кулаками и ногами, и неизвестно еще, не лишились бы турки ушей, если бы не вмешательство Перпиньяно и не присутствие герцогини.
Их быстро связали и затолкали вместе с капитаном в носовую каюту, поставив у люка охрану из двух матросов, вооруженных аркебузами и саблями.
– Синьора, – сказал Никола, подойдя к герцогине, – теперь бухта свободна, и мы можем высадиться. Нас никто не потревожит. Если хотите сойти на берег сейчас, то к рассвету мы будем возле замка Хусиф.
– Черт возьми! – произнес папаша Стаке. – Вот уж не думал, что наша первая попытка пройдет так удачно, без единого выстрела. Вторая будет потруднее.
– Ну, может, она будет и не так трудна, как кажется, – заметила герцогиня. – Мы представимся посланниками Мулея-эль-Каделя, у которых от него поручение к племяннице паши. Разве мы не выглядим как турки?
– Но вы не говорите на их языке, госпожа.
– А я притворюсь арабом. Их ведь немало в войске Мустафы! Эль-Кадур меня научил арабскому языку.
– Хорошая мысль! Мои акульи мозги она бы никогда не посетила, – сказал папаша Стаке. – Араб, да еще какой, синьора! Ни разу такого не видел, а как хорош собой!.. Эх, не знаю, что и сказать… Если бы я не был стариком, клянусь, у меня бы точно голова пошла кругом.
Эль-Кадур бросил на него свирепый взгляд, но старому моряку от того было ни жарко ни холодно. А герцогиня только улыбнулась очередной выходке морского волка.
– Высаживаемся, – сказал Никола.
– А шебека? – спросила герцогиня.
– Двое наших людей отведут ее к галере. Чтобы добраться до товарищей, им хватит и одного паруса. Будут вчетвером охранять турок, которые теперь безоружны. Пойдемте, папаша Стаке, и вы тоже, синьора.
– А кто проводит нас в замок?
– Я, – ответил Никола. – Впрочем, рассвет уже близок.
Он отдал необходимые указания двоим часовым, что стояли возле носовой каморки, и христиане вместе с греками-отступниками снова спустились в шлюпки.
– К берегу! – крикнул Никола. – Теперь нам бояться нечего, а если явится Али-паша, то он сильно опоздает.
Обе шлюпки отделились от шебеки, которая тоже собиралась отплыть, поскольку часовые подняли парус, и направились к берегу. Западный ветер крепчал, и на прибрежный песок накатывали мощные валы прибоя.
Шлюпка папаши Стаке прибыла первой. Он ухитрился не задеть ни одного камня, которые торчали из воды, словно вырастая перед носом, и причалил к песчаному берегу.
Стук брошенных на банку весел растревожил морских птиц, и они вихрем разлетелись в разные стороны и исчезли в темноте.
– Хороший признак, – сказал папаша Стаке, потирая руки. – Если бы здесь были турки, птицы не спали бы на песке.
– Выходите на берег, – сказал Никола, тоже причалив к берегу.
Вооружившись аркебузами, герцогиня, Перпиньяно, Эль-Кадур и остальные сошли на пляж.
Никола их опередил и успел забраться на скалу, откуда внимательно изучал открывшуюся перед ним холмистую равнину, поросшую мощными деревьями.
Нигде, ни внизу, ни на скалистых холмах, что поднимались с другой стороны бухты, не было видно ни одного огонька. Только где-то вдалеке лаяла собака.
– С этой стороны бухту никто не охраняет, – сказал Никола, снова спустившись на пляж.
– Когда мы сможем добраться до замка? – спросила герцогиня.
– Через пару часов, – ответил Никола.
– Может, подождем до рассвета?
– Это ничего не даст, синьора. Я знаю дорогу, тысячу раз по ней ходил, таская на плечах центнеры маиса, и даже бегал под ударами плети тюремщика. Тяжелая тогда была жизнь.
– Значит, пошли?
– Да, синьора, если вы не устали.
– Вперед, и помалкивайте.
Отряд пересек песчаные дюны и спустился на равнину. Грек, который, казалось, видел в темноте, как кошка, шел впереди.
– Вот ведь чертяка! – пробормотал папаша Стаке, толкнув локтем Симоне, который шел рядом. – Эти греки и вправду молодцы, когда собираются насолить туркам. А я-то думал, они сделаны из хлебного мякиша!
– Да, народ что надо, – отозвался молодой моряк, не отличавшийся многословием.
Герцогиня и Перпиньяно вполголоса обсуждали план действий, стараясь все предусмотреть и согласовать, чтобы не допустить ни малейшей оплошности. Ведь за любой промах придется заплатить жизнью, а казнь у турок ужасна…
– Для всех я теперь Хамид, сын правителя Медины, поскольку я хорошо знаю арабский, – заключила герцогиня. – Я ближайший друг Мулея-эль-Каделя. Бен-Таэль, слуга великодушного юноши, подтвердит, что я действительно мусульманин и доблестный воин.
– А вы не скомпрометируете Дамасского Льва? – спросил Никола.
– Он сказал, я могу в любой ситуации воспользоваться его именем, и я им воспользуюсь, – отвечала герцогиня. – С племянницей Али-паши я буду говорить одна.
– Да, синьора, – сказали Никола и Перпиньяно.
– Предупредите наших людей. Мы не должны допустить ни малейшего промаха.
– Иначе всех посадят на кол, – сказал грек. – Племянница паши очень хороша собой, но о ней идет молва, что, если дело касается христиан, она не менее жестока, чем ее дядюшка.
– Я постараюсь укротить эту юную тигрицу, – сказала герцогиня, которой, похоже, в голову пришла какая-то мысль. – Я очень верю в то, что наш план осуществится, как бы дерзок он ни был.
Грек на минуту остановился, чтобы лучше сориентироваться в густой темноте, потом отряд снова двинулся вперед по оврагам, покрытым кустарником, который очень затруднял движение.
Папаша Стаке непрерывно ворчал по поводу буераков:
– Бывают же на свете идиоты, которые утверждают, будто путешествовать по земле – такое уж удовольствие. Они никогда не ступали ногой на палубу галеры, никогда не испытывали прелестей ни бортовой, ни килевой качки. Будь неладен этот Кипр с его турками и киприотами!
К пяти часам утра сумрак начал рассеиваться.
– Видите, синьора? – спросил Никола, указав рукой на обрывистый холм, на вершине которого смутно угадывались очертания огромного мрачного здания.
– Это замок Хусиф?
– Да, синьора.
– Бедный Л’Юссьер! Должно быть, он томится в подземелье одной из этих мрачных башен.
– И к тому же наверняка закован в кандалы. Племянница Али-паши не слишком гостеприимна с теми, кто заперт в башне.
13
Замок Хусиф
Замок Хусиф был одной из самых грандиозных цитаделей, выстроенных венецианцами на средства Катерины Корнаро, чтобы контролировать добрую часть восточного побережья Кипра, непрерывно подвергавшуюся набегам египетских и турецких корсаров, которые хозяйничали на востоке Средиземноморья.
Его возвели на небольшой прибрежной скале, в том месте, где она обрывалась в море, и снабдили массивными башнями с большим количеством амбразур.
Этот бастион оказывал долгое и упорное сопротивление туркам Мустафы, и кто знает, как долго продлилось бы это сопротивление, если бы на помощь Мустафе не пришли сто галер Али-паши.
Крепость нещадно атаковали с моря, ее денно и нощно обстреливали восемьсот кулеврин, и в конце концов она была вынуждена сдаться под натиском пятидесяти тысяч моряков, после чего воины Полумесяца, по своему обыкновению, вырезали весь гарнизон.
Бастионы крепости долгое время подвергались бомбардировкам мощного флота и были сильно разрушены, но их как следует отремонтировали и передали в руки племянницы Али-паши, женщины молодой и, как говорили, очень красивой, отважной и дерзкой. Она, как и адмирал султана Селима, была непримиримым врагом христиан.
При взгляде на замок, который четко вырисовывался в лучах рассвета на краю скалы, у герцогини невольно защемило сердце. Найдет ли она своего жениха Л’Юссьера живым, или злобная турчанка уморила его лишениями и жестоким обращением?
Эль-Кадур, казалось, угадал, какая мысль терзала его госпожу, которая стояла на краю обрыва и глядела на замок; он подошел к ней:
– Ты ведь думаешь о виконте, верно, госпожа?
– Да, Эль-Кадур, – с грустью ответила герцогиня.
– Боишься, что племянница паши его убила?
– Как ты догадался, о чем я думаю?
– Слуга привыкает заранее предвидеть желания своего хозяина, – с горечью ответил араб.
– Как ты думаешь, он еще жив?
– Его пощадили после взятия Никозии, значит, решили, что за него можно взять выкуп. Давайте поторопимся, госпожа. Еще немного, и нас обнаружит крепостной гарнизон.
Они ступили на узкую тропу, вырубленную в скале, круто обрывавшейся в море. Эту тропу могла бы оборонять от целого войска горстка людей, даже плохо вооруженных.
Они ступили на узкую тропу, вырубленную в скале, круто обрывавшейся в море
Внизу открывалась пропасть, на дне которой мрачно ревело и грохотало Средиземное море.
Никола решительно шагнул на тропу, но сначала попросил герцогиню покрепче прижаться к стене и не смотреть на море, чтобы не закружилась голова.
Пройдя по тропе минут десять и не встретив ни одного патруля, греки и их друзья уже решили, что турки слишком уверены в своей безопасности, чтобы бояться атаки со стороны христиан, и так уже почти уничтоженных. И вдруг тропа вывела их на широкую площадку, над которой высился огромный замок.
Часовой на башне увидел группу вооруженных людей и крикнул:
– Тревога!
На подъемном мосту через опоясывающий замок ров тут же появился отряд янычар во главе с капитаном оттоманского морского флота.
– Мы друзья, – сказал Никола, который хорошо говорил по-турецки и по-арабски, и сделал янычарам знак опустить аркебузы.
– Откуда вы идете? – спросил капитан, не вкладывая саблю в ножны.
– Из Фамагусты.
– Что вам надо?
– Нам поручили сопровождать капитана Хамида, сына паши Медины.
– Где он?
– Я здесь, – сказала герцогиня на прекрасном арабском, которому обучилась у Эль-Кадура.
Турок внимательно ее оглядел, не выказав никакого удивления, потом отсалютовал ей саблей и произнес:
– Да пошлет пророк тысячу лет счастья тебе и твоему отцу. Хараджа́, племянница Али-паши, будет счастлива принять тебя. Следуй за мной, господин.
– Могут ли мои люди тоже войти?
– Они все турки?
– Да.
– Они тоже будут гостями Хараджи. Я об этом позабочусь.
Он жестом приказал янычарам расступиться и дать дорогу и проводил отряд в парадный двор крепости, украшенный по периметру арками в арабском стиле, с хорошо сохранившейся каменной колоннадой, хотя сюда тоже долетали снаряды турецкого флота, судя по нескольким незаделанным ямам в полу.
Турок усадил герцогиню на роскошный ковер в глубине одной из арок и сделал эскорту знак расположиться за колоннами, в тени большой пальмы, широко раскинувшей красивые перистые листья.
Четверо чернокожих рабов принесли шелковые подушки и серебряные подносы с дымящимися чашечками кофе, мороженым и фруктами.
Герцогиня знала восточные обычаи, поэтому сразу выпила чашечку кофе и съела маленький кусочек пирога. Исполнив эту формальность, она уселась на подушку и обратилась к турку, который ждал, что она скажет:
– А где племянница паши? Еще спит?
– Хараджа обычно встает раньше, чем ее воины, – ответил турок. – Когда четвертая стража объявляет о рассвете, она уже на ногах.
– Но почему теперь, когда ты знаешь, кто я, ты не велел послать за ней?
– Ее здесь нет сейчас, – отвечал капитан, помимо своего родного языка, владевший еще и арабским. – Она отправилась проверить, как христиане ловят пиявок. Многие раненые в Фамагусте очень нуждаются в пиявках, а этим маленьким тварям по вкусу христианская кровь.
Герцогиня побледнела:
– Что ты такое говоришь! Хараджа заставляет пленных христиан ловить пиявок?
– Но здесь уже не осталось никого из местных жителей. Не посылать же ей своих солдат, чтобы они капля за каплей теряли кровь, – сказал турок. – Кто же тогда будет защищать крепость, если венецианцы пошлют сюда флот? Лучше уж пусть гибнут христиане, они и так для нас большая обуза, да и хороший выкуп за них вряд ли заплатят.
– Но вы же их так совсем уморите! – вскричала герцогиня с плохо сдерживаемым возмущением.
– Конечно, они все так кончат, – небрежно бросил турок. – Хараджа не даст им передохнуть, чтобы кровь, высосанная пиявками, восстановилась.
– Хоть я и жесточайший враг христиан, но думаю, такая неслыханная жестокость не делает женщине чести.
– Что ты хочешь, господин, такова воля племянницы паши. Здесь распоряжается она, и никому не дозволено ей перечить, даже мне.
– А сколько здесь пленников?
– Около двадцати.
– Всех взяли в Никозии?
– Да, они все из гарнизона и, думаю, принадлежат к знатным фамилиям.
– И ты знаешь их по именам?
– Некоторых знаю.
– А есть среди них капитан по имени Л’Юссьер? – спросила герцогиня, и голос ее дрогнул.
– Л’Юссьер… – пробормотал турок. – О! Французский аристократ на службе Венецианской республики… Да, он тоже ловит пиявок.
Герцогиня закусила губы: рвущийся из груди крик надо было сдержать. Она нервным движением промокнула капли холодного пота, выступившие на лице, и немного помолчала, чтобы прийти в себя и обрести прежнее спокойствие. Потом сказала:
– Я ведь приехал именно из-за этого офицера.
– Его хотят освободить?
– Мне поручено препроводить его в Фамагусту.
– Кто отдал такой приказ, господин?
– Мулей-эль-Кадель.
– Дамасский Лев! – с удивлением воскликнул капитан. – Но зачем этому смельчаку из смельчаков понадобился Л’Юссьер?
– Этого я не знаю.
– Не думаю, господин, что племянница паши вам его отдаст. Мне кажется, она очень держится за своих пленников, и потом, Мулей-эль-Кадель должен будет заплатить за него солидный выкуп.
– Дамасский Лев достаточно богат, чтобы заплатить за свободу пленного.
– Я знаю, что его отец – один из самых влиятельных людей, родственник султана и к тому же обладатель несметных сокровищ.
– Когда вернется племянница Али? Я не могу оставаться здесь надолго, у меня много незаконченных дел в Фамагусте и еще одно поручение от Мустафы.
Турок задумался и ответил:
– Хочешь, я провожу тебя к прудам? Там увидишь и Хараджу, и пленника.
– Это далеко?
– Около получаса верхом. У нас есть отличные арабские скакуны, и я могу их предоставить в твое распоряжение и в распоряжение твоей свиты.
– Согласен, – ответила герцогиня.
– Я пойду отберу лучших и велю их седлать, – сказал турок, вставая. – Через несколько минут мы сможем выехать из замка.
Едва он ушел отдать необходимые распоряжения, как к герцогине подошли Никола и Перпиньяно. Девушка выглядела совсем потерянной.
– Значит, виконт здесь? – спросил венецианец.
– Да, – ответила она. – И кто знает, в каком состоянии мы его найдем.
– Почему, синьора? – спросил грек.
– Его вместе с другими пленными отправили на пруды ловить пиявок.
– Вот канальи! – проворчал грек, и лицо его помрачнело.
– Наверное, это трудное занятие? – поинтересовался Перпиньяно.
– Скорее, опасное, синьор. Я знаю, что это такое, мне довелось несколько дней пробыть на прудах. После месяца пребывания там люди полностью теряют силы, у них возникает малокровие, их начинает лихорадить, и они еле держатся на ногах. А тела превращаются в сплошную рану.
– Но неужели племянница паши могла послать аристократа Л’Юссьера умирать среди пиявок? Этого не может быть! – в ужасе воскликнул Перпиньяно.
– Это подтвердил турецкий капитан, – с трудом сдерживая слезы, сказала герцогиня.
– Но мы вырвем его из жестокого ада! – решительно заявил венецианец. – Мы готовы пойти на любой риск, даже на штурм крепости, правда, Никола?
Грек с сомнением покачал головой.
– Здесь, должно быть, много турок, – сказал он. – Придется прибегнуть к насилию, и тогда, вполне вероятно, никто из нас не вернется живым в гавань Хусиф.
– Я знаю, что надо сделать, – сказала герцогиня. – Помериться силами с племянницей паши. И посмотрим, кто победит: турчанка или итальянка. Не забудем, что Дамасский Лев нас поддерживает, а этот доблестный человек слов на ветер не бросает.
Тут громкое ржание и цокот копыт по камням парадного двора прервали беседу. Появился турецкий капитан, а за ним многочисленные слуги вели под уздцы великолепных изящных коней с маленькими головами, длинными гривами и тонкими, чуткими ногами.
– Кони в твоем распоряжении, господин, – сказал турок, обращаясь к герцогине. – К часу полуденной молитвы мы уже вернемся и сможем позавтракать. Я послал гонца к Харадже, чтобы он объявил о твоем приезде от имени Мулея-эль-Каделя, и тебя примут с почестями, приличествующими твоему положению. Она будет счастлива принять посланца Мулея-эль-Каделя.
– Она с ним знакома?
На губах турка промелькнула странная улыбка.
– Еще бы! – вполголоса сказал он. – Полагаю, думая о нем, Хараджа теряет сон и становится еще злее.
– Может, она в него влюблена?
– Так говорят.
– А он?
– Похоже, он о ней даже не думает.
– Ах вот как!
– Прошу на коня, господин! Мы застанем христиан за работой, и это будет отменное зрелище: увидеть, как презренные ползают в болотной жиже, искусанные пиявками. Харадже пришла в голову блестящая идея, я бы до такого не додумался.
– А мне вот пришла идея получше, – прошептал папаша Стаке, который понимал по-турецки. – Сдавить бы тебе, гнусная падаль, шею руками, да так, чтобы язык вывалился!
Через минуту всадники выехали из замка и направились вглубь острова. Турок ехал впереди.
14
Ловля пиявок
Когда, спустившись со скалы, на которой стояла крепость, всадники выехали на холмистую равнину, где росли только маленькие пальмовые рощицы и высокие опунции с широкими, как лопаты, колючими листьями, солнце стояло уже высоко.
Даже в этом уголке страны, довольно далеко расположенном от Фамагусты, были заметны следы пребывания турок. Эти разрушители оставляли за собой только руины и трупы.
Земля здесь была плодородная, и усадьбы, которые должны бы множиться и процветать, теперь либо совсем исчезли, либо от них остались только почерневшие от огня и дыма стены и чудом не рухнувшие крыши. Кое-где еще виднелись разбитые когда-то виноградники.
Турецкий капитан делал вид, что ничего не видит, но от взглядов христиан, и в особенности папаши Стаке, ничто не укрылось. Ничуть не заботясь о том, что мусульманин может его услышать, смелый моряк непрерывно ворчал:
– Бандиты! Они уничтожили все, и людей тоже. Когда же этих псов настигнет кара? Не может же республика допустить, чтобы все жертвы остались безнаказанными! Если этого не произойдет, я сам заделаюсь турком!
После получасовой бешеной скачки, поскольку приведенные турком кони были чистейших арабских кровей, отряд оказался в низкой лощине, где виднелись многочисленные пруды, густо заросшие тростником с пожелтевшими листьями, что говорило о лихорадке, таящейся в гнилых корнях и на илистом дне.
На берегу одного такого болотца несколько полуголых людей орудовали в воде длинными палками, и казалось, они заняты перемешиванием ила или встряхиванием тростника.
– А вот и первые ловцы пиявок, господа, – сказал турок, сдерживая коня.
– Это пленные, взятые в Никозии? – спросила герцогиня, делая невероятные усилия, чтобы не выдать глубокого волнения.
– Нет, это рабы из Эпира, – отвечал капитан. – Разве не видишь, их охраняют всего четверо янычар? Иди посмотри, как они работают, и ты получишь представление, как работают пленные, взятые в Никозии, и как с ними обращается племянница паши. Уверяю тебя: ловить пиявок – не самое приятное занятие. Лично я предпочел бы умереть посаженным на кол или с шелковым шнурком на шее.
Герцогиня не ответила. Сердце ее сжалось от невыразимой тоски, стоило ей подумать, что Л’Юссьер, ее жених, в этот миг испытывает те же муки, что и несчастные эпироты, которых так бесчеловечно эксплуатирует племянница паши.
Капитан направил коня к тростниковому навесу, под которым четверо омерзительных на вид солдат, обвешанных пистолетами и ятаганами, собирались сварить себе кофе, и отдал им приказ немедленно заставить рабов работать, чтобы сын правителя Медины увидел, как ловят пиявок.
Янычары поставили чашки и отсалютовали оружием высокому гостю, удостоившему болота своим визитом. Затем свистом вызвали из-под другого навеса полтора десятка человек, которых увели с берега, как только появился конный отряд.
При виде пленников у христиан невольно вырвался крик ужаса, а капитан разразился хохотом и заявил с циничной жестокостью:
– До чего же они забавны! Собакам и погрызть-то будет нечего, когда эти презренные кончат ловить пиявок. Сразу видно, что труженики болот не курятиной питаются.
Эпироты представляли собой настолько ужасное зрелище, что дрожь пробрала даже папашу Стаке, а старый моряк на своем долгом веку повидал еще и не такое.
Все были невероятно худые, так что можно ребра пересчитать, ноги – кожа да кости, а все тело покрыто ранами от укусов пиявок. Глаза у них гноились, взгляд был мутный, словно перед смертью, и двигались они с огромным трудом. Все они непрерывно дрожали, как в лихорадке.
– Но эти люди вот-вот умрут! – в ужасе всплеснула руками герцогиня.
Турок пожал плечами.
– Это рабы, христиане, – беспечно заявил он. – Мертвые они уже никому не нужны, а живые могут еще на что-нибудь сгодиться. Мне кажется, Хараджа хорошо придумала. А что она, по-вашему, должна была с ними сделать? Содержать за свой счет? Так они хоть какой-то доход приносят, и то хорошо.
– А велик ли доход? Какой-нибудь жалкий цехин, – сказал Никола, который еле сдерживался, чтобы не броситься на турка и не перерезать ему глотку ятаганом.
– Четыре, а иногда и пять цехинов в день, – ответил капитан. – А ты считаешь, этого мало?
– Племянница паши вряд ли нуждается в таких суммах, лучше бы она проявила себя более человечной в обращении с этими несчастными.
– Хараджа очень любит деньги, господин Хамид. Давайте, янычары, гоните их в воду. У нас мало времени.
Солдаты схватили суковатые палки и, угрожающе ими замахиваясь, закричали на эпиротов, которые, как одурманенные, глядели на всадников.
– Лезьте в воду, мошенники! Вы достаточно отдохнули, а если не будете хорошо работать, водки вечером не получите…
Бедняги покорно склонили головы и пошли сквозь тростник к болоту. Немного потоптавшись в нерешительности, они принялись палками будоражить болотный ил.
Пиявок ловят простым методом, каким ловили еще древние греки и персияне, весьма искусные рыбаки. У них в странах множество болот, где обитают мириады этих жестоких, но очень полезных тварей.