Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера
– Мистер Стивен! – позвали из-за двери. – Мистер Стивен, вы там?
– Господи, это Бриггс! – воскликнул молодой человек. – Бриггс, управляющий моего отца. Прячьте цветок, мистер Квотермейн. Входите, Бриггс, – сказал он, медленно открывая дверь. – Что-то случилось?
– Много чего, – взволнованно ответил худощавый мужчина, появляясь в дверях. – Ваш отец, я хочу сказать – сэр Александр, неожиданно заглянул в контору и сильно рассердился, не застав там вас, сэр. А когда услышал, что вы на аукционе орхидей, он разгневался еще пуще и послал меня за вами, сэр.
– Вот как? – невозмутимо произнес мистер Сомерс. – Хорошо, Бриггс, передайте сэру Александру, что я сейчас вернусь.
Бриггс неохотно удалился.
– Я вынужден покинуть вас, мистер Квотермейн, – вздохнул мистер Сомерс, запирая дверь за Бриггсом, – но обещайте мне не показывать никому цветок до тех пор, пока я не вернусь. Задержусь в конторе на полчаса, не более.
– Хорошо, мистер Сомерс. Я подожду вас в аукционном зале полчаса и обещаю, что до вашего возвращения никто этот цветок не увидит.
– Благодарю вас. Вы хороший человек. Даю слово, что сделаю все возможное, дабы вы ничего не потеряли из-за своей доброты.
Мы вместе вышли в аукционный зал, и вдруг мистер Сомерс о чем-то вспомнил.
– Господи! – воскликнул он. – Я чуть не забыл об одонтоглоссуме. Где же Вудден? Вудден, идите сюда, мне надо с вами поговорить!
Вудден повиновался. Я дал бы ему лет пятьдесят, хотя о его возрасте нельзя было судить ни по глазам, то ли светло-голубым, то ли светло-серым, ни по жестким рыжеватым волосам, ни по крупным натруженным рукам с мозолистыми ладонями и обломанными ногтями. Он был в костюме из блестящей черной ткани – из тех, что рабочие надевают на похороны. Я решил, что Вудден садовник.
– Вудден, – сказал Сомерс, – у этого джентльмена самая замечательная орхидея в целом мире. Присматривайте за ним, чтобы его не ограбили. В этом здании, мистер Квотермейн, есть люди, которые ради такого цветка не задумываясь убьют вас, а труп выбросят в Темзу, – мрачно прибавил он.
Получив указание, Вудден перекатился с носка на пятку, словно ощутил первые толчки землетрясения. Он делал так всегда, если что-то его удивляло. Потом он вперил в меня блеклые глаза, явно изумленный моей внешностью, потянул себя за рыжеватую прядь и проговорил:
– К вашим услугам, сэр. А где эта орхидея?
Я показал на жестяную коробку.
– Да, она там, – продолжал Сомерс, – и вы должны охранять ее. Мистер Квотермейн, если вас попытаются ограбить, позовите Вуддена, и он усмирит смутьяна. Вудден – мой садовник, я доверяю ему полностью, а в усмирении смутьянов – особенно.
– Ага, смутьяна я усмирю, – подтвердил Вудден, сжал кулачищи и подозрительно оглянулся по сторонам.
– Теперь слушайте дальше, Вудден. Видите вон ту орхидею одонтоглоссум паво? – Он указал на растение в центре столика под аукционной трибуной.
Оно цвело мелкими белыми цветками удивительной красоты. На верхнем лепестке и на нижней кромке каждого округлого цветочка переливалось пятно, очень напоминающее глаз на хвостовых перьях павлина. Наверное, поэтому цветок и назывался паво, то есть «павлиний».
– Вижу, хозяин. Цветов красивее я в жизни не видал. В Англии таких глоссумов не сыщешь, а это еще и павлиний глоссум, – убежденно ответил Вудден и снова перекатился с носка на пятку. – Тут многие вертятся вокруг него, крутятся, словно собаки около крысиной норы. И видно, неспроста! – В голосе садовника звучало торжество.
– Правильно, Вудден, вы сама логика. Послушайте, паво нужно заполучить во что бы то ни стало. Меня зовет отец. Я собираюсь скоро вернуться, но могу и задержаться. В таком случае от моего имени будете действовать вы, ибо местным агентам я не верю. Сейчас напишу доверенность.
Сомерс взял визитку и нацарапал на ней:
Садовник Вудден уполномочен мной действовать от моего имени.
С. С.
– Теперь, Вудден, – продолжал он, когда карточку передали аукционеру, – смотрите не опростоволосьтесь, не упустите паво. – С этими словами он ушел.
– Что имел в виду мой хозяин, сэр? – спросил меня Вудден. – Я должен приобрести павлинью орхидею, сколько бы она ни стоила?
– Да, – ответил я, – я тоже понял его так. Полагаю, стоит паво недешево, наверное несколько фунтов.
– Не знаю, сэр, не знаю. Знаю только то, что я должен купить его. Если речь об орхидеях, денежный вопрос моего хозяина не останавливает.
– Мистер Вудден, вам ведь тоже нравятся орхидеи?
– Нравятся? Сэр, да я их обожаю! – Вудден перекатился с носка на пятку. – Таких чувств нет больше ни к чему и ни к кому. Даже к старухе моей нет! Даже к хозяину, – добавил он с трепетом. – А хозяина я люблю, Бог свидетель. Прошу вас, сэр… – Вудден дернул себя за волосы. – Держите коробку крепче. Мне велено приглядывать не только за павлиньим глоссумом, но и за ней. Вон тот тип в большой шляпе кажется подозрительным.
На этом мы расстались. Я забился в свой угол, Вудден встал у стола, поглядывая одним глазом на «павлиний глоссум», другим на мой жестяной ящик.
«Ну и чудак! – подумал я. – Теплое отношение к супруге, горячая любовь к хозяину, клокочущая страсть к орхидеям – вот так шкала чувств. Интересный чудак, честный и отважный».
Торги понемногу стихли. Продавали так много засушенных орхидей одного особенного сорта, что на всех не нашлось покупателей и много растений пришлось унести. Наконец с трибуны к собравшимся обратился жизнерадостный мистер Примроуз.
– Джентльмены, – сказал он, – я прекрасно понимаю, что вы сегодня пришли сюда не для того, чтобы приобрести какую-нибудь каттлею Мосси. Вы пришли сюда, чтобы купить, попытаться купить или посмотреть, как покупают чудеснейший одонтоглоссум Англии, принадлежащий знаменитой фирме, которой я приношу свои поздравления как обладательнице исключительной редкости. Джентльмены, этому чудесному цветку впору украшать королевскую оранжерею. Но он достанется тому, кто заплатит за него наибольшую сумму. Я полагаю, что сегодня здесь собралось большинство крупнейших коллекционеров, – прибавил он, оглядывая присутствующих. – Правда, я не вижу молодого орхидиста мистера Сомерса, но он поручил достопочтенному мистеру Вуддену, своему главному садовнику, одному из лучших ценителей орхидей в Англии, выступить за него на аукционе замечательного цветка, о котором я говорил. – (Вудден лихорадочно закачался с носка на пятку.) – Сейчас ровно половина второго, и мы приступим к делу. Смит, пронесите одонтоглоссум паво по залу, чтобы все увидели, как красив этот цветок. Только не уроните! Джентльмены, прошу вас не трогать цветы руками и не портить их чистоту табачным дымом. Восемь распустившихся цветков и четыре – нет, пять! – бутонов. Совершенно здоровое растение. Шесть ложных луковиц с листьями и три без них. Два отростка, которые, как мне подсказывают, можно срезать в надлежащее время. Кто желает купить одонтоглоссум паво? Кому посчастливится стать обладателем этого чуда природы? Благодарю вас, сэр – триста, четыреста, пятьсот, шестьсот, семьсот, в трех местах сразу. Восемьсот, девятьсот, тысяча! Джентльмены, чуть быстрее! Благодарю вас, сэр, – тысяча пятьсот, тысяча шестьсот. Ставка против вас, мистер Вудден. Ага! Благодарю вас, тысяча семьсот.
Возникла короткая пауза, во время которой я, думая, что цифра 1700 означает шиллинги, занялся переводом последних в фунты. Получилось восемьдесят пять фунтов. «Ничего себе! – подумал я. – Восемьдесят пять фунтов – дороговато за одно растение, пусть даже редкое. Мистер Вудден слишком рьяно выполняет указание хозяина».
Молящий голос мистера Примроуза вывел меня из задумчивости:
– Джентльмены, джентльмены, вы же не допустите, чтобы это чудо природы, у которого, повторю, нет аналогов, было продано по столь ничтожной цене? Активнее! Активнее! – восклицал он. – Если все-таки дойдет до такого позора, я лишусь сна. Раз! – (Молоток опустился в первый раз.) – Представьте, джентльмены, мое положение, если придется сообщить бесславную правду именитым владельцам цветка, которые не присутствуют здесь из деликатности. Два! – (Молоток опустился во второй раз.) – Смит, поднимите цветок вверх. Пусть джентльмены видят, что теряют!
Смит поднял цветок, и все на него уставились. Молоточек из слоновой кости описал круг над головой мистера Примроуза и уже опускался, как вдруг спокойный джентльмен с длинной бородой, доселе не принимавший участия в торгах, поднял голову и тихо произнес:
– Тысяча восемьсот.
– Ага! – воскликнул Примроуз. – Так я и думал. Владелец самой большой коллекции в Англии не выпустит это сокровище из рук без борьбы. Ставка против вас, мистер Вудден.
– Тысяча девятьсот, – решительно заявил Вудден.
– Две тысячи, – тут же отозвался джентльмен с длинной бородой.
– Две тысячи сто, – сказал Вудден.
– Правильно, мистер Вудден! – вскричал Примроуз. – Вы очень достойно представляете своего патрона! Уверен, из-за жалкой пары фунтов вы не остановитесь.
– А я не уверен! – запротестовал Вудден. – Мне просто даны указания, и я им следую.
– Две тысячи двести, – сказал длиннобородый джентльмен.
– Две тысячи триста, – не сдавался Вудден.
– Черт возьми! – воскликнул джентльмен с длинной бородой и бросился вон из зала.
– Одонтоглоссум паво уходит за две тысячи триста, всего за две тысячи триста! – закричал аукционер. – Кто больше? Никто. Тогда мне следует исполнить свой долг. Раз. Два. В последний раз, кто больше? Три! Цветок остается за Вудденом, представляющим своего патрона, мистера Сомерса.
Молоток опустился, и в этот самый момент мой молодой друг вошел в зал.
– Ну, Вудден, – начал он, – Паво уже продавали?
– Продавали, сэр, и продали. Я его купил.
– За сколько же?
Вудден почесал затылок.
– Точно не знаю, сэр, с цифрами не дружу. Я же не шибко ученый. Вроде за двадцать три…
– За двадцать три фунта? Нет, паво наверняка дороже. Небось за двести тридцать! Ей-богу, это немного чересчур, хотя, может, покупка стоящая.
Тут Сомерса заметил мистер Примроуз, который, прислонившись к трибуне, беседовал с группой взволнованных орхидистов.
– А, мистер Сомерс! – сказал он. – От имени всего нашего общества позвольте поздравить вас с приобретением несравненного одонтоглоссума паво, доставшегося вам за очень умеренную цену – всего за две тысячи триста фунтов.
Право, молодой человек принял это известие очень стойко – лишь вздрогнул и немного побледнел. Вудден закачался, словно дерево, которое вот-вот рухнет. Что касается меня – я чуть было не рухнул в обморок. Да, от изумления у меня буквально подкосились ноги.
Все кругом заговорили, но среди шума я четко услышал негромкий голос молодого Сомерса:
– Вудден, вы круглый дурак!
На что последовал ответ:
– Моя мать постоянно говорила мне то же самое. Но в чем же я виноват? Я последовал приказу и купил павлиний глоссум.
– Вы правы, дружище. Вина моя, а не ваша. Это я круглый дурак! Но как мне теперь быть?!
Немного успокоившись, Сомерс подошел к трибуне и что-то сказал аукционеру. Мистер Примроуз закивал головой, и я услышал его слова:
– О, конечно, не беспокойтесь, сэр. Мы не рассчитываем, чтобы такие суммы выплачивались моментально. К вашим услугам целый месяц.
После этого торги возобновились.
Глава III
Сэр Александр и Стивен
В этот самый момент я увидел полного джентльмена с квадратной седой бородой и красивым, но сердитым лицом. Он озирался по сторонам с видом человека, попавшего в малознакомое место.
– Сэр, не подскажете, здесь ли джентльмен по имени Сомерс? – обратился он ко мне. – Я близорук, а в аукционном зале слишком людно.
– Да, он здесь, – ответил я, – и только что купил замечательную орхидею, называемую одонтоглоссум паво.
– В самом деле? Вот как! А не знаете ли вы, сколько он заплатил за нее?
– Огромную сумму, – ответил я. – Сначала я думал, что две тысячи триста шиллингов, а оказалось, что две тысячи триста фунтов.
Полный джентльмен так побагровел, что я испугался, как бы с ним не случился припадок. Он тяжело задышал.
«Коллекционер-конкурент», – подумал я и пустился рассказывать историю покупки, которая, как мне казалось, будет ему очень интересна.
– Видите ли, молодого джентльмена вызвали к отцу. Я слышал, как мистер Сомерс, перед тем как уйти, приказал своему садовнику Вуддену купить растение, сколько бы оно ни стоило…
– Сколько бы оно ни стоило! Великолепно! Продолжайте, сэр. История очень занимательная!
– Садовник буквально вырвал это растение на торгах из других рук. Смотрите, вон он упаковывает орхидею. Вряд ли его хозяин рассчитывал на такую большую сумму. А вот и Сомерс собственной персоной. Если вы его знаете…
Руки в карманах, незажженная сигара в зубах – молодой мистер Сомерс, слегка побледневший, с рассеянным видом направлялся ко мне, очевидно собираясь переговорить со мной. При виде пожилого джентльмена он сложил губы, как для свистка, и выронил сигару.
– Ба, отец! – воскликнул он своим приятным голосом. – Мне передали, что ты меня ищешь, но я помыслить не мог, что увижу тебя здесь. Орхидеи же тебя не интересуют?
– Нет! – сдавленно проговорил отец Сомерса. – Меня не интересует вся эта вонючая ерунда. – Он указал зонтиком на красивые цветы. – Но с тобой, Стивен, дело обстоит иначе. По словам этого маленького джентльмена, ты только что купил великолепный экземпляр.
– Я должен извиниться перед вами, – вмешался я, обращаясь к мистеру Сомерсу-старшему. – Я совсем не знал, что этот… видный джентльмен… ваш близкий родственник.
Сомерс-младший слабо улыбнулся.
– Пустяки, мистер Квотермейн, – сказал он. – К чему скрывать то, что напечатают в газетах? Да, отец, я купил великолепный экземпляр. Собственно, купил Вудден, а не я. Мне пришлось вас разыскивать. Но это не меняет сути, ведь он действовал от моего имени.
– И сколько ты заплатил за этот цветок? Мне назвали сумму, но я думаю, тут какая-то ошибка.
– Не знаю, что тебе передали, отец, но цветок достался мне за две тысячи триста фунтов. Это много больше того, чем я располагаю, и потому я прощу тебя одолжить мне эту сумму ради чести семьи, если не ради моей собственной. Впрочем, можно поговорить об этом потом.
– Конечно, Стивен, можно и потом. Но, по-моему, самое подходящее время – сейчас. Поедем ко мне в контору. И вас, сэр, – обратился он ко мне, – я прошу отправиться с нами, так как вам, кажется, известны обстоятельства дела. Поторапливайтесь, остолоп вы этакий, поедете с нами. – Последние слова относились к Вуддену, который приблизился к нам с растением в руках.
Конечно, необязательно было принимать приглашение, высказанное в такой форме. Но я не отказался. Мне хотелось увидеть, чем все закончится, и, если представится случай, замолвить слово за молодого Сомерса. Мы вышли из аукционного зала под смешки орхидистов, которые слышали весь разговор.
На улице стояла великолепная карета, запряженная парой лошадей. Напудренный лакей открыл дверцу. Сэр Александр, чье лицо хранило свирепое выражение, кивком указал мне внутрь экипажа, и я занял заднее сиденье, где было больше места для моего жестяного ящика. Потом в карету сел мистер Стивен, затем Вудден, державший драгоценное растение перед собой, точно скипетр, последним вошел сэр Александр.
– Куда прикажете, сэр? – спросил лакей.
– В контору, – буркнул сэр Александр, и мы покатили.
Четыре безутешных родственника, возвращающихся с похорон, и те были бы разговорчивее нас. Казалось, нас обуревали чувства, которые словами было не передать. Впрочем, одно замечание сэр Александр сделал. Относилось оно ко мне.
– Буду премного благодарен вам, сэр, если вы перестанете жать мне в ребра своим проклятым ящиком.
– Извините, – сказал я и при попытке переставить ящик уронил его прямо на ноги сэру Александру. Не стану повторять его второго замечания. Но должен заметить, что он, по-видимому, страдал подагрой.
Маленькое происшествие чрезвычайно развеселило его сына. Он потихоньку толкнул меня в бок и едва удерживался от хохота. Я сидел как на иголках, ибо не знаю, что случилось бы, если бы молодой Сомерс расхохотался. К счастью, в этот момент карета остановилась у красивого здания. Не дожидаясь, пока лакей откроет дверцу, мистер Стивен выскочил из кареты и скрылся в доме – я полагаю, чтобы вволю посмеяться, – потом вышел я с жестяным ящиком, за мной – Вудден с цветком и, наконец, сэр Александр.
– Ждите меня, – сказал он кучеру, – я ненадолго. Прошу следовать за мной, мистер… как бишь вас, и вы, садовник.
Мы последовали за ним и очутились в большой комнате, обставленной массивной роскошной мебелью. Надо сказать, что сэр Александр был очень успешным маклером по золоту, чем бы там маклеры ни занимались. Мистер Стивен уже устроился: он сидел на подоконнике и болтал ногами.
– Ну вот мы и одни, – саркастически изрек сэр Александр.
– Сказал удав кролику, брошенному к нему в клетку, – продолжил я.
Язвить я не хотел, но сильно нервничал, вот слова и слетели с языка. Сэр Александр побагровел. Он отвернулся к окну, словно желая полюбоваться стеной дома напротив, но я-то видел, как у него дрожат плечи. Блеклые глаза Вуддена заблестели: не прошло и трех минут, как он понял шутку. Он что-то буркнул про удавов и кроликов и коротко хохотнул.
– Боюсь, я не уловил сути вашего замечания, – проговорил сэр Александр. – Не соблаговолите повторить? – Я просьбу не выполнил, но сэр Александр не унимался: – Тогда, может, повторите то, что рассказали мне в аукционном зале?
– Зачем? Выразился я ясно, и вы все поняли.
– Вы правы, – согласился сэр Александр. – Время тратить ни к чему. – Он обернулся к Вуддену, который так и стоял у двери, прижимая к груди завернутую в бумагу орхидею. – Говори, остолоп, зачем ты купил этот цветок?! – закричал сэр Александр.
Садовник ничего не ответил, только перекатился с носка на пятку. Сэр Александр повторил вопрос. Тогда Вудден поставил цветок на стол и сказал:
– Если вы обращаетесь ко мне, сэр, то меня зовут иначе. А если еще раз назовете меня так, я разобью вам голову и не посмотрю, что вы сэр. – Вудден демонстративно засучил рукава пиджака.
– Послушай, отец, – сказал Стивен, выступая вперед, – к чему ломать комедию? Все совершенно ясно. Я действительно приказал Вуддену купить этот цветок во что бы то ни стало. Более того, я написал ему доверенность и передал ее аукционеру. Отпираться не стану. Правда, на две тысячи с лишним я не рассчитывал, скорее фунтов на триста. Но Вудден только исполнил мой приказ. За это его бранить нельзя.
– Вот это господин, которому стоит служить, – вставил Вудден.
– Прекрасно, мой милый, – сказал сэр Александр, – ты купил этот цветок. Но, будь добр, скажи, чем ты заплатишь за него?
– Полагаю, отец, что деньги дашь ты, – вкрадчиво ответил мистер Стивен. – Две тысячи триста фунтов или в десять раз больше того значат для тебя одинаково мало. Впрочем, если ты мне откажешь, что вполне возможно, я расплачусь сам… Как тебе известно, моя мать оставила мне по завещанию некоторую сумму, с которой ты пожизненно получаешь доход. Под обеспечение этой суммы я деньги достану.
Если прежде сэр Александр злился, то теперь стал похож на взбешенного быка в лавке с китайским фарфором. Он в ярости метался по комнате, изрыгая отборную брань, от чего приличному маклеру следовало бы воздержаться, – в общем, делал то, что не соответствовало его положению. Утомившись, сэр Александр подбежал к письменному столу, выписал чек на предъявителя на две тысячи триста фунтов, вырвал его из книжки, промокнул, смял и бросил чуть ли не в лицо сыну.
– Никчемный бездельник, сопляк, негодяй! – взревел он. – Я взял тебя в эту контору, чтобы ты научился хорошему делу и со временем унаследовал от меня успешное предприятие. И что в ответ? Операции с золотом тебя ни капли не интересуют, по-моему, ты и ознакомиться с ними не соизволил. Деньги свои, точнее, мои ты тратишь не по-людски – не на скачки, не на карты, не на… Впрочем, неважно! Ты скупаешь жалкие, мерзкие цветы, которые едят коровы, а продавщицы выращивают у себя на заднем дворе!
– Хобби древнее, со времен Аркадии, – вставил я. – Полагают, что Адам жил в саду…
– Может, попросишь своего приятеля со щетинистыми волосами немного помолчать? – надменно изрек сэр Александр. – Добавлю, что ради чести семьи я покрываю твои долги, но с меня довольно! Я лишаю тебя наследства, точнее, лишу, если доживу до четырех часов, когда закрываются нотариальные конторы. Слава богу, у нас нет заповедного имущества! Со службы я тебя тоже увольняю. Зарабатывай чем хочешь, хоть поисками орхидей! – Он замолчал, чтобы отдышаться.
– Это все, отец? – спросил мистер Стивен, вынимая из кармана сигару.
– Нет, холодный ты слизняк, голодранец! Дом в Туикенеме, который ты занимаешь, принадлежит мне. Будь любезен немедленно освободить его, я желаю им пользоваться.
– По закону я как любой арендатор имею право прожить в нем еще целую неделю, – сказал мистер Стивен, закуривая сигару. – Если ты откажешь мне в этом, я потребую от тебя судебного постановления о выселении. Ты же понимаешь, мне нужно подготовиться, прежде чем начинать жизнь с чистого листа.
– Вот наглец какой, бесчувственная колода! – бушевал разгневанный маклер. Вдруг его осенила какая-то мысль. – Мерзкий цветок для тебя дороже отца? Хорошо! Я положу этому конец!
Он бросился к орхидее, стоявшей на столе, явно решив ее уничтожить. Но порыв не укрылся от бдительного Вуддена. Один шаг – и он заслонил цветок от сэра Александра.
– Только троньте павлиний глоссум – с ног собью! – с расстановкой проговорил Вудден.
Сэр Александр посмотрел на «павлиний глоссум», потом на кулачищи Вуддена и… изменил свои намерения.
– Черт побери ваш «глоссум» и всех вас вместе с ним! – крикнул он и кинулся прочь, хлопнув дверью.
– Ну вот и конец, – спокойно сказал мистер Стивен, обмахиваясь носовым платком. – Забавный спектакль, да я его видел уже не раз. Мистер Квотермейн, что скажете относительно ланча? Ресторан Пима здесь рядом, а там превосходные устрицы. Только, думаю, надо заехать в банк и обналичить этот чек. В гневе мой отец непредсказуем. Он может передумать и распорядиться не выдавать денег по этому чеку. Вы, Вудден, отвезете орхидею в Туикенем. Сегодня морозно, так что держите цветок в тепле. Поставьте его на ночь в оранжерею и немного – слышите, чуточку! – полейте тепловатой водой, осторожно, не касаясь стебля. Наймите четырехколесный кеб, они медленные, но безопасные, закройте в нем окна и не курите. Я вернусь домой к ужину.
Вудден дернул себя за вихор, взял горшок с цветком в левую руку и вышел, подняв правый кулак – наверное, на случай, если сэр Александр караулит за углом. Мы же с Сомерсом заехали в банк, обналичили чек, который, невзирая на большую сумму, приняли без вопросов, потом поели устриц в переполненном ресторане, где было невозможно разговаривать.
– Мистер Квотермейн, – сказал Сомерс, – ясно, что здесь нельзя беседовать, тем паче рассматривать вашу орхидею, которую я хотел бы изучить без спешки. Еще с неделю у меня будет крыша над головой. Не погостите у меня пару дней? Я мало знаю вас, а обо мне вам известно только то, что я лишенный наследства сын, не сумевший угодить своему отцу. Однако мы сможем провести несколько приятных часов в разговоре о цветах и прочем. Соглашайтесь, если располагаете временем.
– Я совершенно свободен, – ответил я. – Я простой путешественник из Южной Африки, живу в отеле. Если позволите, я захвачу саквояж и с удовольствием переночую у вас.
В Туикенем мы приехали в элегантном двухколесном экипаже Сомерса, взятом из городской конюшни. До наступления темноты оставался примерно час. Небольшой дом, называвшийся Вербена-Лодж, был построен из красного кирпича в раннем георгианском стиле. Примыкал к нему сад площадью почти целый акр, очень красивый, точнее, наверняка красивый летом. В оранжерею мы не заглядывали, так как для осмотра цветов было слишком поздно. Следом за нами прибыл Вудден на четырехколесном кебе и вместе с хозяином стал устраивать «павлиний глоссум» на новом месте.
Ужин получился прекрасным. Для мистера Стивена тот день сложился не очень удачно, но он не позволил обстоятельствам испортить его лучезарное настроение. Еще он, очевидно, решил пользоваться благами жизни, пока они есть: за ужином подали шампанское и портвейн превосходного качества.
– Видите ли, мистер Квотермейн, – начал мистер Стивен, – сегодня произошла ссора, назревавшая уже давно. Мой почтенный отец сколотил огромное состояние и желает, чтобы я продолжал его дело. Я же смотрю на жизнь иначе. Я очень люблю цветы, особенно орхидеи, и терпеть не могу операций с золотом. В Лондоне единственные приятные места для меня – это аукционный зал, где мы с вами встретились, и ботанические сады.