Норрис направился к барной стойке, за которой круглолицая Фанни Берк разливала эль. Она подняла на него маленькие злые глаза:
– Ты опоздал, и настроение у него скверное.
– Фанни! – орали посетители. – Мы получим эль на этой неделе или как?
Женщина перенесла стаканы на их стол и с грохотом поставила перед мужчинами. Пряча деньги в карман, она снова прошествовала к бару.
– Он там, за домом, с повозкой, – сказала она Норрису. – Ждет тебя.
Юноше не удалось поужинать, и он голодными глазами взглянул на буханку хлеба, которую Фанни припрятала за стойкой, однако не решился попросить кусочек. У Фанни Берк бесплатно ничего не допросишься, даже улыбки. В желудке заурчало, однако Норрис толкнул дверь и двинулся по темному коридору, заваленному ящиками и хламом, а затем снова вышел на улицу.
На заднем дворе пахло мокрым сеном и конским навозом; бесконечный дождь превратил землю в грязное месиво. Из-под навеса конюшни послышалось ржание, и Норрис заметил, что лошадь запряжена в телегу.
– В следующий раз не стану дожидаться тебя, мальчишка! – Из темной конюшни показался муж Фанни, Джек. Притащив две лопаты, он закинул их в повозку. – Хочешь, чтобы тебе платили, приходи к назначенному часу. – Крякнув, он забрался в телегу и взял в руки поводья. – Ты едешь?
В тусклом свете фонаря, висевшего на конюшне, Норрис видел, что Джек смотрит на него, и в очередной раз оказался в замешательстве, не зная, на каком глазе сосредоточиться. Левый и правый глядели в разные стороны. Косой Джек – вот как молва окрестила этого человека. Но назвать его так в лицо никто не осмелился бы.
Забравшись в телегу, Норрис сел рядом с Джеком; тот не стал дожидаться, пока юноша как следует устроится на скамье, а сразу же нетерпеливым щелчком кнута погнал лошадь вперед. Они покатили через грязный двор в задние ворота.
Дождь молотил по шляпам, ручейками стекал по плащам, но Косой Джек, казалось, не замечал этого. Он сидел рядом с Норрисом, сгорбленный, словно горгулья, натягивая поводья каждый раз, когда лошадь замедляла шаг.
– Далеко мы едем на этот раз? – спросил Норрис.
– За город.
– Куда?
– Какая разница? – Джек прочистил горло и смачно сплюнул на землю.
Разницы не было никакой. Норрис понимал, что ему придется просто перетерпеть эту ночь, какой бы печальной она ни оказалась. На ферме он никогда не боялся тяжелого труда, ему даже нравилось ощущать боль усталых мышц, но после такой работы любому грозили бы кошмарные сны. Точнее, любому нормальному человеку. Взглянув на своего спутника, Норрис задумался: от чего именно Джека могут мучить кошмары, если они вообще когда-нибудь ему снятся?
Повозку трясло по булыжникам, и из дальнего угла телеги слышался грохот лопат – постоянное напоминание о неприятной работе, которая ждала впереди. Норрис подумал о своих коллегах – они наверняка сидят сейчас в теплом «Урагане», допивая последние капли спиртного и собираясь расходиться по домам, чтобы предаться изучению «Анатомии» Вистара. Он бы тоже предпочел погрузиться в занятия, но это была сделка с колледжем, сделка, на которую он с радостью согласился. «Все это ради высшей цели, – думал он, пока они выезжали из Бостона, направляясь на запад, пока гремели лопаты, а повозка поскрипывала в такт словам, стучавшим в его голове: „Высшая цель. Высшая цель“».
– Два дня назад проезжал этой дорогой, – снова сплюнув, начал Джек. – Останавливался вон в той таверне. – Он указал пальцем туда, где сквозь пелену дождя Норрис заметил светящееся окно. – Чудесно поговорили мы с владельцем-то.
Норрис молчал, ожидая продолжения. Есть какая-то причина, по которой Джек заговорил об этом. Он никогда не разводил болтовню на пустом месте.
– Сказал мне, мол, у них в городке целая семья – две молодые дамы и брат ихний – хворает, чахоткой мучается. Совсем плохие, мол. – Джек издал звук, напоминавший смешок. – Придется завтра снова туда наведаться, проверить, собрались ли они преставиться. Повезет, так получим трех сразу. – Джек взглянул на Норриса. – Для этого дельца ты мне понадобишься.
Норрис сдержанно кивнул – его отвращение к этому человеку внезапно возросло настолько, что он с трудом усидел на месте. Хотелось отодвинуться подальше.
– О, ты, видно, считаешь, что слишком хорош для этого, – заметил Джек. – Верно?
Норрис не ответил.
– Слишком хорош, чтобы якшаться с такими, как я.
– Я делаю это для всеобщего блага.
Джек рассмеялся:
– Ты ж фермер, а говоришь, будто богач какой. Думаешь, удастся сколотить состояние, да? Жить в роскошном доме…
– Не в этом дело.
– Ну и дурак ты после этого. В чем же еще дело, если не в деньгах?
Норрис вздохнул:
– Да, господин Берк, вы, конечно же, правы. Только из-за денег и стоит трудиться.
– Думаешь, сможешь стать одним из тех джентльменов? Думаешь, они будут приглашать тебя на приемы, где устриц едят, позволят ухаживать за своими дочерьми?
– Пришли новые времена. Теперь каждый может возвыситься над своим положением.
– Считаешь, они об этом знают? Гарвардские джентльмены-то? Считаешь, привечать тебя станут?
Норрис молчал, раздумывая, есть ли зерно истины в словах Джека. Его мысли снова вернулись к Венделлу Холмсу, Кингстону и Лакауэю, сидевшим в «Урагане» плечом к плечу со своими собратьями, в таких же отлично сшитых костюмах. Совсем другой мир, бесконечно далекий от «Черной балки», этого царства пропащих, которым правит Фанни Берк. «А ведь сегодня я тоже мог оказаться в „Урагане“, – подумал он. – Венделл приглашал меня, но вот вопрос: из вежливости или из жалости?»
Джек хлестнул поводьями, и телега с грохотом помчалась вперед по грязи и рытвинам.
– Еще ехать и ехать, – пояснил он, а потом громко хмыкнул. – Надеюсь, тутошнему джентльмену поездка пришлась по нраву.
Когда Джек наконец остановил повозку, одежда Норриса уже промокла насквозь. Вылезая из телеги, окоченевший от холода, дрожащий юноша почувствовал, что мышцы его почти не слушаются. Его ноги по щиколотку погрузились в грязь.
Джек сунул ему в руки лопаты:
– Давай поживее!
Прихватив совки и кусок парусины, Джек двинулся по мокрой траве. Фонарь он пока не стал зажигать – не хотел, чтобы его заметили. Казалось, Джек повинуется инстинкту, петляя между надгробиями, и вдруг он остановился на голом участке земли. Здесь не оставили никаких меток, лишь холмик земли, размытой дождем.
– Только сегодня хоронили, – сообщил Джек, берясь за лопату.
– Как вы узнали об этом?
– Говорю с людьми. Прислушиваюсь. – Разглядывая могилу, Джек пробормотал: – Должно быть, голова с той стороны. – Он зачерпнул лопатой землю. – Побывал здесь недели две назад, – добавил он, отбрасывая землю в сторону. – Слышал, что вот-вот богу душу отдаст.
Норрис тоже принялся за работу. Несмотря на то что захоронение было свежим и земля еще не улеглась, почва казалась мокрой и тяжелой. Помахав лопатой всего несколько минут, юноша уже не чувствовал холода.
– Если кто умирает, люди толкуют об этом, – тяжело дыша, заговорил Джек. – Держи ухо востро, и узнаешь, кто вот-вот отойдет в мир иной. А еще гробы заказывают, цветы покупают. – Отбросив в сторону очередную порцию земли, Джек остановился, чтобы отдышаться. – Скрыть свой интерес – вот задачка. Коли в чем заподозрят, заработаешь хлопоты.
Джек снова принялся копать, но уже медленнее. Норрису досталась львиная доля работы, его лопата пробиралась все глубже и глубже. А дождь лил и лил, размывая яму, и брюки Норриса до колена покрывала грязь. Вскоре Джек, вовсе прекратив копать, выбрался из ямы; его одышка усилилась, и Норрис поднял взгляд, только чтобы удостовериться: его спутник не собирается падать с ног. Джек больше не мог работать в одиночку – лишь только по этой причине старый скряга решился поделиться небольшой долей своего дохода, только из-за этого обзавелся помощником. Джек знал, где зарыта добыча, но, чтобы выкопать ее, необходимы были молодая сильная спина и крепкие мышцы. Вот он и присел на корточки, наблюдая за работой подручного, за тем, как яма становится все глубже и глубже.
Лопата Норриса наткнулась на дерево.
– Ну наконец-то, – проворчал Джек.
Под прикрытием парусины он зажег фонарь, взял лопату и скользнул в яму. Вдвоем мужчины счистили землю с гроба, при этом они находились так близко друг от друга в тесном пространстве, что Норрис чуть не задохнулся от запаха, исходившего у Джека изо рта, – вони табака и гниющих зубов. «Даже от этого трупа, – подумал Норрис, – вряд ли исходит такая мерзость». Постепенно счищая грязь, они обнажили изголовье гроба.
Подсунув под крышку два железных крюка, Джек протянул один конец веревки Норрису. Затем оба вылезли из ямы и, кряхтя, под скрежет гвоздей и скрип дерева принялись с силой тянуть крышку. Внезапно она раскололась, а веревка ослабла, отчего Норрис упал на спину.
– Готово! Достаточно! – воскликнул Джек. Опустив фонарь в яму, он взглянул на обитателя гроба.
Сквозь треснувшую крышку было видно, что труп женский, с бледной, как сало, кожей. Сердцевидное лицо усопшей обрамляли золотые локоны, а на лифе покоился букетик сухих цветов, чьи лепестки рассыпались под дождем. «Такая красивая, – подумал Норрис. – Словно ангел, слишком рано призванный на небеса».
– Свежее не сыщешь, – радостно хихикнул Джек.
Просунув руки между обломками крышки, он подхватил девушку под мышки. Она оказалась такой легкой, что помощь ему не понадобилась – Джек запросто вынул ее из гроба. Только когда он поднял труп из ямы и положил на парусину, его снова одолела отдышка.
– Давай снимем с нее одежду.
Норрис не двигался, вдруг испытав приступ тошноты.
– Как! Ты не хочешь дотрагиваться до красивой девушки?
Норрис покачал головой:
– Она заслуживает лучшего.
– О том, что мы выкопали в прошлый раз, ты не беспокоился.
– То был старик.
– А это девица. Какая разница-то?
– Вы же знаете какая!
– Я знаю только одно: она стоит столько же. И раздевать ее будет куда приятнее.
Джек возбужденно хихикнул и достал нож. На расстегивание пуговиц и крючков у него не было ни времени, ни терпения, поэтому он просто сунул лезвие покойнице за ворот и вспорол ткань; прореха на передней части платья обнажила сорочку, тоненькую, словно паутина. Джек трудился с удовольствием, методично вспарывая юбку, стягивая маленькие атласные тапочки. Норрис мог лишь наблюдать со стороны, потрясенный осквернением девичьей чести. И тем, что осквернителем выступал такой человек, как Джек Берк! Однако юноша знал, что это необходимо, ибо закон неумолим. Если поймают с ворованным трупом – это уже серьезно, но если плюс к тому обнаружат и вещи, принадлежавшие покойнице, пусть даже небольшой кусочек платья, им грозит куда более суровое наказание. Нужно было брать только труп, и больше ничего. Поэтому Джек безжалостно срывал одежду, снимал кольца с пальцев и атласные ленты с волос. Запихнув все это в гроб, он взглянул на Норриса.
– Так ты поможешь отнести ее в повозку или нет? – рыкнул он.
Норрис посмотрел вниз, на обнаженный труп с белой, как алебастр, кожей. Покойница была болезненно худа, – видимо, какой-то безжалостный недуг поглотил ее плоть. Помочь ей было уже нельзя; возможно, ее смерть еще сможет сотворить благо.
– Кто тут? – раздался издали чей-то голос. – Кто сюда пробрался?
Окрик заставил Норриса пригнуться к земле. Джек тут же потушил фонарь и прошептал:
– Спрячь ее!
Норрис снова перенес труп в яму, а затем они с Джеком укрылись там же. Прижавшись к покойнице, Норрис ощущал биение своего сердца и холод ее кожи. Юноша боялся пошевелиться. Он пытался расслышать приближающиеся шаги сторожа, но слышал лишь перестук дождевых капель и уханье собственного пульса. Женщина лежала под ним, словно покладистая любовница. А прикасались ли к ее телу другие мужчины, дотрагивались ли до изгибов обнаженной груди? «Или я первый?»
В конце концов Джек отважился поднять голову и выглянуть из ямы.
– Я его не вижу, – прошептал он.
– Возможно, он все еще там.
– Ни один человек в здравом уме не станет в такую погоду торчать на улице дольше, чем это необходимо.
– А как же мы?
– Сегодня дождь – наш союзник. – Крякнув, Джек поднялся и принялся разминать затекшие конечности. – Нужно скорее унести ее.
Не зажигая фонаря, они взялись за работу в темноте. Джек держал ноги, а Норрис подхватил обнаженное тело под руки, ощущая, как мокрые волосы покойницы прилипают к его предплечьям, и вытащил труп из ямы. Сладковатый аромат, исходивший от светлых локонов, маскировал едва уловимый запах разложения. Тело покойницы ожидал неотвратимый распад, скоро красота исчезнет, кожа станет гнить, глаза провалятся… Но сейчас девушка по-прежнему напоминала ангела, и Норрис старался как можно осторожнее уложить ее на парусину.
Когда они принялись быстро закапывать яму, заваливая землей теперь уже пустой гроб, дождь сменился изморосью. Оставить могилу открытой – значит объявить во всеуслышание, что это работа похитителей, что тело близкого человека украдено. Лучше потратить время на заметание следов, чем рисковать, провоцируя тем самым недовольство властей. Когда последняя горсть земли была возвращена на место, похитители разгладили почву настолько, насколько это было возможно при бледном свете луны, что пробивался между облаками. Через некоторое время здесь вырастет трава, появится надгробие, и родственники по-прежнему будут класть цветы на могилу, в которой уже никто не спит.
Труп обернули парусиной, и Норрис взял покойницу на руки, словно жених, вносящий невесту в дом. Девушка была легкой, невозможно легкой, и Норрис без труда понес ее по мокрой траве, мимо надгробий тех, кто почил до нее. А потом бережно уложил в телегу. Джек осторожно засунул туда же лопаты.
Однако, когда под ледяной моросью ехали в город, осторожность была забыта. Покойницу трясло не меньше лопат, что громыхали возле нее; это был груз, не более того. У Норриса не было причин беседовать с Джеком, и потому он молчал, мечтая лишь об одном: чтобы вечер наконец закончился и он смог расстаться с этим отвратительным человеком. Чем ближе они были к городу, тем чаще попадались на их пути другие телеги и экипажи, другие возницы, имевшие обыкновение при встрече махать руками и выкрикивать приветствия друзьям по несчастью. «Ну и ночка сегодня, а? Повезло же нам! К утру будет дождь со снегом!» Джек радостно отвечал на приветствия, ничем не выдавая тревоги по поводу запретного груза, который он вез в телеге.
Когда они свернули на булыжную мостовую, за аптекарскую лавку, Джек свистнул. Несомненно, он был весь в предвкушении денег, которые вот-вот заполнят его карман. Они с грохотом остановились на брусчатке. Спрыгнув с телеги, Джек постучал в дверь лавочки. Через минуту она приоткрылась, и Норрис увидел свет лампы, пробивавшийся из щели.
– Один мы достали, – сообщил Джек.
Дверь открылась пошире, и на пороге возник приземистый человек с бородкой, державший в руках лампу. В этот поздний час он уже облачился в ночное белье.
– Тогда вносите. Только тихо.
Сплюнув на мостовую, Джек повернулся к Норрису:
– Ну, давай шевелись. Неси ее сюда.
Норрис подхватил обернутый парусиной труп и понес его в дом. Человек с лампой кивнул в знак приветствия.
– Наверх, доктор Сьюэлл? – спросил Норрис.
– Вы знаете дорогу, господин Маршалл.
Да, Норрис знал дорогу, ибо теперешний визит был не первым посещением этой темной улочки и юноша не впервые нес труп вверх по узкой лестнице. Предыдущий раз с грузом пришлось повозиться: тяжело дыша и постанывая, Норрис тащил дородного мертвеца вверх по лестнице, при этом обнаженные пухлые ноги бились о ступени. Сегодня же груз казался намного легче, едва ли тяжелее ребенка. Добравшись до третьего этажа, Норрис остановился в темноте. Доктор Сьюэлл, протиснувшись мимо него, двинулся вперед по коридору; его тяжелые шаги заставляли скрипеть половицы, а свет лампы отбрасывал на стены танцующие тени. Вслед за Сьюэллом Норрис вошел в последнюю дверь – в этой комнате стоял стол, готовый принять драгоценный товар. Норрис осторожно опустил на него труп. Джек поднялся по лестнице вслед за ними и теперь стоял возле стола; в тишине комнаты его одышка казалась еще громче.
Сьюэлл подошел к столу, откинул парусину.
В дрожащем свете лампы лицо девушки казалось розоватым и теплым, будто живым. С мокрых завитков волос капала дождевая вода, стекавшая по щеке блестящими слезами.
– Да, она в хорошем состоянии, – пробормотал Сьюэлл, стаскивая парусину и обнажая тело.
Норрис с трудом подавил желание удержать руку мужчины и помешать осквернению девичьей чести. Он с отвращением заметил похотливый блеск в глазах Джека, интерес, с которым он наклонился поближе, чтобы хорошенько рассмотреть покойную. Глядя в лицо девушки, Норрис подумал: «Мне так жаль, что тебе приходится испытывать унижение».
Сьюэлл выпрямился, а затем кивнул:
– Она подойдет, господин Берк.
– Да она и для забав сгодится, – с улыбкой проговорил Джек.
– Мы делаем это не ради забав, – возразил Сьюэлл. – Она послужит высшей цели. Просвещению.
– О, конечно, – сказал Джек. – И где же мои деньги? Хочу, чтобы мне заплатили ради такого дела. Ведь я снабжаю само просвещение.
Достав небольшой мешочек, Сьюэлл передал его Джеку:
– Ваше вознаграждение. Я дам столько же, когда вы принесете еще одного.
– Здесь только пятнадцать долларов. А мы уговорились на двадцать.
– Сегодня вам потребовались услуги господина Маршалла. Пять долларов идет в счет оплаты его обучения. Таким образом, получается двадцать.
– Я прекрасно знаю, что получается, – проворчал Джек, запихивая деньги в карман. – Слишком мало за то, чем я вас снабжаю.
– Уверен, я смогу найти другого похитителя трупов, который будет доволен тем, что я плачу.
– Но никто не будет привозить таких свеженьких. И достанется вам только гнилое мясо, кишащее червями.
– Я плачу по двадцать долларов за каждый образец. Нужен вам помощник или нет – дело ваше. Но я сомневаюсь, что господин Маршалл станет работать без соответствующего вознаграждения.
Джек смерил Норриса возмущенным взглядом:
– Он заменяет мне мышцы, вот и все. Но где искать, знаю только я.
– Тогда продолжайте искать их для меня.
– О, уж одного-то я вам точно найду. – Джек повернулся и пошел прочь. В дверях он остановился и с неохотой взглянул на Норриса. – В четверг вечером в «Черной балке». В семь часов! – рявкнул он и вышел из комнаты.
Его шаги прогремели по лестнице, затем хлопнула дверь.
– А разве больше не к кому обратиться? – спросил Норрис. – Он невероятно низкий человек.
– Но именно с такими людьми нам и приходится сотрудничать. Все похитители трупов одинаковы. Если бы наши законы не зависели от предрассудков, подонки вроде него не имели бы к нам никакого отношения. Но до этого момента мы вынуждены связываться с господином Берком и ему подобными. – Сьюэлл снова подошел к столу и взглянул на девушку. – Во всяком случае, ему удается доставать подходящие трупы.
– Доктор Сьюэлл, я бы с радостью занялся какой-нибудь другой работой.
– Вы же хотите стать врачом, разве нет?
– Да, но работать с этим человеком… Нет ли каких-нибудь иных заданий для меня?
– Самая острая необходимость для колледжа – приобретение образцов.
Норрис поглядел на девушку. И тихо проговорил:
– Не думаю, что она когда-либо представляла себя в роли образца.
– В сущности, все мы образцы, господин Маршалл. Стоит извлечь душу, и все тела становятся одинаковыми. Сердце, легкие, почки. Если заглянуть под кожу, даже такая красивая молодая женщина не станет исключением. Конечно, когда умирает кто-то юный, это всегда трагедия. – Доктор Сьюэлл быстро накрыл труп парусиной, и ткань, взлетев, нежно опустилась на стройную фигуру девушки. – Но ее смерть послужит благородной цели.
4
Роза проснулась от стонов. Всю ночь просидев на стуле у постели Арнии, она задремала. Теперь же, подняв голову и ощутив боль в шее, она вдруг увидела, что ее сестра лежит с открытыми глазами; лицо Арнии исказило страдание.
Роза выпрямилась:
– Арния!
– Я больше не вынесу. Я хочу умереть.
– Дорогая, что ты такое говоришь!
– Морфий… он не приносит облегчения.
Вдруг Роза взглянула на простыню Арнии. На свежее кровавое пятно. И в тревоге поднялась с места.
– Я позову сестру.
– И священника, Роза. Прошу тебя.
Девушка выскочила из палаты. Масляные лампы слабо освещали тьму, их пламя колебалось, когда она пробегала мимо. Роза вернулась к постели сестры в сопровождении сестер Робинсон и Пул, и к тому времени ярко-красное пятно на белье Арнии угрожающе расплылось.
Бросив испуганный взгляд на кровь, мисс Пул рявкнула другой сестре:
– Ее нужно срочно отправить в операционную!
Посылать за доктором Краучем не было времени; вместо него разбудили молодого врача-практиканта, который жил при больнице, доктора Берри. Взлохмаченный, с красными глазами, он появился в операционной, куда спешно перевезли Арнию. Увидев такое количество крови, доктор Берри тут же побледнел.
– Нам нужно торопиться! – воскликнул он, роясь в чемоданчике с инструментами. – Нужно опорожнить матку. Возможно, придется пожертвовать ребенком.
– Нет, – страдальческим голосом запротестовала Арния. – Нет, мой ребенок должен жить!
– Держите ее, – приказал врач. – Будет больно.
– Роза, – взмолилась Арния. – Не позволяй им убивать моего ребенка!
– Мисс Коннолли, выйдите отсюда! – рявкнула сестра Пул.
– Нет, она нам понадобится, – возразил доктор Берри.
– Мы вдвоем удержим пациентку.
– Когда я начну, наверняка окажется, что вас с сестрой Робинсон недостаточно.
Подступила очередная схватка, и Арния скорчилась, а ее стон сменился криком.
– О боже, как больно!
– Привяжите ей руки, мисс Пул, – приказал доктор Берри. А потом взглянул на Розу. – И вы тоже. Вы ее сестра?
– Да, сэр.
– Идите сюда, помогите успокоить ее. И придержите, если понадобится.
Роза, дрожа, приблизилась к кровати. Металлический запах крови казался невыносимым. Матрас стал ярко-красным, а заляпанные кровью бедра Арнии теперь были выставлены на всеобщее обозрение – необходимость сохранить жизнь заставила забыть обо всех попытках прикрыть срам. Одного взгляда на мертвенно-бледное лицо доктора Берри было достаточно, чтобы Роза поняла: положение ужасно. К тому же он был молод, даже чересчур молод для таких затруднительных ситуаций, его усы бледной ниточкой тянулись вдоль верхней губы. Пока он в панике искал необходимый инструмент, на низеньком столике оказывалось все больше и больше хирургических принадлежностей. Выбранное доктором Берри приспособление, судя по виду, было создано для того, чтобы калечить и дробить.
– Пощадите моего ребенка, – простонала Арния. – Прошу вас.
– Я постараюсь сохранить жизнь вашему малышу, – пообещал доктор Берри. – Только мне нужно, мадам, чтобы вы лежали абсолютно спокойно. Вы поняли?
Арния с трудом кивнула.
Сестры привязали руки Арнии, а затем заняли места у противоположных сторон кровати, чтобы удерживать ноги.
– Дорогуша! Держите ее за плечи, – велела Розе сестра Пул. – Не позволяйте ей отрываться от кровати.
Оказавшись у изголовья, Роза положила руки на плечи Арнии. Зеленые глаза сестры были полны ужаса, длинные рыжие волосы разметались по подушке, а лицо стало молочно-белым. Ее вспотевшая кожа словно бы источала страх. Внезапно лицо Арнии исказила боль, и она дернулась вверх, оторвав голову от подушки.
– Держите ее хорошенько! Держите! – приказал доктор Берри.
Сжимая в руках огромные щипцы, он склонился к промежности Арнии, и Роза возблагодарила Бога за то, что не увидит дальнейших действий врача. Арния закричала так пронзительно, будто кто-то вырывает душу из ее тела. Вдруг в лицо доктору плеснуло красным, и он отскочил; его рубашку забрызгало кровью.
Голова Арнии снова упала на подушку, она тяжело дышала, а крики стихли, превратившись в стоны. Во внезапной тишине возник какой-то другой звук. Странное мяуканье, постепенно перераставшее в плач.
«Ребенок. Ребенок жив!»
Врач выпрямился, держа в руках новорожденную девочку с испачканной кровью синеватой кожей. Он передал ребенка сестре Робинсон, которая быстро завернула плачущего младенца в полотенце.
Роза взглянула на рубашку врача. Столько крови! Куда бы она ни посмотрела – на матрас, на простыни, – всюду была кровь. Она взглянула в лицо сестры и заметила, что губы Арнии шевелятся, но из-за крика ребенка девушке не удалось разобрать слова.
Сестра Робинсон поднесла спеленатого младенца к кровати Арнии.
– Вот ваша малышка, госпожа Тейт. Смотрите, какая славная!
Арния с трудом сосредоточила взгляд на ребенке.
– Маргарет, – прошептала она, и к горлу Розы подступили слезы. Так звали их маму.