banner banner banner
Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры
Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры
Оценить:
 Рейтинг: 0

Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– Графа, одетого во все красное.

– Дворянина?

– Бандита, сеньора!

– Это невозможно!

– Этот человек – родственник тех самых Вентимилья, жестоких корсаров, которые вместе с Пьером Ле Граном, Лоренсом, ван Хорном и л’Олоне[23 - Пьер Ле Гран – французский пират нормандского происхождения, живший в XVII в. Получил прозвище Пьер Великий и стал первым буканьером, обосновавшимся на острове Буканья. Лоренс де Графф – пират, голландец по происхождению. Про Граффа известно мало, неизвестны даже его раса и точные даты жизни. Возможно, он был мулатом. Жил во второй половине XVII в. Николас ван Хорн (ван Дорн, ок. 1635–1683) – пират, голландец по национальности, служил тем не менее французскому королю. Франсуа л’Олоне (ок. 1635–1668) – прозвище знаменитого французского пирата, данное ему по месту рождения: Сабль-д’Олон. Настоящее имя – Жан-Давид Но.] разграбили столько городов на побережье Мексиканского залива.

– Боже мой! – вскрикнула маркиза, падая в кресло. – Вы не ошиблись?

– У нас есть неоспоримое доказательство, что это был в самом деле Вентимилья.

– Каким образом вы его смогли получить?

– На обломке клинка, застрявшем в груди графа де Сантьяго, было выгравировано имя его убийцы.

– Тогда вы уже уничтожили его фрегат?

– Пока еще нет, маркиза, – ответил капитан. – Мы подождем приступа до наступления ночи. Где же этот господин?

– Он уже ушел.

– Ушел? – побледнев, вскрикнул капитан.

– Он оставил меня полчаса назад, позавтракав со мной. Он сказал, что пойдет прогуляться в парке.

Капитан стукнул себя кулаком по кирасе.

– А если он увидел, как я прохожу за ограду? – спросил он себя, яростно накручивая свои усы. – Бежал! Но куда? Вероятнее всего, он где-нибудь спрятался… Диас!

На этот призыв в гостиную вошел сержант алебардщиков.

– Возьми десяток солдат и обыщи дворцовый парк. Возможно, корсар еще там.

– Сию минуту, капитан, – ответил сержант и быстро удалился.

– Сеньора маркиза, – сказал командир отряда, когда они снова остались одни, – мне приказано тщательнейшим образом осмотреть ваши комнаты.

– Выполняйте приказ, капитан, – ответила прекрасная вдова. – Только я уверена, что в моем дворце вы его не найдете.

– И тем не менее я уверен, сеньора, что смогу отыскать его где-нибудь, – возразил капитан. – Из города он не мог выбраться, потому что все выходы хорошо охраняются, попасть на свой корабль – тем более, так как мы послали на пристань несколько отрядов солдат, а его фрегат окружен галеонами и каравеллами. Пришло время покончить с этими Вентимилья, и мы это сделаем. Сеньора, я иду осматривать дворец.

IV

Охота на графа ди Вентимилью

Сын Красного Корсара поспешил по лестнице вверх. Его по-прежнему сопровождали Мендоса и мулат, которые отнюдь не казались слишком испуганными дурным оборотом дел.

Как и сказала маркиза, эта лестница была устроена в толще стены и, вероятно, служила для сокрытия сокровищ, дабы уберечь их от жадных лап флибустьеров и буканьеров, не раз уже грабивших Сан-Доминго. Лестница была такой узкой, что порой Мендоса, самый толстый из троих, взбирался по ней с большим трудом.

Подъем продолжался несколько минут, потом трое корсаров оказались в маленькой комнате или, лучше сказать, на чердаке, куда свет попадал через единственное окно, впрочем достаточно широкое, чтобы через него мог пролезть человек.

– Где мы? – задал вопрос граф.

– В каком-то совином гнезде, – ответил Мендоса. – Отсюда видны только крыши.

– Это должен быть один из четырех пинаклей[24 - Пинакль – в романской и готической архитектуре так называлась разновидность башенок с квадратным или многоугольным основанием и остроконечным пирамидальным верхом, которые ставились на внешних выступах стен, на крыше, на ее гребне и в других местах внешнего контура здания.], украшающих дворец, – сказал Мартин.

– Вот мы и стали соколами, приятель.

– Лучше стать соколами, чем повешенными, дорогой мой Мендоса, – парировал граф.

– Не буду отрицать, сеньор. Баскам, а я ведь по рождению принадлежу к ним, никогда не нравилась веревка, особенно если она сплетена испанцами, потому что тогда она опаснее всего, даже для людей нашего сорта.

– И тем не менее ты близкий родственник испанцев.

– Верно, капитан, только я никогда не жил с ними в согласии.

– А вот это, может быть, плохо, – сказал граф. – По крайней мере, ты мог бы попросить оставить нам свободный проход на корабль.

Мендоса хмыкнул, вырвав себе три или четыре волоска:

– Кастильцы не такие уж наивные. Они тут же схватили бы меня и повесили как самого страшного пирата на самой высокой мачте своего галеона.

– Тогда нам придется оставаться в этом ястребином гнезде, или совином, как ты выразился, пока маркиза не найдет способ выпустить нас отсюда.

– Вы не подумали, сеньор граф, что в трех метрах под нами – крыши.

– Что ты этим хочешь сказать, Мендоса? – спросил сын Красного Корсара, задетый высказыванием моряка.

– Что достаточно спрыгнуть и спокойно убраться отсюда, прежде чем эти проклятые алебардщики покажут нам свои шлемы.

– Уйти по-воровски, даже не предупредив великодушную женщину, которая пыталась спасти нас? Где же твоя галантность, Мендоса?

– Когда речь идет о спасении шкуры, я не очень-то обращаю внимание на галантность, сеньор граф. Что делать! Я ведь всего лишь простой моряк.

– Тогда оставь крыши на потом, – посоветовал сын Красного Корсара.

– И я, и Мартин будем ждать, сколько вам угодно, сеньор граф. Вы хорошо знаете, что мы обожаем оружие и нам всегда нравилось ввязываться в драки. Как славно поработал я шпагой, когда плавал под командой вашего папаши!

– Молчи, Мендоса, – оборвал его изменившимся голосом граф.

– Вы правы, капитан: я всего лишь грубая скотина, ничем не лучше акулы, – ответил старый моряк.

Граф облокотился о подоконник и, тоскливо глядя вдаль, через настоящий лес колоколен и башенок пытался рассмотреть свой фрегат, стоявший на якоре возле самого входа в порт, но так и не сумел этого сделать.

Неописуемая тоска нашла на него, он изо всех сил напрягал слух, боясь услышать орудийную канонаду, оповещающую о начале атаки на его судно. В таком тревожном состоянии граф пробыл около получаса, очнулся он от возгласа Мендосы: