Мои 99 процентов

Глава 4

Том приподнимается со своего места, и машина, ускорившись, с визгом уезжает прочь. Хорошо было бы иметь такой же большой и внушающий уважение силуэт. Моя жизнь сразу стала бы намного проще.

– Кто это был? – Том опускается обратно на ступеньку.

Это был Винс, решивший, что ему будут тут рады.

– Без понятия.

Отправляю в рот маршмеллоу, чтобы был законный повод не продолжать этот разговор. Том знает, что я вру, и, когда он начинает возмущаться, я засовываю маршмеллоу и ему в рот тоже. Он недоволен, но не может удержаться от смеха. Я ощущаю мимолетное прикосновение его губ к своей ладони. Хм, а не такой уж и поганый сегодня вечер!

Он устремляет взгляд на мой ботинок, и свет уличного фонаря создает иллюзию черного провала под его скулой. Руки у меня так и чешутся схватить камеру. Его взгляд скользит вверх по моим ногам, и его ресницы отбрасывают на щеку темную полукруглую тень. Потом, когда его глаза отыскивают мои и в них загорается искорка, в его голове возникает еще какая-то мысль про меня. И тогда он отводит глаза.

Всего одна секунда – и мое сердце начинает трепыхаться, точно вытащенная из воды рыба.

– Можно я тебя сфотографирую? – бухаю я.

– Нет, – отвечает он, мягко и терпеливо, как и бесчисленное количество раз прежде.

Он понятия не имеет, какое у него лицо. Его необходимо затаскивать на рождественский снимок, где он будет стоять столбом позади Меган с неубедительной улыбкой на лице, которая выражает скорее тревогу, чем радость.

Ах да. Ведь это именно на меня, скорее всего, будет возложена высокая честь снимать его в парадном костюме у алтаря.

– Ну, ладно. Все равно портретной съемкой я в последнее время практически не занимаюсь. – Я сцепляю пальцы и пытаюсь ничем не выдать своих чувств.

Дарси, возьми себя в руки. Он не виноват, что появился на свет с твоим любимым строением лица. Он милый, застенчивый парень, чистое золото. Чужой жених. А ты – до сих пор не вышедшая из подросткового возраста зараза. Оставь его в покое.

Том совершенно ушел в себя. Темы для разговоров стремительно иссякают. Работа – безопасная зона.

– Значит, ты наконец-то сам себе начальник. Как это воспринял Альдо?

Он с облегчением фыркает:

– А ты как думаешь?

– Теперь ему придется самому поработать руками. Да, боюсь, разговор был не из приятных.

Чувствую, как меня прямо-таки распирает от желания защитить его. Я словно бы даже физически становлюсь больше. Грознее.

– Может, мне поехать к нему и заставить перед тобой извиниться?

Тома моя воинственность только смешит.

– Не злись.

– Не могу. Тебя вечно все используют. Даже мы.

Под «мы» я имею в виду нас с Джейми.

– Вы никогда меня не использовали.

Он откидывается назад, опершись ладонями о крыльцо и вытянув длинные ноги. Я тоже отклоняюсь назад, только ради того, чтобы почувствовать наши тела в сравнении. Рядом с его лапищей моя рука кажется лапкой чихуахуа. Мой ботинок находится где-то в районе его голени. Я поворачиваю голову. Мое плечо? По сравнению с его плечом оно все равно что перевернутая кружка рядом с баскетбольной корзиной.

Меня нельзя назвать миниатюрной, но рядом с ним я почему-то начинаю чувствовать себя размягченной. Маленькой и легкой. Принцессой. Нахмурившись, я выпрямляюсь и усилием воли загоняю себя обратно в жесткие рамки.

– Альдо хотел задвинуть ваш дом ради другого, более выгодного и легкого заказа. Я сказал, что откладывать больше нельзя. Если вы передумали его ремонтировать, то я попал, – говорит он почти весело, хотя какие уж тут шутки. – Я забрал с собой почти всех ребят.

– Не волнуйся, все в силе. Приведи дом в порядок, чтобы я могла наконец с чистой совестью свалить отсюда.

Он забрал с собой бригаду? Не могу себе представить, чтобы он пошел на такой решительный шаг. Потом краешком глаза кошусь на его мощную фигуру и понимаю, что, пожалуй, могу.

– Поверь, без регулярной зарплаты живется очень странно. – Я легонько толкаю его в плечо своим плечом, с трудом удержавшись от того, чтобы не привалиться к нему. – Спасибо, что выбрал нас, а не его.

– И тебе спасибо. За то, что… э-э… наняла меня.

– Ах, так, значит, я теперь твоя начальница?

Дофаминовая волна захлестывает меня, и в моей голове роится множество шутливых фразочек, которые я могла бы пустить в ход, но тут перед глазами встает лицо Меган, и я прикусываю язык. Дразнить его – это мой олимпийский вид спорта, выступить в котором удается раз в четыре года. Но очень скоро он станет ее мужем.

– Можешь считать нас партнерами по бизнесу.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Том смотрит на меня со странным выражением.

– Прекрасно, а что?

Он поднимается на ноги:

– Я готовился получить порцию твоих фирменных подколок. Как тебе удалось от них удержаться?

Он протягивает мне руку и вздергивает на ноги с такой легкостью, что я на мгновение отрываюсь от земли.

Я вздыхаю: ну вот, лишилась очередного удовольствия в жизни.

– Я официально ухожу на покой. По понятным причинам.

Поднимаюсь на пару ступенек, чтобы наши глаза были на одном уровне. Патти по-прежнему бегает по саду.

– Давай побыстрее! – кричу я ей, обхватывая себя руками. – Я уже закоченела.

– А это что такое? – Том замечает красную отметину на моем запястье.

У него всегда было обостренное чутье на опасность.

– Да так, аллергия на новые духи.

Том тянется взять меня за запястье, но останавливается, когда нас разделяет всего один дюйм. Он раздвигает пальцы в воздухе и прикидывает размеры отметины. Он явно зол, чтобы не сказать – в бешенстве. Лицо его перекашивается от ярости. Странно, что небо не заволоклось черными грозовыми тучами и в них не сверкают молнии.

– Кто это сделал?

– Да не шуми ты. – Я прячу руку за спину и запихиваю в рот очередную маршмеллоу. – Оно выглядит страшнее, чем есть на самом деле, – произношу я с набитым воздушным сахарным облаком ртом и сама понимаю, как ужасно это звучит.

– Кто это сделал? – повторяет Том, и его глаза становятся сверхъестественного оранжевого цвета.

Он смотрит в сторону улицы. Кажется, он готов броситься в погоню за черной машиной. Он готов перегрызть Винсу горло.

Почему никто, кроме меня, не замечает этого зверя, который живет внутри его?

– Нет, это не тот парень. Это один идиот с работы. Я уже объяснила ему, что больше так делать не стоит.

С языка у меня уже готово сорваться мое всегдашнее: «Я способна сама за себя постоять». И он это знает. Обмениваемся такими взглядами, как будто друг друга ненавидим.

Я чувствую, как внутри у Тома все бурлит. У него есть свои мысли и свое мнение, но он заставил себя проглотить их, и на вкус они ему явно не понравились. Наверное, он сейчас думает, что сделал бы с тем, кто хоть пальцем тронул бы Меган. Мало бы этому бедняге не показалось.

– Скажи мне, если до него с первого раза не дойдет, – наконец выдавливает Том и отодвигается от меня подальше.

Есть вещи, которые он во мне не одобряет. Моя беспорядочная жизнь пугает его до чертиков.

Я тоже пытаюсь обуздать свой гнев, но сердита я по другой причине. Готова поручиться, что у Меган не хватает ума понять, какое сокровище ей досталось. Она сейчас наверняка дома чистит перышки, намазывает себя всякими кремами, отбеливает кутикулы и увлажняет фолликулы, или что там делают с собой все ухоженные женщины. Она ведь косметолог, а кто пойдет к косметологу, который не следит за собой. Готова поручиться, она сейчас разглядывает свое отражение в зеркале.

А ее жених тем временем брошен без присмотра, точно яблочный пирог на подоконнике, а ведь в мире полным-полно невменяемых сладкоежек вроде меня. Эта ее проклятая беспечность всегда выводила меня из себя.

Был бы он мой… Нет, нельзя думать в этом направлении.

Челюсть у меня сводит от усилий, которые я прикладываю, чтобы не ляпнуть это вслух.

Валеска стряхивает снег со своей шерсти. Я – со своей. Он взмахивает в воздухе старым брелоком:

– Смотри, что у меня есть.

– Ничего себе, вот это привет из прошлого!

Этот брелок Тому подарила Лоретта, когда мы были детьми. На нем кот Гарфилд в наушниках, а рядом с ним пес Оди c разинутой в лае пастью. Украшает брелок надпись «МОЛЧАНИЕ – ЗОЛОТО». Так Лоретта прозвала Тома: Золото. Я у нее была Сладенькой, а Джейми – Солененьким.

Когда мы росли, прозвища были повсюду. Принц, Принцесса. Тома же наш отец называл прозвищем, которое льстило ему и вгоняло в краску: Тигр. Может быть, он все-таки знал, кого мы привели в дом в тот вечер.

– Мне приятно, что у тебя есть ключ, – говорю я первое, что приходит в голову. – Возможно, этот брелок обладает коллекционной ценностью.

Беру у него ключ с Гарфилдом, чтобы открыть дверь, и он ковыряет ногтем отверстия от шурупов, которыми когда-то была прикручена к двери табличка «Свадебная фотостудия Барретт». Наверное, он сейчас думает о том, что мне не доведется снимать его свадьбу.

– Да-да, мне жаль, что так получилось.

На самом деле мне и жалко и не жалко.

Я толкаю дверь коленкой, и она открывается. Теперь его взгляд устремлен на уцелевшую табличку, на которой написано «MAISON DE DESTIN». Ее повесила Лоретта, чтобы с порога создать атмосферу для клиентов, которые приходили к ней погадать на Таро. О-о, что-то про судьбу, да еще и по-французски. Шикарно. Том с ностальгией во взгляде проверяет, крепко ли держится табличка.

– Мне очень ее не хватает, – признается он.

Мы оба, загрустив, умолкаем до тех пор, пока Патти, пыхтя и чихая, не начинает топтаться по нашим ногам. Спасибо тебе, маленькое животное.

Я щелкаю ближайшим ко мне выключателем, и первое, что мы видим в свете вспыхнувшей лампы, – мое нижнее белье. Над камином на гвоздиках, к которым мы когда-то давно прицепляли перед Рождеством носки для подарков, развешаны для сушки мои кружевные черные лифчики.

– Да, – произносит Том, немного помолчав. – От такого бедного Санту хватил бы удар.

Я со смехом бросаю ключи на кофейный столик:

– Не ждала гостей.

Эхо машины Винса очередной ложью проносится по комнате. Патти решительно устремляется куда-то по коридору.

– Нальешь лужу в доме – тебе несдобровать! – кричит Том ей вслед.

Я собираю лифчики и кучей сваливаю их в кресло.

– Господи, ну и вечер сегодня выдался! Хорошо, что ты здесь.

Вытащив бутылку вина, я краем своей майки пытаюсь открутить пробку.

Том протягивает руку. Для него это было бы плевым делом.

– Давай я открою.

– Я сама прекрасно справлюсь. – Я обхожу его и скрываюсь в темной кухне; если только я дам слабину, он немедленно начнет пытаться все делать за меня – режим Принцессы. – Выпьешь со мной? Или хорошим мальчикам вроде тебя пора в постельку?

Его брови сходятся на переносице.

– Хорошие мальчики вроде меня встают в пять утра.

– А плохие девочки вроде меня в шесть утра только ложатся. – Я ухмыляюсь при виде того, как он в отчаянии качает головой и тянется к выключателю на стене, но я перехватываю его руку. – Осторожно, током долбанет.

– Серьезно? Тебя долбануло током?

Он в смятении смотрит на мою грудь. Там, внутри, скрывается одна-единственная на свете вещь, которую он не способен починить.

– Нет. Я учусь на ошибках Джейми.

Твою мать! Ай! Дарс, хватит ржать! Это было больно!

Мои губы против воли разъезжаются в широкой улыбке.

– Улыбаться при мысли о том, как ее родного брата ударило током! – Том изо всех сил старается придать лицу укоризненное выражение, но у него ничего не выходит. – Ай-ай-ай, какая плохая девочка!

– Да не говори, ужас просто. – Я нажимаю на выключатель деревянной ложкой. – Так, чур, ты только не очень пугайся.

Я наблюдаю за тем, как он внимательно оглядывает комнату: потолок со следами многочисленных протечек, отошедшие пузырем обои, половицы, которые ходят ходуном под ногами. Я ко всему этому привыкла, но теперь отчетливо вижу весь масштаб разрухи.

– Можешь рассказать, из-за чего вы с Джейми поссорились? Его версию я знаю. Теперь хотел бы услышать твою.

Том отворачивается и скользит взглядом по трещине в стене. Пока он не видит, я у него за спиной без единого звука выпиваю целый бокал вина. Когда он поворачивается обратно, бокал у меня уже снова полный. Идеальное преступление.

– Что я могу сказать? Язык мой – враг мой, – изящно ускользаю я от ответа.

– Ясно, – смеется Том, открывая кухонный кран.

Тот плюется и шипит, а когда Том заворачивает вентиль обратно, до нас доносится звонкий стук капель. Том заглядывает под раковину и обнаруживает там пластмассовое ведро.

– О господи!

У него тренькает телефон, он бросает взгляд на экран и улыбается краешком губ. Потом начинает набирать ответ. Наверное, это что-то вроде: «Мег, все в порядке, добрался благополучно. Скучаю по тебе».

У меня перехватывает горло. Больше всего мне сейчас хочется вырвать этот чертов телефон у него из рук и спустить его в унитаз до самых очистных сооружений. Я делаю глоток вина, и это немного помогает.

– Итак, день, когда я страшно разозлила Джейми. С чего же начать? Мы доводили друг друга до белого каления. Жить в соседних комнатах было легко в детстве, когда у нас был ты на раскладушке в качестве медиатора.

Однако в отсутствие буфера мы постоянно ругались и спорили. Джейми считал, что нам нужно переехать в город. Я хотела остаться. Выкупить его долю у меня не было денег. Все это походило на перетягивание каната, и настоять на своем у меня не было никакой возможности, поскольку, как сказала мама, Лоретта хотела, чтобы мы привели коттедж в порядок и продали его, а деньги поделили. «Считай этот дом чем-то вроде кубышки», – сказала мама, пытаясь меня утешить.

Не нужна мне никакая кубышка, ответила ей я. Слишком дорогой ценой она мне досталась. Мама была полна сочувствия. Мне очень жаль, Принцесса. Я знаю, как много она для тебя значила. Это ее способ показать тебе, как много ты значила для нее.

– В общем, как-то раз в воскресенье утром к нам в дверь постучали. Джейми ушел на пробежку. Было очень рано, а я накануне вечером очень сильно… устала.

Он бросает взгляд на мой бокал.

– Ладно-ладно, было около одиннадцати утра, а я накануне перепила и маялась ужасным похмельем. На пороге стоял какой-то невероятный красавчик, протягивая мне свою визитку. Я решила, что сплю и вижу эротический сон.

– Пока что все в точности совпадает с версией Джейми.

Том открывает защелку кухонного окна, слегка приподнимает верхнюю створку, а потом, покачивая, тянет вверх до упора. Только тот, кто практически вырос в этом доме, может знать эту маленькую хитрость.

– Я все собирался починить это окошко, да так и не собрался.

Теперь его взгляд становится печальным. Своих родных бабку с дедом он никогда не знал. Я рада, что у него были хотя бы наши.

– Лоретта сказала бы тебе, не надо чинить то, что не сломано.

Вино теплым атласом переливается в моих венах. Я умудряюсь налить себе третий бокал. Том считает, что это второй. Ха!

– Значит, ты подумала, что спишь и видишь эротический сон, – напоминает мне Том.

Очнувшись, я понимаю, что стою перед раскрытым холодильником и бессмысленно таращусь в пустоту. Чем мне кормить его на завтрак? Такому телу необходим белок. Пиршественный стол викингов, кружки с элем, потрескивающий в очаге огонь. Шкура собственноручно убитого им зверя, опоясывающая его чресла. Я, совершенно обессиленная, в изнеможении вишу на его руке, и все равно хочу продолжения.

Заливаю в себя вино и захлопываю холодильник.

– Эротический сон, – снова напоминает Том.

Вино брызгает у меня изо рта прямо на дверцу холодильника. Теперь мой просроченный счет за телефон напоминает акварель.

– Ну вот, он ведет меня на лужайку и начинает разливаться соловьем, как он соболезнует мне по поводу Лоретты и все такое прочее. Он говорил так, как будто был с ней знаком. Несмотря на то что он со мной заигрывал, я поняла, что никакой это не эротический сон, потому что он был в одежде. Потом он начал втирать мне, как плохо выглядит коттедж. Тогда я поняла, что он девелопер.

– Дуглас Франзо из «Шепли груп», да?

– Угу.

Джейми, наверное, рассказывал это Тому уже раз сто. Дуглас Франзо собственной персоной! Сын генерального директора! Важный! Богатый! Влиятельный!

– Я попросила его уйти.

– По словам твоего брата, – произносит Том, сопя, потому что одновременно пытается опустить заедающую створку обратно, – ты вспылила и разорвала контракт в клочки. А потом гналась за его машиной до самого угла Саймонс-стрит босиком и в одном халате на голое тело.

– Значит, эту подробность ты запомнил, да? – Я пытаюсь пустить в ход взгляд вожака стаи, но на этот раз он не отводит глаза.

Одна секунда превращается в две. Потом в три. Я утыкаюсь взглядом в свой бокал.

– Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты принимаешься сравнивать наши версии. Зачем тебе вообще понадобилось меня спрашивать, если ты и так знаешь, как все произошло? Джейми примчался со своей пробежки весь в мыле и наорал на меня. «Какого дьявола?» – вопил он. Все, остальное ты знаешь.

Надеюсь, мой братец не стал рассказывать все до конца. На этой самой кухне тогда разразилась Третья мировая война. Когда он ушел, потому что опасался, что не сдержится и убьет меня, я присела на корточки и принялась подбирать с пола осколки парадного бабушкиного сервиза, который мы расколошматили в пылу выяснения отношений. Мы швыряли друг в друга тарелку за тарелкой, пока не осталось ни одной целой.

Еще одна прекрасная вещь, которой близнецы Барретт не заслуживали. Да кем ты вообще себя возомнила?

Том бросает на меня взгляд, в котором явственно читается «не брюзжи», и принимается носком ботинка ковырять плинтус. Все, к чему он прикасается, шатается и ходит ходуном.

– Я не верю всему тому, что рассказывает про тебя твой брат. Мне кажется, он выдумывает.

– А потом ты поймешь, что это чистая правда, и твои иллюзии в очередной раз развеются как дым.

– Про иллюзии я ничего не знаю. Зато я много лет знаю тебя.

Третий бокал вина отправляется следом за первыми двумя.

– Джейми ползал по дорожке, собирая обрывки договора. Потом склеил их. Можешь себе представить?

– Вполне. Думаю, его мотивировал значок доллара.

– Он организовывал встречу с тем чуваком, из кожи вон лез, даже корзину с фруктами ему послал. А я все испортила.

– И насколько я вообще тебя знаю, ни капли об этом не жалеешь, – говорит Том.

Прислонясь к сломанной плите, я смотрю, как он с задумчивым выражением лица обходит кухню. Что он ищет? Хоть что-то, что не требовало бы ремонта?

– Ну и какие твои ближайшие планы? – спрашивает он.

– Я помогу подготовить дом к ремонту, а потом улечу отсюда первым же самолетом. Куда угодно. – В его глазах мелькает сомнение, и я пожимаю плечами. – Я серьезно. Посмотрю, куда можно улететь задешево, чтобы там было тепло и не нужна была виза. А ты куда планируешь податься?

Слова «на медовый месяц» я опускаю, потому что в моих устах они прозвучат как отрыжка. Я представляю себе Тома с Меган, лежащих на пляже. Потом мысленно вырезаю из этой картинки Меган.

– Найду что-нибудь подешевле и переберусь туда. Я всегда так делаю.

– Да что ты все про работу! Найди отель с хорошим бассейном, – сквозь зубы предлагаю я.

Дарси-подросток имела привычку сидеть на краю бассейна и смотреть, как он плавает, считая круги. Впрочем, со счета я очень быстро сбивалась, загипнотизированная ритмичностью, с которой он вскидывал голову из-под воды, чтобы сделать глоток воздуха. Лишь несколько лет спустя до меня дошло, что в животе у меня от этого зрелища екало потому, что оно было безнадежно эротическим.

– Ты же не бросил плаванье, нет?

– Да года два уже как бросил. – Том в задумчивости поводит плечами. – Времени нет. А потом что будешь делать? Найдешь себе съемное жилье? – Он морщит нос. – Сделай мне одолжение, подыщи себе что-нибудь поприличнее.

– Не знаю. Я уже привыкла не иметь постоянного адреса. Для барахла я арендую хранилище, а жить, когда вернусь, буду в нашем пляжном домике.

Очень надеюсь, что мое высказывание не прозвучало как: «Я постоянно путешествую, как избалованный ребенок, а в перерывах живу у мамочки с папочкой на всем готовеньком, будто у Христа за пазухой».

– Я перестроил твоим родителям заднюю террасу. Она была для них слишком мала. – Очень в духе Тома – бросаться гнуть спину на Барреттов по первому же свистку. – Уверен, они сейчас там, целуются под луной.

– Фу, гадость какая! Не исключено. – (Мои родители до сих пор не утратили интереса друг к другу, назовем это так.) – И ты даже в океане не плавал, когда делал там ремонт?

– Мне это в голову не пришло, – отзывается Том со слегка удивленным видом. – Елки-палки!

– Вода – твоя стихия. В следующий раз обязательно поплавай.

Я возвращаюсь обратно в гостиную и плюхаюсь на диван. Откуда-то, топоча как динозавр, трусит Патти с карандашом в зубах. Придется мне все-таки задать Тому неудобные вопросы, чтобы не висели над душой.

– Куда вы решили поехать в свадебное путешествие? – Молчание, и я делаю еще один заход. – Я побывала везде. Могла бы помочь вам с организацией поездки.

Он избегает смотреть мне в глаза, и я поникаю на своем диване. Может, если я не соглашусь быть фотографом у них на свадьбе, меня вообще не станут приглашать. Так и представляю себе, как мама мягко объясняет мне положение вещей. Скромная свадьба в интимном кругу. Только ближайшие родственники и друзья.

Твою мать! Так вот в чем дело. Я в число приглашенных не вхожу, и он пытается сообразить, как донести это до меня.

Том между тем перемещается в столовую и отваживается включить свет. Теперь там располагается моя маленькая домашняя фотостудия. У стены свалены коробки с товаром, который мне предстоит отснять.

– Это то, чем ты сейчас занимаешься?

– Угу.

Я запускаю руку в пакет с маршмеллоу. Пора заткнуть сосущую пустоту внутри. Включаю старенькую стереосистему Лоретты на случайное воспроизведение, и начинает играть The Cure. Пустота разверзается еще шире, и я сладострастно принимаюсь жалеть себя.

– Кружки, – с сомнением в голосе произносит Том. – Ты фотографируешь кружки для интернет-магазинов? Я был совершенно уверен, что Джейми это выдумал.

– Это правда. – Я набиваю рот сладкой белой пеной и отхлебываю вина, чтобы все это растворить. – И не только кружки. А вот в эту лучше не заглядывать, – предупреждаю я Тома, когда он принимается открывать коробки.

– А что там? – Он приподнимает крышку. – Э-э, ясно.

– Ты не представляешь себе, как сложно правильно выставить свет, чтобы сфотографировать десятидюймовый лиловый дилдо.

– Уверен, это за гранью человеческих возможностей.

Он шокирован до глубины души. Это так мило. Он вновь смотрит вниз, не в силах противостоять искушению.

– Не лезь в эту грязную коробку, Том, придется потом мозги полоскать с хлоркой.

У меня такое ощущение, что ему очень этого хочется.

Я отдала бы свое левое предсердие за то, чтобы узнать, что он подумал про весь этот силикон. Что почувствовал. Отвращение? Интерес? Гордость за то, что скрывается в его темно-синих брюках карго? В его глазах, когда он вскидывает их на меня, прочесть невозможно ровным счетом ничего. Он поспешно придает своему лицу выражение крайнего неодобрения.

Господи, какой хороший мальчик! Я по-акульи ухмыляюсь:

– Иногда мне разрешают оставить кое-что себе. – Некоторое время наблюдаю за тем, как он мечется по комнате, натыкаясь на мебель и стены, точно гигантский мяч для пинбола, потом, сжалившись над ним, роняю: – У меня уже скопилась целая куча кружек.