Чайная роза

Глава 4

Фиона пересыпала отвешенные листья в жестяную коробку. У нее дрожали руки. Только не поднимать глаза. Едва он это увидит, как тут же уволит. А для чего еще он сюда явился? Ясное дело: кого-то выгнать. С какой стати Уильяму Бертону вдруг показываться на фабрике? Чтобы объявить о всеобщем повышении жалованья? Фиона слышала у себя за спиной его неторопливые, размеренные шаги. Ощущала его глаза, когда запечатывала банку и наклеивала этикетку. Бертон дошел до конца стола, повернулся и двинулся назад, уже с другой стороны. Где-то на середине он остановился. У Фионы замерло сердце. Ей не требовалось поднимать голову. Она и так знала, за чьей спиной остановился владелец компании. За спиной Эми Колдуэлл. «Иди дальше, – молчаливо просила Фиона. – Оставь девочку в покое».

Эми было пятнадцать лет. Простодушная, недалекого ума. Ее пальцам недоставало проворства. Иногда она роняла чашу весов, рассыпая чай, или криво наклеивала этикетку. Остальные работницы старались покрывать ее промахи. Каждая делала чуть больше, чтобы медлительность Эми не сказывалась на ее жалованье. Таково было их негласное правило: поддерживать друг друга.

Фиона отвесила новую порцию чая, моля Бога, чтобы Эми не сделала ошибки. Молитва не успела дойти. Послышался характерный лязг роняемой чаши. Фиона вскинула голову. Чай Эми рассыпался по столу, а эта дурочка – нет чтобы быстренько все убрать. Стояла столбом и беспомощно пялилась. Еще и подбородок дрожал.

– Быстро все убери, подруга, – шепнула ей Фиона. – Будь умницей, давай…

Эми кивнула, смела рассыпанный чай, а Бертон двинулся дальше – устрашать другую девчонку. Фиона сердито посмотрела ему вслед. Эми оплошала исключительно по его вине. Если бы Бертон не задержался у нее за спиной, она бы не уронила чашку. Понятное дело, бедняжка разволновалась.

Уильям Бертон был одним из самых богатых и успешных чаеторговцев Англии. Он выбился из низов, сделавшись конкурентом прославленных имен в чайной торговле: Твайнинга, Брука, Фортнума и Мейсона, Тетли. Подобно всем, кто на него работал, Фиона знала историю его жизни. Бертон родился в той части Лондона, которая называлась Камден. Он был единственным ребенком обедневшей портнихи, ныне покойной. Его отец-моряк погиб в океанской пучине. В восемь лет Бертон бросил школу и пошел работать в чайный магазин. В восемнадцать, благодаря упорному труду и бережливости, он выкупил магазин, с которого и началась история «Чая Бертона». Он никогда не был женат и не имел семьи.

Фиону восхищали стойкость и решимость Бертона, приведшие его к успеху, однако сам он вызывал у нее отвращение. Она не понимала, как человек, долго живший в бедности и сумевший выбраться из этой ямы, не испытывал сострадания к тем, кого увольнял, лишая средств к существованию.

Завершив обход, Бертон подозвал мистера Минтона. Фиона услышала их разговор вполголоса. С Бертоном пришел еще один человек. Она слышала и его голос. Через пару минут Фиона все-таки рискнула поднять голову. Бертон указывал на некоторых работниц. Минтон кивал. Третий – торопливый, богато одетый толстяк – поглядывал на часы. Затем несговорчивый, важничающий Минтон хлопнул в ладоши:

– Попрошу внимания, девушки! Мистер Бертон сообщил мне, что с недавних пор занят расширением и усовершенствованием своего чайного дела. Расходы, которые он несет, вынуждают его прибегать к строжайшей экономии…

Фиона, а с ней еще пятьдесят четыре встревоженные девушки глядели на надсмотрщика. Работницы не понимали мудреных слов, но чувствовали: добром это не закончится.

– …а это значит, что я должен уволить некоторых из вас.

Все шумно выдохнули.

– Тех, кого я назову, прошу подойти в контору и получить причитающееся жалованье. Вайолет Симмс, Джемма Смит, Пэтси Гордон, Эми Колдуэлл… – Минтон назвал пятнадцать имен и фамилий, однако было видно, что ему самому неловко; он помолчал, а затем произнес: – Фиона Финнеган…

Боже, смилостивься! Что она скажет ма? Ее деньги в семье были далеко не лишними.

– …будет оштрафована на шесть пенсов за разговор на рабочем месте. Если это повторится, а также в случае иных нарушений тишины, виновные будут уволены. Возвращайтесь к работе.

Фиона посмотрела на него, испытывая облегчение, что ее не уволили, и в то же время злясь на штраф за попытку помочь Эми. Вокруг слышались сдавленные всхлипывания и шарканье ног. Работницы собирали свои нехитрые пожитки. Фиона закрыла глаза. За веками мелькали точечки яркого света. Изнутри поднималась ярость, которую Фиона старалась подавить.

Поглубже вдохнув, она открыла глаза и взяла совок, но работать не смогла. Голова сама поворачивалась в сторону уволенных. Побледневшие, с дрожащими руками, они брели в контору Минтона. Фиона знала, что Вай Симмс – единственная кормилица себя и больной матери. У Джеммы было восемь братьев и сестер и отец, пропивавший ее деньги. А Эми… сирота, живущая с сестрой в крохотной каморке. Где, спрашивается, эта девочка найдет другую работу? Что будет есть на следующей неделе? Вид ошеломленной Эми, стоящей в выцветшем капоре, с дырявой шалью на плечах, стал для Фионы последней каплей. Она швырнула совок. Если Бертон хотел уволить ее за разговор, пусть напоследок послушает ее слова.

Фиона направилась в контору, обогнав уволенных работниц. Глупым Уильяма Бертона никак не назовешь. Дурак не смог бы построить чайную империю. Но тогда почему он такой недальновидный? Только что он наблюдал, как они работают, и неужели не заметил низкую отдачу от такого способа работы? Увольняя пятнадцать девушек, он рассчитывал сэкономить. Но если никого не увольнять, а устроить работу по-другому, он еще и прибыль получит. Сколько раз Фиона пыталась рассказать об этом мистеру Минтону – тот и слушать не желал. Может, теперь прислушается?

Оттеснив одну из уволенных, Фиона вошла в контору:

– Прошу прощения.

Мистер Минтон сидел за столом, отсчитывая шиллинги и пенсы.

– Что там еще? – не поднимая головы, спросил он.

Зато Бертон и его спутник подняли глаза от пухлой конторской книги и уставились на Фиону. Она сглотнула, сжимаясь под их буравящими взглядами. Гнев, погнавший ее сюда, сменился страхом, который требовал поскорее исчезнуть. Только сейчас Фиона всерьез почувствовала, что ее действительно могут уволить.

– Прошу прощения, мистер Бертон. – Фиона старалась говорить спокойно. – Но увольнение девушек – это ложная экономия.

Теперь и Минтон обратил на нее внимание. Казалось, прошла вечность, прежде чем надсмотрщик заговорил.

– Премного извиняюсь, мистер Бертон, сэр… – пробормотал он, вставая, чтобы выпроводить Фиону.

– Погоди. – Бертон закрыл книгу. – Любопытно послушать, почему эта упаковщица считает, что разбирается в делах лучше меня.

– Я знаю только свою часть работы, сэр. Я этим занимаюсь каждый день.

Фиона заставила себя смотреть прямо в глаза Бертону и его спутнику. Глаза хозяина были черными и холодными, а у толстяка – красивого бирюзового цвета и совершенно не вязались с его жестким, алчным лицом.

– Если вы не станете увольнять этих работниц, но измените характер работы, скорость упаковки чая возрастет. Вы только выиграете.

– Продолжай.

Фиона глотнула воздуха:

– Сейчас… каждая из нас делает по нескольку операций. Согласны? Если это коробка, ее надо склеить. Если банка – наклеить этикетку. Затем нужно наполнить коробку или банку чаем, запечатать и оттиснуть цену. Это заставляет нас покидать рабочие места, чтобы взять то одно, то другое. Мы понапрасну теряем время. Иногда чаинки прилипают к кисти. Тоже убыток. А можно сделать так. Из пятидесяти пяти работниц взять, скажем, двадцать и поставить их готовить коробки и банки. Еще пятнадцать будут отвешивать чай в подготовленные коробки и банки. Десятерых поставить на запечатывание и штамповку цены. И оставшиеся десять будут следить за тем, кому что надо, и подносить прямо к столам. При таком устройстве работы каждая работница успеет за то же время сделать больше. Скорость упаковки возрастет, а ее стоимость понизится. Я в этом уверена. Сэр, разве нельзя хотя бы попробовать так работать?

Бертон сидел молча. Взглянув на Фиону, он устремил глаза к потолку, обдумывая ее слова.

Фиона сочла это обнадеживающим знаком. Он не сказал «нет» и не уволил ее. Во всяком случае, пока не уволил. Она знала, что девушки тоже слышали ее слова. Фиона спиной ловила их взгляды, чувствуя у себя на плечах груз их отчаянных надежд. Ее идея не была пустой фантазией, и она это знала. А теперь, Господи, сделай так, чтобы Бертон тоже это понял!

– Что ж, предложение дельное, – наконец сказал Бертон, и Фиона возликовала. – Мистер Минтон, когда закончишь, примени его к оставшимся работницам.

– Но мистер Бертон… – У Фионы задрожал голос. – Я думала… вы их оставите…

– Зачем? Ты мне только что рассказала, как заставить сорок работниц выполнять работу сотни. Зачем я буду платить деньги пятидесяти пяти? – Он улыбнулся спутнику. – Повышение производительности при одновременном снижении затрат. По-моему, Рэндольф, банку это очень понравится.

– Еще бы! – усмехнулся толстяк и потянулся за другой расходной книгой.

Фионе казалось, что ей влепили пощечину. Она молча вышла из конторы Минтона, чувствуя себя униженной. Какая же она дура! Хотела уберечь подруг от увольнения, а вместо этого сама же подтвердила, что без них обойдутся. Взяла и рассказала Уильяму Бертону, как меньшее число работниц смогут делать больше работы. Неудивительно, если Бертон применит ее идею на своих фабриках в Бетнал-Грине и Лаймхаусе и часть тамошних упаковщиц тоже лишится работы. Ну когда, когда она научится держать характер в узде, а рот – на замке?!

У Фионы пылали щеки. Ей было стыдно. Она старалась не поднимать глаз. Кто-то тронул ее за руку. Тоненькие, хрупкие пальчики обвили ее запястье. Эми.

– Спасибо, Фи, – прошептала она. – За попытку отстоять нас. Какая ты смелая! Мне бы такой стать.

– Дура я, Эми, а не смелая, – ответила Фиона, готовая разреветься.

Эми поцеловала ее в щеку. Вайолет – в другую. А Джемма посоветовала ей поскорее возвращаться на рабочее место, если не хочет пополнить их очередь.

Предзакатное солнце приятно согревало спину Джо, и оно же подчеркивало грязь и убожество переулков и узких улиц Уайтчепела, по которым гуляли они с Фионой. Беспощадные косые лучи ложились на обветшалые дома и магазины, высвечивали прохудившиеся крыши, закопченные кирпичные стены и зловонные сточные канавы. Все, что скрывалось за пеленой дождя или тумана, солнце безжалостно обнажало. Джо так и слышал отцовские слова: «Солнце – первый враг здешних мест. Всю гнусь высветит. Оно что румяна на старой шлюхе. Только хуже делает».

Жаль, что он не может сводить Фиону в более приятное место. Например, в один из модных пабов с красными бархатными обоями и матовыми стеклами. Но денег у Джо было в обрез, и единственным развлечением, какое он мог предложить Фионе, стала прогулка по Коммершел-стрит, чтобы поглазеть на витрины и угоститься кулечком чипсов или имбирных орешков.

Джо наблюдал за тем, как Фиона разглядывает витрину ювелирного магазина. Судя по выпяченному подбородку, она продолжала терзаться из-за разговора с Бертоном и участи уволенных работниц. Джо позвал ее на прогулку сразу после ужина, и по дороге Фиона все ему рассказала.

– Но ты же не рассчитывала победить? – спросил Джо.

Фиона повернулась к нему. Вид у нее был безутешный.

– То-то и оно, что рассчитывала.

Джо улыбнулся и покачал головой:

– Ни у кого нет девчонки с медными яйцами. Только у меня.

Фиона засмеялась. Ее смех обрадовал Джо. До этого она плакала, проливая по уволенным работницам горькие слезы гнева и отчаяния. Видя Фиону плачущей, Джо всегда терялся, ощущая собственное отчаяние и бесполезность. Он обнял Фиону, прижал к себе и поцеловал в макушку.

– Двенадцать и шесть, – прошептал Джо, когда они пошли дальше. – И к чертям Уильяма Бертона!

– Двенадцать и шесть? – взволнованно переспросила Фиона.

– Угу. Я добавил. Торговля на этой неделе шла хорошо.

– А как у тебя с отцом?

Джо пожал плечами. Не хотелось ему портить прогулку разговорами об отце, но Фиона допытывалась. Пришлось рассказать, что сегодня они с Бристоу-старшим крупно повздорили.

– Опять? Теперь из-за чего?

– Из-за покупки второй тележки. Я прошу, а он – ни в какую.

– Но почему?

– Тут такое дело, Фи… – начал Джо, постепенно входя в раж. – Вроде бы нам и одной тележки хватает. Отбоя от покупателей нет. Но можно торговать еще успешнее. В торговле надо вертеться. В прошлую субботу – да ты и сама видела – был громадный наплыв покупателей. Мы едва успевали отпускать товар. А потом у нас он закончился. Понимаешь? Закончился! Представь, Фи: люди хотели у нас купить! Мы бы легко продали ящик яблок, фиги, картошку, брокколи. А так? Люди видели пустую тележку и шли к другим. Я два месяца отцу долдонил: па, давай купим вторую тележку и разделим весь товар. На одной – фрукты, на другой – овощи и зелень. Он и ухом не ведет.

– Но почему? – снова спросила Фиона. – Идея-то здравая.

– У отца один ответ: нам и так хорошо. На жизнь зарабатываем, а рисковать незачем. Его любимая присказка: «От добра добра не ищут». С ним всегда так. Не хочет видеть дальше своего носа. А мне мало зарабатывать на жизнь. Я хочу, чтобы торговля давала прибыль. Хочу расширять дело.

– Бог с ним, Джо. Не бери в голову, – сказала Фиона. – Еще годик-полтора, и отцовская власть над тобой закончится. Мы будем сами себе хозяева, и уж мы-то сделаем все, чтобы наш магазин приносил как можно больше прибыли. А пока потерпи. Выше головы не прыгнешь.

– Ты права, – угрюмо согласился Джо.

Вот только надолго ли хватит его терпения? Отношения с отцом делались все напряженнее. Джо не захотел огорчать Фиону – ей сегодня и так досталось, – а потому не сказал, что у него с отцом едва до кулаков не дошло.

Джо утаил не только это. После перепалки с отцом, когда Бристоу-старший пошел успокоить себя пинтой пива, оставив сына управляться в одиночку, на рынке появился Томми Петерсон. Он похвалил раскладку товаров на тележке, отметил проворство Джо и пригласил зайти завтра в его контору на Спитафилдсе. Джо был уверен: Томми посоветует им обзавестись второй тележкой и, возможно, предложит более выгодные условия для оптовой закупки, чтобы она не пустовала. А что Джо скажет в ответ? Что отец противится расширению торговли? И кем он будет выглядеть в глазах Томми? Дураком, если не сказать хуже.

Разговор стих. Джо с Фионой брели дальше. Солнце зашло. Стало прохладно. Лето близилось к концу. Скоро наступит осень с дождями и холодом. Тогда уже не очень-то погуляешь. Джо не представлял, откуда взять денег, чтобы они поскорее открыли магазин и смогли пожениться.

– А давай пойдем напрямик, – вдруг предложила Фиона.

– Что?

– Есть короткий путь, – озорно улыбнулась она, указав на переулок, начинавшийся между пабом и конторой торговца углем. – Выйдем прямиком на Монтегю-стрит. – (Джо удивленно посмотрел на Фиону.) – Что смотришь? Хочу побыстрее попасть домой, – простодушно объяснила она, увлекая его за собой.

Едва они оказались в переулке, из-под нагромождения пивных бочек выскочило какое-то юркое существо с когтистыми лапками. Фиона завизжала и затопала ногами.

– Всего лишь кошка, – сказал Джо. – Есть такие… карликовой породы.

Хихикая, Фиона прижала его к стене и поцеловала. Такая смелость была не в ее характере. Обычно Джо сам ее целовал. Но ему это даже понравилось.

– Ты потому и потащила меня в переулок? – спросил он. – Потискаться захотелось?

– Если не нравится, никто тебя не держит, – ответила Фиона, снова его поцеловав. – Можешь уйти, когда захочешь. – Она наградила Джо третьим поцелуем. – Только скажи.

Джо задумался над ее предложением.

– Может, это не так уж и плохо, – ответил он, обнимая Фиону за плечи.

Его ответный поцелуй был долгим и крепким. Руки Фионы упирались ему в грудь. Их тепло проникало под рубашку. Джо осторожно дотронулся до груди Фионы, ожидая, что она оттолкнет его руку. Нет, не оттолкнула. Ладонь ощущала удары ее сердца – такого сильного и в то же время совсем беззащитного. Он держал в руке сердце Фионы. Ощущение захватило его целиком. Фиона была его родственной душой, частью его существа, такой же, как плоть и кровь, из которых состояло его тело. Она была с ним, в нем и во всем, что он делал. Главным желанием его жизни. Пределом мечтаний.

Влекомый ее телом, Джо вытащил наружу блузку Фионы, затем камисоль и скользнул рукой внутрь. Пальцы обхватили ее левую грудь – мягкую и тяжелую, как вино в бурдюке. Он нежно помял теплый бугорок. Фиона тихо застонала. Этот призывный звук вызвал у него сильную эрекцию. Джо хотел Фиону. Нуждался в близости с ней: здесь и сейчас. Ему хотелось войти в Фиону, задрав ей подол и прижав к стене. Джо было очень нелегко управлять своим желанием. Нежность ее кожи, ее запах и вкус сводили с ума. Но он удержался. Их первая близость не должна происходить впопыхах, в грязном переулке. Однако нужно было что-то делать, пока боль в мошонке не станет острой и невыносимой.

Джо взял руку Фионы и опустил вниз. Фиона погладила по его брюкам, а затем запустила руку внутрь. Джо показал, что делать. И Фиона ласкала его напрягшийся член, пока дыхание Джо не сделалось шумным и жарким. Потом он застонал, уткнувшись ей в шею. Его тело содрогнулось. Наступил сладостный миг освобождения. Боль исчезла. Джо, не открывая глаз, вновь привалился к стене. Его грудь тяжело вздымалась.

– Джо! – послышался тревожный шепот Фионы. – С тобой все хорошо?

– Ага, – усмехнулся он. – В лучшем виде, Фи.

– Ты уверен? У тебя, случаем, крови не было?

– Крови? Не иначе ты оцарапала!

– Как? Я же осторожно! – чуть не завизжала Фиона.

– Тише! Я просто пошутил, – расхохотался Джо.

Он вытерся носовым платком, который скомкал и швырнул на землю.

– Такое не понесешь домой и не попросишь ма постирать.

– Но почему? Платок денег стоит.

– Ой, Фиона, какая же ты темная в этих делах!

– Сам не ахти какой светлый! – огрызнулась она.

– Но об этом знаю побольше твоего, – сказал Джо, поцеловав ее в шею. – Я могу доставить тебе такое же удовольствие, какое ты доставила мне.

– Тебе понравилось?

– Спрашиваешь!

– А на что это было похоже?

Джо поднял ей подол и, немного повозившись с панталонами, засунул руку внутрь. Он гладил бедра Фионы, удивляясь, насколько шелковистая у нее там кожа. Затем его пальцы нащупали мягкую расщелину. Фиона оцепенела. Она смотрела на него во все глаза, не понимая, чем это кончится. Ее дыхание участилось. Джо прошептал ей, чтобы не боялась. Их окружала темнота… Потом в этой темноте зазвучал церковный колокол, отбивавший время.

– Ой нет… Вот черт! – воскликнула Фиона, отстраняясь от Джо. – Я ж совсем про время забыла! Девять часов! Ма с меня шкуру спустит. Наверное, думает, меня убили. Поторапливайся, Джо!

Джо спешно заправил рубашку, застегнул брюки. Фиона возилась с блузкой. «Ну почему у нас всегда так?» – думал он. Почему им приходится обниматься и целоваться украдкой: то в грязном переулке, то на илистом берегу реки?

Фиона волновалась, как бы ей не попало за опоздание, и вслух придумывала объяснение. Остаток пути до Монтегю-стрит они проделали бегом.

– Ну вот, Фи, тебя не успели хватиться, а ты уже дома, – сказал Джо, торопливо поцеловав ее на ступенях крыльца.

– Надеюсь. Хорошо, па не вернулся. До завтра.

Прежде чем войти в дом, Фиона обернулась. Джо по-прежнему стоял и смотрел на нее. Ждал, когда она войдет и закроет дверь.

– Двенадцать и шесть, – сказала она.

– Да, любовь моя, – улыбнулся Джо. – Двенадцать и шесть.

Глава 5

При виде внушительной груды грязного белья Кейт Финнеган застонала. Простыни, скатерти, салфетки, блузки, кружевные ночные сорочки, камисоли, нижние юбки. Чтобы все это втиснулось в корзину, понадобится не меньше сноровки, чем у грузчиков на причале. А потом еще тащиться с корзиной домой и следить, как бы не соскользнула с плеча.