Черная гора

Она унеслась с такой быстротой, что, когда я вышел в прихожую, Карла уже открывала входную дверь, а когда приблизился к двери, Карлы и след простыл. Я только посмотрел в одностороннюю стеклянную панель и проводил ее взглядом, как она спускалась по ступенькам, уверенная, гибкая, как фехтовальщица или танцовщица, что было вполне справедливо, поскольку она занималась и тем и другим.

Больше мы с Вулфом ее не видели, хотя услышать про нее нам довелось еще не раз. Разговор о Карле зашел совсем неожиданно через четыре дня, утром в пятницу. Мы с Вулфом проводили очередное совещание с Солом, Фредом и Орри, стараясь придумать, какие бы камешки еще приподнять, чтобы посмотреть, что под ними, когда раздался звонок, и через минуту Фриц объявил:

– Сэр, вас хочет видеть мужчина. Мистер Шталь из Федерального бюро расследований.

Брови Вулфа полезли вверх. Он взглянул на меня, я кивнул, и он велел Фрицу пропустить посетителя. Все помощники, включая меня, переглянулись. Шталь был отнюдь не рядовым фэбээровцем, в его распоряжении имелся немалый штат сотрудников. Ходили слухи, что к Рождеству он займет большое угловое здание на самом Бродвее. Шталь редко выполнял роль мальчика на побегушках, а потому его появление было событием. Мы все это знали и оценили по достоинству. Когда Шталь вошел, пересек кабинет и, приблизившись к столу Вулфа, протянул руку, Вулф даже оказал ему честь, приподнявшись, чтобы ответить на рукопожатие. Впрочем, для меня это свидетельствовало лишь об одном: ситуация была совершенно безнадежной.

– Давно мы с вами не встречались, – заявил Шталь. – Года три?

– Пожалуй, так, – кивнул Вулф и указал на красное кожаное кресло, которое освободил Фред Даркин. – Садитесь.

– Спасибо. Можем мы поговорить наедине?

– Если нужно. – Вулф взглянул на троицу, и сыщики, все как один, поднялись, вышли и закрыли за собой дверь.

Шталь уселся в кресло. Среднего роста, слегка начинающий лысеть, он не производил большого впечатления, если бы не челюсть, которая опускалась вниз на добрых два дюйма, а затем резко выступала вперед. На мой взгляд, он мог запросто протаранить ею дубовую дверь. Взглянув на меня, он перевел взгляд на Вулфа и сказал:

– Я имел в виду – совсем наедине.

Вулф нахмурился:

– Вам наверняка известно, что мистер Гудвин в курсе всех моих дел, в том числе и самых личных. Он – мои глаза, уши и руки.

Шталь не мог этого знать, потому что это была неправда. Тем не менее он кивнул:

– В некотором смысле вы можете считать это личным делом – личным для вас. Мы хотели бы встретиться с вашей дочерью, миссис Карлой Бриттон.

Плечи Вулфа поднялись на одну восьмую дюйма и опустились.

– Так встречайтесь. Ее адрес – Парк-авеню, девятьсот восемьдесят четыре. Номер телефона – Поплар три-три-ноль-четыре-три.

– Я знаю. Ее там нет уже три дня, начиная со вторника. Она никому ничего не сказала о своих планах. Никто не знает, где она. А вы?

– Нет, сэр.

Шталь провел кончиком пальца по подбородку:

– Что мне в вас нравится, так это ваша прямота и откровенность. Я никогда не видел комнату наверху, ту, что прямо над вашей, которую вы называете Южной, но слышал о ней. Известно, что время от времени вы используете ее для гостей, клиентов и в некоторых других случаях. Вы не будете возражать, если я поднимусь и взгляну на нее?

Вулф снова пожал плечами:

– Вы только зря потратите энергию, мистер Шталь.

– О, не волнуйтесь. У меня ее в избытке.

– Тогда поднимайтесь. Арчи…

– Да, сэр.

Я встал, открыл дверь в прихожую и вместе со Шталем, следовавшим за мной по пятам, поднялся по лестнице. У двери в Южную комнату я посторонился и вежливо предупредил:

– Идите первым. Она может выстрелить.

Шталь открыл дверь и вошел, а я встал на пороге.

– Здесь приятно и солнечно и кровать первоклассная. – Я показал пальцем. – Это дверь в ванную, а эта – в уборную. Одна девушка по имени Присцилла Идз[4] как-то сняла ее за пятьдесят зеленых в неделю, но ее убили. Уверен, мистер Вулф снизил бы плату для такого выдающегося деятеля, как вы.

Шталь нетерпеливо дернулся, и я решил временно оставить его в покое. Он знал, что потерпел неудачу, но все-таки заглянул в ванную, а затем не поленился посмотреть и в уборную. Когда он повернулся, чтобы уйти, я сказал ему в спину:

– Жаль, что вам здесь не понравилось. Не хотите ли взглянуть на мою комнату? Она как раз над прихожей. Или на оранжерею? – Я продолжал издеваться, пока он спускался по лестнице. – Может быть, вам больше придется по душе комната мистера Вулфа? Там на кровати лежит роскошное черное шелковое покрывало. Буду рад вам его показать. А если хотите что-нибудь подешевле, то в гостиной есть диван.

В кабинете Шталь сел в кресло, уставился на Вулфа и спросил:

– Где она?

– Я не знаю, – глядя на него, ответил Вулф.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Вы ведете себя грубо, сэр. – Вулф выпрямился. – Если это допрос, то покажите ордер.

– Я говорю, что ее три дня не было дома и мы не можем найти ее.

– Это не оправдывает вашего поведения в моем доме, как и того, что вы посмели назвать меня лжецом.

– Я этого не делал.

– Нет, делали. Когда я сказал, что не знаю, где она, вы посмели обыскать мой дом. А не найдя, требуете, чтобы я сказал, где она. Пф!

Шталь дипломатически улыбнулся:

– Ну, Гудвин поквитался за вас, вдоволь поиздевавшись надо мной. Полагаю, лучше начать все сначала. Вы знаете, как мы ценим ваши способности и ваши достоинства. Мы знаем, что вам ничего не нужно разжевывать и расшифровывать. Я думаю, вы прекрасно понимаете, что мой приход сюда и вопросы про миссис Бриттон означают одно: нас всерьез интересуют некоторые аспекты в расследовании убийства Марко Вукчича. У нас есть причины полагать, что он занимался деятельностью, которая непосредственно интересует руководство ФБР. Мы знаем также, что ваша дочь была связана с ним, поэтому ее исчезновение нас беспокоит. У нас пока нет доказательств, что вы каким-то образом связаны с этим родом деятельности Вукчича – лояльной или подрывной, не знаю.

– Индульгенцией я не располагаю, – фыркнул Вулф.

– Правильно. И необходимости в ее получении у вас нет. Могу также добавить, что, прежде чем идти к вам, я советовался с инспектором Кремером. Мы узнали об участии миссис Бриттон в этом деле только прошлой ночью. Если учесть все обстоятельства, то по поводу ее исчезновения можно высказать два предположения: первое – она была вовлечена в эту деятельность тем же человеком или теми же людьми, что и Вукчич, и второе – она вела с Вукчичем двойную игру, работая на коммунистов. Если так, то она могла принять участие в организации его убийства, после чего оставаться здесь стало для нее слишком рискованно. Как вы теперь считаете, у меня достаточно оснований, чтобы задать вам вопрос: когда вы видели ее в последний раз?

– Мой ответ вам мало поможет. Я видел ее четыре дня назад в этой самой комнате, в понедельник вечером, около половины седьмого. Она была здесь не более десяти минут. Она и слова не сказала ни о своем намерении исчезнуть, ни даже о какой-либо причине для такого намерения. Из представленных вами двух предположений я советую отбросить второе, но это не обязательно оставит только первое. Есть еще и другие.

– Почему отбросить второе?

Вулф поднял голову:

– Мистер Шталь, миазмы недоверия, отравляющие воздух, которым мы дышим, распространились так широко, что заставили вас совершить бессмысленный поступок – пойти и осмотреть мою Южную комнату. Я бы хотел предложить вам уйти, но не могу позволить себе такой роскоши, потому что я настоящий болван. Я охочусь за убийцей Марко Вукчича уже восемь дней и барахтаюсь в болоте, и если есть хоть какой-то шанс, что вы можете протянуть мне соломинку, я не откажусь от него. Поэтому расскажу вам все, что знаю, о причастности миссис Бриттон к этой истории.

Он так и сделал, причем не стал возражать, когда Шталь вынул записную книжку и начал что-то записывать. Под конец Вулф сказал:

– Вы спрашивали, почему я советовал вам отбросить второе предположение. Вот вам мой ответ. Вы можете сделать скидку на то, что вам диктует ваша предусмотрительность. Что касается меня, то мне сейчас остро недостает соломинки, за которую я бы мог ухватиться. И поверьте, зная, какими неограниченными правами и возможностями вы располагаете, я был бы весьма признателен за вашу помощь.

Я никогда еще не видел и не слышал, чтобы Вулф так унижался, несмотря даже на тяжелейшее положение, в котором он находился. Шталь, по-видимому, тоже был ошарашен. Он довольно ухмыльнулся, так что мне захотелось врезать ему по физиономии. Затем он взглянул на наручные часы и поднялся. Даже не соизволил сказать, что опаздывает на какую-нибудь вымышленную встречу.

– Это что-то новое, – заявил он, – Ниро Вулф, цепляющийся за соломинку. Мы подумаем об этом. Если вы услышите что-то от вашей дочери или о ней, мы будем очень признательны за любые сведения.

Проводив его, я вернулся в кабинет и сказал Вулфу:

– Иногда мне жаль, что я такой учтивый и обходительный. С каким удовольствием я бы спустил с крыльца этого остолопа.

– Прекрати, – проворчал он. – Мы должны ее найти.

Но мы ее не нашли. Хотя и очень пытались. Это верно, что Шталь и Кремер превосходили нас в отношении прав и возможностей, но Фред Даркин умеет копать, Орри Кэтер – настоящий молодец, Сол Пензер – лучший оперативник к северу от экватора, а я – хорошая ищейка. Следующие шесть дней мы пытались найти хоть какой-нибудь ее след, но с таким же успехом могли оставаться в моей комнате и играть в пинокль. Ни проблеска. Именно тогда Вулф и названивал в Лондон, Париж и Бари. Я думал, он просто барахтается в болоте, и до сих пор думаю, что он делал все наугад, но должен признать, что именно Хичкок из Лондона и Боден из Парижа в конце концов навели его на Телезио в Бари. Без помощи Телезио мы все еще искали бы Карлу и убийцу Марко. Если бы во вторник после посещения Шталя Вулф не позвонил в Бари и не поговорил по-итальянски на сорок баксов, мы бы никогда не дождались звонков от Телезио.

Их было три. Первый раздался в четверг вечером, когда я отсутствовал, отрабатывая версию, которая, по мнению Фреда, могла куда-то вывести. Когда незадолго до обеда я вернулся, Вулф раздраженно сказал:

– Собери их вечером. Будут новые инструкции.

– Да, сэр. – Я подошел к своему столу, сел и обернулся. – А что для меня?

– Посмотрим. – Вулф выглядел сердитым. – Думаю, ты должен знать. Мне звонили из Бари. Сейчас в Италии ночь. Миссис Бриттон приехала в Бари в полдень и уже через несколько часов вышла на небольшом судне в Адриатическое море.

Я вытаращил глаза:

– Какого черта ее понесло в Италию?

– Не знаю. Мой информатор, возможно, это знает, но считает необходимым соблюдать осторожность в разговорах по телефону. Я принял к сведению, что она там. Пока ни с кем не делись. Новые инструкции для Сола, Фреда и Орри будут основаны на том, что сейчас важнее обнаружить убийцу, чем найти миссис Бриттон. А что касается…

– Сол все равно разнюхает.

– Или нет. Потом, он не узнает, где она, а если и узнает, то это не так важно. Кто из вас более надежен, Сол или ты?

– Наверное, Сол. Мне ведь приходится себя постоянно контролировать.

– Да. Что касается мистера Кремера и мистера Шталя, мы ничего им не скажем. Если они продолжат ее поиски, то смогут найти еще что-нибудь.

Вулф вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, по-видимому, для того, чтобы составить программу помощи.

Итак, первый звонок от Телезио не приостановил оперативные действия и лишь смог повлиять на стратегию. Все изменилось после второго звонка. Он раздался в половине третьего ночи в понедельник. Конечно, в Бари это половина девятого утра, но я был не в состоянии осуществить этот подсчет, когда вдруг проснулся и осознал, что это не сон и телефон действительно звонит. Я скатился с постели и схватил трубку. Когда я услышал, что звонят из Бари в Италии мистеру Ниро Вулфу, то попросил телефонистку подождать, зажег свет и отключил сигнализацию, которая начинала истошно трезвонить, стоило какому-либо ночному гостю приблизиться к двери комнаты Вулфа меньше чем на десять футов, затем спустился на этаж и постучал. Услышав его голос, я открыл дверь, вошел и включил свет. Вулф выглядел очень величественно, лежа под одеялом-грелкой и щурясь на меня.

– Ну, – произнес он.

– Звонок из Италии. Соберитесь с мыслями.

Вулф не допускает даже возможности, что ему когда-либо придется говорить по телефону в постели, поэтому единственный аппарат в его комнате стоит на столике у окна. Я подошел и включил его. Он откинул одеяло, поерзал по кровати, встал, прошлепал босиком к столу и взял трубку. Даже в этих обстоятельствах я был поражен чудовищными размерами его пижамы. Я стоял и слушал тарабарщину, в которой ничего не понимал, но это длилось недолго. Ему даже не пришлось раскошеливаться, потому что и трех минут не прошло, как он положил трубку, посмотрел на меня с неприязнью, прошагал к кровати, опустился на край и произнес несколько слов, которые я не смог бы воспроизвести.

– Звонил синьор Телезио. Он так осторожен, что понять его почти невозможно. Он сказал, что у него есть для меня новости, но настаивал на строжайшей конспирации, поэтому зашифровал их. Вот что он сказал, дословно: «Человек, которого вы ищете, находится в окрестностях горы». Он не стал ничего объяснять, а давить на него было бы неосторожно.

– Никогда еще не видел, чтобы поиски кого-либо давались вам с таким трудом, как поиск убийцы Марко, – произнес я. – Телезио знает об этом?

– Да.

– Тогда весь вопрос в том, какую гору он имел в виду.

– Можно смело предположить, что Ловчен – Черную гору, по имени которой получила название Черногория.

– Этот Телезио заслуживает доверия?

– Да.

– Тогда дело яйца выеденного не стоит. Убийца Марко находится в Черногории. Найти его там для нас – раз плюнуть.

– Спасибо.

Вулф положил ноги на кровать, засунул их под одеяло и вытянулся в длину, если можно так сказать о человеке с его габаритами. Он натянул одеяло в желтом пододеяльнике до подбородка, повернулся на бок и, приказав мне выключить свет, закрыл глаза.

Должно быть, он заснул, пока я еще поднимался по лестнице.

Эти четыре дня были самыми худшими за последние три недели. Хотя я и знал, что Вулф упрямый, как стадо ослов, но в этот раз он побил все рекорды. Он чертовски хорошо знал, что объект ускользнул от него, что он полностью побежден и единственно разумным было бы передать дело Кремеру и Шталю с тайной надеждой, что оно заинтересует ЦРУ, и если вдруг у них объявится в тех краях турист, любующийся пейзажем, они сочтут возможным дать ему соответствующее задание. Более того, существовало по крайней мере два особо важных лица в Вашингтоне, причем одно из них в Госдепартаменте, к которым Вулф мог обратиться с просьбой. Но нет. Не для этого упрямца. Когда – кажется, это было в среду вечером – я представил ему соображения, перечисленные выше, он их все отверг по следующим причинам. Во-первых, Кремер и Шталь решат, что он все выдумал, если не назовет своего осведомителя из Бари, а этого он не может сделать. Во-вторых, они непременно схватят миссис Бриттон, если она вернется в Нью-Йорк, и предъявят ей такое обвинение, что она полностью в нем увязнет. И в-третьих, ни полиция Нью-Йорка, ни ФБР не могут добраться до Югославии, а ЦРУ заинтересуется делом только в том случае, если это будет связано с их планами и проектами, что чрезвычайно нежелательно.

Между тем – и это производило жалкое впечатление – он продолжал платить Солу, Фреду и Орри, регулярно давал им инструкции и читал их отчеты, а я должен был участвовать в этом цирке. Не думаю, чтобы Фред и Орри догадывались, что их водят за нос, но Сол сообразил, и Вулф понял это. В четверг утром Вулф сказал, что Солу не обязательно докладывать непосредственно ему, а отчет могу взять я и передать ему.

– Нет, сэр, – твердо сказал я. – Я сначала уволюсь. Я согласен выполнять свою роль в этом проклятом фарсе, если вы настаиваете, но не собираюсь убеждать Сола Пензера в том, что я слабоумный.

Не знаю, сколько бы такое могло продолжаться. Рано или поздно Вулфу пришлось бы прервать эту деятельность, и я предпочитаю думать, что это случилось бы рано. Стало заметно, что он не выдерживает напряжения. Пример тому – сцена в кабинете на следующее утро, в пятницу, о которой я уже рассказывал. Что касается меня, я старался его не раздражать. Я просто предоставил ему возможность освободиться от этого дела, сообщив, что письмо Картрайта из «Консолидейтед продактс» требует немедленного ответа, и напомнил, что однажды Картрайт заплатил по счету двенадцать кусков и не пикнул. Сцена, когда он сгреб бумаги со стола и кинул в корзину, выглядела многообещающе. Я как раз решал вопрос, что делать дальше, когда зазвонил телефон. Я с удовольствием поступил бы с ним так же, как Вулф с почтой, однако пересилил себя и взял трубку. Женский голос спросил, приму ли я неоплаченный звонок из Бари в Италии для мистера Ниро Вулфа. Я согласился и позвал Вулфа. Он снял трубку.

На этот раз разговор был еще короче, чем в то воскресенье ночью. Я не умею разделять итальянский на отдельные слова, но, насколько понимаю, Вулф не произнес и пятидесяти. По его тону я понял, что новости опять неприятные, и выражение его лица, когда он повесил трубку, подтверждало это. Он сжал губы, свирепо глядя на телефон, потом перевел взгляд на меня.

– Она мертва, – мрачно произнес он.

Его всегда раздражало, когда я говорил таким образом. Он все мозги мне проел, требуя, чтобы при сообщении информации я использовал четкие формулировки, в особенности при описании людей или предметов. Но поскольку звонок был из Бари, а в той части света находилась только одна интересующая нас женщина, я не стал возникать.

– Где она? – спросил я. – В Бари?

– Нет, в Черногории. Оттуда сообщили.

– Кто или что послужило причиной смерти?

– Он сказал, что ничего не знает, кроме того, что смерть была насильственной. Он не сказал, что ее убили, но, конечно, это так. Может быть, ты сомневаешься?

– Может быть, но не сомневаюсь. Что еще?

– Ничего. Просто факт, и больше ничего. А если бы я и выудил из него дополнительные сведения, то, сидя здесь, все равно не знал бы, что с ними делать.

Вулф посмотрел на свои ноги, затем перевел взгляд на правый подлокотник кресла, потом на левый, как будто хотел убедиться, что и в самом деле сидит. Потом вдруг, резко отодвинув кресло, встал. Он подошел к телевизору, постоял немного, глядя на экран, затем повернулся и передвинулся к самому крупному, не считая его самого, в кабинете предмету – тридцатишестидюймовому глобусу, – крутанул его, остановил и на одну-две минуты погрузился в изучение. Потом повернулся, подошел к своему столу, взял книгу, которую дочитал до середины, – «Но мы были рождены свободными» Элмера Дэвиса, – подошел к книжному шкафу и поставил ее между двумя другими. Обернулся ко мне и спросил:

– Сколько у нас на счете в банке?

– Чуть больше двадцати шести тысяч после уплаты недельных счетов. Чеки вы выбросили в корзину.

– А в сейфе сколько?

– Сто девяносто четыре доллара и двенадцать центов мелочью, а также на крайний случай резервные три тысячи восемьсот.

– Как долго идет поезд до Вашингтона?

– От трех часов двадцати пяти минут до четырех часов пятнадцати минут, в зависимости от поезда.

Он недовольно поморщился:

– А самолет?

– От шестидесяти до ста минут, в зависимости от направления ветра.

– Самолеты летают часто?

– Каждые тридцать минут.

Он взглянул на настенные часы:

– Можем мы попасть на тот, что улетает в полдень?

Я поднял голову:

– Вы сказали «мы»?

– Да. Чтобы быстро получить паспорта, мы должны явиться за ними лично.

– Зачем нам паспорта?

– Чтобы попасть в Англию и Италию.

– Когда мы уезжаем?

– Как только получим паспорта. Лучше вечером. Так можем мы попасть на самолет, который улетает в Вашингтон в полдень?

– Погодите, – сказал я. – Можно рехнуться, наблюдая, как статуя неожиданно превращается в динамо-машину. Это и впрямь необходимо?

– Нет.

– Сколько раз вы мне говорили, что ни в коем случае нельзя действовать под влиянием порыва. Почему вы не сядете и не сосчитаете до тысячи?

– Это не порыв. Мы должны были уехать намного раньше – как только узнали, что она там. Теперь этого требуют обстоятельства. К черту все! Так можем мы попасть на этот самолет?

– Нет. Ничего не поделаешь. Одному Богу известно, что вы будете есть в течение недели или, может быть, года, – а Фриц готовит на ланч мусс «Покахонтас» из икры шэда. Если вы его не съедите, то потом выместите злость на мне. Пока я позвоню в аэропорт и достану из сейфа ваше свидетельство о натурализации и свое свидетельство о рождении, вы можете пойти и помочь Фрицу, раз уж у нас такая сумасшедшая спешка.

Он хотел что-то сказать, но передумал, повернулся и пошел в кухню.