На стыке времен

© C. Битлер, 2012

© О. Ю. Кнабенгоф, 2012

© Оформление. ООО «Реноме», 2012

Дорогие читатели!

С огромным интересом ознакомлюсь с вашими впечатлениями о прочитанной книге.

Жду ваших отзывов по адресу: stas.bitler@rambler.ru

Это первая книга, которую я решил издать. Она никому не посвящается, потому что, по моему мнению, посвящать книги живущим и здравствующим людям ни в коем случае нельзя, а умершим – это уже ни к чему. Содержание является художественным вымыслом, все совпадения имен и названий – случайны.

NULLA

…Придуманным миром удобней управлять…

Во времена Великого Переселения многие отправились на Мидгард, но больших кораблей хватило не всем, поэтому иным пришлось осваивать просторы Тсхигарда. Они взяли с собой семена основных культур, небольшое количество домашнего скота и необходимые орудия труда.

Лазерное оружие на Тсхигарде оказалось совершенно бесполезным из-за странных свойств местной атмосферы: воздух при резком нагревании собирал в себе зеркальные кристаллы и лазерные лучи попросту отражались в них. Угол падения, как известно, равен углу отражения.

На Тсхигарде пришлось воевать с монстрами, представляющими местное население. Война длилась несколько поколений, однако, несмотря на то что сражаться приходилось практически без оружия, используя подручные средства, переселенцам удалось победить. Большая часть монстров была побеждена, остатки поселились в Пустоши. На Тсхигарде наступил золотой век. Со временем переселенцы стали называть себя тсхи, а своих жен – тсхили.

Так как Родная Планета стала непригодна для жизни, а добраться до Мидгарда на малых кораблях было невозможно, корабли сначала стали жилищами для переселенцев, а потом чем-то вроде наглядных пособий для будущих пилотов Звездного легиона. Старейшины надеялись, что когда-нибудь им удастся построить большие корабли, и они снова станут хозяевами Вселенной, однако это не было приоритетной задачей для Общества.

Тсхи вели размеренный образ жизни. Помня рассказы предков о Великой Катастрофе, постигшей их на Родной Планете, они не гнались за техническим прогрессом и довольствовались самым необходимым. Основными занятиями тсхи были скотоводство и армейская служба – охрана границ Пустоши.

Жители Запада научились приручать тапалий – огромных птиц и использовали их в качестве транспорта для коротких перелетов. Другого транспорта на Тсхигарде не было.

Те, кто рождался наделенным каким-либо умением, развивали его. Как таковых, учебных заведений не существовало. Тсхи считали массовое обучение бесполезной тратой времени. Грамоте и счету детей обучали в семьях, а если ребенок проявлял тягу к какой-либо науке или ремеслу, не пользующимися спросом в семье, его отдавали в помощники мастеру того или иного дела.

После войны с монстрами, когда многие воины погибли, население тсхи восстановилось по отношению к тсхили не совсем в равной пропорции. Тсхи всегда было немного больше. Как говаривали мудрые, – это к войне, но уже много поколений выросло в мире, и почти никто в это не верил.

Тсхили до замужества не имели имен. Они назывались дочерьми по имени отца: первая дочь, вторая и так далее. После замужества они брали имя мужа и добавляли к нему смягчающее окончание. Если тсхили полностью отдавала себя науке и до окончания детородного периода не выходила замуж, ее называли Великой Безымянной. Великие Безымянные помогали править Совету, состоящему из старейшин и глав кланов.

Как и во всяком обществе, среди населения встречались те, кто не хотел жить по Закону. В зависимости от тяжести деяний к отступникам применялись три меры воздействия: общественное порицание, пожизненное изгнание в Пустошь или смертная казнь. За соблюдением Закона следили старейшины, которым помогали солдаты. Так как кроме охраны границ с Пустошью других задач у армии не было, помощь старейшинам армию не тяготила.

Старики рассказывали, что иногда из Пустоши прорывались беженцы. Говорили, что некоторые отступники вступали в порочную связь с монстрами и их потомки рождались оборотнями. Они были сильнее и умнее тсхи, и если периодически насыщались кровью живых, то не старели и были практически бессмертны. Природный ум позволял им проникать в Общество и занимать в нем сильные позиции. В это также почти никто не верил, как и в то, что на Тсхигарде когда-нибудь может произойти война.

Хорх был сыном монстра и отступницы, изгнанной в Пустошь за покушение на убийство старейшины. Когда он достиг семи лет и научился оборачиваться по своей воле в любое время суток, мать довела его до границы и благословила на жизнь в Обществе.

Хорх обернулся зверем и норами пролез под Стеной. Утром Дозор с досадой обнаружил следы зверя возле одной из нор, и ее тут же завалили камнями. Хорх знал, что больше не вернется в Пустошь. Через два дня пути он, в облике ребенка, встретил скотоводов-пилигримов, рассказал им историю о том, что вместе с отцом шел в пристанище Великих Безымянных, где должен был остаться на воспитание, но в пути на них напали монстры, отец погиб, а Хорху удалось спастись. Разумеется, бедный малыш не помнил, из какого они Города. Вероятно, после скитаний он немного повредился умом и даже забыл имя своего отца и науку, которую должен был постигать у Великих Безымянных. Скотоводы пожалели несчастного сироту и дали ему кров.

Мальчик был смышленым и обладал редким даром быстро разыскивать животных, отбившихся от стада. К десяти годам он умело владел всеми видами оружия и по ловкости и силе намного превосходил не только сверстников, но и некоторых взрослых. Он не боялся гонять стада через ущелья, граничащие с Пустошью, населенной монстрами. Старейшина, у которого не было своих детей, считал Хорха своим сыном, посланным ему Новыми богами за правильную жизнь. Скотоводы уважали мальчика, а некоторые даже завидовали.

Однажды скотоводам повстречалась Странствующая Великая Безымянная. Она была слепа, но это не мешало ей ориентироваться в пространстве, а трость служила ей скорее посохом, чем орудием калеки. Великая Безымянная о чем-то долго говорила со старейшиной; когда же Хорх приблизился к ним, лицо ее потемнело и она громко зашептала старейшине: «Берегись, волк среди твоих овец». Добрый Старейшина не понял сказанного и представил ей своего приемного сына – будущего Старейшину скотоводов – Хорха. Странствующую тсхили снабдили запасом провианта, и она пошла своей дорогой. Хорх обернулся, в считанные минуты догнал ее и спросил, как она поняла, что он оборотень? Великая Безымянная с достоинством ответила, что обладает Даром, но с горечью добавила, что он-то ее и погубит.

Хорх особенно остро почувствовал Зов Крови. Когда он жил в Пустоши, мать учила его сдерживаться, хотя знала, что рано или поздно Зов Крови окажется сильнее. Хорх понял, что не в состоянии управлять собой, а мысль о том, что тсхили может выдать его, только подтолкнула юного оборотня. Он рванул клыками плоть из ее шеи, нащупал артерию и стал жадно пить кровь. Мать рассказывала Хорху, что если не выпить жертву до конца, то она, скорее всего, выживет и обратится. Хорх понимал, что Великая Безымянная даже после обращения вряд ли будет на его стороне, поэтому выпил ее без остатка. Когда все было кончено, он добрался до ручья, привел себя в порядок и вернулся к стаду.

Похоже, никто не заметил его отсутствия. Хорх почувствовал необыкновенный прилив сил, внутри его играли волшебные струны, весь мир был ярок и полон красок, походка стала легка настолько, как если бы за спиной выросли крылья. Это была Первая Кровь. Хорх понимал всю значимость события и знал, что теперь в его жизни все будет иначе.

II

У Главы Совета было трое сыновей. Старшиий сын погиб во время своего Первого Дозора при несении службы на границе с Пустошью. Супруга Правителя – почтенная тсхили, его верный друг и помощник – так и не смогла пережить смерть сына и после тяжелой болезни отошла в мир иной.

На Тсхигарде не приветствовались повторные браки, тем более таких высокопоставленных персон, поэтому остаток жизни Глава Совета посвятил воспитанию детей, так и не женившись.

Младшие братья убитого Дозорного, еще будучи детьми, поклялись на могилах родных до конца своих дней уничтожать оборотней любой ценой, не щадя никого.

Средний был рослым и крепким – в отца. С юности он готовился к службе в Звездном легионе, ему прочили великое будущее. Младший же, Шелг, рос хилым и постоянно болел, однако, глядя на брата, он тоже проявлял тягу к военному искусству. Отец с детства наблюдал за Шелгом и видел, что в слабом теле таится сердце храбреца, а в большой голове на тонкой шее – ум Старейшины.

В отличие от брата Шелг уделял больше времени упражнениям умственным, нежели физическим, и к вступлению в отрочество уже имел полное представление обо всех существующих на Тсхигарде науках и ремеслах. Больше всего Шелга интересовало оружие, и, разумеется, он поступил в помощники к Оружейному Мастеру.

Шелг знал, что убить оборотня можно, только разорвав ему сердце. Сделать это мечом или стрелой было крайне непросто, хотя в пограничных Дозорах встречались фехтовальщики, которые умело пользовались сдвоенными мечами…

Шелг понимал, что, слабый телом, он вряд ли когда-нибудь достигнет такого мастерства. Из Рукописей Предков он узнал, что предшественником лазерного оружия было огнестрельное, и даже раздобыл в Храме Науки кое-какие чертежи. Мастер помог ему изготовить первый скорострел, однако из-за отсутствия на Тсхигарде пороха эксперимент оказался неудачным.

В Рукописях Предков о порохе не было никакой информации, но Шелг продолжал их изучать, зачастую ночами засиживаясь в Храме Науки.

Он уже имел четкое представление о своем будущем изобретении: если загнать в грудь оборотню стеклянную пулю, наполненную жидким азотом, выработка которого велась на Тсхигарде издавна, в целях заморозки каменных пород для облегчения их обработки, следующие за ней пусть даже обычная пуля или камень из пращи разобьют окаменевшую от низкой температуры плоть вдребезги.

Об открытии Шелга знали отец и Оружейный Мастер, но отнеслись к нему без большого энтузиазма, сочувствуя изобретательному юноше, которому не под силу управиться со сдвоенным мечом.

III

Уилл Роттон зарабатывал на жизнь тем, что заражал населенные пункты смертельными инфекциями путем распыления с воздуха, а потом за баснословные деньги продавал правительству антидот.

Подобных Уиллу проходимцев на Мидгарде было не сыскать. Про таких говорят, что они за деньги продадут родную мать. В отношении Роттона это выражение не было аллегорией. Будучи практикующим химиком, он действительно продал знакомым медикам для проведения незаконных анатомических опытов тело своей умершей матери.

Уилл совершенствовал свои знания в одной из химических лабораторий, принадлежащих отцу его подружки Сары Гудмен. Он согласился работать в лаборатории ночным сторожем после того, как его с позором изгнали с отделения нетрадиционной психиатрии медицинского университета, где он мог бы сделать блестящую карьеру, если бы не продемонстровал ученому совету своих пациентов, лечившихся от наркотиков. Он путем хирургического вмешательства удалил им клетки головного мозга, вырабатывающие эндорфины, и, на всякий случай, клетки, отвечающие за длительную память. Проще говоря, бедолаги избавились от наркотической зависимости и стали практически овощами. Они бродили по залу с блаженными улыбками, утверждая, что являются детьми цветов, и раздавали красочные брошюры о вреде эндорфина и длинной памяти.

Ученый совет был шокирован. К счастью для Уилла, у подопытных не было родственников, которые могли бы засудить его. Дабы не бросить тень на университет, дело замяли, а Роттона навсегда вычеркнули из списка светил медицины.

Сара была без памяти влюблена в Уилла, и его неудача только укрепила чувства. Ее отец был крупным воротилой в области разработок и продаж альтернативных видов топлива, и она предложила Роттону устроиться в одну из его лабораторий, чтобы продолжать научные изыскания. Роттон быстро сообразил, что химия более благодарное и прибыльное дело, нежели нетрадиционная психиатрия, и всерьез увлекся ее изучением.

Первые два миллиона Уилл вытянул из президента одной из Банановых республик, когда после странного дождя зеленоватого цвета рабочие на плантациях коки стали умирать, как мухи.

На белоснежной яхте, взятой «напрокат» у отца Сары, в позолоченном пенсне, в парике и с фальшивой «профессорской» бородкой, Роттон прибыл к Его величеству, пустил ему пыль в глаза: мол, он является полномочным представителем организации «Врачи без границ», сделал вид, что исследовал анализы инфицированных и предложил антидот. Пробный образец бесплатно, остальное – за вышеупомянутую сумму, намекнув на то, что скоро в этих широтах ожидается сезон дождей.

Банановый король не стал торговаться и сразу выложил полтора миллиона наличными, остальное – главным внутренним валовым продуктом своей вотчины.

Отплясывая чечетку на палубе, Ротон вернулся домой с чемоданом денег и трюмом, набитым кокаином. Тогда он еще не знал, что будет с ним делать…

IV

Однажды, когда скотоводы вошли в Город, Хорх помог старейшине определить скотину на постой недалеко от ярмарки и вместе с остальными поспешил в таверну на Главной площади. Раньше Хорху не доводилось бывать в Городах, и все для него было ново и интересно. В таверне было много народу: скотоводы, прибывшие на ярмарку купцы из других Городов, местные мастера и бродячие гайторнеры. Последние развлекали публику игрой на чудных инструментах.

Гайторна представляла собой пузырь, обтянутый мехом. К нижней части пузыря была прилажена трубочка с отверстиями, а к верхней – большой рог. Гайторнер вешал пузырь на шею так, чтобы его было удобно зажимать локтем и выдавливать из него воздух. Воздух попадал в трубочку, и в зависимости от того, какое отверстие на трубочке зажимал музыкант, в рог звонко вылетала та или иная нота. Когда в пузыре заканчивался воздух, гайторнер надувал его ртом через специальный клапан. Две-три гайторны вместе звучали очень красиво. Хорх подумал, что если бы он не знал сути происходящего, то издалека можно было бы предположить, что парни мучают каких-то неведомых зверюшек, тычут им в бока локтями, отчего последние жалобно пищат.

Гайторнерам ловко аккомпанировал на барабане толстый мальчишка лет пяти. Увлекшись игрой, он взмок, и пот градом катился из-под его огненно-рыжих волос. Капельки пота, словно маленькие призмы, увеличивали до огромных размеров его веснушки, беспорядочно разбросанные на лице.

Бледная, нездорового вида Безымянная, которой до Великой было еще лет двадцать, красиво перебирала струны, натянутые поперек выдолбленной из дерева чаши. Звук получался металлический, с отдаленным эхом, а выражение лица у нее было такое, что, казалось, она растворяется в льющейся мелодии. Один из гайторнеров затянул старинную балладу на древнем тсхи. Хорх не понимал половины слов, но песня была красивая.

Постояльцы поужинали и разбрелись на ночлег, а Хорх все не мог оторвать глаз от выступающих. Когда музыканты отложили инструменты и взялись за ужин, Хорх поинтересовался у старшего из них: «Мастер, а нельзя ли попробовать взять пару нот на гайторне?» Тот утвердительно махнул косматой головой и произнес что-то типа: «Валяй!» или «Давай!», почти не открывая набитого мясом рта. Хорх повесил гайторну на шею, подтянул ремень и сходу выдал полностью, без ошибки, только что услышанную сольную партию.

В таверне воцарилась гробовая тишина. Мастер с усилием протолкнул в горло застрявший кусок, так что кадык рванул верхнюю пуговицу на рубахе, и завороженно уставился на Хорха.

– Парень, да ты чего? Да не-е… Да как это? О боги, я написал эту музыку только сегодня утром и сам смог ее исполнить только на третий или четвертый раз! Кто твой Мастер?

– Вон он, – Хорх указал рукой на мирно дремлющего за соседним столиком Старейшину скотоводов.

– А кто научил тебя так играть?

Хорх для приличия сделал вид, что смущен, хотя данное чувство ему было не только не свойственно, но и чуждо, и правдиво ответил:

– Да никто, я в первый раз попробовал, я раньше и музыки-то не слыхал…

– Дела.

Мастер насвистел замысловатую мелодию и попросил повторить на гайторне. Хорх безукоризненно исполнил ее. Музыканты окружили Хорха и стали беспардонно разглядывать его, как какого-нибудь двухголового щенка с ярмарки, а Огонек (так мысленно Хорх окрестил юного толстячка) даже зачем-то стал трогать его за нос и щеки, подозрительно заглядывая в глаза. В общем, Хорх пришелся по душе всей честной компании, так же как и компания пришлась по душе ему.

Юный оборотень вспомнил слова матери: «Занимайся тем, что тебе покажется Твоим Делом». Он понял, что это Его Дело, и растолкал Старейшину, который спросонок стал пялиться на него огромными непонимающими глазами и разглаживать бороду, обильно украшенную крошками со стола.

Старейшина, хотя и привязался к приемышу, неволить его не стал. В Книге Клана он напротив имени Хорха нарисовал стрелочку и сделал запись: «музыкант», вежливо поинтересовался у Мастера Музыки, как его зовут и куда они держат путь, набил дорожную сумку Хорха гостинцами и, пожелав всем удачи, направился к выходу из таверны. Никто не видел, как на выходе, прикрываясь тыльной стороной ладони от рассветных лучей, он смахнул со щеки вырвавшуюся из сердца слезу.

Шелг проснулся от звука боевой гайторны, доносившегося с плаца резиденции Главы Совета. Выглянув в окно, он увидел, что брат, в парадной амуниции, проводит строевой смотр небольшого отряда. В утренних лучах он заметил в его бороде и волосах переливающиеся серебром волоски. Странно, раньше их не было или он не обращал внимания?

За завтраком Шелг узнал от отца, что в западной части Тсхигарда начались волнения. Народ обеспокоен участившимися случаями вылазок оборотней из Пустоши, а наместник Главы Совета – Хорх, по мнению населения, слишком увлечен проведением музыкальных мероприятий, и его невнимание к данной проблеме уже начинает попахивать халатной самонадеянностью.

На прошлогоднем Совете Хорх намекнул на необходимость принятия поправок к Закону в части, касающейся оборотней. Они, мол, дети отступников и перед Законом ни в чем не виноваты, а относительно монстров Хорх всегда был категоричен: они – коренное население и, слава Старым и Новым богам, что кое-как удалась оставить их в Пустоши, как в резервации, после длительного геноцида.

Старейшины молча соглашались с Хорхом относительно монстров, но по поводу оборотней сильно возражали. Не было ни одного клана в Западном Тсхигарде, где хотя бы один тсхи или тсхили не пострадали от мерзкого отродья.

Глава Совета сообщил Шелгу, что его брат – один из лучших воинов на Тсхигарде, но как политик еще не слишком силен, поэтому, если он будет нуждаться в совете, было бы хорошо, чтобы Шелг оказался рядом в трудную минуту.

Шелг без колебаний вызвал старшего ученика, дал необходимые распоряжения – главное, чтобы не остужали домну в литейном цехе оружейного завода, – и занялся сборами.

Отец знал, что Шелг намеревается посетить Обитель Великих Безымянных, расположенную в западной части Тсхигарда, поэтому не сомневался, что он согласится помочь брату в выполнении миссии.

Кое-что Глава Совета все-таки не договорил младшему сыну: в случае осложнения обстановки его брату было поручено отстранить Хорха от занимаемой должности и до внеочередных выборов исполнять его обязанности.

В дорожную сумку Шелг уложил инструменты для черчения, записную книжку и немного провианта. Брать с собой какие-либо книги или научные пособия необходимости не было, так как у молодого тсхи за последние годы развилась феноменальная память. Видимо, это было компенсацией богов за тщедушное сложение и слабое здоровье.

Выступили с первыми лучами на следующий день. Несколько дней с начала похода не были утомительными: гайторнеры наигрывали походные марши, провиант был свежий, палатки чистыми и сухими. На тридцатый день пути, когда путники были изрядно измотаны и мечтали о глотке чистой воды и горячей ванне, авангард заметил тапалий, которые несли по небу колесницу с дозорным.

Большая часть солдат застыла разинув рты. Раньше ничего подобного они не видели. На Востоке тапальи не водились, так как в восточных травах не хватало минералов, необходимых для жизнеобеспечения огромных птиц. Размах их крыльев был как два роста взрослого тсхи. Единственным немигающим глазом золотого цвета, на котором, казалось бы, вообще отсутствует веко, одна из тапалий уставилась на Шелга.

Шелг знал все об истории Тсхигарда и помнил, что эти замечательные птицы сыграли огромную роль в войне с монстрами. Монстры рассматривали тапалий как одно из звеньев пищевой цепи, и поэтому у них были старые счеты. Когда-то один из древних воинов Западного Тсхигарда понял, что эти птицы являются вполне разумными существами, и старейшины заключили с ними что-то вроде союза.

Согласно Обычаю, братья поприветствовали как дозорного, так и тапалий. Дозорный узнал их имена, цель визита, учтиво поклонился и убыл в резиденцию Хорха с докладом, сообщив путникам, что осталось примерно полдня пути. Птицы взмахнули крыльями и через несколько мгновений превратились в причудливую, стремительно уменьшающуюся кляксу на бледно-желтом небе.

VI

Уилл пребывал в замечательном настроении. Огромный лимузин из чистого золота, который в свое время ему пожаловал за «помощь» один из арабских шейхов, торжественно приближал его к зимней резиденции Гудменов. Заднее сиденье было завалено орхидеями.

Уилл открыл мини-комод и выбрал лучшую «бабочку» для предстоящего события. Сегодня он сделает предложение Саре (а уж она-то точно согласится), и наконец-то у него будет возможность называть мистера Гудмена по-свойски «папашей» и пренебрежительно похлопывать его по плечу. И пусть эти поганые ищейки спецслужб верхнего уровня Мидгарда подавятся от злости. Теперь он им не по зубам.

Роттон прекрасно осознавал, что женится не на Саре, а на ее фамилии. С тех пор как Сара плотно подсела на кокаин, она стала еще глупее и внешне подурнела, Уилл потерял к ней всякий интерес. Необычайно высокая самооценка вызывала у него рвотные рефлексы, когда он представлял себе, как придется в очередной раз убеждать Сару в нерушимости своих чувств.

Лимузин бесшумно въехал на парковку. Роттон отдал распоряжение привратнику насчет орхидей и взлетел по лестнице в гостиную. Увидев «папашу», он хотел произнести развязное «Здрассьте», но осекся. Мистер Гудмен с утра пил неразбавленный виски из огромного стакана. Это было дурным знаком.

– Чего такой довольный, газет не читаешь?

– Простите, мистер Гудмен?

Отец невесты молча швырнул на стоящий в гостиной журнальный столик пачку свежих газет. Они пестрели заголовками: «Доктор Зло женится на дочери топливного магната», «Будущий тесть доктора Зло объединяется с зятем в борьбе за Ближний Восток», «Слушания по делу У. Роттона состоятся в понедельник»…

– Что за бред? Какие слушания?

– А-а, ты не знаешь! Международный уголовный суд намерен удовлетворить требование Мирового правительства о санкционировании твоего ареста. Твой последний «спасенный» оказался слишком влиятельным типом. По субботам он играет в гольф с Самим. Плюс еще ищейки нароют уйму старых эпизодов. Господи, почему я не смог заставить бедную девочку послать тебя ко всем чертям еще тогда?

– Но, мистер Гудмен, мои адвокаты.

– Да какие адвокаты, ты что, не понимаешь? Это делается по инициативе Самого! Да еще и меня втянул, родственничек! В общем, парень, я как-нибудь вывернусь, а тебе, похоже, финиш.

Роттон дрожащими руками взял из рук Гудмена стакан с уже теплым виски и, отбивая чечетку зубами по стеклу, опустошил его до дна. Стало немного легче. Алкоголь на голодный желудок быстро сделал свое дело, и Уилл устало рухнул в кресло. Он вяло задал вопрос в никуда:

– Что делать?

– Ты еще спроси: «Кто виноват?» – съязвил Гудмен. – Ты что, думал всю жизнь прятаться за задницами влиятельных родственников? Бедная Сара! И что она в тебе нашла? Ты же проходимец! Тебе что, было мало тюряги в Туркестане? Каторжный труд не исправил извращенный разум?

Роттон про себя улыбнулся: он вспомнил, что в прошлом году здорово вляпался в Туркестане, однако ему удалось затянуть на свою сторону парочку арабов, попавших под амнистию. Молодчики после освобождения подкупили целый рыболовецкий поселок и поставили спектакль на тему трехсот контейнеров с отравленной рыбой, предназначенной на экспорт в Новый Свет, обезвредить яд в которой может только невинно осужденный господин Роттон.