Орел нападает. Орел и Волки
Вся сила его нерастраченной юношеской любви теперь питала в нем жгучую ненависть к высокопоставленному интригану, столь сильную, что никакое, пусть даже самое жестокое воздаяние за свершенное тем злодеяние, не показалось бы ему слишком чрезмерным. Однако Вителлий не только избежал наказания, но и благополучно вернулся вместе с императором в Рим. Осознав, что задуманное им покушение вот-вот сорвется, он сумел извернуться и выставить себя не преступником, а героем. Увидев, что телохранители Клавдия плотно смыкаются вокруг своего господина, Вителлий подскочил к подосланному им самим же убийце и заколол его. Теперь император считал трибуна своим спасителем и выражал монаршую благодарность целыми ливнями почестей и наград.
Внезапно нахлынувшие воспоминания навлекли на лицо юного оптиона столь горестную гримасу, что его спутница испугалась:
– Эй, что с тобой?
– А? Прости, я задумался.
– О чем мне, наверно, не стоит и спрашивать?
– Не стоит. Тебя это вообще не касается.
– Надеюсь. Взгляни-ка, вот и вино.
Галл вернулся к стойке с двумя кружками, от которых шел такой густой аромат, что он вмиг взбодрил опечаленного Катона. Трактирщик принял у молодого человека монету и вновь повернулся к своей лохани.
– Эй, а где сдача? – поинтересовался Катон.
– Никакой сдачи, – бросил, не оборачиваясь, трактирщик. – Вино вздорожало. На море шторм.
– Но…
– Тебе что, не нравятся мои цены? Тогда давай топай отсюда. Пей там, где тебе позволяет карман.
У Катона кровь отхлынула от лица. Ничем не примечательная обычная грубость, с какой подчас сталкиваешься по сто раз на дню, вдруг вызвала в нем прилив дикого гнева. Он сжал кулаки, страшно вытаращил глаза и открыл рот, чтобы исторгнуть из него поток грязной брани. В какой-то миг он вообще был готов наброситься на уже поглощенного своим привычным занятием старика и то ли придушить его, то ли порвать в клочья. Однако этот миг миновал, и юный Катон, всегда гордившийся своим самообладанием, смущенно обмяк: ему стало стыдно за свою дурацкую вспышку. Украдкой он обвел взглядом зал – не заметил ли кто чего, но, похоже, смотрел в его сторону только один человек. Рослый здоровяк средних лет безучастно стоял в отдалении, опираясь на стойку и выразительно поигрывая рукоятью кинжала, прячущегося в деревянных, обитых металлическими пластинами ножнах. Очевидно, это был нанятый стариком вышибала, судя по длинным волосам тоже галл. Детина, поймав взгляд оптиона, поднял руку, погрозил ему пальцем и снисходительно улыбнулся, как взрослый, предупреждающий малыша, что ему надо вести себя тихо.
– Катон, я вижу пару мест у огня. Хорошо бы занять их.
Несса легонько подтолкнула своего кавалера к кирпичному очагу, где, шипя и треща, занималась новая порция мокрых поленьев. Катон малость поупирался, но потом уступил. Они, стараясь не расплескать горячий напиток, протиснулись сквозь толпу посетителей и уселись на два низеньких табурета, присоединившись к счастливчикам, гревшим бока возле груды пылающих дров.
– Слушай, что все-таки с тобой происходит? – спросила Несса. – Там, у стойки, ты был сам не свой.
– Правда?
Катон пожал плечами и осторожно приложился к дымящейся кружке.
– Правда. Мне показалось, что ты вот-вот на кого-нибудь кинешься.
– Да, я был к тому близок.
– А Боадика говорила, что ты сдержанный малый.
– И это не расходится с истиной.
– Тогда в чем же дело?
– Это личное, – резко бросил Катон, но опомнился. – Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто мне неприятно об этом сейчас говорить.
– Понимаю. Тогда давай поговорим о другом.
– И о чем же?
– Не знаю. Придумай сам что-нибудь. Полагаю, тебе не мешает отвлечься.
– Ну хорошо… этот кузен Боадики… Празутаг, что ли? Он и вправду так грозен, как ты утверждаешь?
– Еще бы!
Несса нахмурилась. По ее круглому безмятежному личику прошла тень беспокойства.
– Он ведь не просто воин. Ему подвластно и многое прочее.
– Что это за «прочее»?
– Я… я сама в том не очень-то разбираюсь.
– Значит, если он сюда заявится, вам с Боадикой несдобровать?
Несса покачала головой. Она очень аккуратно прихлебывала из своей кружки вино, но все же пара капель попала на плащ. Мелкие бусинки, прежде чем впитаться в ткань, багрово блеснули.
– Нет, ничего страшного с нами, конечно же, не случится. О, Празутаг, разумеется, побагровеет как свекла и поднимет крик, но на том все и кончится. Стоит Боадике поласковее взглянуть на него, как он тут же переворачивается на спинку и ждет, когда ему пощекочут животик.
– И сам тоже хочет пощекотать ей брюшко?
– Заметь, это ты сказал, а не я.
Несса, вытянув шею, посмотрела через зал на подругу, которая, видимо позабыв обо всем, нежно поглаживала щеку Макрона, а потом повернулась к Катону и тихонько, как будто влюбленная парочка могла ее услыхать, прошептала:
– Ты только не болтай никому, но кое-кто поговаривает, что Празутаг вообще от нее без ума. Весной он намерен сопроводить нас обеих в родные края. И я совершенно не удивлюсь, если он, пользуясь случаем, попросит отца Боадики выдать ее за него.
– И тот отдаст ее?
– С большой радостью.
– А как сама она к этому отнесется?
– О, она, разумеется, согласится.
– Вот как? Но… почему?
– Не каждый день девушке предлагает руку будущий правитель икенов.
Катон, помедлив, кивнул. Боадика, как очень многие из встречавшихся ему женщин, видимо, ставила положение в обществе выше каких-то там чувств. Макрону он в любом случае решил ничего не говорить. Какой бы Боадика ни сделала выбор, это ее личное дело, пусть сама с ним и разбирается. Хотя, конечно, история темная.
– Жаль. Она заслуживает лучшего.
– Конечно заслуживает. Вот почему она и крутит с твоим командиром. Пусть хоть поразвлечется, пока есть возможность. Вряд ли дикарь-муженек даст ей много свободы.
Позади них вдруг послышался грохот, и Катон, обернувшись, увидел, что в пивную через распахнутую мощным пинком дверь протискивается гороподобный гигант. Когда нежданный гость неловко выпрямился, его голова коснулась свисавших с потолка клочьев соломы. Сердито выругавшись на родном языке, верзила пригнулся и шагнул вперед, чтобы опять, уже без помех, выпрямиться и оглядеться по сторонам. При своем невиданном росте он был невероятно широк в плечах, руки его, обнаженные до локтей, сплошь поросли жесткими волосами. Катон непроизвольно сглотнул, мигом, хотя и без радости, догадавшись, кого это принесло.
Глава 3
– O боги! – Несса вздрогнула. – Ну, теперь нам достанется.
Когда Празутаг принялся сердито оглядывать зал, разговоры, как по команде, умолкли. Все выпивохи замерли, старательно пряча глаза и в то же время боковым зрением прилежно следя за каждым движением разгневанного гиганта. Тот пока не мог видеть Боадику с Макроном, так как те сидели у него за спиной. Катон приметил, как Боадика резким тычком пальца велела Макрону лезть под скамью, но центурион отрицательно помотал головой. Она опять ткнула пальцем в пол, но Макрон заупрямился, и дело кончилось тем, что девушка, торопливо допив свою кружку, нырнула под лавку сама. При этом она задела стол, и тот зашатался. Одна из кружек свалилась на пол и раскололась.
Празутаг выхватил из-под плаща кинжал и развернулся, готовый сразить любого врага, подкравшегося к нему сзади. Макрон уже стоял на ногах. Могучий икен быстрым взглядом оценил стать коренастого римлянина и внезапно расхохотался.
– Эй, дубина, над чем ты смеешься? – рявкнул Макрон.
Несса сжала руку Катона и ахнула:
– Твой друг глупец!
– Нет, – прошептал Катон. – Глупец ваш родич. Лучше бы ему поостеречься. Злить Макрона не стоит.
Празутаг тяжело похлопал центуриона по плечу и пробурчал на своем языке что-то примирительное. Нож исчез под плащом.
– Убери лапы! – проворчал Макрон. – Ты, спору нет, паренек здоровенный, но мне случалось потрошить и ублюдков покрепче.
Воин оставил его слова без внимания и повернулся к другим столам, возобновив поиск своевольных беглянок. Несса, вскочившая от волнения с табурета и напрочь забывшая о какой-либо осторожности, быстро втянула голову в плечи, но это мало чему помогло.
– А-а-а! – взревел гигант и пошел сквозь толпу, грубо расталкивая всех, кто мешал ему двигаться к цели. – Несса!
В ту же секунду, не успев даже испугаться, Катон прыгнул вперед и загородил собой девушку.
– Оставь ее в покое! – выкрикнул он, однако голос его предательски дрогнул. До него вдруг дошло, чем чреват этот шаг.
Празутаг без малейшей заминки отшвырнул его в сторону, схватил Нессу за плечи и, как она и предсказывала, принялся во всю глотку орать на нее. Далеко отлетевший, но все же сумевший устоять на ногах Катон бросился к бритту. Тот даже не шелохнулся. Через мгновение огромный кулак встретился с головой Катона. Последовала белая вспышка, и свет померк.
Макрон, утробно рыча, стал проталкиваться к очагу. Боадика, выбравшись из-под лавки, кинулась следом:
– Макрон! Стой! Он убьет тебя!
– Пусть попробует.
– Остановись! Прошу тебя!
Она повисла у него на плечах.
– Отпусти меня, женщина!
– Макрон, ну пожалуйста!
Празутаг, заслышавший за спиной какую-то возню, замер, перестал трясти Нессу, потом бросил взгляд через плечо и, развернув свой массивный корпус навстречу центуриону, разразился яростным монологом. Макрон ничего в этой варварской тарабарщине не понимал, но зато хорошо понимал, что для схватки с таким громилой лучше чем-нибудь вооружиться. Римлянин огляделся по сторонам, ища предмет, который помог бы ему в какой-то степени уравнять шансы, но в тот самый миг, когда он подхватывал с пола чью-то дубинку, его сшибли с ног, огрев по затылку разлетевшимся вдребезги глиняным кувшином. Причем удар нанес вовсе не бритт, а вконец разозлившаяся Боадика. Ошеломленный и растерянный, Макрон с трудом приподнялся на четвереньки.
– Не вставай! – прошипела Боадика. – Не высовывайся и помалкивай, пока хуже не стало!
С этими словами она сама, гневно пофыркивая и сверкая глазами, бросилась к разъяренному великану. Тот все еще что-то орал, размахивая огромными ручищами, но девушка, привстав на цыпочки, с ходу осыпала его градом хлестких увесистых оплеух и не останавливалась до тех пор, пока он не притих.
– Нет, Боадика! – запротестовал Празутаг. – Нет!
Девушка снова ударила его и, вскинув стиснутый кулачок, замерла, словно веля гиганту заткнуться. Ее глаза выжидательно полыхали, но великан, крепко сжав зубы, не издал больше ни звука. Завсегдатаи кабачка, забыв о выпивке, молча ждали, чем разрешится конфликт между могучим гороподобным воителем и худощавой бесстрашной икенкой. Наконец Боадика опустила руку. Празутаг кивнул и тихонько заговорил с ней, робкими, едва заметными кивками указывая на дверь. Боадика подозвала Нессу, и обе девушки вышли на улицу. Празутаг сердитым взглядом обвел зрителей, проверяя, нет ли среди них любителей посмеяться, потом пнул распростертое тело Катона и поспешил прочь из кабака, видимо сообразив, что его подопечные опять могут скрыться.
Лишь после того, как стало ясно, что гигант уже не вернется, и разговоры за столиками возобновились, пожилой галл кивнул вышибале. Тот направился к двери, закрыл ее, а потом словно бы невзначай подошел к Макрону:
– Ты в порядке, приятель?
– Бывало получше. – Макрон потер голову и поморщился. – Вот дерьмо! Больно.
– Неудивительно. Женщина у тебя еще та.
– О, это да!
– Можешь считать, она спасла твою шкуру. И того парня тоже.
– Катон!
Макрон повернулся к оптиону, который, приподнявшись на локте, тряс головой.
– Ты как, жив?
– Не уверен, командир. Такое впечатление, будто на меня обрушился дом.
– Ты недалек от истины! – хохотнул вышибала. – У этого Празутага рука тяжеленная.
Катон поднял глаза:
– Это чистая правда.
Галл помог юноше встать, отряхнул солому с его туники.
– А теперь, если вы, ребята, не против, я бы хотел, чтобы вы оба покинули заведение.
– Это еще почему? – хмуро спросил Макрон.
– Да потому, что вы меня уже достали, – вскипел вышибала, но тут же смягчился: – Задирать местных – последнее дело, особенно если те под хмельком. Мне даже думать не хочется, что станется с этим заведением, если Празутаг вернется сюда с парой-тройкой приятелей и увидит, что вы еще здесь.
– Ты думаешь, он вернется? – нервно оглядываясь на дверь, спросил Катон.
– Как только сообразит, что те две девицы и вы были знакомы и раньше. Так что уж лучше топайте себе, ладно?
– В общем, все верно. Пошли, Катон. Мы еще найдем, где нам выпить.
Плотно закутавшись в свои плащи, Макрон и Катон, пригнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, вышли на улицу, и дверь за ними тут же закрылась, вмиг погасив оранжевое световое пятно. Празутага и девушек уже нигде не было видно, по снегу в темноту переулка уходили следы.
– И что теперь? – спросил Катон.
– Я знаю тут еще одно место. Правда, не такое славненькое, как это. Но, на худой конец, сойдет и оно.
– Не такое славненькое?
– Ты хочешь выпить или не хочешь?
– Хочу, командир.
– Тогда заткнись и следуй за мной.
Стоило римской армии где-то остановиться, и рядом с ней, как по волшебству, появлялось все, на что у солдат этой армии мог возникнуть спрос. Вот и сейчас в самом мрачном квартале Камулодунума финикийские сводники уже развернули свои передвижные бордели. Скупленные по дешевке ветхие амбары и развалюхи, наскоро подлатанные и аляповато расписанные, украсились вывесками, дававшими легионерам понять, какие там оказывают услуги и по какой (иногда очень сходной) цене. Самые оборотистые дельцы предлагали не только любовные утехи, но и выпивку, за которую, правда, драли втридорога, что неминуемо привело к росту количества кабаков и борделей. Все они, чтобы привлечь посетителей, рьяно соперничали между собой. Вокруг этих заведений роились во множестве всякого рода знахари, маги и выдающие себя за них шарлатаны, гарантировавшие чуть ли не моментальное исцеление любых недугов – от сифилиса до мужского бессилия, а также уличные лоточники с неограниченным выбором «заговоренных» товаров. Там были мечи, которые никогда не тупились, амулеты, защищающие от стрел, игральные кости, всегда падающие «шестерками» вверх, и тому подобные вещи. Правда, Катону все это было далеко не в новинку: в римских трущобах такая торговля тоже велась денно и нощно, только имела куда больший размах.
Макрон привел Катона к приземистой, неприглядной хибаре, ютившейся в плохо освещенном проулке, прямо посередине которого, промыв в снегу темную дорожку, текла струйка мочи. Внутри заведения витал приторный дух дешевеньких благовоний, призванный, видимо, перебить еще более неприятные ароматы. Римляне через узкую дверь с трудом протиснулись в дымное помещение с щелястым полом, несколькими беспорядочно расставленными столами и стойкой, представлявшей собой доску, покоившуюся на двух бочках. Хозяин заведения и две тощие шлюхи сидели возле нее с тоскливыми, скучающими выражениями на лицах, никак не вязавшимися с настенной росписью, где развеселые мужчины и женщины весьма изощренными способами тешили свою похоть.
В зале были заняты лишь два стола: за ближним к стойке гуляли рядовые легионеры, видимо только сменившиеся с дежурства и прямо в доспехах закатившиеся в кабак. В дальнем углу расположилась группа центурионов Второго. Катон узнал пару лиц. Один из сидящих посмотрел на вошедших, и по его широченной физиономии тут же расплылась радостная улыбка.
– Макрон, дружище! – взревел он так громко, что даже шлюхи подпрыгнули на своей лавке и изумленно воззрились на крикуна. – Греби-ка с твоим приятелем к нам, выпьем вместе.
Когда все сидевшие за столом потеснились, впуская вновь прибывших в свой сплоченный кружок, Макрон провел церемонию представления.
– Парни, это мой оптион, его имя Катон. Катон, могу тебя заверить, что эти пропитанные вином обормоты представляют собой цвет и гордость нашего доблестного легиона. Будь здесь света побольше, ты и сам бы смекнул, что к чему. Пожалуйста, познакомься с Квинтом, Бальбом, Сципионом, Фабием и Парнезием.
Римляне, по большей части уже основательно нагрузившиеся, подняли затуманенные глаза и приветственно покивали.
– Славная компания, – сердечным тоном продолжил Макрон. – Я тянул с ними солдатскую лямку еще до того, как они – один за другим – были представлены к повышению. А нынче, гляди, все мы, и я в том числе, вышли в центурионы. Уверен, что в один прекрасный день к нам присоединишься и ты. Если, конечно, доживешь. Я прав, парни?
Парни дружным ревом выразили согласие, и Катон, чтобы поменьше робеть в столь крутом обществе, поспешил угоститься вином. Оно оказалось сущей кислятиной, видимо не нашедшей в Галлии сбыта, и юноша невольно поморщился, сделав первый глоток.
– Пробирает? – ухмыльнулся Бальб. – Самое то, когда собираешься подвалить к шлюхе.
Катон согласно кивнул, хотя он, собственно, ни о чем этаком вовсе не думал. Шлюхи как таковые, особенно второсортные, подобные тем, что дремали у стойки, никогда его не привлекали, да и тоска по Лавинии была еще очень сильна. Но вот для того, чтобы заглушить эту тоску, требовалось, конечно, напиться.
После нескольких кружек кислого, но, похоже, и впрямь забористого напитка у него перед глазами все поплыло, а когда он закрыл их, стало лишь хуже. Нужно было на чем-то сосредоточиться, и взгляд юноши метнулся к столу, где гуляли простые легионеры. Только простые ли? Ведь на каждом из них красовались новехонькие пластинчатые доспехи.
Катон поскреб пальцем тунику Макрона:
– Есть ли прок в этих штуковинах, командир?
– Штуковинах? Каких еще штуковинах?
– Ну, железяках, которые понавешаны на тех вон парнях. Вместо кольчужных колец.
– Это, сынок, доспехи нового образца. Скоро у всех солдат будут такие.
Парнезий приподнял голову, покоившуюся на столе, и меланхолически пробубнил:
– Пластинчатые доспехи – мечта каждого легионера. Надеваешь их на… я имею в виду, на себя, и ты в полном дерьме!
– Не обращай на него внимания, – прошептал Макрон Катону.
– Он у нас, чтоб ты знал, интендант.
– Я так и понял.
– Эй! Парни! – крикнул Макрон через зал. – Кто-нибудь… подойдите-ка к нам. Нашему оптиону охота полюбоваться, что вы там на себя нацепили.
Легионеры переглянулись. Тон приглашения, по их мнению, был грубоват. Наконец один солдат недовольно ответил:
– Нечего тут командовать. Кабак не казарма, а мы сейчас не на службе.
– О, вот те раз, ни с того ни с сего пошла вонь! А ну оторвали от лавок свои ленивые задницы и живо сюда! Я к кому обращаюсь?
Легионеры, один за другим, неохотно поднялись со своих мест и подошли к оживившимся командирам. Мысль устроить маленький смотр явно взбодрила уже осовевших от выпитого вояк.
– Как все это носится? – спросил Макрон, выбираясь из-за стола и скептически озирая необычное снаряжение.
– Неплохо, командир, – ответил легионер, который первым подчинился приказу. – Эти доспехи легче кольчужных. И попрочней, ведь пластины сплошные.
– А с виду полное барахло. Двигаться эта хрень не мешает?
– Панцирь гибкий, командир. Приспосабливается к движениям.
– Да ну?
Макрон подергал одну из пластин, потом зашел со спины, задрал плащ.
– Крепится с помощью этих пряжек, как я понимаю?
– Так и есть, командир.
– А легко ли их одевать?
– Ничего сложного, командир.
– Они дорогие?
– Дешевле кольчужных.
– А как же так вышло, что вы, пареньки из Двадцатого, получили их первыми? Вроде бы в настоящие битвы-то вас еще не совали.
Центурионы засмеялись, тогда как легионер покраснел от обиды.
– Не могу знать, командир. Я всего лишь солдат.
– Перестань называть его командиром, – прошипел самый рослый из рядовых. – Сейчас это вовсе не обязательно.
– Но он ведь и впрямь командир.
– Да, но не твой. И ты не в строю. Мы сейчас не на службе, и центурионы других легионов нам не указ.
– Ты! – Макрон ткнул ершистого малого пальцем в грудь. – Заткнись! Будешь говорить, когда тебя спросят. Понятно?
– Мне все понятно, – хмурясь, ответил солдат, – но подчиняться тебе я не стану.
– Еще как, на хрен, станешь! – взревел Макрон и ткнул строптивца кулаком в солнечное сплетение.
Он тут же выругался, ощутив острую боль, ибо кулак угодил в стальную пластину. Правда, это не помешало центуриону другой рукой заехать болтуну в зубы. Ошеломленный солдат повалился на своих товарищей, а Макрон – на него, увлекаемый силой удара.
– Ладно, парни! – со смехом выкрикнул он. – Раз уж мы все не на службе и не в строю, то предлагаю хорошую, честную драку. Намнем друг другу бока без чинов, а?
Все офицеры, кроме Катона, мигом повскакивали со своих мест и бросились на опешивших легионеров. Однако замешательство молодцов из Двадцатого длилось недолго, и, как только на них обрушились первые удары, они, стряхнув с себя хмель, начали отбиваться. Заведение моментально наполнилось грохотом, криками, бранью. Трактирщик поспешил вывести в заднюю дверь своих шлюх.
– Катон! – орал Макрон, сцепившись с рослым легионером. – Помогай!
Поднявшись с лавки и расставив пошире нетвердо державшие его ноги, Катон размахнулся, целя кулаком в ближайшую из солдатских насупленных физиономий, потом ударил что было сил, но промазал и, угодив в стену, сильно ушиб костяшки пальцев. Следующий удар, правда, задел-таки челюсть противника, но отозвался в ушибленной руке болью. Долей мгновения позже Катон заметил чей-то кулак, подлетавший уже к его собственному лицу, и во второй раз в эту ночь окружающий мир сделался для него белым. Охнув, юноша пал на колени и затряс головой, пытаясь прояснить зрение. Когда оно вернулось, молодой оптион увидел над собой дюжего молодца с высоко вскинутым табуретом и, инстинктивно подавшись вперед, боднул противника головой в пах. Легионер взвыл, выронил табурет и сложился вдвое, схватившись руками за низ живота.
– Хорошая работа, сынок! – крикнул Макрон.
От полученного удара и излишка выпитого вина голова юноши непрестанно кружилась. Он попытался встать на ноги, но потерпел плачевную неудачу, однако сквозь гвалт и треск мебели ухитрился расслышать отдаленный топот.
– Провосты! – крикнул кто-то. – Сматываемся, пока нас не схватили!
Драка вмиг прекратилась, и римляне всей толпой устремились к заднему выходу из заведения, в то время как в главную дверь уже вваливались патрульные – в черных плащах и грозно позвякивающих доспехах. Макрон подхватил Катона и вытащил во двор, через который торопливо бежали участники потасовки. Оптион, плохо соображая, что происходит, перевалился вслед за Макроном, решившим, видимо, оторваться от основного скопления беглецов, через какой-то забор, и, шатаясь и ковыляя, устремился в путаный лабиринт переулков. Скоро звуки погони стихли, но тут юноша понял, что в пылу бегства потерял своего командира.
Он остановился и прислонился к какой-то стене, пробуя отдышаться. Мир вокруг него все вращался. Тело корежили рвотные спазмы, но из желудка не шло ничего, кроме желчи.
– Макрон! – жалобно простонал он. – Макрон!
Неподалеку послышались голоса, зазвенели доспехи.
– Дерьмо! Я пропал!
Неожиданно кто-то схватил его за руку и рывком втащил через дверь в темноту ближней лачуги. В следующее мгновение мощный удар под дых швырнул юношу на пол. Он сжался в комок, ловя открытым ртом воздух. Снаружи по снегу проскрипели шаги, и опять стало тихо.
– Прости, малыш, – сказал Макрон, помогая Катону подняться. – Мне надо было хоть как-то тебя заткнуть. Ничего плохого я не хотел. Ты в порядке?
– Н-нет! – задыхаясь, ответил Катон. – Меня мутит.
– Проблюешься потом, а сейчас есть занятие и получше. Иди-ка сюда.
Центурион буквально впихнул юношу в небольшую каморку, освещенную одной-единственной лампой. Две девицы, сидевшие на убогого вида постели, завидев Макрона, расплылись в улыбках.
– Катон, это Броанн и Денеб. Поздоровайся с ними.
– Привет, красавицы, – промямлил Катон. – Кто они? Ты их знаешь?
– Сказать по правде, не очень-то хорошо. Только что познакомился. Но так уж вышло, что сейчас эти девушки совершенно свободны. Броанн моя. А ты получаешь Денеб. Наслаждайся.
Макрон подошел к Броанн, чью профессиональную обольстительную улыбку несколько портило отсутствие передних зубов. Подмигнув юноше, центурион скрылся с избранницей за потрепанной занавеской.
Оптион повернулся к Денеб. Лицо у той было столь густо размалевано, что ее возраст так бы и оставался загадкой, если бы морщинки, проступавшие в уголках рта, не позволяли с уверенностью предположить, что она по меньшей мере вдвое старше своего нынешнего клиента. Красавица взяла юношу за руки и потянула к себе. Когда колени Катона смяли тюфяк между ее призывно раздвинутыми ногами, Денеб расстегнула по всей длине свое шелковое одеяние, обнажив большие плоские груди с темно-коричневыми сосками и поросший редкими волосами лобок. Катон, замешкавшись, смущенно оглядел все это богатство. Денеб игриво поманила его пальчиком, но когда молодой римлянин склонился к пурпурным, щедро накрашенным чем-то липким губам, хмель наконец взял над ним верх – и он без чувств повалился пластом на распростертое женское тело.