Забытый легион
Вскоре из-за дешевизны привозного зерна по всей Италии разорились тысячи мелких фермеров (к которым принадлежала и семья Тарквиния). Крупные землевладельцы воспользовались этим, чтобы расширить свои имения. Недостаток рабочих рук стали возмещать за счет использования тысяч рабов – важнейших трофеев всех римских завоеваний.
Поскольку Сергий и его родные были гражданами Рима, им повезло: Целий заключил с ними контракт. За работу им платили гроши, но все же платили. Другим повезло меньше: рабы вытеснили голодавших крестьян в неизмеримо разросшиеся города. В результате потребовалась пшеница для конгиариев – бесплатной раздачи зерна бедным.
Если Целий действительно ездил в столицу за займом, то он явно преуспел. Теперь владелец латифундии, каждое утро дававший задание рабам и работникам на заднем дворе своего дома, неизменно пребывал в хорошем настроении. Тарквиния отправили на уборку урожая, как случалось каждое лето уже восемь лет, которые семья Сергия прожила в имении Руфа.
За неделю с небольшим требовалось убрать урожай с огромных полей, засеянных овсом и пшеницей. Задача была тяжелая, работать приходилось от рассвета до заката. Спина Тарквиния приобрела цвет черного дерева, а длинные светлые волосы – к удовольствию некоторых рабынь – выгорели добела. Волосы хорошо закрывали родинку на шее.
Фульвия была слишком слаба для физической работы, а потому вместе с другими пожилыми женщинами привозила на поля еду и питье. Раньше Целий пытался заставлять мужчин работать весь день без перерыва, но два года назад выдалось очень жаркое лето, и многие теряли сознание от обезвоживания. Один даже умер. После этого землевладелец понял, что короткий дневной перерыв выгоднее потери рабочих рук.
Четвертый день выдался очень знойным. Когда вскоре после полудня Фульвия привезла воду, хлеб и овощи, ее встретили восторженными криками. Она поставила запряженную мулом тележку в тени дерева, и вокруг тут же собралась толпа.
– Я привезла кусок сыра, – прошептала Фульвия сыну, похлопав по лежавшему рядом с ней свертку в тряпке.
Тарквиний понимающе подмигнул.
На работниках были только набедренные повязки и сандалии, серпы с короткими рукоятками заткнуты за выданные Целием кожаные пояса. Ноги рабов, чтобы они не пытались бежать, сковывали тяжелые железные цепи. Рабы всех крупных землевладельцев – в том числе и Целия – были уроженцами Средиземноморья. Иудеи, испанцы и греки трудились бок о бок с нубийцами и египтянами. Изголодавшимся людям было не до разговоров. Вскоре корзины с едой опустели; воробьям, с надеждой шнырявшим в пыли, крошек почти не осталось.
Греческий раб Маврос грустно доел остатки хлеба.
– Сейчас я все бы отдал за кусок мяса! Может быть, мы что-нибудь получим на виналию рустику[2].
– Как же, дождешься от Целия! Тем более сейчас, когда у него трудности с деньгами! – фыркнул надсмотрщик Декстер, коренастый отставной легионер с юга. – А вот Олиний ест вдоволь.
Все с любопытством посмотрели на Тарквиния: его посещения старика секретом не были.
– Держу пари, что этот колдун все время кормит его ягнятиной! – сказал один.
– Так вот почему ты туда ходишь? – На смуглом лице Мавроса отразилась зависть.
– Не потому. А чтобы не слышать твоего нытья.
Громкий многоголосый хохот вспугнул целую стаю птиц.
Надсмотрщик посмотрел на Тарквиния странным взглядом.
– Ты очень подолгу торчишь на горе. Что тебя туда тянет?
– Он убегает туда от этой проклятой жары! – ответил толстый раб Сулин.
Все дружно кивнули. Жара стояла невыносимая. Несрезанные колосья раскачивались, поджариваясь на солнце.
Тарквиний молчал, прислушиваясь к звону цикад.
– Так что? – Декстер рассеянно потер старый шрам.
– Что «что»? – притворился непонятливым Тарквиний. Внезапный интерес десятника встревожил его.
– Этот чокнутый колдун действительно каждый день ест мясо?
– Только если находит мертвого ягненка или козленка. – У Тарквиния потекли слюнки. Он много раз ел с Олинием жареное мясо. – Разве хозяин допустил бы что-то иное?
– Хозяин! – презрительно отмахнулся Декстер. – Целий понятия не имеет, сколько у него овец и коз. Он считает, что десять ярок дают восемь ягнят в год.
– Разве это приплод? – насмешливо спросил Маврос.
– Кроме Олиния, никто не будет пасти стадо на вершине. – Сулин сделал знак против нечистой силы. – Вокруг этих мертвых городов бродит слишком много духов и диких зверей.
В глазах мужчин вспыхнул страх.
Ряды гробниц на кладбищах у руин Фалерий напоминали об истории этой местности, и мало кто из обитателей латифундии дерзал подходить к ним близко даже днем. Гора славилась своими грозами, стаями волков и ураганными ветрами; считалось, что в этом месте еще обитают этрусские боги.
– Именно поэтому Целий его и держит. – Тарквиний хотел сменить тему, кошмарный сон еще не изгладился из его памяти. – Этот участок почти закончен, – сказал он, показав на поле. – Мы могли бы заскирдовать его до заката.
Декстер удивился. Обычно после перерыва людей можно было заставить приняться за работу только с помощью угроз. Он выпил еще одну чашу воды.
– За работу, парни. Не заставляйте меня обращаться к подружке! – прорычал он, ткнув пальцем в плетку, висевшую на его поясе.
Работники поплелись по стерне, бросая на Тарквиния злобные взгляды. Но никто не посмел сопротивляться железной воле надсмотрщика. И его плетке. Декстера наняли, чтобы держать работников в узде, и он делал это рьяно.
Фульвия дождалась, когда остальные ушли подальше, а потом со смущенной улыбкой отдала сыну сверток.
– Спасибо, мама. – Он поцеловал ее в лоб.
– Да благословят тебя боги! – гордо ответила Фульвия.
– Декстер… – Как только мать повернула повозку, Тарквиний заторопился к тучному надсмотрщику. – Хочешь козьего сыра?
– Покажи-ка! – Декстер алчно протянул руки, попробовал кусочек и улыбнулся. – Передай Фульвии спасибо. Где она его взяла?
– Видать, знает, где взять. – Всем было известно, что те, кто работает на кухне, могут раздобыть такую еду, о которой другим остается только мечтать. – Я рассчитывал…
– Пораньше уйти с поля? – Декстер грубо захохотал. – Для этого куска сыра маловато! Если Целий увидит, что ты опять бездельничаешь, он мне яйца оторвет!
– Дело не в этом. – Тарквиний рисковал отведать плетки за дерзость, но выражение лица Декстера его встревожило. – Я надеялся, что ты расскажешь мне, не замышляет ли чего хозяин. Против Олиния.
Декстер прищурился.
Гаруспик давно жил на окраине имения; его терпели только благодаря тому, что он хорошо умел обращаться с животными и вел замкнутый образ жизни. Целию, как и большинству римлян, не нравились те, кто придерживался древних этрусских обычаев; Декстер мало уступал в подозрительности своему хозяину.
Тарквиний понял: надсмотрщик что-то знал.
Несколько мгновений оба молчали.
– Если принесешь мне мяса, я подумаю, – ответил наконец Декстер. – А теперь иди работать.
Тарквиний подчинился. Как только пшеница будет уложена в стога, он предложит поохотиться на волков. Целий знает, что этим летом хищники зарезали на склонах горы каждое десятое животное. Может быть, ради этого он освободит Тарквиния от работ в оливковой роще и на винограднике.
К тому же на вершине горы можно будет убить для Декстера ягненка. Конечно, никакой гарантии, что надсмотрщик выполнит обещание, не было, но как иначе узнать, что замышляет Целий? За долгие годы учебы у Тарквиния развилась интуиция. Сначала кошмарный сон, потом расспросы Декстера… Против гаруспика явно что-то замышляли.
– Веселее! – Декстер щелкнул плеткой. – Ты сам захотел пораньше вернуться к работе.
Тарквиний сжал левой рукой пучок колосьев, наклонился, срезал их серпом у самой земли, бросил пучок за спину и взялся за следующий. Люди справа и слева повторяли те же ритмичные движения, неуклонно продвигаясь вперед. Этруски убирали здесь урожай сотни лет, знание этого успокаивало Тарквиния. Он работал, представляя себе, как это делали его предки еще до прихода римлян.
Глава II
Вельвинна
Рим, 70 г. до н. э.Неподалеку от Форума по пыльному переулку брели семь молодых аристократов. Дорогие белые тоги были залиты вином – результат долгой попойки. За день гуляки успели обойти половину кабаков, раскинувшихся на семи холмах. Мужчины разговаривали громко и дерзко, не обращая внимания на тех, кто мог их слышать. Рабы, вооруженные дубинками и ножами, шли позади с факелами в руках.
Толстый молодой человек, замыкавший шествие, споткнулся, упал на стену, выругался, согнулся пополам, и его начало тошнить чуть ли не на собственные сандалии.
– Поторапливайся! – со смехом сказал ему стройный, чисто выбритый мужчина с орлиным носом. – Мы побывали еще не во всех здешних питейных заведениях!
Наверху с грохотом открылись ставни.
– Блюй в другом месте, мерзавец!
Толстый вытер испачканные губы и всмотрелся в темноту.
– Я – всадник республики и имею право блевать где хочу! А теперь заткнись, если не хочешь получить по морде!
Напуганный высоким положением говорившего и его телохранителями, домовладелец быстро исчез.
Пьяные громко расхохотались.
Ссориться с компанией «золотой молодежи» мог только глупец. Все граждане считались равными, но на самом деле Римом правила элита, состоявшая из сенаторов, всадников, или эквитов, и богатейших землевладельцев. Эти аристократические семьи составляли клику, пробиться в которую могли только люди, обладавшие огромным богатством. Судьбу республики решали несколько человек, принадлежавшие к этой небольшой группе.
Толстого вырвало снова.
– Проклятые плебеи, – сказал он, положив мясистую руку на плечо приятеля. – Не обращай внимания, дружище. Просто у меня с ногами плоховато.
– Плебс хорош в небольших количествах, – согласился тот. – За исключением армии и полевых работ.
Гуляки заулыбались, но плотный рыжий, возглавлявший группу, нетерпеливо сказал:
– Пошевеливайтесь, иначе мы никогда не доберемся до Лупанария!
Название самого знаменитого римского борделя заставило нобилей навострить уши. Его обитательницы славились на всю Италию. Встрепенулись даже самые пьяные.
– Что, Целий, не терпится? – с легкой досадой спросил худой.
– Это же лучший публичный дом в городе. Тебе давно следовало посетить его. – Целий алчно потер руки. – Нигде больше не найдешь столько красивых женщин!
– Кажется, туда только что доставили новую партию рабынь из Германии. – Толстый откашлялся. – Но сначала я хочу выпить!
– А потом в публичный дом! – хлопнул его по руке Целий.
– Если смогу до него добраться!
– И я тоже! – засмеялся самый старший из гуляк, которому было сорок пять. – А ты пойдешь? Или боишься жены? – спросил он предводителя.
Стройный добродушно улыбнулся. Он уже много раз слышал эту подначку. Друзья немного завидовали гордому имени его жены и подтрунивали над его супружеской верностью. Но реплики пьяных приятелей не могли его пронять. Все знали сдержанность этого молодого нобиля, и он не собирался портить это мнение о себе.
– Будь германские женщины действительно красивыми, я мог бы поддаться искушению. Но все они – конопатые ведьмы!
Остальные засмеялись, желая доставить удовольствие своему могущественному другу. Этот политик сумел пережить кровавые чистки Суллы, наследника первых диктаторов Рима Цинны и Мария. Несмотря на множество угроз, он отказывался разводиться с женой, дочерью врага Суллы. Родня и сторонники стройного несколько месяцев уговаривали Суллу, и наконец он отменил смертный приговор. Предсказание диктатора о том, что этот человек со временем подчинит себе римскую аристократию, было забыто, и теперь общественность считала честолюбивого всадника одним из самых многообещающих молодых римлян.
– Тогда трахни кого-нибудь из тамошних мальчиков, – бросил Целий. – А женщин оставь нам.
Нобиль потер орлиный нос:
– Я думал, все эти мальчики живут в твоем доме.
Целий сжал кулаки.
– Бросьте. Мы все здесь друзья, – серьезно сказал обычно веселый коренастый Авфидий, славившийся добродушием.
Стройный, всегда остававшийся политиком, только пожал плечами:
– Я не собираюсь ни с кем ссориться.
– А ты, Целий? Мир?
Рыжий гневно закусил губу, но кивнул:
– Ладно.
Тон был неискренним, но Авфидий успокоился и повернулся к остальным:
– Где здесь ближайшая траттория?
– За Форумом. Позади храма Кастора. – Толстый всадник показал рукой вперед. – Следуйте за мной.
Спустя несколько минут они сидели за столом каменной таверны, пропахшей потом и дешевым вином. В кольцах торчали факелы, озарявшие закопченные стены и отбрасывавшие длинные танцующие тени. Здесь, по обыкновению, был большой зал на первом этаже, а в трех-четырех верхних этажах располагались квартиры, сдававшиеся внаем. В помещении звучали громкие голоса. Одни посетители играли в кости, другие мерились силой на деньги.
Несмотря на охрану, большинство вновь прибывших чувствовали себя неуютно. Здешняя обстановка им не нравилась. Многие посетители, не привыкшие общаться с аристократами, тоже смотрели на них с опаской.
– Ну, что уставились? – гаркнул Целий.
Сидевшие рядом быстро отвели глаза.
Целий грозно ухмыльнулся, кивнул, и за спинами любопытных граждан тут же возникли рослые рабы. Он кивнул еще раз, и телохранители вывели двоих мужчин наружу. Еще один раб остановился у входа. Когда за дверью послышались крики, друзья уведенных беспомощно застыли на месте. Даже дюжий привратник набрал воды в рот.
– Целий, так ты не обзаведешься друзьями, – сказал стройный.
– Кому нужен этот сброд?
– Не стоит бить плебеев без необходимости. – Он показал на дверь. – А когда такой необходимости нет, лучше мириться с их присутствием.
– Ты все знаешь лучше всех?
– Эти люди – не рабы.
– Всадники могут делать все, что им хочется.
– Можешь и дальше поступать так же – если тебе не нужна их поддержка в Сенате.
Целий скривил губы, но промолчал.
– Мы, всадники, самые могущественные люди в самой сильной стране мира. Плебс это хорошо усвоил. Уважение гораздо лучше помогает управлять, нежели страх.
Другие закивали, но рыжий нахмурился.
– А тут поблизости нет ничего получше? – слегка понизив голос, спросил Авфидий. – Это же настоящая дыра!
Многие повернулись к Целию, объявившему себя знатоком борделей.
– Есть места, где конская моча и публика получше, чем здесь, но мы зашли сюда только по дороге в Лупанарий, – ответил Целий, довольный тем, что снова оказался в центре внимания. Он допил чашу. – Давайте посидим еще немного. А потом зададим жару светловолосым шлюхам!
Все кивнули, за исключением стройного.
– Лично я отсюда возвращаюсь домой.
– Что? Ты нас бросаешь? – Толстый всадник наполнил чашу приятеля и толкнул ее к нему, пролив вино.
– Мне нужно подготовиться к завтрашнему выступлению в Сенате.
– После ночи в седле гениальность потечет из тебя, словно моча! – Авфидий сделал неприличный жест, заставив всех расхохотаться.
– Друг мой, в следующем году я хочу стать квестором. Такая должность с неба не падает. – В качестве младшего магистрата стройный получил бы возможность познакомиться со сложностями римского законодательства, а то и распоряжаться частью общественной казны. Это позволило бы ему накопить ценный политический опыт, без которого невозможно подняться на следующую ступеньку и стать претором.
– Во имя яиц Юпитера! Неужели тебе не хочется повеселиться? – насмешливо спросил Целий, знавший, что без сильной поддержки человека на такой пост не изберут.
– Этот человек прав, – признал Авфидий. – У магистратов редко бывают свободные вечера.
– Я знаю.
– Тогда оставайся с нами!
– Предпочитаю служить республике. А вы можете грешить хоть всю ночь.
– Ты тут не единственный, у кого есть общественные обязанности.
– Прошу прощения, – быстро произнес стройный. – Я никого не хотел обидеть.
– Серьезно? – Целий стиснул край стола так, что побелели костяшки. – Ты пока еще не квестор, а такой же всадник, как и мы! Наглый выскочка!
Стройный смерил его ледяным взглядом.
– Пойдем, Целий! – вмешался Авфидий. – Чем скорее шлюха охладит твою голову, тем лучше.
Рыжий заставил себя улыбнуться.
Но взгляд стройного остался каменным.
– Целию нужно охладить не голову, а яйца!
Большинство рассмеялось шутке.
Эквиты продолжали пить, но атмосфера товарищества уже рассеялась. Беседа увяла, однако это было заметно только тем, кто сидел за столом.
– Ну что, теперь в Лупанарий? – допив чашу, спросил Авфидий.
Ему ответили одобрительными возгласами.
Вслед за Целием компания вышла на пыльную, испещренную следами колес улицу. В нескольких шагах от двери неподвижно лежали два тела.
Целий пнул ближайшего ногой в живот:
– Вот тебе на память!
Стройный неодобрительно поджал губы.
Не успели они сделать несколько шагов, как Целий в полутьме столкнулся с девушкой. Та упала наземь, корзина с мясом и овощами отлетела в сторону.
Когда девушка поднялась, по светлому браслету на запястье Целий понял, что перед ним рабыня, и влепил ей пощечину.
– Смотри, куда идешь, неуклюжая сука!
Девушка вскрикнула и снова упала в пыль. Ее поношенная туника задралась, обнажив красивые длинные ноги.
– Целий, она не сделала тебе ничего плохого, – помогая ей встать, сказал Авфидий.
Девушка была лет семнадцати, очень хорошенькая, темноволосая и голубоглазая. Смущенная присутствием нобилей, она благодарно кивнула.
– Прости, господин, – пробормотала она и хотела уйти.
Но Целию этого было мало. Заметив красоту рабыни, он разорвал ее легкую шерстяную тунику до талии и уставился на упругие обнаженные груди. Девушка вскрикнула от стыда и ужаса, но Целий, в котором закипела кровь, полностью сорвал платье с ее плеч.
Рабыня попятилась, но двое спутников Целия уже перекрыли ей путь к отступлению. Телохранители, понявшие, что их помощь не потребуется, отступили в тень. Помочь одинокой рабыне было некому. От заката до рассвета улицы Рима принадлежали преступникам. Только глупец выходил на улицу без охраны. Или раб, посланный с поручением.
– Господин, прошу тебя… – Голос девушки дрогнул. – Я не хотела ничего плохого…
Целий схватил ее за руку:
– Я мигом управлюсь.
Все одобрительно зашушукались. Молчали только стройный и Авфидий.
Девушка застонала от страха.
– Отпусти ее.
– Что ты сказал? – не веря своим ушам, переспросил Целий.
– Ты меня слышал.
– Чтоб мне гнить в Аиде! – Трясясь от гнева, Целий сделал шаг вперед. – Проклятье, это всего лишь рабыня!
Стройный приподнял полу тоги и показал спрятанный под одеждой длинный кинжал.
– Меня от тебя тошнит. Делай, что я тебе сказал.
Целий бросил взгляд на телохранителей.
Внезапно рукоятка кинжала оказалась в ладони стройного.
– Я проткну тебе сердце раньше, чем они успеют подойти.
– Успокойся, дружище, – сказал встревоженный Авфидий. – Все в порядке.
Стройный улыбнулся:
– Это зависит от Целия.
Остальные молча следили за развитием ссоры, которая назревала уже несколько месяцев. Никто не хотел становиться на пути могущественного и честолюбивого карьериста.
Дрожавший от ярости Целий отпустил девушку.
Стройный привлек ее к себе.
– Желаю удачи в Лупанарии, – сказал он и властно показал в конец улицы.
– Сначала ему не понравилось, что двое простолюдинов получили по заслугам, а потом он помешал всаднику трахнуть рабыню, – проворчал себе под нос Целий. – Этот хрен стал слишком мягким. Или сошел с ума.
– Ни то ни другое, – покачал головой Авфидий. – Просто он слишком умен.
– И что дальше?
Вместо ответа Авфидий весело похлопал рыжего по спине:
– Пора выпить еще!
Целий позволил себя увести. Остальные безропотно пошли следом, радуясь, что ссора закончилась без крови.
Так бывало не всегда.
– Увидимся завтра в Сенате! – крикнул им вдогонку стройный.
Он стоял молча, прижимая к себе рабыню, пока группа не скрылась из виду. В тени ждали два личных телохранителя. Девушка тревожно смотрела на него, надеясь, что ее отпустят. Но когда нобиль посмотрел на нее, в его взгляде горела похоть. Стройный сжал ее руку и потащил в переулок.
Она заплакала от страха. Все было ясно. Один насильник сменил другого.
– Молчи, а то будет плохо.
Толстый всадник, облегчившийся в очередной раз, видел, как пара исчезла в темноте.
– Он все это затеял, чтобы заполучить ее себе, – пробормотал толстяк. – Нет, квестором он пробудет недолго.
– Скоро он станет консулом, – предрек Целий. Но о судьбе девушки рыжий не догадывался.
На протяжении нескольких веков Римом правили два избранных консула, которым помогали военные трибуны, судьи и Сенат. Эта система хорошо работала, если должностные лица соблюдали закон. Два правителя выполняли свои обязанности в течение двенадцати месяцев. Считалось, что это древнее правило мешает отдельным личностям цепляться за власть. Но после гражданской войны, разыгравшейся тридцать лет назад, римская демократия пришла в упадок, и официальные посты переходили из рук в руки не чаще двенадцати раз за поколение. Честолюбивые аристократы, такие как Марий, Цинна и Сулла, положили начало традиции, заставляя ослабевший Сенат позволять им оставаться на посту консулов дольше положенного времени. Сейчас официальные государственные посты практически передавались по наследству, и самые богатые и могущественные роды Италии ревностно защищали такое положение. Посторонний человек мог стать консулом только при наличии невероятной энергии и других достоинств.
– Рано или поздно этот хрен все же оступится, – продолжал ворчать Целий. – Ошибаются все. – Рыжий все еще кипел от гнева, но понимал, что слишком пьян и в словесном поединке врагу проиграет. Он подхватил приятелей под руки и вразвалку побрел к Лупанарию.
Стройный решительно шагал в темноте, крепко держа девушку одной рукой. Переулок был завален мусором и битой глиняной посудой, выброшенной обитателями ближайших домов. Наконец, найдя подходящее место, он стащил с рабыни тунику и толкнул ее на землю. Она неловко упала, обнажив треугольник темных волос внизу живота. Приподняв тогу, он ступней раздвинул ее бедра и опустился на колени. Девушка вскрикнула от ужаса. Нобиль рывком овладел ею и вздохнул от наслаждения.
Стройный яростно вонзался в нее. Жена давно болела и не могла удовлетворять его желания. Захваченный политической карьерой, он уже несколько месяцев обходился без секса.
Глаза девушки расширились от страха.
– Если посмотришь на меня еще раз, я перережу тебе горло!
Она послушно зажмурилась и для верности зажала себе рот ладонью. Из закрытых глаз текли слезы. Такова была судьба рабыни.
Стройный сделал еще один рывок, кончил и испустил протяжный стон.
Но девушка не открыла глаза даже тогда, когда он встал и оправил тогу.
Он посмотрел сверху вниз и довольно улыбнулся. Лицо девушки, залитое слезами, распухло, но не утратило красоты. Теперь, когда похоть была удовлетворена, он мог вернуться домой. Нужно было закончить речь, которую он собирался произнести утром. Если эту речь хорошо примут, его шансы стать квестором сильно возрастут. Жрец Юпитера и трибун легиона – штабной офицер, – он стремился как можно скорее сделать карьеру аристократа – cursus honorum.
Он не сомневался, что отец гордился бы, если бы мог видеть, до каких высот поднялся его единственный сын. Семья была патрицианской, но небогатой. Отец много лет упорно трудился в Сенате и за год до смерти стал претором, выше которого был только консул.
Сначала молодому человеку помогали родственные связи, открывавшие ему двери, которые в противном случае остались бы для него закрытыми. Он долго слушал беседы отца с политическими союзниками, следил за дебатами на Форуме, посещал пиры, и это тоже принесло свои плоды. Он стал прожженным политиком, а выгодный брак укрепил его положение в обществе. Одна из его теток вышла замуж за консула, но после того, как дядя умер в разгар гражданской войны, карьера молодого человека затормозилась.
Во время кровавого правления Суллы опасность грозила любому инакомыслящему. Сулла, первым из всех полководцев решившийся ввести солдат в Рим, казнил всех, кто мог встать на его пути. За это его прозвали «мясником».
Молодого человека спасли от смерти только ум и воля. Благодаря непрестанным усилиям он обзавелся множеством богатых и влиятельных друзей и теперь считался восходящей звездой римского политического небосклона. На него стали обращать внимание такие великие люди, как Катон и Помпей Великий. Марк Лициний Красс, один из наиболее заметных людей в Риме, оказывал ему большую финансовую помощь, но молодой политик нуждался и в поддержке менее известных личностей. А сейчас ему представилась хорошая возможность показать, кто главный в компании.