Дом шелка. Мориарти
– Это господин Холмс, детектив, о котором я вам говорил, – объяснил Карстерс партнеру.
– Да-да. Разумеется. Он только что представился.
– Не ожидал, что вы здесь появитесь, – сказал Карстерс.
– Я пришел потому, что мне хотелось увидеть место вашей работы, – внес ясность Холмс. – Но у меня есть к вам и несколько вопросов по поводу людей Пинкертона, нанятых вами в Бостоне.
– Жуткая история! – вмешался Финч. – Ущерб от потери этих картин мне не восполнить до конца жизни. Это самое большое бедствие в моей карьере. Если бы мы тогда продали несколько работ этого вашего Уистлера, Эдмунд! Да хоть разорвись они на части – никто ничего бы не заметил! – Как только пожилой джентльмен заговорил, остановить его было уже невозможно. – Торговля картинами, господин Холмс, – занятие респектабельное. Среди наших клиентов много аристократов. И вдруг мы попали в какую-то историю с перестрелками, убийствами. Ясно, что нам это ни к чему…
Лицо пожилого господина вытянулось, ибо оказалось, что перестрелки и убийства – это еще не все: дверь открылась, и в комнату ворвался мальчишка. Я сразу узнал Виггинса, который с другими «сотрудниками нерегулярных частей» навестил нас несколько часов назад, но для Финча это был просто налет, какой не увидишь в страшном сне.
– Вон отсюда! Сейчас же! – воскликнул он. – У нас для тебя ничего нет.
– Не тревожьтесь, господин Финч, – успокоил его Холмс. – Мальчика я знаю. В чем дело, Виггинс?
– Мы его нашли, господин Олмс! – в волнении прокричал Виггинс. – Ну, этого малого, какого вы искать велели. Мы его своими глазами видели, я и Росс. Мы уже было сунулись в забегаловку на Бридж-лейн, Росс эту пивнушку знает, он, бывает, и сам туда заглянуть не дурак. Тут дверь открывается, и вот он, голубчик, без ошибки, на лице шрам багровый. – Парень прочертил линию на собственной щеке. – Это я его засек. Не Росс.
– Где он сейчас? – спросил Холмс.
– Мы шли за ним до гостиницы, сэр. Каждому по гинее, если отведем вас туда?
– Только попробуйте не отвести, и вам крышка, – парировал Холмс. – Виггинс, я всегда играю с тобой честно, сам знаешь. Говори, что за гостиница?
– В Бермондси, сэр. Частная гостиница госпожи Олдмор. Росс ждет там. Я оставил его караулить, а сам ноги в руки и к вам. Если этот ваш объект снова выйдет наружу, Росс с него глаз не спустит. Он хоть и новенький, да парень не промах. Пойдете со мной, господин Олмс? Возьмете экипаж? А можно мне с вами?
– Сядешь с кучером. – Холмс повернулся ко мне, и по его сведенным бровям и напряженному выражению лица я сразу понял: вся его энергия сосредоточена на предстоящих действиях. – Нам надо срочно уходить, – сказал он. – По счастливой случайности объект расследования оказался у нас в руках. Нельзя дать ему ускользнуть.
– Я поеду с вами, – вызвался Карстерс.
– Господин Карстерс, это может быть опасно…
– Но ведь я его видел. Это я вам его описал, и именно я могу его опознать и подтвердить, что ваши мальчишки нашли того, кого надо. К тому же у меня есть личное желание довести это дело до конца, господин Холмс. Если это тот человек, за которого я его принимаю, тогда он приехал сюда из-за меня, а значит, я должен видеть, как завершится дело.
– У нас нет времени на дебаты, – сказал Холмс. – Очень хорошо. Едем втроем. Не будем больше тратить времени.
Мы поспешили к выходу – Холмс, Виггинс, Карстерс и я, – а господин Финч разинув рот глядел нам вслед. Нам тут же подвернулся четырехколесный экипаж, мы сели внутрь, а Виггинс забрался к кучеру, который смерил его презрительным взглядом, но потом смягчился и даже позволил мальчишке укрыть ноги куском своего одеяла. Щелкнул кнут, и лошади тут же тронулись с места, словно почувствовали, что дело у нас срочное. Уже почти стемнело, и с наступлением тьмы ощущение легкости, которое я испытал, совершенно рассеялось и в городе снова стало холодно и враждебно. Посетители магазинов и уличные артисты разошлись по домам и уступили место всяким сомнительным личностям – потрепанного вида мужчинам и кричаще одетым женщинам; для ведения своего бизнеса им требовалась тень, да и сам этот бизнес, по правде говоря, был теневым. Экипаж провез нас через мост Блэкфрайерс в сопровождении жутчайших порывов ледяного ветра, которые впивались в нас, словно ножи. С момента нашего отъезда Холмс не сказал ни слова, видимо, он предчувствовал, что должно произойти. Но он никогда бы в этом не признался, и мой намек на такое предчувствие наверняка вызвал бы его раздражение. Прорицать – это не по его части. Его сильная сторона – интеллект, возведенный в систему здравый смысл. В то же время я чувствовал: им владеет нечто не поддающееся объяснению, может быть даже что-то сверхъестественное. Хотите верьте, хотите нет, но Холмс знал: события предстоящего вечера станут неким рычагом, поворотным пунктом, после которого его жизнь – и моя тоже – изменится самым серьезным образом.
Частная гостиница госпожи Олдмор предлагала постель и гостиную за тридцать шиллингов в неделю и была именно таким заведением, на какое за подобные деньги можно рассчитывать: обшарпанное и полуразрушенное здание, по одну сторону – мусорные баки, по другую – кирпичная печь для обжига. Неподалеку текла река, и в воздухе словно висела сырая сажа. За окнами горели лампы, но окна были так сильно расписаны грязью, что свет внутри только угадывался. Напарник Виггинса Росс ждал нас, поеживаясь от холода, хотя куртка его была основательно уплотнена газетной бумагой. Когда Холмс и Карстерс выбрались из экипажа, Росс сделал шаг назад, и я увидел, что он чем-то сильно напуган. Глаза посылали сигнал тревоги, а лицо в свете уличного фонаря было мертвенно-бледным. Но тут на землю спрыгнул Виггинс, схватил Росса за руку – и чары словно рассеялись.
– Порядок, приятель! – воскликнул Виггинс. – И тебе, и мне – по гинее. Господин Холмс обещался.
– Расскажи: пока ты был один, тут что-нибудь случилось? – спросил Холмс. – Человек, которого ты стережешь, из гостиницы не выходил?
– А эти господа кто? – Росс указал сначала на Карстерса, потом на меня. – Сыщики? Фараоны? Что они тут делают?
– Все в порядке, Росс, – сказал я. – Можешь не беспокоиться. Я Джон Ватсон, доктор. Ты меня видел сегодня утром, когда приходил на Бейкер-стрит. А это господин Карстерс, у него галерея на Элбмарл-стрит. Никакой опасности мы не представляем.
– Элбмарл-стрит – это где Мейфэр? – От холода парень стучал зубами. Конечно, лондонских беспризорников зимой не испугаешь, но он простоял на морозе почти два часа.
– Видел что-нибудь? – спросил Холмс.
– Да вот ничего, – ответил Росс. Голос его изменился. Что-то в его облике почти позволяло предположить – ему есть что скрывать. Мне и раньше приходило в голову, что все эти дети, пребывавшие в нежном возрасте, прошли период взросления куда раньше, чем полагалось. – Торчу здесь и жду вас. Он не выходил. Туда никто не заходил. А у меня от холода все косточки вымерзли.
– Вот деньги, что я тебе обещал, и тебе тоже, Виггинс. – Холмс расплатился с мальчишками. – Теперь дуйте домой. Сегодня поработали на славу.
Мальчишки забрали монеты и тут же побежали прочь, хотя Росс напоследок окинул нас взглядом.
– Что ж, – продолжил Холмс, – теперь заходим в гостиницу и прямиком к этому типу в номер. Видит бог, задерживаться здесь без особой надобности я не намерен. Что скажете про парня, Ватсон? Похоже, он сказал нам не все.
– Вы читаете мои мысли, – вынужден был признать я.
– Будем надеяться, он не совершил по отношению к нам никакого предательства. Господин Карстерс, пожалуйста, держитесь от места событий подальше. Не думаю, что наш подопечный применит насилие, но мы пришли сюда не вполне подготовленными. Надежный револьвер доктора Ватсона наверняка лежит обернутый тряпицей в каком-нибудь ящике в Кенсингтоне, я тоже не вооружен. Придется положиться на смекалку. Пошли!
Преодолев несколько ступенек, мы втроем вошли в гостиницу. За дверью оказался общий коридор – слабо освещенный, без ковров, сбоку небольшая конторка. За ней, откинувшись на спинку деревянного стула, сидел в полудреме пожилой привратник, но с нашим появлением он встрепенулся.
– Благослови вас Бог, господа, – произнес он с дрожью в голосе. – Мы можем предложить хорошие кровати для ночлега, пять шиллингов за ночь…
– Мы не собираемся снимать номер, – отрубил Холмс. – Нам нужен человек, который недавно прибыл из Америки. На щеке у него след от пулевого ранения. Дело чрезвычайно срочное, и, если не хотите, чтобы у вас были неприятности с законом, скажите нам, где его найти.
Гостиничный ветеран в неприятностях любого рода заинтересован не был.
– Здесь живет только один американец, – сказал он. – Это господин Гаррисон из Нью-Йорка. У него комната в конце коридора на этом этаже. Он не так давно вернулся и, наверное, спит, потому что никаких звуков я не слышал.
– В каком он номере? – резко спросил Холмс.
– В шестом.
Мы сразу же пошли по коридору – голые доски, двери так близко друг к другу, что номера, наверное, были чуть больше шкафов, газовые рожки излучали тусклый свет, так что мы, можно сказать, пробирались на ощупь. Шестой номер действительно оказался в самом конце коридора. Холмс поднял кулак, намереваясь постучать в дверь, но вдруг, судорожно глотнув воздух, отпрянул. Я глянул под ноги и увидел кривую струйку жидкости, почти черную в коридорной полутьме, она вытекала из-под двери и собиралась в лужицу у плинтуса. Карстерс вскрикнул и, подавшись назад, прикрыл рукой глаза. Привратник смотрел на нас со своего конца коридора. Он словно ждал, что нечто ужасное вот-вот станет явным.
Холмс толкнул дверь, но она не открылась. Не говоря ни слова, он уперся в нее плечом, и хлипкий замок не оказал никакого сопротивления. Мы с Холмсом оставили Карстерса в коридоре, вошли в номер и сразу поняли: преступление, которое мне поначалу казалось банальным, весьма существенно усложнилось. Окно было открыто. Все в комнате было перевернуто вверх дном. Объект наших поисков, скорчившись, лежал на полу, а из его шеи торчал нож.
Глава 5
На авансцену выходит Лестрейд
Недавно я снова встретился с Джорджем Лестрейдом – как оказалось, в последний раз.
Ему так и не удалось оправиться от пулевого ранения, полученного во время расследования диковинных смертей – в широкой прессе они проходили как «клеркенвельские убийства»… Впрочем, одно из них произошло в соседнем Хокстоне, а еще одно оказалось самоубийством. Лестрейд уже давно вышел в отставку и в полиции не работал, но был настолько добр, что приехал навестить меня в моем новом доме, и мы провели пару часов в обществе друг друга, предаваясь воспоминаниям. Моих читателей едва ли удивит, если я скажу, что основной темой нашей беседы был Шерлок Холмс, а я счел необходимым извиниться перед Лестрейдом по двум пунктам. Во-первых, в моих писаниях я никогда не льстил его наружности. «С лицом крысы», «похожий на хорька» – вот какие примеры приходят в голову. Достаточно сурово, но, по крайней мере, точно, ведь сам Лестрейд иногда шутил, что капризная природа-матушка наградила его внешностью скорее преступника, а не полицейского, и, возможно, выбери он первое занятие, он был бы намного богаче. Холмс тоже частенько говорил, что его собственные навыки, особенно по взлому замков и подделке документов, позволили бы ему преуспеть на ниве преступности ничуть не меньше, чем на детективной ниве… Забавно полагать, что при других обстоятельствах эти двое вполне могли бы работать вместе по другую сторону закона.
Во-вторых, я был к Лестрейду, пожалуй, действительно несправедлив, намекая на то, что ему недостает интеллекта либо навыков расследования. Холмс порой давал ему уничижительную характеристику, но не забывайте: сам Холмс был фигурой уникальной, по силе интеллекта ему, пожалуй, не было равных в Лондоне, и он с равным пренебрежением отзывался почти обо всех встреченных им полицейских… исключая разве что Стэнли Хопкинса, но вера Холмса в этого молодого детектива тоже часто подвергалась серьезным испытаниям. Скажем просто: любому детективу проявить себя на фоне Холмса было практически невозможно, и даже я, столько времени проведший в его обществе, иногда был вынужден напоминать себе, что я все-таки не полный идиот. Но Лестрейд во многих отношениях был человеком способным. Если внимательно изучить общественные архивы, окажется, что Лестрейд раскрыл много дел и газеты нередко отзывались о нем со знаком плюс. Как бы то ни было, а свою карьеру он закончил заместителем начальника управления уголовных расследований Скотленд-Ярда – пусть его репутация во многом была выстроена на делах, которые, по сути, раскрыл Холмс, а лавры достались ему. В ходе нашей долгой и приятной беседы Лестрейд дал мне понять, что в присутствии Холмса был скован страхом и, вполне возможно, именно поэтому действовал не самым лучшим образом. Увы, его больше нет, и я уверен, он не будет возражать, если я раскрою некоторые его тайны и просто воздам ему должное. Он был неплохой человек. Эти его слова о нахождении в обществе Холмса многое проясняют.
Короче говоря, в частную гостиницу миссис Олдмор на следующее утро прибыл именно Лестрейд. Да, как всегда, он был бледен лицом, с яркими, глубоко посаженными глазами, а общий его облик наводил на мысли о крысе, которой пришлось принарядиться для обеда в «Савое». Холмс известил о происшедшем уличных констеблей, те опечатали номер и держали его под наблюдением вплоть до наступления холодного утра, когда тени вокруг гостиницы рассеялись и можно было провести полноценное расследование.
– Так-так, господин Холмс, – заметил Лестрейд с нотками раздражения в голосе. – Вчера в Уимблдоне мне сказали, что вы должны вот-вот появиться, а сейчас вы прибыли даже раньше меня.
– Мы оба шли по следу несчастного, который закончил свои дни здесь, – пояснил Холмс.
Лестрейд быстро глянул на труп:
– Да, похоже, мы искали именно его.
Холмс промолчал, и Лестрейд окинул его проницательным взглядом:
– Как вы его нашли?
– До смешного просто. Я знал благодаря вашим блестящим действиям, что поездом он вернулся на станцию «Лондонский мост». Мои агенты тут же прочесали близлежащую местность, и двоим повезло – они наткнулись на него прямо на улице.
– Полагаю, вы ссылаетесь на шайку беспризорников, которые готовы вам услужить по первому зову. На вашем месте, господин Холмс, я бы держался от них подальше. Ничем хорошим это не кончится. Все они воришки и карманники в свободное от ваших поручений время. Какие-то признаки ожерелья имеются?
– Очевидный признак один – никаких признаков. Правда, у меня не было возможности тщательно обыскать номер.
– Что ж, давайте этим и займемся.
Слова у него не расходились с делом – он тут же принялся осматривать номер. Это была жуткая комната с ободранными занавесями и подгнившим ковром, а кровать выглядела утомленной до крайности – утомленнее любого постояльца, который вознамерился в ней поспать. На стене висело треснутое зеркало. В углу стоял умывальник – замызганная раковина и одинокий бесформенный кусок засохшего мыла. Вида из окна не было никакого – оно выходило в узкую аллею, за которой шла глухая кирпичная стена, а чуть подальше, невидимая, текла Темза и насыщала комнату влагой и тяжелыми запахами. Далее Лестрейд сосредоточился на покойнике, тот был одет именно так, как при первой встрече описал его Карстерс: длинный сюртук до колен, плотный жилет, застегнутая до самого горла рубашка. Вся одежда была пропитана кровью. Смертоносный нож вонзили по рукоятку, он поразил сонную артерию. Мое знание медицины не оставляло места для сомнений – смерть наступила мгновенно. Лестрейд обыскал карманы убитого, но ничего не нашел. У меня была возможность присмотреться к нему внимательнее, и я увидел: человеку, нашедшему Карстерса в Риджуэй-холле, было слегка за сорок – крепкое сложение, коренастый, мускулистые руки, коротко подстриженные волосы тронуты сединой. Самой яркой чертой был шрам, он начинался в углу рта и тянулся наискось через всю скулу, едва разминувшись с глазом. Однажды он вырвался из объятий смерти. Во второй раз ему повезло меньше.
– Точно ли нам известно, что именно этот человек вторгся в дом господина Эдмунда Карстерса? – спросил Лестрейд.
– Абсолютно. Его опознал сам Карстерс.
– Он был здесь?
– Совсем недолго. К сожалению, ему пришлось уехать.
Холмс едва заметно улыбнулся, и я вспомнил, как мы схватили Эдмунда Карстерса в охапку, запихнули в кеб и отправили в Уимблдон. Он лишь мельком успел взглянуть на тело, но этого оказалось достаточно, чтобы он едва не рухнул в обморок, и я понял, каково ему было на «Каталонии» после бостонских злоключений с «Бандой в кепках». Видимо, он обладал повышенной чувствительностью, как некоторые художники, чьи работы он выставлял. Было очевидно, что кровопролития вкупе с убогостью Бермондси не для него.
– Вот еще одна улика, если требуется, – добавил Холмс и указал на кровать – там лежала кепка.
Внимание Лестрейда между тем переключилось на пачку сигарет, оставленную на столе. Он взглянул на этикетку.
– «Олд Джадж»…
– Производители, как я полагаю, «Гудвин и Ко» из Нью-Йорка. В Риджуэй-холле я нашел именно такой окурок.
– Вот как? – почти беззвучно воскликнул Лестрейд. – Что ж, едва ли наш американский друг стал жертвой случайного нападения. Подобное в этом квартале происходит, и такую вероятность сбрасывать со счетов нельзя: человек возвращается в свой номер, а там в его вещах роется какой-то злодей. Тут же дело доходит до мордобоя. Кто-то хватается за нож – и вот результат.
– Я тоже считаю, что подобное маловероятно, – согласился Холмс. – Это не может быть простое совпадение: в Лондон с явно недобрыми намерениями приезжает человек – и вдруг находит такую смерть! То, что произошло в этом номере, наверняка напрямую связано с его действиями в Уимблдоне. А посмотрите на положение тела, на угол, под которым нож вошел в шею. Должно быть, нападавший ждал его за дверью в темной комнате – свечи на столе нет. Он входит – и его хватают сзади. Это ведь был крепкий мужчина, способный за себя постоять. Но его застали врасплох и убили одним ударом.
– Все-таки мотивом могла быть кража, – не сдавался Лестрейд. – Нам известно про пятьдесят фунтов и ожерелье. Если они не здесь, то где же?
– У меня есть все основания полагать, что ожерелье вы найдете в ломбарде на Бридж-лейн. Наш человек только что вернулся оттуда. Похоже, что в итоге вырученные деньги забрал убийца, но, думаю, главная причина преступления в другом. Задайтесь вопросом: а что еще пропало из этого номера? Ведь мы не знаем, Лестрейд, чей это труп. Казалось бы, у приезжего из Америки должен быть паспорт, рекомендательные письма, может быть, для банка. А его бумажника нет. Вы знаете, под каким именем он зарегистрировался в гостинице?
– Бенджамин Гаррисон.
– Но так зовут нынешнего американского президента.
– Американского президента? Разумеется. Это мне известно. – Лестрейд нахмурился. – Каким бы именем он ни назвался, нам ясно, кто он. Это Килан О’Донахью, прибывший из Бостона. Видите шрам на лице? Это пулевое ранение. Не будете же вы с этим спорить?
Холмс повернулся ко мне, и я кивнул.
– Конечно, это след от выстрела, – сказал я. Подобных ранений я насмотрелся в Афганистане. – Примерно годичной давности.
– Это вполне укладывается в то, что рассказал мне Карстерс, – торжествующе заключил Лестрейд. – По-моему, мы можем поставить точку в этом печальном эпизоде. О’Донахью получил ранение во время перестрелки в бостонской лачуге. Его брат-близнец был в этой перестрелке убит, и теперь Килан приехал в Англию мстить. Это ясно как божий день.
– Ясно-то ясно, между тем его убили ночью, – возразил Холмс. – Может быть, вы объясните нам, Лестрейд, кто убил Килана О’Донахью и зачем?
– Наиболее явный подозреваемый – сам Эдмунд Карстерс.
– Но во время убийства господин Карстерс был с нами. К тому же я видел его реакцию, когда мы наткнулись на тело, – не думаю, что у него достало бы смелости или силы воли нанести удар лично. Он также не знал, где остановилась его жертва. Насколько нам известно, этого не знал никто в Риджуэй-холле, потому что нам самим сказали об этом в последнюю минуту. Заодно ответьте: если это Килан О’Донахью, почему у него портсигар с инициалами «В. М.»?
– Какой портсигар?
– Он лежит на кровати, прикрыт простыней. Поэтому, видимо, его не заметил и убийца.
Лестрейд нашел упомянутый предмет и быстро его оглядел.
– О’Донахью вор, – объявил он. – Вполне вероятно, что этот портсигар он украл.
– А зачем ему его красть? Ценности никакой не представляет. Сделан из жести, инициалы просто написаны краской.
Лестрейд открыл портсигар – пусто. Он тут же его защелкнул.
– Все это чистейший бред, – сказал он. – Знаете, Холмс, в чем ваша беда? Вы все усложняете. Иногда, как мне кажется, нарочно. Вам будто нужно поднять преступление до определенного уровня, иначе его неинтересно раскрывать. Этот убитый – американец. Ранее он получил в перестрелке пулевое ранение. Один раз его видели на Стрэнде, два раза в Уимблдоне. Если он и правда был в ломбарде, это будет означать, что сейф Карстерса взломал именно он. А тогда несложно понять, что здесь произошло. Наверняка у О’Донахью в Лондоне были связи среди преступников. Возможно, он даже подрядил кого-то помочь ему с вендеттой. Вдруг они взяли и поругались? Тот вытащил нож. Перед нами результат!
– Вы в этом уверены?
– В достаточной степени.
– Что ж, поживем – увидим. Обсуждать вопрос здесь нам больше не имеет смысла. Может быть, хозяйка гостиницы прольет свет на это дело.
Госпожу Олдмор мы нашли за конторкой, где раньше располагался привратник, но добавить ей было почти нечего. Эта седовласая женщина с кислым лицом сидела, обхватив себя руками, будто боялась заразиться от здания и потому держалась от стен как можно дальше. На голове был капор, на плечах – меховая накидка… Я не мог себе даже представить, какого животного этот мех и как это животное встретилось с Господом. Наверное, умерло от голода.
– Он снял комнату на неделю, – рассказала она. – Заплатил гинею. Американец, доплыл до Ливерпуля. Вот и все, что он мне сказал. В Лондоне первый раз. Прямо-то он этого не сказал, да по его вопросам я сама догадалась. Сказал, мол, ему надо с кем-то повидаться в Уимблдоне, и тут же спросил, как туда добраться. А-а, говорю, Уимблдон – это шикарное место, там полно богатых американцев, и дома у них дай бог каждому. Сам он был неприметный, багажа мало, одежонка потрепанная, а уж рана на лице такая, что прости господи! Поеду, говорит, туда завтра, мне там кое-что должны, вот и получу должок. Я уж по его разговору поняла, что добра от него ждать нечего, тут же себе и сказала: парень, поберегись! Чувствовала, чем дело кончится, а что тут сделаешь? Если буду заворачивать всех клиентов подозрительного вида, какие стучат в мою дверь, лавочку придется закрывать. Так вот, теперь этого американца, господина Гаррисона, взяли да укокошили! Говорю же, я как чувствовала. В таком уж мире живем – порядочная женщина не может спокойно гостиницей управлять: тут тебе и кровь на стенах, и трупы на полу. Зачем я только приехала в Лондон? Не город, а чистая жуть. Жуть, да и только!
Мы оставили ее сидеть и страдать, а Лестрейд собрался по своим делам.
– Наверняка снова столкнемся, господин Холмс, – сказал он. – Если понадоблюсь, где меня искать, знаете.
– Если инспектор Лестрейд мне когда-нибудь понадобится, – пробормотал Холмс после ухода последнего, – значит дела мои совсем плохи. Давайте заглянем в аллею, Ватсон. Говорят, что дело раскрыто, но одна деталь меня беспокоит.
Мы вышли через фасадную дверь гостиницы на главную улицу и свернули в узкую замусоренную аллею, которая тянулась как раз мимо комнаты, где закончил свои дни американец. Окно хорошо просматривалось, под ним стоял деревянный ящик. Было ясно, что убийца воспользовался им как ступенькой, чтобы войти в комнату. Окно не было заперто и легко открывалось снаружи. Холмс мимоходом взглянул себе под ноги, но ничто на земле не привлекло его внимания. Мы проследовали до конца аллеи – она заканчивалась высоким деревянным забором и пустым двором за ним. Оттуда мы вернулись на основную дорогу. Холмс пребывал в глубокой задумчивости, и его бледное продолговатое лицо говорило, что ему явно не по себе.
– Вы помните вчерашнего мальчишку, Росса? – спросил он.
– Вам показалось, что он что-то скрывает.
– Теперь я в этом уверен. С того места, где он стоял, хорошо видны и гостиница, и аллея, которая, как мы убедились, кончается тупиком. Значит, убийца мог появиться только с дороги и Росс должен был хорошо его видеть.
– Он явно был чем-то встревожен. Но, Холмс, если он что-то видел, почему не сказал нам?
– У него был свой план, Ватсон. По-своему Лестрейд прав. Эти мальчишки живут благодаря смекалке и пользуются ею ежечасно. Они проходят школу выживания. Если Росс решил, что тут пахнет деньгами, он мог вступить в сговор с самим дьяволом! И все-таки есть нечто, чего я понять не могу. Что такого этот паренек мог увидеть? В свете газового фонаря появилась какая-то фигура, промелькнула по коридору и скрылась из вида. Возможно, он слышал крик после удара ножом. Через минуту убийца появился вторично – и тотчас скрылся в ночи. Росс стоял на месте, а вскоре появились мы втроем.