Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 8

Начало деятельности на посту министра юстиции было целенаправленным. Одно за другим следовали предписания немедленно освободить всех заключенных по политическим и религиозным мотивам, распоряжения Енисейскому губернатору о немедленном освобождении депутатов Государственной думы от социал-демократических* фракций, приказ о прекращении дела об убийстве Григория Распутина и т. д. Все это способствовало росту его популярности по всей стране. Им была начата реформа суда – установлена его независимость, мировые судьи заменялись «временными судами» в составе судьи и двух заседателей – из представителей армии и рабочих. В целом, несмотря на все трудности, порожденные войной и развалом старой администрации, Временное правительство провело в жизнь широкую законодательную программу по принципу христианских демократических государств. Деятельностью во Временном правительстве Керенский будет гордиться даже в последние годы жизни, повторяя, что Ленин осенью 1917 г. в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» признал: «Революция сделала то, что в несколько месяцев Россия по своему политическому строю догнала передовые страны»165.

После Февральской революции, ни один министр Временного правительства не мог позволить себе отказаться от приема делегаций и приглашения выступать на митинге, Керенский же, как никто, преуспел в этом, особенно в летние месяцы 1917 г., выступая на бесчисленных митингах и конференциях с участием всех слоев общества. Участвуя в Московском совете, при обсуждении вопроса о судьбе свергнутого монарха, и понимая, что многие из его членов склоняются к идеи якобинского террора, он заявлял: «Маратом русской революции я никогда не буду»166. Керенский был и одним из инициаторов создания коалиционного правительства, считая, что это позволило бы «более реально отразить действительную расстановку сил в стране»167.

Встав во главе второго коалиционного правительства, Керенский получил от ВЦИК неограниченные полномочия для восстановления дисциплины и титул «правительство спасения революции» но, как и прежние правительства, оно не спешило ими воспользоваться, пыталось вести страну демократическим путем к Учредительному собранию. Основным условием второго коалиционного правительства стали прежние требования ведения войны «до победного конца», восстановления дисциплины в армии и борьба против «экстремистов». Ленин оценил происшедшие события как конец двоевластия и установление буржуазной диктатуры: «Всякие надежды на мирное развитие русской революции исчезли окончательно. Объективное положение: либо победа военной диктатуры до конца, либо победа вооруженного восстания рабочих…»168

Теперь мнение лидера большевиков меняется и по отношению к Советам, считая их эсеро-меньшевистским придатком, а, вместе с тем, после июльских событий появляется уверенность в собственные силы. В брошюре «К лозунгам», написанным в середине июля он уже требовал необходимости снятия лозунга «Вся власть Советам»: «Свержение буржуазной контрреволюции не сможет дать ничто, никакая сила, кроме революционного пролетариата. Именно революционный пролетариат, после опыта июля 1917 года, и должен самостоятельно взять в свои руки государственную власть – вне этого победы революции быть не может. Власть у пролетариата, поддержка его беднейшим крестьянством или полупролетариями, – вот единственный выход…»169

С 26 июля по 3 августа 1917 г. в Петрограде проходил VI съезд РСДРП (б), и хотя Ленин находился в подполье, он фактически руководил работой съезда, поддерживая тесную связь с ЦК через А. В. Шотмана, С. К. Орджоникидзе, И. В. Сталина, В. И. Зофа, Э. Рахья. Исходя из ленинских предположений о невозможности перехода власти к Советам, на съезде большевиками лозунг «Вся власть Советам!» заменяется лозунгом «борьбы за полную ликвидацию диктатуры контрреволюционной буржуазии и завоевание власти пролетариатом в союзе с беднейшим крестьянством путем вооруженного восстания»170. Но вместе с тем указывалось и на необходимость продолжать работу в Советах «с величайшей энергией». Решения VI съезда РСДРП (б), – курса партии на вооруженное восстание, – стали директивой для всех ее членов. В то же время съезд призывал пролетариат не ввязываться в преждевременный бой, а готовить силы к моменту общенационального кризиса и массового революционного подъема, когда возникнут благоприятные условия для взятия власти при поддержке бедноты города и деревни.

После «июльского шока» Керенский понимал, что страну следует жестокими мерами приводить к порядку, 19 июля назначает генерала Л. Г. Корнилова на пост Верховного главнокомандующего, вместо генерала А. А. Брусилова. Кроме того, видя, как расшатывается страна, Керенский сделал важный вывод, что одна из главных тому причин, это временность власти. Поэтому 9 августа Временное правительство назначило на 12 ноября выборы в Учредительное собрание. Положение о выборах предусматривало всеобщее избирательное право.

Заняв пост Верховного главнокомандующего, Корнилов предложил программу нормализации положения в России через милитаризацию страны – создание «армии в окопах», «армии в тылу», «армию железнодорожников». В целом эта программа находила поддержку у премьер-министра. На Корнилова стали возлагать надежды и крупные предприниматели, его поддерживали высшие слои офицерства, объединенные Всероссийским Союзом офицеров армии и флота, верхи казачества, видя в диктатуре единственный выход из политической слабости власти.

12 августа Корнилов отдал приказ о формировании в Пскове, Минске, Киеве, Одессе Георгиевских пехотных запасных полков. Это решение приветствовала правая газета «Утро России»: «Кто другой так мучительно сейчас нужен для дела, для работы на спасение гибнущей армии и с ней вместе родины, как не военные народные герои, украшенные белыми крестами…»171 Так начинала формироваться белая гвардия. В этот же день 12 августа, по инициативе Временного правительства в Москве открылось Государственное совещание, на котором присутствовали представители буржуазии, духовенства, армии, бывшие члены Государственной думы, эсеро-меньшевистского ЦИК, с общей для всех целью найти выход из сложившегося кризиса. Большевики бойкотировали собрание, считая его сборищем контрреволюционных сил. В день открытия совещания они организовали массовые забастовки в Москве, хотя участники общего собрания рабочих и солдатских депутатов Моссовета 312 голосами против 214 отвергли подобные акции. Во вступительной речи Керенский отметил: «Положение, граждане, очень тяжелое, и государство наше переживает час смертельной опасности1… Мы дошли до этого падения только потому, что мы забыли о своем прошлом, что мы, живя столетиями в цепях рабства, забыли, как нужно любить и как нужно ненавидеть до конца. Мы забыли то, что то, что разъедает наш организм, то, что разрушает великую силу народа нашего и великое обаяние идей революции, которой мы служим, – это есть проклятие наследие прошлого: это старая власть, которую все ненавидели, но которой почти все подчинялись, потому что все боялись ее2… И здесь, в попытках открытого нападения или скрытых заговоров, здесь предел терпению. Каждый, кто перейдет эту черту, тот встретиться с властью, которая в своих репрессиях заставит своих преступников вспомнить, что было в старину при самодержавии. (Аплодисменты) 3… Задача наша, от которой мы не отступимся, задача, которую мы в великом напряжении исполним, это – задача спасения государства, ограждение чести и достоинства всего народа русского и государства Российского и борьба со всем, что разрушает эту единственную силу, и с теми, кто мешает и препятствует задачам Временного Правительства, им себе поставленным4»172.

Оказывая агитационную поддержку Советам между большевиками и Светами некоторое сближение произошло, потому что в целом само население было настроено более реакционно, хотя-нехотя, так или иначе, но поддерживая или, в крайнем случае, не противореча, взглядам большевиков. Народ желал быстрого наведения порядка, так сказать твердой рукой и холодной головой. Это наглядно продемонстрировало московское Государственное совещание, на котором 14 августа, Л. Г. Корнилов требовал установления внутри страны диктатуры военного времени: «Моя телеграмма от 9 июля о восстановлении смертной казни на театре военных действий против изменников и предателей всем известна… С анархией в армии ведется беспощадная борьба, и анархия будет подавлена2… Дисциплина должна быть утверждена… ибо недисциплинированная толпа разгромит беспорядочным потоком свою же страну. (Возгласы: „Правильно“, аплодисменты) 3… Меры, принятые на фронте, должны быть приняты и в тылу4… Разницы между фронтом и тылом относительно суровости необходимого для спасения страны режима не должно быть5… Я верю в гений русского народа, я верю в разум русского народа и я верю в спасение страны. Я верю в светлое будущее нашей родины и я верю в то, что боеспособность нашей армии, ее былая слава будут восстановлены. Но я заявляю, что времени терять нельзя, что нельзя терять ни одной минуты. Нужна решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер. (Аплодисменты) 6»173.

Мысль Корнилова развил донской атаман генерал А. Каледин: «Для спасения родины мы намечаем следующие меры: 1) армия должна быть вне политики (аплодисменты справа, возгласы: «Браво»), полное запрещение митингов, собраний (возгласы справа: «Правильно»), с их партийной борьбой и распрями; 2) все Советы и комитеты должны быть упразднены (шум слева, аплодисменты справа, возгласы: «Правильно»174) как в армии, так и в тылу (возгласы справа: «Правильно», «Браво», шум слева), кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных, при строгом ограничении их прав и обязанностей областью хозяйственных распорядков175 (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно», «Браво»); 3) декларация прав солдата должна быть пересмотрена (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно», шум слева) и дополнена декларацией его обязанностей (возгласы: «Браво», «Верно», аплодисменты); 4) дисциплина в армии должна быть поднята и укреплена самыми решительными мерами (шум, возгласы справа: «Правильно»); 5) тыл и фронт – единое целое, обеспечивающее боеспособность армии, и все меры, необходимые для укрепления дисциплины на фронте, должны быть применены и в тылу (возгласы: «Правильно», «Браво»); 6) дисциплинарные права начальствующих лиц должны быть восстановлены (возгласы справа: «Браво, правильно», бурные аплодисменты; шум и свист слева), вождям армии должна быть предоставлена полная мощь. (Возгласы справа: «Правильно», аплодисменты).

В грозный час тяжких испытаний на фронте и полного развала от внутренней политической и экономической разрухи страну может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных и умелых руках (возгласы справа: «Браво, браво») лиц, не связанных узко-партийными групповыми программами (возгласы справа: «Правильно», аплодисменты), свободных от необходимости после каждого шага оглядываться на всевозможные комитеты (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно»), отдающие себе ясный отчет в том, что источником суверенной государственной власти является воля всего народа, а не отдельных партий и групп. (Возгласы справа: «Браво», бурные аплодисменты)…»176

Председатель ЦИК Советов, меньшевик Н. Чхеидзе подходил к решению внутренних проблем, указывая, что основная цель революции в демократии: «В это грозное и тяжелое время перед лицом всей России объединившиеся организации революционной демократии еще раз свидетельствуют свою непоколебимую решимость не останавливаться ни перед какими усилиями и ни перед какими жертвами, чтобы спасти страну и спасти революцию. С самого возникновения своего эти организации поставили себе целью объединение всех живых сил страны для выполнения тех великих задач, которые выдвинула перед Россией революция, и для борьбы с тем гниением и разложением, которыми заразил все части народного организма трупный яд самодержавия… Только благодаря организациям революционной демократии сохранился творческий дух революции, спасающий страну от распада и власти анархии, и только при ее деятельном участии возможно возрождение армии, возрождение страны, спасение России и революции. Демократия неотделима от революционной страны1…

В этих условиях всякая попытка разрушить демократические организации, подорвать их значение, вырыть пропасть между ними и властью и сделать власть орудием в руках привилегированных и имущих есть не только измена делу революции, – это есть прямое предательство родины… Революционная демократия защищает не исключительно интересы каких-либо отдельных классов или групп, а общие интересы страны и революции…

В дни, когда самому существованию революционного государства угрожает вражеское нашествие, демократия требует от всех граждан и от правительства напряжения всех усилий для организации обороны страны от военного разгрома. Правительство должно помнить, что, только опираясь на деятельное участие демократических организаций в тылу и на фронте, оно сможет выполнить эту огромную задачу177 2…

Такая власть сумеет справиться со стоящими перед ней тяжелыми и ответственными задачами: обороны страны, охраны завоеваний революции, безотлагательного созыва Учредительного Собрания, которое закрепит в России демократическую республику, фактически уже провозглашенную народом. (Шумные аплодисменты. Левые депутаты и часть центра устраивают тов. Чхеидзе бурную овацию) 3»178.

Таким образом, выступлению Корнилову и генералам рукоплескали правые, а речь Чхеидзе вызвала бурные приветствия слева. Сам Керенский, открывая работу Совещания, выступил с довольно грозной речью в адрес реакционеров:

«Мы призвали вас для того, чтобы впредь никто не мог сказать, что он не знал, и незнанием своим оправдывать свою деятельность, если она будет вести к дальнейшему развалу и к гибели свободного государства Российского. (Аплодисменты).

Много и часто, чем ближе наступал срок этого высокого собрания, овладевала многими тревога, а другие думали, что этот час может быть использован против спокойствия в государстве и против безопасности родины и революции1.

Великая вера в разум и совесть народа русского руководила и руководит Временным Правительством, в своем составе меняющимся, но в своих основных задачах остающимся неизменным с момента низвержения старой деспотической власти и до Учредительного Собрания почитающим себя единственным вместилищем суверенных прав народа русского. (Бурные аплодисменты).

Пусть знает каждый и пусть знают все, кто уже раз пытался поднять вооруженную руку на власть народную, пусть знают все, что эти попытки будут прекращены железом и кровью. (Бурные, продолжительные аплодисменты). И пусть еще более остерегаются те последователи неудачной попытки, которые думают, что настало время, опираясь на штыки; ниспровергнуть революционную власть. (Возгласы: «Браво!» и бурные аплодисменты). Наша власть опирается не на механическое принуждение, не на тот аппарат насилия и произвола, которым правила низвергнутая власть. Наша сила, в великом доверии, которое питают к нам широкие массы народа (возгласы: «Браво» аплодисменты) и все наши братья, которые миллионами, взяв штыки и оружие защищают на границах родину, а также и революцию. Для нас, для Временного Правительства, с самого начала и до сих пор идущего единственной возможной с нашей точки зрения дорогой, дорогой возможного, самого широкого объединения всех подлинно преданных революции сил во имя подчинения своих групповых, личных и классовых интересов единственному, великому и ныне священному долгу, долгу спасения наследия наших предков и защиты чести и достоинства свободной русской демократии… (Аплодисменты). Временное Правительство глубоко уверено, не только уверено, но знает, что здесь, собравшись в сердце государства нашего, каждый из нас забудет все, кроме долга, совести перед родиной и перед великими завоеваниями революции: свобода, равенство и братство. (Аплодисменты).

Мы верим, что можем свободно, открыто сказать правду. Мы не боимся, что эту правду услышал не только наши друзья, но и наши враги, и те, которые уничтожают наши войска, и те, которые здесь ждут времени, когда можно поднять голову и броситься на свободный русский народ. (Аплодисменты). Они все равно через своих агентов часто знают лучше правду, чем многие русские граждане: (Возгласы: «Правильно») 2.

Я был сам участником великого порыва и энтузиастического стремления вперед, который пережила, русская армия и который показал, что есть еще сила в нашем народе и в нашем государстве. Великий порыв этот был разбит, и надежды наши были растоптаны. Все лучшие силы народа и армии великое торжество демократии, приближение мира и торжество русской революции, связывали с торжеством нашим и на фронте. Но надежды наши были растоптаны, и вера наша, была оплевана. И это зло было принесено в армию извне, – он было результатом того великого распада, того великого проклятия, которое овладело народом русским, который забыл о своем долге, который забыл о своем прошлом. (Аплодисменты). И он сам своими руками со всех сторон стал коваль для себя же новые цепи деспотизма и произвола. (Аплодисменты). Здесь нет хлестких фраз. Здесь есть правда голая, которую мы вам даем. Я говорю, что мы дошли до этого падения только потому, что мы забыли о своем прошлом, что мы, живя столетия в цепях рабства179; забыли, как нужно любить до конца и как нужно ненавидеть до конца. Мы забыли все, что-то, что разъедает наш организм, то, что разрушает великую силу народа нашего и великое обаяние идей революции, которой мы служим, – это есть проклятое наследие прошлого: это старая власть, которую все ненавидели, но которой почти все подчинялись, потому что все боялись ее. Теперь, когда власть не защищает себя ни штыками; ни интригами а силу свою полагает только в правде, в доверии к разуму и совести народа и почитает себя облеченной этим доверием (аплодисменты), теперь на эту власть перенесено то наследство недоверия ко всякой власти, борьбы со всякой властью и дискредитирования всякого общегосударственного авторитета. И те, кто боялись и потому молчали, теперь – одни идут с оружием в руках, а другие на своих собраниях осмеливаются произносить против верховной власти государства, Российского слова, за которые бы они, как за «оскорбление величества», были бы раньше поставлены «вне пределов досягаемости». (Аплодисменты). И здесь, в попытках открытого нападения или скрытых заговоров, здесь предел нашему терпению. Каждый, кто перейдет эту черту, тот встретится с властью, которая в своих репрессиях заставит этих преступников вспомнить, что было в старину при самодержавии. (Аплодисменты). И мы это будем делать не потому, что дорог нам престиж и наше собственное положение, а потому, что все мы здесь одинаково уверены, что только в этой власти, объединяющей, регулирующей, примиряющей, ограждающей, и возвышающей авторитет новой власти силе верховной – только в ней есть спасение нашего государства от распада и гражданской войны3…

Недоверие к власти, неуменье творчески работать, стремление только разлагать и только критиковать, восторг и наслаждение не от творчества, не от подчинения своих личных желаний и иногда партийных интересов железному закону государственного уклада и государственной необходимости, – не в этом свободные русские граждане черпают для себя вдохновение и великий восторг творчества (голоса: «Браво»), а только в разрушении, только в новой критике, только в стремлении каждую творческую попытку, если она в чем-нибудь не совпадает с абсолютным желанием той или другой группы, превращать в средство нового разрушения и в средство нового распыления России. (Аплодисменты) 4…

Мы хотим и мы добьемся, чтобы никто не смел считать Российскую державу на втором месте в хоре мировых государств. (Бурные аплодисменты). Мы милости не просим и в снисхождении не нуждаемся. («Браво!» Аплодисменты). Но во имя этой авторитетной силы клянусь вам, кто бы ни наносил удары, кто бы ни усиливало возможности позора нашего, он встретится с теми, кто не боится и не бежит от пулеметов.

Мы только что пережили гнусную попытку после неудачных предложений сепаратного мира нам обратиться к нашим союзникам через нейтральное святейшее лицо с таким же предложением сепаратного мира, потому что среди упомянутых там субъектов права не было имени России. (Голоса: «Браво». Аплодисменты). Несколько месяцев тому назад подобные попытки врага, направленные в нашу сторону, были волей народа с негодованием отброшены. Теперь я рад засвидетельствовать, что не в случайных испытаниях и не в минутных невзгодах сила и единение наше с теми, кто вместе с нами борется во имя свободы и равенства всех. С таким же негодованием и презрением эти попытки, направленные в другую сторону, были отвергнуты дружественными нам правительствами. И я от имени великого народа русского скажу только одно: другого мы не ожидали и ожидать не могли. (Бурные продолжительные аплодисменты собрания по адресу представителей союзных с Россией стран переходят в овацию. Все встают и, обращаясь к ложе представителей союзных стран, продолжают аплодировать180) 5…

Наша армия, эта сила, которую мы должны иметь чистой и ясной и самой в се6е прекрасной, эта армия, она затронута разъедающей язвой того же наследства, которое досталось нам от прошлого, тем же недостатком разумения, сознательной мужественности и жертвенности, которые владеют всем народом русским…

Они слышали, что сзади одни другим грозят и при малейшем ослаблении и при малейшем поводе то там, то здесь подымается не красное, а обагренное братской кровью знамя во имя бунта, во имя своеволия. Они слышат о тех попытках, которые делаются каждую минуту, чтобы свалить ненавистную демократическую революционную власть. (Бурные аплодисменты). И вам здесь, приехавшим с фронта, вам говорю я, ваш военный министр и ваш верховный вождь, я правлю, как член Временного Правительства, и его волю передаю вам, и нет воли и власти в армии выше воли и власти Временного Правительства. (Бурные продолжительные аплодисменты. Возгласы: «Браво»). Будьте спокойны: мы оградим вас от разлагающих влияний, ползущих в армию снизу и уничтожающих в низах самое страшное, что стыд, и дающих возможность людям, боящимся смерти, говорить, что они не хотят сражаться по идее. (Бурные, продолжительные аплодисменты. Возгласы: «Браво»). Мы боремся с ними, сколько есть силы у нас. Эта анархия слева, этот большевизм, как бы он ни назывался, у нас, в русской демократии, пронизанной духом любви к государству и к идеям свободы, найдет своего врага. (Аплодисменты). Но еще раз говорю: всякая попытка большевизма наизнанку, всякая попытка воспользоваться ослаблением дисциплины, она найдет предел во мне, (Бурные, продолжительные аплодисменты). Когда я скажу, что настал час защиты свободы, поверьте, никого не останется, кто бы осмелился возражать нашей воле6…

Опыт этих месяцев показал, что, все то, что создано было случайно, иногда, судорожно, иногда недостаточно продумано, ныне подлежит пересмотру и правильному введению в рамки как прав, так и обязанностей каждого служащего и несущего службу в русской армии. И, господа, то, что теперь многие ставят насчет революции, это была сила стихии, а не игра сознательной воли злых сил революции. И это видно из того, что все, чем потрясаются и возмущаются нынешние возродители армии, все проведено до меня и помимо меня и их руками. (Голоса: «Правильно»). Это была стихия, это был только процесс распада старых связей и случайной наспех постройки. Этот успех был нужен, иначе вся эта огромная масса, материала после падения деспотической военной власти распылилась бы. Она была удержана в своем стремлении распасться. Теперь эта черновая работа, будет превращена в беловую. Все будет поставлено на свое место, каждый будет знать свои права и обязанности, но будут знать свои обязанности не только командуемые, но и командующие. (Аплодисменты. Голоса: «Правильно»). Не только будут знать свои права бывшие безграничными командующие, но также и командуемые. И комиссары, и комитеты, и дисциплинарные суды будут сохранены… (Аплодисменты преимущественно на местах военных представителей) 7»181.

Бурная театрально-эмоциональная речь премьер-министра длилась почти два часа. П. Милюков описывает все это так: «Многие провинциалы видели в этой зале А. Ф. Керенскаго впервые – и ушли отчасти разочарованные, отчасти возмущенные. Перед ними стоял молодой человек с изумительным, бледным лицом, в заученной позе актера. Выражением глаз, которые он фиксировал на воображаемом противнике, напряженной игрой рук, интонациями голоса, который то и дело, целыми периодами повышался до крика и падал до трагическаго шепота, размеренностью фраз и рассчитанными паузами этот человек как будто хотел кого-то устрашить и на всех произвести впечатление силы и власти в старом стиле. В действительности он возбуждал только жалость. По содержанию речи, за деланным пафосом политической страсти, стоял холодный расчет, как бы не сказать слишком много в одну сторону, не уравновесив произведеннаго впечатления немедленно же в другую»182.