Не сердитесь за грустный конец и за слов моих горестных хмель.
А. Вертинский
Часть I.
Из незапечатанного письма
У каждого своя уязвимость, своя точка разлома. У Софи это была её огромная самонадеянность, что и позволяло мне находиться рядом с ней и много лет оставаться вне подозрений: как величина заведомо несопоставимая с Её Величеством я просто выпадала из её мыслей и списков. У Феликса это зазор между понимаемым и декларируемым. Пока он может утверждать только то, во что хочет верить, он в безопасности – но понимает он куда больше. У меня же это отсутствие смысла. С тех пор, как закончилась служба у Нонине и нет больше тысяч мелких шагов, которые нужно совершить без ошибки, я не знаю, что делать дальше.
Китти [начата заглавная буква фамилии и тут же зачёркнута]
1.
Они воздвигали флаг.
Но флагшток стоял как-то криво, и флаг кособочился.
– Ну не видите, что ли, что неровно?
Никто не обратил внимания; некоторые только привычно кивнули, как всегда, на его возглас. Будто и не было Главной площади, не было стены, не было «люди, я в вас верю!»
Первое здание, законченное уже в новую эпоху… Он вспомнил, как хорошо здесь было в мае: когда они стояли на недостроенном этаже, а сверху лилась лазурь вперемешку с апельсиновым солнцем и казалось, что впереди совсем другой, лучший мир.
Красный лоскут тяжело колыхался в грифельно-пасмурном небе.
– Он же так съедет, вообще упадёт с крыши! Вы его не закрепили даже толком.
Талоев, парень из рабочих, нетерпеливо и раздражённо обернулся:
– Так давай, сделай как надо! Что ты раскомандовался?
– Ну пустите тогда, дайте я.
Остальные расступились и не стали мешать. Феликс опустился к основанию флагштока, попробовал разогнуть закрученную жёсткую проволоку. Пурпоров из-за плеча предупредил:
– Руки обдерёшь.
– Да хрен с ними.
Флаг он в итоге чуть не уронил, но всё же подхватил вовремя. Впрочем, отдать его другим уже не возражал.
Отступив от них, он медленно отодвинулся к краю, облокотился на ограждающий бортик. Здесь же стоял Пурпоров, но Феликс не взглянул на него: не хотелось увидеть нарочито понимающую жалость, с которой, он чувствовал, тот на него смотрит.
– Ничего, скоро всё будет как надо, – уверенно пробормотал Феликс.
Тучи тянулись над крышами и шпилями, сколько хватало глаз. Вдалеке блёклой лентой лежала река, ещё дальше, через мост, угадывался стеклянный шар с очертаниями континентов.
Послышалось тарахтенье: внизу, прямо к зданию, подкатила небольшая чёрная машина. На такой допотопной колымаге ездил только один человек в городе.
Феликс дёрнулся было, обернулся к Пурпорову:
– Если будет что-то совсем срочное, позвонишь мне?
Тот, прикрыв глаза, будто совсем не видел автомобиля, кивнул.
Феликс быстро спустился. Китти уже вышла из машины и стояла рядом с ней, сосредоточенно оглядываясь по сторонам. Будто забыла, что дальше.
– Давно не виделись, – он ловко и незаметно проскользнул к Китти сбоку, приобнял за плечи. – И что ты здесь ищешь, интересно узнать?
Китти не улыбнулась в ответ:
– Тебя.
2.
Им не надо было договариваться, куда идти. Оба уже знали.
«Рассадник» – как когда-то называли ГУЖ рьяные приверженцы Нонине – в середине октябрьского дня был тих и не пестрел народом, только иногда поодиночке мелькали студенты у дверей или под окнами. Эти люди наверняка бы оскорбились, именуй кто рассадником их, и, уж конечно, не стали бы с хохотом подхватывать подобное название, как это сделали в годы Феликса и Китти. Да и про «башню» – западный флигель – они, похоже, не знали или нашли себе места посимпатичнее.
Здесь всё было по-прежнему. Старая лестница пологим винтом, в окнах наверху – цветные стёкла, через которые мир кажется красным, оранжевым или синевато-сизым. Когда-то «башня» исполняла роль беседки. Теперь едва ли кто-то мог здесь помешать.
– Так что? – спросил Феликс.
Китти помолчала немного.
– Лаванда.
И это вместо всяких объяснений.
– Что – «Лаванда»? – Феликс нервно пожал плечами.
– Что ты про неё скажешь.
– Ну а что я про неё могу сказать. Лаванда как Лаванда, со своими причудами. Не самый плохой вариант. Получше многих, – он отвёл взгляд.
Китти выжидательно смотрела большими карими глазами: не будет ли продолжения. Не дождавшись, заговорила:
– Как тебе её последняя инициатива.
– Ты про «реформу истории»?
Китти кивнула.
Феликс отвернулся, перешёл от окна к окну (из зелёного в рыжее).
– Девочка дорвалась до власти, – заговорил он негромко. – Впервые в жизни почувствовала себя чем-то значимым. Вот и отрывается теперь. Это пройдёт. Между прочим, нам повезло, – он снова резко развернулся к Китти. – Повезло, что живых людей это не затрагивает, только старые бумаги и учебники истории, если таковые ещё останутся. Это всегда можно будет откатить назад.
Китти покачала головой:
– Лаванда не откатит. И ты это знаешь.
– Послушай, – он напряжённо рассмеялся, – она всё ещё моя кузина. Это же не чокнутый диктатор вроде Нонине. Я всегда могу прийти, если её сильно занесёт, и что-то ей объяснить…
– Поэтому она не принимает тебя уже два месяца?
Все слова пресеклись; Феликс замолчал.
– Зато Гречаев к ней вполне вхож, – продолжила Китти как ни в чём не бывало.
Он глубоко вдохнул, отбил дробь по подоконнику.
– Можно было этого не делать.
– Чего?
– Можно было не бить по больному.
Китти с невинным вопросом подняла брови:
– Что такое, мы так не любим правду?
– Ладно, давай, – Феликс оторвался от своего окна и вступил в её сизоватую синь. – Да, не принимает. Не знаю почему. Наверно, что-то не так сделал… может, был не слишком убедителен. Знаешь что: я сейчас ещё раз попробую. Напишу ей в письменном виде, если она так хочет. Потому что у меня к ней тоже есть претензии, другого рода. И я их до неё донесу.
В углах рта Китти залегла знакомая полуулыбка-полуусмешка, за которую Феликс иногда её ненавидел.
– И она тебя послушает.
– Если не с первого раза, то со второго или с третьего. Всё устаканится постепенно, ну серьёзно.
– Ты ещё не понял? – Китти покачала головой. – До тебя не дошло? Что это только начало. Дальше всё будет только хуже.
– Ты это твердишь с самого выпускного, – пробурчал Феликс.
– Но ведь так и есть.
– Знаешь что! – повернулся он к Китти. – Иди ты…
Не закончив, метнулся к лестнице.
Не двигаясь пока с места, – нет никакой надобности – она подождала, пока Феликс сбежит вниз. Три поворота винта, примерно по десять ступенек – слышимость отличная, можно даже не смотреть.
Первый. Второй. Третий… А теперь дверь на выходе.
Правильно, об косяк её со всего размаху!
Китти чуть усмехнулась:
– Истерик.
3.
Вечер был закреплён за студией – пусть не для главного канала, но эфиры никто не отменял. После Китти задержалась передать инструкции на завтра Павлику, своему коллеге: он очень старался, но по неопытности вкупе с обострённым чувством ответственности обязательно где-нибудь портачил. Домой она вернулась ближе к ночи.
Мама ещё не ложилась, заканчивала возиться на кухне.
– Китти, тебе там пришло что-то, – она между делом кивнула на пачку бумаг на столе.
– Спасибо.
Квитанции, какие-то старые извещения, потерявшие всякий срок… Между ними заслуживал внимания белый запечатанный конверт. Китти оглядела его: никаких надписей. На ощупь – открытка или фотография. Китти осторожно вскрыла конверт и вытащила фото.
Вольдемар Замёлов, сразу после своего убийства.
Внешне невозмутимо, Китти внимательно рассматривала снимок. Тут надо бы понять; по возможности припомнить всё, что имеет отношение.
Она помнила… Тогда тоже был октябрь, и она тоже возвращалась около полуночи… Впрочем, нет – ещё раньше, за несколько дней, Замёлов заглянул в приёмную, Китти как раз составляла плановый отчёт. Замёлов замешкался на мгновение: ясно было, что её присутствие здесь не входило в его планы. Однако уже в следующую секунду он сделал вид, что это всё равно и ничем не мешает, Китти точно так же сделала вид, что слишком поглощена бумагами, чтоб обратить на него внимание. Когда вместе работают естественные враги, надо уметь проявлять деликатность.
Окно от секретарского стола заслонял небольшой, но широкий фанерный шкаф с папками (сквозные просветы заставлены традесканцией). За этой перегородкой и скрылся Замёлов. О шкафе напротив стола – в лаковых дверцах всё отлично отражалось для Китти – он, видимо, позабыл.
Замёлов прошёл к окну, бдительно бросил взгляд по сторонам, перед тем как достать бумагу. Достав же, быстро пропихнул её в крупную угловатую шкатулку, что стояла на подоконнике, – в щель между крышкой и задней стенкой. Бумага стукнулась о дно с отчётливым хлопком. Такой бы Китти услышала, даже если бы и вправду работала, не отвлекаясь. И, поняла она, Замёлов знает, что она услышала.
Вернувшись из-за перегородки, он деланно игриво облокотился о стол Китти, поинтересовался, чем она занята (не забыв о том, как мило она выглядит сегодня). Китти, столь же искренне улыбаясь, отвечала нечто вежливое и маловразумительное, когда в приёмной вдруг появилась Нонине. Резко хлопнув дверью, она почти что отпихнула Замёлова от стола.
– Отвали от девушки. Китти, пошли, поможешь мне с конференцией.
Тогда Софи ещё готовилась к публичным событиям загодя, за несколько дней.
В вечер же после конференции Китти действительно возвращалась поздно, почти к полуночи. Оставив машину на стоянке, она шла вдоль трассы: справа – небольшие ухоженные домики окраины, слева – пустая дорога, в свете дальних фонарей поблёскивал влажноватый асфальт. Позади вдруг послышался нарастающий шум, трассу озарило фарами – слева выдвинулась громадная туша грузовой фуры.
Здесь, мелькнуло в голове. Так ведь это обычно и делается. Инстинкт подсказал, что не стоит в таком случае доходить до дома. Прижав все бумаги к груди и закрыв глаза, она встала на месте.
Свет залил пространство даже сквозь веки, потом с шумом унёсся вперёд. Китти открыла глаза.
«Ну не будут же они стрелять в тебя здесь, на улице. Сейчас не те времена».
Она вспомнила про камеру по ту сторону дороги, прямо напротив. Хороша дурочка-секретарша: встала вдруг столбом, как будто заподозрила что-то, – с чего бы, в самом деле? Пока это не привлекло излишнего внимания, Китти, словно ничего не было, зашагала вперёд.
«Скоро станешь таким же параноиком, как твоя хозяйка».
Дома всё было спокойно. Мама смотрела телевизор.
– А, Китти, – она обернулась на звук двери. – А я уже волновалась.
– Что-то случилось?
– Так этого, вашего, – мама кивнула на телевизор, – застрелили.
– Кого? – не поняла она.
– Этого же… – мама, казалось, усиленно пыталась вспомнить непривычное имя. – Замёлова.
– Вольдемара?
– Да. Да, его, точно. Представляешь, просто кто-то застрелил на улице, прямо возле его дома.
– Когда?
– Да вот буквально полчаса назад передали… – мама указала на телевизор, с сомнением посмотрела на Китти. – Я думала, ты знаешь.
– Нет, я как раз ехала в машине. Не включала радио.
(Перерыв, конечно, должен был закончиться, но она никогда не предполагала, что это будет Замёлов. Ему-то Софи как раз симпатизировала – пусть по временам он и заигрывался с ней в фамильярность. Не спасло).
– Ну, наверно, найдут кто, – мама задумчиво поглядывала на телевизор. – Всё-таки большой человек…
– Да, – кивнула Китти. – Думаю, найдут.
Она прошла к двери в свою комнату.
Мама обернулась, отвлёкшись от экрана:
– Ужинать будешь?
– Попозже возьму себе что-нибудь.
Китти притворила дверь, опустилась на кровать. Взглянула на часы на стене.
Они тихо тикали – была уже четверть первого. Полчаса назад она как раз шла вдоль трассы.
Китти легла на кровать, с головой накрылась одеялом.
«Я следующая. Может, и Кедров, но скорее я».
Руки отпустили одеяло, сложились на груди. Не мигая, не двигаясь с места, Китти смотрела в темноту над собой – низкий непрозрачный свод.
«А в гробике, наверно, хорошо. Лежишь себе спокойно… Все приходят, говорят о тебе разные хорошие вещи… приносят цветы».
«Так, ну прекрати, – она перекатилась набок, зарылась в подушку. – Тебе завтра ещё в глаза ей смотреть».
…Китти аккуратно закрыла изображение конвертом (мама ещё была на кухне), перевернула фото. На задней стороне неидеально, но вполне разборчиво ручкой было выведено: «Для Китти: день икс». Больше ничего, только эта маленькая пометка.
День икс… Годовщина совсем скоро.
И что-то ещё – что-то не так с фотографией. Китти так же перевернула её обратно, открыла снимок.
Через минуту она поняла: нет людей. Нет никого вокруг, нет и ограждающих лент: на всех известных, дошедших до публики фото они были. А вот и портфель, которого при Замёлове не обнаружили.
Это было снято сразу после. Кто-то зачем-то сделал снимок ещё тогда, теперь же – тот или кто-то другой – прислал ей. Кто-то знает, что она знает.
– Жаль, ничего так был человек, – заметила Софи, с грузным изяществом подпирая край стола и попыхивая сигаретой. – Как думаешь, кто?
– Кто бы это ни был, я уверена, он ответит перед Вашим Величеством, – спокойно сказала Китти.
Софи усмехнулась:
– Да уж, куда денется.
Она собралась было уйти к себе, но задержалась ещё раз:
– Кедрову я на сегодня дала отгул, но, если появится, пусть зайдёт ко мне.
– Да, Ваше Величество.
На секунду она поймала взгляд Софи. «Ну, ты же понимаешь, что я знаю, что ты всё понимаешь», – как бы говорил он.
– Там что-то не так, Китти?
– Нет, всё в порядке, – она сложила фото обратно в конверт, обернулась к матери. – Мам, а ты ещё общаешься с той своей подругой… Которая уехала?
– На днях переписывались, – та пожала плечами. – А что?
– Если бы ты, допустим, поехала за границу, например, в их город – она согласилась бы тебя принять?
– Не знаю… Она звала навестить, но всерьёз мы не говорили… Подожди, ты хочешь, чтоб мы уехали за границу?
– Чтоб ты уехала.
– Нет, ну как так… – мама нахмурилась, раздражённо помотала головой. – Я чтоб уехала, а ты…
– А я останусь. У меня завтра выходной, я отвезу тебя в аэропорт.
– Может, хотя бы потрудишься объяснить мне, что происходит? – притворяясь, что сердится, она села к столу. – С чего вообще все эти разговоры…
– Мама, – Китти села напротив, сжала её руки в своих, – я тебя всегда слушала. Послушай теперь ты меня. Тебе просто сейчас надо срочно уехать. Это на время. Когда всё образуется, я дам тебе знать.
Та нахмурилась уже более неуверенно:
– Но там же надо на что-то жить, как ты это себе представляешь…
Китти улыбнулась уголками рта:
– А что, ты потратила уже все деньги, что были за эти пять лет?
– Нет, конечно. Но…
– Что? Тебе они там нужнее. Я перешлю. Когда нормально обустроишься и всё получишь, отправь мне телеграмму.
Задумчиво и сосредоточенно рассмотрев весь стол, она вскинула на Китти тревожный взгляд:
– Это что-то с политикой? Да?
Китти кивнула.
– Но ведь… теперь же всё нормально. Разве нет?
– Мама, ну ты же умный человек. Ты знаешь, что всё не так, как показывают по телевизору.
Та медленно покачала головой:
– Ты мне никогда ничего не рассказывала.
– Не время было. И сейчас тоже долго и не к месту. Когда вернёшься, я тебе всё расскажу. Если ещё захочешь.
Мама поднялась было согласно из-за стола, но тут же перехватила её руку и настойчиво уставилась в глаза.
– Китти, ответь мне честно: тебе что-то грозит? Какая-нибудь опасность?
– Нет, – Китти спокойно покачала головой. – Просто тебе сейчас лучше держаться от меня подальше. А так всё нормально.
Лгала она всегда хорошо.
4.
Заканчивалась посадка. Пригнувшись к рулю и сложив на нём руки, Китти следила через мелкую сетку забора за самолётом в отдалении: спонтанная стоянка тут почти напрямую выходила к полосе, но формально оставалась за территорией аэропорта. Здесь почти всё. Нельзя, однако, прежде времени терять бдительность.
Она раздумывала, стоит ли связываться с отцом, чтоб предупредить и его, не сделается ли от того только хуже. Китти не знала, где он сейчас и какая теперь у него жизнь. Последний раз они пересекались аккурат после университетского выпускного, с тех пор Китти его не видела.
…Вечер был тёмен и прохладен, несмотря на лето. Китти спустилась с лестницы, быстро подошла к представительному чёрному авто, которое заприметила из окна. Она угадала: за рулём сидел отец.
– Здравствуй, солнце, – совершенно ледяным тоном. – Садись.
Она села рядом с отцом, на переднее пассажирское. Подождав, пока она закроет дверь, он завёл мотор.
– Мы куда-то поедем? – насторожилась Китти.
– Недалеко. Отъедем за угол.
Они действительно остановились на углу.
– Скажи мне, ты уже нашла себе работу? – тем же тоном, не глядя на Китти, поинтересовался отец.
– Ещё нет, я найду что-нибудь в ближайший месяц…
– Нет, это несерьёзно, – оборвал он. – Слушай так: у меня есть знакомый на телевидении, управленец на местечковом канале. Им нужен новостной диктор. Не особо что, но на первое время сгодится. Если и впрямь собираешься работать, я тебя порекомендую.
– Спасибо, папа, – Китти слегка склонила голову.
– Ну вот и чудненько. Значит, договорились, – он обернулся с каким-то неопределённым движением. Китти отстранилась от его руки – ближе к дверям.
– Да ладно, – фыркнул он. – Как будто я когда-то бил тебя всерьёз.
Китти лишь продолжала холодно смотреть на него от дверей.
– Ну, как знаешь, – будто бы утратив всякий интерес, отец поискал что-то в карманах, вытащил крупную купюру, передвинул по панели к Китти. – Матери передашь?
– От тебя она не примет. А я не смогу объяснить, откуда они взялись.
– Что, сильно гордая стала? – усмехнулся он. – Так и убивается на своих подработках? Дура…
– Ничего, папа. Мы справляемся.
Уловив, по видимости, этот отзвук металла, он перестал усмехаться и как будто взглянул с любопытством. Впрочем, тут же отвернулся.
– Ладно, поедем. Подброшу тебя хотя бы.
– Благодарю, но я дойду сама, – Китти вежливо кивнула и вышла из машины.
Уже в отдалении она услышала его удовлетворённое: «Моя дочка».
…Мама взобралась по трапу; перед тем, как войти, остановилась и помахала Китти рукой.
«Дурочка!»
Китти быстро высунулась из окна, наскоро помахала в ответ. Как на иголках возвратилась за руль: только этого не хватало – привлечь сейчас внимание.
Скоро дверь закрылась, и трап отъехал. Самолёт, ускоряясь, понёсся по полосе. Ещё пять минут – и он взлетел.
Китти с облегчением выдохнула (по привычке так, чтоб никто не заметил).
К машине подошёл полицай.
– Паркуемся в закрытой зоне?
– Закрытая за забором. Здесь можно стоять.
Голос у того демонстративно похолодел.
– Документы.
По-прежнему глядя в невидимую точку впереди, Китти протянула права и паспорт.
Полицай просмотрел их, как будто чему-то обрадовался.
– Так-так, Китти Башева… Что это мы делаем возле аэропорта?
– Это запрещено?
– А вы, может, за границу собираетесь. Кто вас знает.
– Нет, не собираюсь.
Она устала, и ей было всё равно.
– Оружие, наркотики, запрещённые материалы имеются?
– Нет.
– Так-таки и нет, – протянул он.
– Можете обыскать.
Тот замешкался, после, растеряв где-то по дороге свою язвительность, заявил:
– Не требуется.
Передал документы обратно. Совсем мальчишка – похоже, ещё младше неё.
– Спасибо, – холодно-вежливо ответила Китти и, заведя мотор, покинула площадку у забора.
Ну вот, началось. Пятый раз за неделю. Кто-то что-то имеет против неё. (Трасса была пуста, и Китти прибавила ходу). Лаванда? Не её манера.
Тогда кто?
5.
Музыкальную шкатулку она заполучила чуть позже и даже почти не специально.
Прошло около двух недель с памятного события, когда Нонине внезапно появилась в приёмной. Вид у Софи был весёлый и несколько загадочный: будто она скрывала что-то и сейчас собиралась объявить. Она придвинулась к секретарскому столу:
– А ты помнишь, что у нас завтра праздник?
– Да, Ваше Величество? – откликнулась Китти, на всякий случай слегка обозначив вопрос.
– Как же, День демократии, – Софи изобразила радушную улыбку. – Что тебе подарить?
– Благодарю, Ваше Величество, но, думаю, мне ничего не нужно…
– Ну как так – «ничего», – отмахнулась Софи. – Нет, такой день… Я просто не могу тебе ничего не подарить. Выбирай.
Она властно оперлась ладонью о стол Китти, в глазах мелькнул зеленоватый насмешливый огонёк:
– Или я выберу на свой вкус.
Что на этот раз будет в её вкусе, узнавать совершенно не хотелось. Китти помедлила немного и всё же решилась рискнуть.
– Если вы будете так добры, Ваше Величество… – она для вида замялась. – Мне всегда нравилась та шкатулка, что стоит на окне.
Софи с любопытством приподняла брови, исчезла за шкафом-перегородкой. Почти сразу вернулась со шкатулкой в руке.
– Эта? Ну, лови, – она бросила вещицу. Китти успела поймать её на лету.
Софи усмехнулась:
– Могла бы сказать, я бы тебе её и так дала, – она тряхнула головой и прошагала к выходу.
– Благодарю, Ваше Величество.
Возможно, кто-то знает про шкатулку (про то, что в ней). Тогда, конечно, нет смысла оставлять свидетеля.
Китти припарковала на стоянке свою маленькую чёрную машину. (Ещё один подарок Софи: «Ты же, кажется, водишь? От моего прежнего секретаря машины не осталось, к сожалению… Там в гараже стоит какая-то железяка. Если заведётся, можешь забрать себе»). Дальше пошла пешком. Можно и не стеречься особо: если им действительно нужно кого-то убрать, они его уберут. Вопрос времени.
Возле этого фонаря её тогда окликнул Кедров. По этой дороге они шли рядом, ведя самый откровенный – и всё же лживый до мозга костей – из всех своих разговоров. И лучше считать, что это был последний раз, когда Китти его видела. (Её до сих пор начинало мутить от запаха дыма).
А вот здесь уже дом. Китти оглянулась: в свете фонаря – в полусвете, на границе с темнотой – как будто кто-то стоял. Она подождала немного, давая незнакомцу шанс, но тот не двигался с места. Может, и показалось. Может, никого. Китти развернулась и вошла в подъезд.
Кстати, – войдя в комнату, она зажгла свет – это ничего не меняет. Комнаты нижних этажей при включённых лампах просматриваются на отлично. Могут попробовать с улицы, пока она здесь.
Китти остановилась у стола перед окном, ещё раз достала из конверта присланную фотографию. Если задумывалось как угроза, то довольно странно кому бы то ни было так возиться с человеком масштаба Китти (особенно теперь, когда она не занимала никаких постов). Если же предположить… ну, допустим, попытку предупредить, то это странно ещё более. Что за тайные доброжелатели и откуда могли бы у неё появиться?
Китти была первой, кто вошёл в кабинет Софи, когда хозяйки уже не было.
Она задержалась за другими срочными делами и появилась в коридоре у кабинета много позже, чем ей бы хотелось. Однако, судя по всему, ещё никто не успел побывать внутри. Люди, завсегдатаи резиденции, толпились у закрытой двери, о чём-то тихо переговариваясь, и топтались на месте. Заметив Китти, все замолкли.
– Что-то не так, господа? – она аккуратно протиснулась между ними.
– Там… крысы, – пояснил кто-то.
– И что?
Те переглянулись друг с дружкой:
– Их там много…
– Откройте дверь, – кивнула Китти (ключа у неё не было).
– И они просто огромные.
– Да, прям какие-то монстры…
Китти прервала:
– Откройте, я войду первой.
Ей не стали возражать и пропустили внутрь (предусмотрительно прикрыв дверь следом). Китти, остановившись, наскоро огляделась, чтоб оценить обстановку.
Никаких крыс тут, разумеется, уже не было: они не стали бы столько дожидаться. А вот на столе по-прежнему лежали бумаги и, главное, заточенный уголь. Китти подошла, чтоб быстро переложить его в карман, – по пальцам, конечно, шарахнет, или ещё что, но это не смертельно, потом передаст в надёжное место…
Но, к удивлению, не шарахнуло. Вообще ничего. Уголь так естественно и охотно лёг в руку, будто этого только и ждал. Китти не подняла его, только сжала пальцами, постигая весь смысл этого нового открывшегося обстоятельства.
Ей никогда не приходило в голову, что она тоже может.