Дальний свет. Ринордийский цикл. Книга 3
Очень тихо, но голос он узнал.
– А, ты? – он в секунду подошёл, порывисто, не понимая в точности, чего ему хочется больше: придушить её здесь же, на месте, или, наоборот, спровоцировать на ответные меры (хотя бы не придётся дальше гасить в памяти ненужные образы). – Следишь за мной?
Китти кивнула:
– Поговорить надо.
Он помолчал, смеряя её взглядом, затем гордо вскинул голову и внятно и отчётливо произнёс:
– Я с ссо-шными мразями не разговариваю.
Китти ничего не сказала, только глаза её потемнели – стали почти чёрными. Когда Феликс – не оглядываясь – отошёл на значительное расстояние, она уже громче проговорила за его спиной:
– Жаль. А то у меня было для вас предложение. И есть основания полагать, что оно бы вас заинтересовало.
Он встал, обернулся:
– И о чём речь?
– Ну, вы же не разговариваете.
Феликс поколебался секунду, подошёл к ней.
– Ну ладно тебе. Говори, – она отвернулась и не хотела на него смотреть. Феликс положил ладонь ей на плечо. – Ну, Китти.
Она наконец повернула голову. Тихо заговорила:
– У меня теперь доступ к внутренней информации и к некоторым базам. Я могу передавать всё это оппозиции – хотя бы тебе лично.
– Но… это же, наверно, опасно? – потерялся он.
– Конечно, опасно, – буднично ответила Китти. – Но, по-моему глубокому убеждению, такие сведения того стоят.
– Нет, подожди, – Феликс вскинул руки. – То, что нам бы это было очень нелишне, это понятно. Мне интересно, зачем ты это будешь делать.
– А это вы должны прекрасно понимать и сами, господин Шержведичев, – Китти прошла чуть вперёд, оставляя его за спиной. – Думаешь, у тебя монополия на бессмысленный героизм?
Уже с расстояния она обернулась, чуть громче спросила:
– Так что? Ты подумаешь?
– О чём тут думать, – Феликс в несколько шагов нагнал её. – Да. Разумеется, да. Какой ещё может быть ответ.
Китти чуть улыбнулась уголками губ:
– Ну да, от таких предложений не отказываются? Даже если их делает ссо-шная мразь.
– Китти, – он приобнял её за плечи, осознавая, что сейчас не та ситуация, когда можно просто отшутиться. – Извини, не так понял… Увидел тебя тогда, в телевизоре – что я должен был подумать? – и ещё раз, через силу. – Извини, пожалуйста.
В её глазах промелькнуло какое-то тёмное удовлетворение.
– Извиняю, – она легко вывернулась из его объятия и отошла немного. – Тогда увидимся. Я тебя найду.
Скоро стук её каблуков растворился в темноте. Ещё минута – и где-то близко прошумел отъехавший автомобиль.
– И что, всё дело в деньгах?
– А что ты думал, – заметила Китти. – Что все идейные оппозиционеры?
Перед ними лежали разложенные бумаги из музыкальной шкатулки.
– Нет, ну я понимал, естественно, что чисто идейных и бескорыстных там немного, – Феликс нервно дёрнул плечами. – Но чтоб вот так… И потом, как Нонине это допустила, с её-то паранойей.
– Думаю, она не была инициатором, – задумчиво проговорила Китти. – Скорее всего, это была идея самого Замёлова. Софи она, разумеется, вряд ли нравилась. Но, пока это приносило свои плоды, она мирилась. Когда же у Замёлова перестало получаться, она его грохнула.
– Так, может, это и не она? При таком раскладе?
– Это она, – Китти кивнула. – Конечно, не лично. Через Кедрова или его людей. Но это точно она.
Феликс перевёл взгляд со сводки телефонных звонков на распечатку банковских платежей – все переводы с некого счёта в течение почти двух лет, один из получателей был обведён в круг чернилами (по всей видимости, самим Замёловым). Эти реквизиты Феликс узнал: общеизвестный в узких кругах счёт, наиболее часто использовавшийся оппозицией. Счёт же, с которого шли платежи, пояснила Китти, периодически задействовала Нонине для разных кулуарных дел.
– А может, всё-таки фальшивка? – Феликс посмотрел на неё почти с надеждой. – Не знаю… коллаж, ретушь. Провокация, в конце концов!
– А это тогда что? – Китти кивнула на третий листок. На нём разместился печатный текст: электронное письмо с подробным перечнем того, кто что сделал на момент сходки, о чём распространялся и что планировал делать в дальнейшем.
– Было? – она пристально смотрела на Феликса. Он ещё раз взглянул на дату (трёхлетней давности сентябрь), обречённо кивнул.
– Было.
Адресатом письма снова значился Замёлов. Отправителем же – некий Хустик. Это, конечно, прозвище, звали его, кажется, Анатолий Курчатов. Феликс вспомнил теперь, что тот почти всегда присутствовал на сходках, но всякий раз настолько терялся среди лиц и голосов, что в то же время его как будто и не было. И, понял Феликс, об этом человеке он не знал практически ничего, кроме имени (даже облик Курчатова словно расплывался каждый раз перед глазами).
– Слушай, так может, в нём всё и дело? – заговорил он с новым приливом энтузиазма. – Он мог быть засланным и действительно сливать инфу… Ну и всё на этом! А остальное – ну неужели Нонине не могла заказать все эти бумажки, если они ей понадобились?
– Для чего? – сказала Китти.
Феликс подумал:
– Да, действительно, для чего.
– Ты же знаешь, как делается компромат для публики, – Китти взглядом указала на листки. – Это была бы слишком тонкая работа.
– И удар по образу Нонине. Она бы на такое никогда не пошла. Ну а если не она, а Замёлов… Хотя нет, – Феликс прервал теперь сам себя. – Какой идиот решил бы переть против Нонине с какими-то бумажками, – он помолчал, затем уставился на Китти. – Зачем он вообще это сделал? Все эти махинации со шкатулкой?
– Не знаю, – Китти качнула головой.
– Не знаешь… – безнадёжно задумчиво повторил Феликс.
– По крайней мере, сводка звонков настоящая. Я проверяла, – Китти поймала его удивлённый взгляд. – После смерти Софи. На той же неделе запросила ещё раз. Мне всё сделали по старой памяти. Там было то же самое.
Она несколько устало осмотрела бумаги. (Один из телефонных номеров – внутренний номер Замёлова – был ею отмечен карандашом).
– Впрочем, я не знаю, чьи это телефоны. Поздно было выяснять. Может, и совсем посторонних. Банковский счёт тоже проверить не могла. Как ты понимаешь.
Феликс поднял бумаги, ещё раз вгляделся в буквы и цифры.
– Слушай… Ты не могла бы передать мне их на пару дней? Мне кажется, я смогу всё это проверить.
Китти посмотрела с сомнением, не сказала ничего.
– Да. Смогу, – повторил Феликс.
13.
Десять часов на башне.
– Да-да, уже здесь! – отозвался он с лестницы: нетерпеливое хождение наверху намекало, что его заждались.
И точно: Вайзонов стоял посреди помещения и смотрел неодобрительно.
– Ты мог бы не опаздывать, хотя бы когда сам назначаешь время?
– Не виноват, совсем не виноват, был у госпожи Мондалевой. А это, ты же понимаешь, святое. Она спрашивала, интересовалась многими вещами… Странными, но для неё наверняка важными. Не мог просто не объяснить всё подробнейшим образом…
– Хорошо, это всё понятно, – прервал Вайзонов. – Давай теперь, что тебе понадобилось от меня.
– От тебя… – он аккуратно, чтоб ничего не задеть, расположился в кресле у небольшого столика. Вайзонов сел напротив, за окном же блестели в утренних лучах Передвижный мост и Часовая башня. – От тебя, Герман, мне потребовалось некоторое такое содействие.
Тот с ровным интересом кивнул.
– Видишь… Пару месяцев назад я разговаривал с госпожой Мондалевой, предлагал ей несколько облегчить задачи её как правителя. В частности, силовой блок. Ну вот зачем этим заниматься лично правителю, когда можно поручить, скажем так, специалисту в более узкой области. Но госпожа Мондалева оказалась в этом моменте принципиальна и выводить даже часть структур из-под своего управления отказалась наотрез.
– Ну, правильно сделала, – Вайзонов пожал плечами. – Я бы тоже отказался.
– Это конечно, конечно, – он охотно закивал. – Только вот идейка не выходит из головы… Что, если бы нам сделать параллельную структуру, – он несколько секунд смотрел в глаза Вайзонову. – Неофициально, разумеется.
Тот усмехнулся:
– Хочешь себе личную гвардию?
– Ну нет, почему, – для вида смутился он. – Просто небольшой отряд… Который бы подчинялся непосредственно нам. Потому что, ну, мало ли какая ситуация. А госпожа Мондалева не может уследить за всем.
– Я тебя понял, – Вайзонов снисходительно улыбнулся. – И всё-таки – при чём здесь я? Кажется, недостатка в людях у тебя не должно быть.
– Нет, с этим нет… Контингент есть и вполне подходящий. Мне бы человечек нужен, которому можно будет их поручить. Только, знаешь, не «типичный ссо-шник» с не пойми каким прошлым, а кто-то более проверенный и… свой, что ли. Не тупой исполнитель, опять-таки, а человек, который понимает.
Вайзонов добросовестно слушал.
– И?..
– Я подумал – может, у тебя есть кто-нибудь на примете? Ты же многих знавал.
– Как тебе сказать… – протянул Вайзонов. – Будучи предпринимателем и, вообще-то, участником оппозиции, я подобных личностей старался избегать. Это уж скорее по твоей части.
– Ну, у меня все связи в основном в столице, – отнекнулся он. – А тут бы, может, и лучше человека со стороны, который не завязан здесь ни на чём. Нет у тебя такого?
Вайзонов над чем-то раздумывал. Наконец произнёс:
– А ты не слышал о Шеле́тове?
– Нет, – он слегка подвинулся вперёд и приготовился внимательно слушать.
– С ним я тебя мог бы свести, на самом деле. Правда, насколько он тебе подойдёт, смотри сам – человек это странный. Но, возможно, как раз он тебе и нужен. Я бы сказал, именно что «нетипичный ссо-шник»… В общем, лучше тебе увидеть самому.
Он улыбнулся:
– Был бы тебе признателен.
14.
Дневной эфир закончился. Стрелки показывали полвторого. Китти уже складывала бумаги, когда в дверь осторожно просунулся Павлик.
– Госпожа Башева, – почти шёпотом окликнул он. – Там вас… к телефону.
– Кто?
Он только испуганно указал наверх и поспешил исчезнуть.
Китти подошла к телефону, подобрала трубку:
– Слушаю.
Внимательно выслушав, уточнила:
– Это необходимо сейчас?
Ответили кратко и положительно.
– Хорошо.
Китти попрощалась, положила трубку на место. Только тут она заметила, что Павлик ушёл недалеко и всё так же боязливо выглядывал из-за двери.
– К госпоже Мондалевой вызвали, – пожав плечами, объяснила Китти.
Когда она уже была у выхода, Павлик подал голос:
– Я могу для вас что-нибудь сделать?
Китти удивлённо обернулась. До сего момента она слышала эту фразу лишь единожды – от Феликса, в конце одной из тех кратких тайных встреч.
– Да ладно. Не на расстрел же я еду.
«Хотя, конечно, интересно, что ей понадобилось», – отметила она про себя.
Павлика, похоже, её фраза не успокоила.
– Вы бы осторожнее в городе, госпожа Башева – он покачал головой. – Мне показалось сегодня утром, что за вашей машиной следили.
Китти кивнула:
– Я знаю.
Лаванда задумчиво перекатывала половинку мела с ладони на ладонь – словно лодка плыла по волнам. Глаза правительницы смотрели мимо, на что-то незримое; солнечные лучи сплетались в её волосах и будто венчали её короной.
– Но она ведь соврала, – произнесла Лаванда.
Гречаев решил, что следует сейчас вмешаться.
– Возможно, конечно, что так, – поспешно заметил он. – Но, знаете, я бы не рискнул утверждать, если бы вы спросили.
Он с готовностью улыбнулся, но Лаванда не заметила. Пришлось продолжить:
– Разумеется, Китти Башева чаще остальных находилась при Нонине, но ведь та была человеком до крайности подозрительным. Едва ли бы она доверила кому-то такую тайну. К тому же в последние часы, насколько это известно, Нонине пребывала в одиночестве. Куда она только не могла деть амулет за это время… Теперь можно лишь гадать.
– Вы думаете?
– Я, видите ли, не утверждаю, – осторожно уточнил Гречаев, – но совсем не удивлюсь, если и Китти ничего не знала.
– Да нет, – прервала Лаванда. – Она знает, где уголь. Знает, но не говорит.
Она недовольно хмурилась, о чём-то размышляя, потом повернулась к Гречаеву:
– Вы не знаете, как сделать так, чтоб человек сказал то, что знает, но не хочет говорить?
– Простите?
– Нет, ничего, – Лаванда снова над чем-то задумалась. – Наверно, нельзя никак. Я только понимаю, что она врёт, но на этом всё.
– Что ж… Судя по прошлым годам, здесь ей мало равных, – Гречаев подобрался к столу, ненавязчиво, как бы невзначай оглядел разложенные книги: «История древностей и реликвий», «Чёрное время: цифры и факты», «Ринордийск в лицах», – что только читает правительница. – То же телевидение… Требуется определённая сноровка, чтоб вести передачи новостей: ведь сказать сегодня одно, а завтра, не моргнув глазом, совсем другое… Не каждый это сможет. Я уже молчу про Софи Нонине: чтобы обманывать её, нужен был, я бы сказал, своего рода талант…
– Странно, что она ещё там, – произнесла Лаванда, будто бы и не ему.
Гречаев замолчал. Второе «простите?» было бы совсем неуместно, но он и впрямь её не понял.
Лаванда подняла голову и, будто услышав его мысли, пояснила:
– Странно, что Китти ещё на телевидении, – она слегка наклонилась вперёд и доверительно уставилась на Гречаева. – Кстати, вы знали? Что она не Башева?
15.
– Ну что… Я проверил, – Феликс стоял на пороге комнаты, но не входил, опираясь спиной о косяк. – Всё именно так.
– Ты проверил те поступления? – несколько удивилась Китти.
Тот усмехнулся:
– Ну… как бывший оппозиционный журналист должен же я что-то уметь.
Сказано было с гордостью, хотя по глазам было заметно, что ему не так легко сейчас это изображать. Феликс вошёл, сел рядом на диван, положив бумаги здесь же.
– Всё так же, как на твоей распечатке. Приходило раз в месяц, около двух лет… Всегда одна и та же сумма. Знаешь, – он мельком настороженно взглянул на Китти, – нам два или три раза подкидывали такими кусками разные сочувствующие личности. Но это было что-то настолько исключительное, что становилось известно всем на ближайшей сходке. А вот про это… – он чуть брезгливо тронул бумагу, – ни разу ни полслова. Тут последний платёж в сентябре, поменьше, чем в прежние разы. По идее, ещё в октябре должен был быть, дата варьировалась несильно, но в октябре не было. А дальше, я так понимаю, грохнули Замёлова.
Китти кивнула:
– Да, я, кажется, поняла что. У Софи было два метода для протестов. Вычисление сверху, чтоб подавить. И вычисление изнутри, чтоб… направить, куда надо, скажем так. Первое было за Кедровым, второе – за Замёловым. Думаю, к октябрю во втором она окончательно разочаровалась.
– И поставила на Кедрова? Похоже на то…
Оба замолчали: каждый задумался о собственных приметах того времени, которое, по обыкновению, пролетело мимо, хлестнув разлетающейся вуалью.
– Что с телефонами? – наконец прервала молчание Китти.
– С телефонами всё плохо. Как и должно было быть, – он поднял распечатку со звонками. – Тут просто. Это сам Хустик. Это Вислячик – он бывал у нас иногда, но больше был по всяким проектам… Иногда помогал, если кто-то попадался: ну, там, вытащить из-под ареста, всё такое… Не всех, конечно, на многих просто забивали. Эти два… Мамлев и Дукатов. Их я вообще не видел вживую, но мы все знали, что во многом они всё организуют… ну и финансируют, понятно, тоже, – он невесело ухмыльнулся. – Разумеется, в нашем кругу они пользовались не такими номерами. Эти, видимо, для других дел.
– А этот? – Китти указала на последний из номеров.
– Этот – не знаю, – Феликс покачал головой. – Прочесал всё, что только было можно. Этого нигде нет.
Китти подчеркнула пальцем последнюю строчку:
– С него звонили в том числе Софи. Это её внутренний телефон.
– За несколько дней до убийства, – Феликс вновь мельком и настороженно глянул на неё. – Я ведь по нему даже звякнул!
– И что?
– Не ответили. Возможно, он вообще уже нерабочий.
– Ты бы всё же осторожнее, – спокойно заметила Китти.
– Так и будем вечно осторожничать? Их осталось только вскрыть поимённо. Потом можно будет действовать уже в открытую.
Китти изобразила намёк на улыбку:
– Рассказать Лаванде?
– Как вариант, – Феликс тряхнул головой. – Если я всё же добьюсь приёма и поговорю с ней лично, это будет даже лучше всего.
Китти промолчала.
– Что? Думаешь, мне она поверит меньше, чем любому из них?
– Может, и так. Прямых доказательств у нас нет. А кроме того, я не уверена, что надо сейчас поминать всё это.
Феликс замолк на пару мгновений.
– Ну отлично, – он поднялся с дивана и заходил по комнате. – Они были в сговоре с Нонине, теперь сидят в правительстве, но давайте не будем это вспоминать: дело давнее, с кем не бывает… Правильно, что.
– Я просто не вижу, что бы от этого поменялось, – сказала Китти.
Феликс вздохнул, прислонился спиной к подоконнику:
– Опять дважды два пять.
– Может, и пять.
– Удивительный ты человек, – с беззлобной насмешкой он искоса поглядывал на Китти. – Хранить у себя такой компромат и не думать что-то с ним делать… Шпионить на оппозицию и ни на секунду не верить, что что-то изменится… Да ладно, пять лет вести «Главную линию», зная, какой всё это бред! Так, подожди… – он будто вспомнил о чём-то и резко оттолкнулся от подоконника. – У тебя же по четвергам дневные эфиры. Почему ты не там?
– Меня уволили.
– В смысле «уволили»?
– Указ сверху, – пояснила Китти. – Лично от госпожи Мондалевой.
– Так, – он вновь прошёлся по комнате, засунув руки в карманы, вытащил зажигалку, покрутил её в пальцах. – Понятно. Мне всё же надо к ней заявиться.
– Феликс… – недовольно отмахнулась Китти.
– Что «Феликс»? Так и надо, чтоб она творила, что хотела?
– Я в любом случае собиралась поискать что-нибудь другое. Так что это всё равно.
– Мне не всё равно, – отрезал он. – Завтра я у неё буду. Отвечаю.
16.
«Грифель взял древний и мудрый старик, в чьих словах отражалась жизнь, как в самом ясном, не тронутом пылью зеркале. Он многое видел, многое слышал и мог всё просчитать наперёд. Когда он говорил, он знал, что говорить».
Зазвеневший телефон оторвал Лаванду от захвативших её строчек. Она недовольно поморщилась, но всё же сняла трубку.
– Госпожа Мондалева, – отчего-то смущаясь, проговорила телефонистка. – Тут внизу… ваш кузен… Господин Шержведичев.
– Феликс? – удивилась Лаванда. – А что ему нужно?
– Он хочет о чём-то вас уведомить… Мы сказали, что вы сейчас никого не принимаете, но он утверждает, что не уйдёт отсюда, пока ему не дадут поговорить с вами.
– Да?
Телефонистка как будто спохватилась:
– Но вы, конечно, не обязаны его принимать. Если следует, то охрана…
Лаванда пожала плечами:
– Ну пусть зайдёт. Раз уж он здесь.
– Ну, здравствуй, братишка.
Она сидела здесь, как порождение холодного и совершенного света: такой, наверно, излучают горные вершины. В пальцах как влитая лежала половинка мела; запястье опушилось птичьим браслетом: теперь в нём были и вороньи, совиные перья, и перья каких-то вовсе неизвестных птиц.
Всё начало было плыть по течению какого-то горного ручья – такого же льдисто-голубого, как глаза напротив. Феликс тряхнул головой, быстро отогнав наваждение. Он прошёл несколько требуемых шагов и, опершись руками о её стол, выпалил:
– Ты что творишь?
Лаванда невозмутимо моргнула:
– А что я творю?
– Я про Китти. Это ведь с твоей подачи её турнули с телевидения?
– Ну да, – протянула Лаванда, поглядев вопросительно и как будто немного с вызовом.
– Слушай, – Феликс несколько выпрямился, но не отступил назад. – Я понимаю, что у тебя полно претензий ко мне. Но Китти-то тебе что сделала? Можешь ты на это ответить?
Лаванда промолчала и упрямо смотрела мимо него.
– Захотела оторваться теперь? – продолжил он. – Хорошо, я понимаю. Ну так на мне и отрывайся, в чём проблема?
Лаванда нахмурила лоб и недоумевающе потрясла головой:
– При чём здесь вообще ты?
17.
– Да, действительно, при чём здесь ты? – сказала Китти.
Феликс уставился на неё, не понимая. Она продолжила:
– У нас с госпожой Мондалевой старые счёты. Она знает какие.
– Да какие бы ни были, – он опустился сбоку на край дивана, не поворачиваясь к Китти. – Я, кажется, всё сказал, что мог, она не стала слушать. В итоге только заявила, чтоб я убирался и что больше меня видеть не желает. Вообще.
– Об оппозиции и Нонине ей не говорил? – осведомилась Китти.
– Не успел.
– Жаль. А то бы она к тебе прислушалась и, конечно, тут же сместила бы этих нехороших людей.
В голосе проблеснула ирония. Феликс обернулся: на губах её бродила знакомая полуулыбка.
– А вместо них взяла бы, – с невинным видом продолжила Китти, – например, тебя.
– Ну прекрати, пожалуйста, – он резко встал с дивана, прошёлся по комнате.
Китти внимательно глядела, очевидно, ожидая продолжения. Феликс остановился.
– Ты не понимаешь. Я девять лет был с этими людьми, был одним из них. Агитировал, призывал… сражался на их стороне. Я… я вырастил это в себе, не взял у кого-то – вырастил сам, я жил этим, я не представлял себя вне этой борьбы, вне этой идеи. А теперь выясняется, что всё это было фальшивкой… игрой в поддавки? Нет, когда они поняли, что им ничего не светит, решили, конечно, попробовать по-настоящему. Ну и что мы имеем теперь? Что крысы одного цвета свергли крыс другого цвета, а я им в этом помог, – Феликс вновь подошёл к окну, сжал пальцами край подоконника. – И сам я – точно такая же крыса, и всё это с начала и до конца – один большой фарс.
– Не преувеличивай, – негромко прервала Китти. – То, что кучка интриганов использовала идею в своих интересах, не дискредитирует саму идею.
Феликс обернулся на неё.
– Я потому и думал… Потому и хотел, чтоб это не закончилось вот так. Я же знаю, что там были и люди вроде меня. Если хоть какое-то из наших дел что-то значило…
– Кстати, Нонине в итоге свергли вы. А не «крысы».
– О да, – рассмеялся Феликс. – А уж госпожа Мондалева – целиком на моей совести.
Он обошёл диван, упал на него навзничь позади Китти.
– Меня повесить надо.
– По таким меркам нас всех надо повесить, – Китти не глядя потрепала его по волосам. – И не единожды.
Тикали минуты. Где-то за окном фонари приглушались в мягкой тени и глухо рокотали на трассе машины. Зеленоватый отсвет города лился на потолок.
– Что будем делать? – спросил Феликс.
– Есть варианты?
– Всё обнародовать.
– Расклеить по стенам.
– Захватить телестанцию.
– Лучше сразу Ринордийск.
– Набрать кандидатов и перевыбрать правительство.
– Ты бы пошёл? – неожиданно поинтересовалась Китти.
– Нет, – Феликс покачал головой. – Нет, не смогу. Не хочу.
– Вот и я нет.
– А что? У тебя бы неплохо вышло.
– Нет, – всерьёз сказала она. – Сразу нет.
Феликс помолчал.
– Что теперь с работой будешь делать?
– Не думала пока. Поищу что-нибудь другое.
– Может, к нам?
– Посмотрим. Пока отдохну просто.
– То есть получается, – Феликс встал с дивана, – с одной стороны у нас бывшие информаторы и соучастники Нонине на высших постах, с другой – Лаванда, для которой нас всех и наших проблем просто не существует.
– Вот поэтому я и не говорила про бумаги, – тихо сказала Китти.
(«На самом деле мы ничего не можем. С нами кончено», – немым послесловием отозвался жёлтый комнатный воздух).
Где-то в отдалении прогудела большая машина, и вновь тишина. Лишь назойливо свистел ветер.
Феликс остановился у стола: он разглядывал конверт и фотографию. Китти смотрела в сторону, делая вид, что не замечает.
Феликс поднял фото:
– Анонимка?
Китти неохотно кивнула.
– И чего ты молчала?
– А смысл?
– Смысл… – он отложил фотографию, снова присел рядом на диван. – Ты понимаешь, что могут перейти и к действиям? Это быстро.
– И что? – Китти пожала плечами. – Маму я уже переправила за границу. Хотят мстить за что-то мне лично – пожалуйста.
18.
Ринордийск замело снегом.
Белые дорожки протянулись по Турхмановскому парку: затихшему и безлюдному в это время года. Феликс прошёл по ним к пустым траншеям, что летом были фонтанами. Здесь, у припорошённого бортика он нередко ожидал кого-нибудь в прошлые годы, чтоб встретиться без свидетелей: зимой это место не привлекало ничьего внимания. Статуя девы и мантикоры стояла, подёрнутая дымкой изморози, как в тяжёлом дремотном забытьи.
Он задержался ненадолго, прошёл дальше – к высоким решётчатым воротам, к выходу из парка. Чёрные прутья мёрзло скрипнули, неохотно выпустили наружу – к сугробам и белым, как сугробы, домам. Позади же, на дорожках уже заметало его следы.