banner banner banner
Англичанка, или 17 мгновений III четверти
Англичанка, или 17 мгновений III четверти
Оценить:
 Рейтинг: 0

Англичанка, или 17 мгновений III четверти


Но вот я и дома. Я живу с бабушкой (двоюродной). Раньше я жила с родителями, но приезжала к бабушке надолго. Один раз, в третьем классе, я жила у бабушки полгода, так как родители уезжали в загранкомандировку, куда детей не брали. Тогда я училась полгода в местной школе, которая находится через дорогу. А девочка из соседней квартиры по имени Даша училась со мной в одном классе. С тех пор мы ближайшие подруги, а тот класс, хотя я и вернулась потом в свою школу, всегда оставался моим ‘вторым’ запасным аэродромом. Когда бабушка долго болела, уже в седьмом классе, я опять недели три училась с ними, чтобы не ездить в школу на другой конец Москвы. Просто моя бабушка дружила с директрисой этой школы и могла пристроить меня в любой момент и на любой период времени. А мама знала директрису моей школы, которая была совсем не против такой школьной ‘полигамности’ и взаимозаменяемости. Во второй школе меня все знали как приходящую время от времени ученицу. В старших классах Дашка таскала меня на вечеринки, дискотеки и на разные тематические интересные мероприятия. Школу мы все закончили семь лет назад, но Дашкин класс оставался до сих пор дружным коллективом благодаря двум обстоятельствам: Дашкиному энтузиазму (она продолжала быть бессменным и вечным комсоргом-организатором-массовиком-затейником-свахой в одном лице), и тому факту, что практически все остались жить в своих домах, а значит, принимая во внимание плотность застройки и концентрацию населения в этом районе, находились все еще буквально на вытянутую руку друг от друга. Дашка умела прекрасно считывать информацию о том, например, кто, где, когда, а, главное, с кем и как часто, исключительно по тому самому негасимому свету знаменитых московских окон…..

Но ситуация осложнялась еще и тем, что Дашке приходилось концентрировать в себе информацию не только о своих одноклассниках, но о бывших учениках всей школы, потому что директором этой школы в течение 30 лет и до недавнего времени была ее бабушка, Буся Борисовна (БаБуся), которая жила вместе с Дашкой и по совместительству была школьной подругой моей бабушки Анны Ивановны (БабАни). Когда-то, много лет назад они, сверстницы, жили в одном доме в Мерзляковском переулке, в пяти минутах ходьбы от Арбата. Семья Буси Борисовны занимала целую квартиру, поскольку её отец был известным инженером, а моя бабушка жила в коммунальной квартире на другом этаже. Но это не мешало девочкам дружить и ходить в один класс. В начале 1960х их выселили в новостройку. Так они оказались в новом московском районе, в одинаковых квартирах, за стенкой друг от друга. Жизнь, вместе с замужествами, рождением детей, внуков, вдовством (кстати, обе дамы были замужем за мужчинами намного старше их)…. проходила параллельно, а дружба продолжалась всю жизнь, но сейчас испытывала огромные испытания, поскольку года два назад у Буси Борисовны начал проявляться и сильно прогрессировать Альцгеймер, и она стала плохо понимать, кто есть кто из своего окружения. Например, БаБуся искренне верила в то, что БабАня – это бабушка Анны Ивановны, которую она хорошо помнила еще с Мерзляковского, и на которую, очевидно, БабАня была сейчас похожа. И вообще, она всё время думала, что находится на даче, поскольку вокруг было много деревьев. Буся Борисовна постоянно собирала сумки чтобы съехать наконец домой, в Мерзляковский. «Я не понимаю, почему мы всю зиму торчим на даче, сколько можно? Мы срочно должны собраться и переехать в Москву!» Устав спорить с бабушкой и убеждать, что это не дача, а тоже Москва, Дашка соглашалась и теперь каждый день обещала БаБусе собраться и отвезти ее, наконец, в Мерзляковский. Пребывание в состоянии перманентного ожидания переезда, сочетающегося с хлопотами сборов, упаковыванием вещей, посуды и прочего день за днём отвлекало Бусю Борисовну, занимая практически всё её время и внимание. Дашка лишь занималась тем, что каждый день распаковывала вещи и быстро раскладывала по местам, когда БаБуся была в ванной или на кухне. С этим категорически не соглашалась БабАня. Будучи медиком, она утверждала, что никогда нельзя ‘потакать слабоумию’, а напротив, неустанно бесконечное количество раз рисовать несчастному реальную картину мира, а не соглашаться на искажённую копию, порожденную больным воображением. Это должно хоть на какое-то время тормозить деменцию, оккупирующую все большую и большую территорию мозга и памяти. Когда близкие соглашаются с потоком бреда, они тем самым открывают шлюзы, и бурлящие лавины безумия уже без всяких преград с разрушительной и оглушительной силой падают и окончательно разбивают оставшиеся островки памяти. Хотя стратегия бесконечных споров тоже ни к чему позитивному не приводила: БаБуся каждый день ссорилась с БабАней и отказывалась понимать, что последняя имеет в виду, говоря, что они подруги уже шестьдесят с лишним лет. А кто такие мы с Дашкой вообще было неразрешимой задачей, о которой БаБуся даже думать не хотела. Конечно, кроме нас мало кто догадывался о состоянии Буси Борисовны. Телефон продолжал разрываться от звонков бывших учеников, которые обожали прекрасного учителя и директора, зная, что Бусинка (так звали её в школе) всегда искренне рада их звонкам, поздравлениям, рассказам о себе….. Дашка принимала сейчас сама все звонки от бывших учеников, которые и не могли себе представить, что Буся Борисовна уже не знает, кто они такие…..

Когда я возвращалась домой с работы, Дашка, как правило, сидела на лестнице в подъезде около входа в общий коридор наших квартир, одной рукой держа трубку телефона, который уже тогда был у нее мобильным благодаря длинному проводу, а второй – стряхивала пепел в железную консервную банку, наполненную водой и окурками. Я не курила, но всегда присаживалась рядом на ступеньку и ждала, когда Дашка скажет в трубку: ‘всё, пока-пока’. После этого она поворачивалась ко мне всем корпусом, затягивалась дымом от сигареты с ментолом и произносила: ‘у нас тут такой трындец, слушай!’ Сегодняшний трындец заключался в том, что Дашка узнала невероятную новость о самом одиозном однокласснике. «Представляешь, Фэлкон в Москве!» Новость, действительно, была громоподобной, поскольку Фэлкон (‘сокол’ по-русски, а точнее, Алексей Соколов) смылся в США сразу по окончании Бауманки и пропал там без вести. Ну, во всяком случае, обрезал все контакты с одноклассниками. Общался только со своим близким другом Муссолини (в миру Игорь Муссоэлян), который страдал еще с детства тяжёлой формой логоневроза (по-простому ‘заиканием’) и потому не мог, не хотел или не имел разрешения говорить, а, может, просто не знал, что происходит с его закадычным дружком. А дружок (Фэлкон) был не только невероятно хорош собой (высок, белокур, кареглаз, ладно сложен), но и умён, хорошо начитан, а также дерзок, смешлив и циничен. К тому же, он был членом семьи известного академика с мировым именем, что открывало перед ним многие двери. Все вышеперечисленное вызывало всегда повышенный интерес к его персоне у представителей обоих полов. А узнала Дашка о том, что Фэлкон инкогнито прибыл в столицу совершенно случайно. И помогла этому моя БабАня. Подробнее об этом я расскажу завтра.

Спокойной ночи!

День 2

ЗВОНОК: дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь

– Circumstances. Обстоятельства. Повторяем за мной хором: Circumstances, Circumstances, Circumstances, первый слог ударный, еще! Circumstances, Circumstances, Circumstances, Circumstances, не ленитесь шевелить губами! Circumstances все звуки чётко проговариваем, еще раз все вместе: Circumstances да! Сложное слово! в нём все всегда хотят сделать ошибку! Еще раз: Circumstances. А теперь играем в старушку! Кто хочет сегодня? Выходи Андрей! Готов? Итак, все вместе!

– Circumstances!

– Что-что? Ничего не слышу!

– Circumstances!

– Что вы там мямлите! Вы язык проглотили?

– Circumstances!

– Вы что не можете сказать по-человечески: громко и отчётливо?

– Circumstances!

– Не, вы точно дебилы!

– Андрей, держи себя в руках!

– Лилия Львовна! А чё они придуриваются? Я же сказала: громко и чётко!

– Circumstances!

– У меня такое чувство, что они произносят русское слово ‘засранцы’ не так ли?

– Андрей! Садись на место! Спасибо!

– Circumstances!

– Нет, они точно говорят ‘засранцы’!

– Circumstances!

– Circumstances!

– Довольно уже! Стоп! Андрей, выйди из роли, наконец, и садись на место..

– Нет, я должна докопаться до правды. Какое слово они там шепчут?

– Circumstances!

– У вас что каша во рту?

– Circumstances!

– Да у вас каша не толко во рту, но и в голове! Чётче!

– Circumstances!

– Ничего не понимаю!

– Circumstances!

В дверь робко постучали, и я пошла открывать. За дверью стояла Алсанна, которая сквозь полный рот кровавой ваты пыталась выяснить, почему мы орём на всю школу одно единственное слово Circumstances! Я попыталась объяснить преимущества чудотворной методики, регулярно прерываемая монотонными скандированиями. Уж не знаю, как долго это продолжалось, если бы Алсанна не заглянула всем своим корпусом в кабинет с тем же немым вопросом в глазах: что вы так орёте? Этого было достаточно, чтобы Андрей, наконец, превратился обратно из злобной глухой старушки в самого себя и сел на место, а группа перестала исступленно выкрикивать Circumstances..... Вернувшись в класс, я сказала: «Если кто-нибудь из вашей группы когда-нибудь сделает ошибку в слове Circumstances, тому я сразу поставлю в четверти ‘кол’…» На перемене ко мне подошла Светлана Степановна (учительница русского языка и литературы моего возраста) и поинтересовались, не в Гитлера ли случайно мы играли на уроке. Ее кабинет находился прямо над моим, и он (кабинет) регулярно сегодня сотрясался, когда мои дети в остервенении выкрикивали какие-то короткие жёсткие приветствия, как на параде, даже легко было представить, что они выбрасывали при этом руку вверх.... Я поспешила ее успокоить, сказав, что это уникальная методика, придуманная мною лично, для заучивания сложных для произношения слов. После краткого ознакомления с методикой Светлана Степановна робко спросила, нельзя ли с моего позволения использовать ее уже сегодня, так как ей надоело исправлять детей, когда они произносят слово ‘компрометирующий’. К нам уже несколько минут назад подошла и внимательно слушала учительница истории Елизавета Викторовна, которая сказала, что тоже хочет привлечь ‘глухую старушку’ к работе на своих уроках, так как сил больше нет исправлять слова ‘экспроприировать’ и ‘констатировать’.... На прощание Светлана Степановна поинтересовалась, нет ли у нас с Елизаветой Викторовной сигаретки и ушла к себе на второй этаж. Я же, гордая тем, что теперь регулярно из разных концов школы будут громко и отчётливо доноситься парадные слоганы из труднопроизносимых слов на разных языках, тоже отправилась на урок....

ЗВОНОК: дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь

В 10м классе среди прочего был запланирован квиз (quiz). Это такой коротенький промежуточный диктант на проверку знания очередной порции слов. Детям выдаются такие длинные бумажки (в половину обычного листа), которые я сама быстро нарезаю во время перемены, с тем, чтобы слова располагались в столбик. Слова зачитываются либо на русском, либо на английском, а записать их, соответственно, нужно или на английском, или на русском. Ну сам квиз особого интереса не представляет, а вот проверка тоже была частично изобретена мной и даже не с целью дополнительного повторения слов проверяющим, а с целью освобождения себя, то есть меня, любимой, от ненавистной проверки этих самых квизов. Так вот после написания квиза дети меняются бумажками и проверяют ошибки друг друга.

– Не забудьте, что листок должен быть подписан двумя именами: первое – кто написал, второе – кто проверил. Игорь, я же просила исправлять другим цветом! Как я пойму, где ты исправлял, а где Катя исправляла сама себя. Вот возьми красный, зелёный – у меня здесь всегда стоят цветные ручки для проверки!

– Ничего не понимаю!

– Лиля Львовна! Царёва писала тёмно-синей, а я проверяю ярко-синей. Всё предельно ясно. Вы же не дальтоник.

– Нет еще. Но скоро буду.

– У меня непреодолимое желание поставить Царёвой оценку. Прямо руки чешутся.

– Руки почеши, но оценку не ставь! Оценки ставлю я. Сдавайте листочки.

– Лилия Львовна! Рука сама поставила оценку Царёвой. Это не я.

– Ну тогда моя рука тоже тебе сама поставила оценку. Причём такую же.

– Царёва, ты охренела? Извините, Лилия Львовна, я не знаю, как это по-английски. Сравнила, сколько у тебя было ошибок, и сколько у меня…

– У тебя тоже была ошибок куча. Так что мы с тобой квиты. А как ‘квиты’ по-английски?

– Quits, троечница!

– Дебил!

– Успокойтесь! Ваши оценки всё равно не будут засчитаны. Оценки ставит учитель.

– Тогда я тоже поставлю.