Мне даже показалось, что она пытается найти там спрятанный дол.
И не верилось. Я надеялся, что брежу,
Что сейчас я в ванной бритвой горло свое режу.
Но она повернулась ко мне
Словно жила где-то вовне.
Из кармана появилась молочная ласковая лапа.
Я уверен – по ней можно было бы сказать, кто её папа.
Она, не стесняясь, достала вторую из другого кармана
И отдалась взорам пурпурного тумана.
Нет, она не забыла перчатки в кафе,
Я заприметил их в карманах уже.
Я понял, что она эксгибиционистка.
Хотя стоп, у неё не было предпосылок для риска!
Я знакомился с приличной тихой леди,
Что вместо золота носит ожерелье из меди.
Она не снимала перчаток с рожденья,
И тут – резко, даже без смущенья.
Я понял и принял. Это – протест,
Она хочет поставить на моей религии крест,
Разрушить её до основания.
Это было худшее окончание свидания.
Я в ярости, в беспамятстве, в отчаянье! Смертью
Она осквернила мою несокрушимую твердь.
Теперь она просто отвратительна,
Хотя секунду назад была невероятно изумительна.
Она примкнула к нагим идиотам,
Надела толстовку и дала умереть своим внутренним нотам.
Я понимал, что со мной ей более не место,
Теперь только моя религия её вместо.
Я смотрел на неё в гневе, сжимая кулак.
Когда она снимет очки и маску не дождаться никак.
Однако она не осмелилась этого сделать.
Какой позор! Что мне с ней теперь делать?
Она открестилась от вечных благ,
Отвернулась от меня, выбрав смертельный рак.
Кожа на моих перчатках стала как камень,
Некогда их теплоту нельзя было описать словами.
Погрешённая масса съедала нас глазами,
Все думали, что руки пойдут в дело сами.
Жандармы уже собирались меня бичевать
За то, что я даму за грех собрался линчевать.
Но я не собирался! И не имею права жизнь чужую забирать!
Всевышний даже грешных помилует, их будет целая рать.
Я отвернулся, чтобы не видеть монстра,
С которым я гулял с утра.
Я знал свой старый адрес, но он рассекся внутри сна.
Исхудав изрядно, потея докрасна,
Я достал ключ.
И не понял: я что, живу на улице Серых туч?
Пошёл налево, потом направо.
Поворот. Чёрт, всё сначала!
Я вспоминал отрывки своих лет,
В голове устроился дикий бред,
И всё же я дошёл сюда.
«Улица Разбитого Моста».
Здесь дом мой, на десятом этаже,
Как давно я не был там уже.
Каждый этаж – это испытание,
Тут расцветает моё ментальное понимание.
Вот первый, на нём обычно все о боге спорят.
Вот второй, здесь людей природным голодом морят.
Третий. Здесь лают объевшиеся дети.
На четвёртом скупой старик Плутос опять считает не ахти.
Все бойцы живут на пятом, там я часто не бываю,
На шестом жила она, но перешла поближе к раю.
Седьмой лучше не видать, там маньяков цела рать.
Восьмой этаж не так уж страшен, но зачастую любят врать.
Эх, Девятый, не мой этаж. Холодно и грустно тут.
Наконец Десятый, облезлых стен мазут.
Вот мои соседи: Юний, Кассий, Искариот,
Полон споров грязный рот.
Дверь моя забыта вовсе, словно лишний тут я жил.
Что ж, пожалуй, вот и вовсе услужил так услужил.
Медленно я повернулся, дверь открыл – и чёрт бы с ним!
Лишь на миг я обернулся, грустно взвыл на реку Ил.
Вероятно, в этот вечер я увидел бы тебя,
Проходящую под свечи, еретически горя.
Вероятно, я бы вздумал написать это тебе,
Но хочу сказать лишь то, что теперь я здесь, вовне.
Мне чудны твои забавы, мне чудно, что ты поёшь,
