Казалось бы, планета огромная – расстояния такие, что иноземцам из самой ближней страны приходится тратить год, а то и больше, чтобы добраться до Гипербореи, но они приезжают, несмотря ни на что. Зачем? Что их побуждает и не даёт остановиться? Узнать, как и чем живут бореи и позаимствовать их удобства и богатства себе?
Бореи готовы были делиться, в обмен на то, что привозили торговцы, однако, это, со стороны бореев, было деяние исключительно милосердное. Ничего такого, чего у них не было бы, торговцы не привозили. Но уж коли доставили в такую даль, не гнать же их обратно? Выкупали, чтобы не обидеть гостей. Хотя кладовые были подобными изделиями завалены вплоть до самых чердаков.
Богатства борейские их интересовали? Это ещё более странно – по всей планете подобные металлы можно добывать с тем же успехом. А тащить за тридевять земель произведения искусства или технические устройства бореев может ли быть выгодно?
Поневоле приходится допускать, что интерес прибывающих в Борею всё более многочисленных гостей – какой-то иной. А какой? Неужели из одного любопытства едут? Хм…
Хоть то хорошо, что торговцев не допускают на Остров. А ведь скоро Праздник. Самый главный праздник!
Тулл задумался так глубоко, что совершенно позабыл, где находится. А находился он в центре группы старейшин и поскольку был Правителем, то сидел на несколько возвышенном кресле. И некоторые уже начали обращать внимание на его задумчивость, совершенно не вязавшуюся с радостной обстановкой праздника.
Вдруг Тулла осенила ужасная мысль: а не связаны ли эти две проблемы друг с другом? Только ли в Гиперборее началось похолодание, или оно проявилось и в других местах?
Если проявилось, тогда появляется вполне разумное объяснение нашествию незваных гостей: весь мир отлично знает, что борейские учёные изобрели многие удивительные вещи и механизмы, которых до сих не было в странах, откуда являлись торговцы. Может быть, их затем именно и отправляют в очень дальний путь, чтобы своевременно обнаружить решение этой ужасной задачи?
А если климат портится на всей планете, то чем это может закончиться? Тулл решил, что прямо завтра надо всем собраться и обсудить это. И созвать на совет не только старейшин, но и всех главных учёных. Беда стучится в двери и глупым было бы делать вид, что ты временно потерял слух. Даже если она на время перестанет стучать, то уйдёт вряд ли. И ты оказываешься закрытым и осаждённым в собственном доме и положение при этих условиях лучше точно не становится.
Тулл даже думать не хотел о возможности того, что похолодание продолжится и через столетие-другое от его страны останется только огромный ледник. И только ли от Гипербореи? Или вообще от всей планеты? Или только в определённой точке возникнет ледник?
– Ты о чём так задумался, праздник же в разгаре! – сидевший рядом старинный друг, ровесник и старейшина Рус смотрел на Тулла в большом удивлении. – Какие это мрачные мысли тебя одолевают в такой радостный день? Что-то случилось?
– Пока ничего. Но может. В общем, надо нам всем завтра собраться и поговорить о некоторых вопросах.
– Прямо завтра?
– А зачем откладывать? Ты меня знаешь, если я о чём-то задумался, то причина важная.
– Знаю. – Рус ещё более внимательно посмотрел на друга. – Может быть, прямо сейчас и передадим по рядам, чтобы завтра пришли?
– Передай. Пусть в Дом старейшин все придут, дело важное.
– Только старейшины?
– Учёных тоже надо бы позвать.
– Даже так?
Тулл кивнул: так.
– А как убедишься, что все знают относительно завтрашнего собрания, можем уйти. Поговорим дома.
Рус кивнул – да, можно и уйти. Праздничное настроение у него приугасло, но он этого никому старался не показать. Наоборот, видом своим всех убеждал, что присказка относительно часа – потехе, а делу – часа действует круглогодично и вот ещё раз себя проявила.
Вскоре оба друга начали потихоньку выбираться со своих мест, их вежливо пропускали, не удивляясь – всё-таки самым младшим старейшинам уже хорошо за триста, старшим же – более семисот. В таком возрасте праздник вполне мог утомить.
Когда они вошли в дом Тулла, то, прежде всего, отправились на террасу самого верхнего уровня, с которой был великолепный обзор на город и море. Там они уселись в покойные кресла и некоторое время молчали.
– Ты в курсе, – спросил Тулл, – что стало несколько холоднее? Учёные, изучающие погоду, уже несколько раз в течение последних десяти лет подтвердили наблюдения, что каждый год становится несколько холоднее. За последние пятьдесят лет годовая температура упала на целый градус.
– В курсе, конечно. Но что из этого следует?
– Ничего хорошего. Если так пойдёт дальше, то лет через двести (а то и раньше, ведь похолодание ускоряется) вместо Гипербореи будет огромный ледник.
Рус охнул!
– А если это должно случиться, то пора сделать надлежащие выводы. И самый логичный вывод воистину ужасен: страна должна переселиться.
– Переселиться?!! Куда?
На это Тулл не ответил, а продолжил свои мысли.
– Если возникнет необходимость переселяться, а это вполне вероятно, то ведь всё, что есть, с собой забрать не удастся. И, видимо, пора во все стороны посылать разведывательные экспедиции в поисках огромных свободных земель. Причём, подальше отсюда – если ледник возникнет, то отдаляться придётся на огромные расстояния…
Но сегодня всё ещё день праздника. И время ещё есть. Но сколько его у нас, неизвестно. Первые наблюдения показывали падение тепла на одно деление из ста каждые сто лет, в нынешнем году пришлось придти к выводу, что тепло понизилось на одно деление за прошлые пятьдесят лет. Целый уровень! За всего пятьдесят лет! Вдвое! И самое ужасное, что скорость падения нарастает. А если она так и будет нарастать (не хочу напоминать, что может и ускориться ещё больше), то мы должны поторопиться, если хотим остаться в живых!
– А почему тебя это встревожило именно сегодня?
– А ты не обратил внимания, что небо сегодня не такое синее, как было всегда? В этот день оно всегда было темно-синее. Как море. Но море сегодня темнее неба.
– Ты это когда заметил?
– А перед тем, как на праздник идти. С вот этой самой террасы. Да ты сам посмотри! Море прямо перед тобой, небо – над тобой. Посмотри и сравни. А ещё лучше – посмотри в точку, где они сливаются. Видишь разницу?
И правда, небо было гораздо бледнее моря. Это тревожило и страшило. Ведь этому должны быть причины?
– Я тебе больше скажу, – продолжил Тулл. – Обратил ли ты внимание на резко возросшее число торговцев из дальних стран? Что им у нас нужно? Ничего такого, в чём мы действительно нуждались бы, они не привозят. Да мы и не нуждаемся ни в чём. А они едут и едут, везут и везут. Мы принимаем – не разворачивать же их обратно, но отчего их стало так много в последние годы? И расстояния их не страшат!
И ещё одно. Почему послы всех стран, с которыми мы опрометчиво установили отношения, так настойчиво рвутся на Остров? И началось это именно одновременно с падением тепла. Пришлось сопоставить оба явления и стало очевидным, что это связано.
А самое главное – Ушедшие не отвечают на мои вопросы по этому поводу. И мне страшно. Мне впервые в жизни по-настоящему страшно. Беды у нас впереди. Великие беды. Причём на тысячелетия вперёд!
Попробуй мне объяснить, что они забыли на нашем Острове? Зачем они так туда рвутся, а?
Рус задумался. Не то, чтобы он прежде не обращал внимания на появление на богослужениях иноземцев. Замечал. Но особого значения не придавал. Ну, любознательные, хотят, возможно, сравнить, как молятся Богу бореи и как молятся в их странах.
С другой стороны, службы в Храме проходят ежедневно, но на обычные службы пришельцы не приходят. Только на праздничные.
А что такое праздник?
Это день, когда не только служители Храма, но вообще все присутствующие видят Бога.
И да, раньше это случалось куда чаще! А несколько тысяч лет назад все, не только те, кто был на Острове, но и каждом гиперборейском храме, могли видеть Его постоянно, с любой точки, в которой находились. А теперь – только в главном Храме и только в праздники.
Более того – прежде все и каждый могли разговаривать с Ним! Теперь общение стало односторонним – люди говорят, поют, молятся, но давно потеряли уверенность, что их слышат. А уж ответ получить – на уровне великого чуда!
С течением времени бореи этой возможности – видеть, слышать, беседовать – почти лишились. Она всё уменьшалась, небесное окно сначала покрылось словно лёгким туманом, потом несколько потемнело, а к нынешнему дню затемнилось так сильно, что видеть можно было только Сияние. И только в центре Храма.
Но трижды в год Он распахивает «окно» и все, пришедшие на праздник, видят его вполне свободно и слышат все Его обращения. А самым длительным этот праздник был именно на пике Дня, ровно посередине. Весь этот день небо стояло распахнутым, не ограничивая в общении и лицезрении никого из бореев.
Не странно ли, что иностранные послы, находясь в самой середине Храма, не видели и не слышали, тем не менее, ничего и никого?
Это тоже была загадка для бореев, которую уже почти сотню лет они никак не могли разрешить. А Он объяснять не стал, ответив, что бореи должны понять это сами.
Пытались они это выяснить у своих близких, перешедших Линию, разделявшую земную и небесную жизни, но это, похоже, был единственный вопрос, на который нельзя было получить ответа. Ушедшие отвечали, что это земные должны были выяснить сами. Как, увы, и возникшее необъяснимое падение температуры. То есть было понимание, что это прямо связано с тем, что Окно всё затемнялось и открывалось только трижды в год, но было ли это единственной причиной похолодания?
А если было, то можно ли этот уход тепла остановить? Замедлить хотя бы, ослабить? Или шансов на это нет совершенно никаких? А если их нет, то что предстоит?
– Одно знаю точно – народ наш выживет. Но то, что нас ожидает впереди, меня не просто не радует – ужасает!
– Не слишком ли мрачно ты смотришь на вещи? Ну да, не было раньше такого падения, но оно могло быть пару тысячелетий назад. А мы просто не знаем об этом. А набеги торговцев – так мы всегда всё у них забираем. Где ещё им такой рай? В других странах то ли купят, то ли не купят. А у нас обязательно заберут всё. Вот и едут. Выгодно.
– Давай всё-таки посоветуемся с умными людьми!
– Я разве против? Давай!
Назавтра в зале совещаний Дома старейшин собрались все, так что зал был полон, поскольку были приглашены также и главные учёные всех наук, даже тех, которые, казалось бы, не имели к обсуждаемым вопросам никакого отношения. Например, главные художник и музыкант. У Тулла, однако, была мысль, что как раз они могут предложить какую-то неожиданную, но умную версию происходящего.
Он рассказал всё, что думал по обеим поводам. Новостью стали не эти новости, а предположение Тулла, что они связаны между собой. Более того, вытекают один из другого. Что резкое увеличение числа прибывающих торговцев связано – правда, неизвестно, непонятно пока что, как – с начинающимся похолоданием. Единственное предположение – оно началось везде. Завершил Тулл предложением высказывать все возможные мысли, включая даже те, которые самому покажутся глупыми или смешными.
Некоторое время все молчали, ибо никто, включая учёных, всерьёз не воспринимал ни первого события, ни второго. Ни, тем более, не связывал две эти тревоги в одну. И, соответственно, не думал о последствиях.
– А вы уверены, Правитель, что похолодание начинается по всей планете? Во всех странах? Но если даже и так, что они ищут у нас в связи с этим? Откуда им знать, что оно у нас началось тоже? Мы этого не разглашали особо даже среди бореев, только в научной среде, да вам вот, старейшинам, сообщили. – Это был Крин – учёный по климату.
– Не уверен. Я просто ищу те причины, по которым они стали прибывать во всё бόльших количествах, особенно если сравнивать с тем, сколько торговцев некоторые страны отправляли к нам в прежние времена. А поскольку вторая причина меня тревожит не меньше, если не больше, да и возникли они одновременно, то разве не логично их связать воедино?
– Логично. Но эти две причины могут существовать без зависимости друг от друга. Более того, может существовать третья, не менее, а то и более важная.
– Например?
– Войны. Насколько мне известно, а я не очень осведомлён в этом вопросе, дальние от нас народы постоянно воюют друг с другом. А что такое война? Много смертей в раннем возрасте, разрушение всего и, отсюда, всеобщая нищета. Возможно, они пытаются восстановить свой уровень жизни нашими богатствами?
Тулл только плечами пожал: за морем тёлушка – полушка, да рубль – перевоз. Выгоды ли они ищут? Или ещё чего-то? А чего?
– Ведь между Гипербореей и самой ближней страной – огромные пустые пространства. Но они едут. Ничего не боясь – едут. И не только из ближних стран, но и из столь дальних, что мы о них ничего, кроме названия этой страны, и не знаем. А если и знаем, то безотносительно к чему бы то ни было – просто чтобы не утерять пришедшее знание. Выходит, они либо очень жадные, либо ужасно бедствующие, либо безумно любопытные. Можете предположить ещё причины? Переселиться к нам хотят? А что им тут делать? Каким делом они тут могут заниматься? Что они умеют?
– Я, честно признаюсь, – продолжил Тулл, – мозги сломал, пытаясь себе их нашествие объяснить, но версий, которые мне самому всё бы разъяснили, так и не нашёл. Тем более, что возвращаться к себе они больше не торопятся. Неужели вы не заметили, что они теперь очень медлят с отъездом домой? Не странно ли это?
Ирна, мать близнецов, астроном, попросила слова.
– Не знаю, важно ли это, но полагаю, что теперь важно вообще всё. Одновременно с началом затемнений мы заметили большие изменения в положении небесных тел. И особенно над странами, из которых к нам прибывали торговцы. Но не только. И во многих других местах положение звёзд изменилось. Мы даже посылали группу исследователей, которые должны были выяснить, что изменилось в тех странах, над которыми произошло изменение в расположении небесных объектов. Так вот – эти изменения были прямо связано с началом войн и их окончанием. Я по войнам не знаток, но полагаю, что изменения происходят от огромнейшего выплеска агрессии и жестокости.
Так что теперь мы можем, без отправки исследователей на местность, определить, где начались или скоро начнутся войны. Или где закончились. Потому что в этих случаях изменения различаются.
Не знаю, поможет ли это, но я сочла необходимым довести эти данные до всеобщего сведения.
Ирна села, не дождавшись никаких вопросов.
Старейшины молчали, думали.
Тулл пожал плечами – торопиться некуда. Тут уже не время важно, а именно единственно верное решение найти. Разрешение непонятного и выход из положения.
– А если ты прав и всё так и есть, то что, как ты полагаешь, из этого в ближайшем будущем произойдёт? И что нам делать с тем, что произойдёт? – это Крас нарушил общее задумчивое молчание.
– Не спрашивай! Мои мысли никому не понравятся. Они мне самому страх как не нравятся. Но наука мыслить имеет свои законы и получается то, что получается.
– И что получается?
– Ничего хорошего!
– А именно?
– Вы все хотели бы это узнать?
Все согласно загудели.
– Ну что же, вы сами спросили.
Тулл встал, хотел пройтись, но решил, что это будет излишняя вольность. Но начать ему было трудно. Тем не менее, он сразу перешёл к делу.
– Первое, что очень сильно меня тревожит – уменьшение тепла. Если и дальше так пойдёт, то лет, в лучшем случае, через двести, на месте нашего материка будет огромный ледник.
– Что?!!
– Вот именно! Если не через двести, то через триста. Но будет. И что нам делать в этом прискорбном случае?
Помолчав, Тулл добавил:
– Но и это ещё не самая большая беда.
– А что самая?
– Я не учёный, как вы знаете, то есть учёный, но именно что чистый математик. Наблюдениями за природой и погодой занимаются другие люди. Но логика вычислений показывает, что ледник может так надавить на планету, что она изменит своё положение в космосе. Настолько, что дома наши могут оказаться, по отношению к уровню поверхности, не прямо стоящими, а под большим углом. А такое их положение очень скоро приведёт к их разрушению. Я вам больше скажу – изменятся русла рек и скорость течений. А океаны? Как они себя поведут? Не затопит ли те места, которые мы сочтём пригодными для переселения? Не рухнут ли горы на наши головы?
А подобные же мысли могли придти не только в мою голову. Ибо если моё предположение верно и обледенение наступит, то погода может измениться на всей Земле. И в странах, откуда прибывают торговцы, могут быть люди, которые пришли к тем же выводам, что и я.
И именно они могли убедить своих правителей сюда торговцев присылать. Если это действительно торговцы. Что-то я в этом стал сомневаться, временами. Зачем присылать? Узнать, не похолодало ли и у нас? А если да, то что мы предпринимаем? А если нет, то не планируют ли они переселиться в Гиперборею из своих стран? Может быть, подобные моим расчёты неопровержимо показали им, что их страны могут быть затоплены? Или покрыты ледником? И они тоже ищут места для переселения?
Получается, что сейчас самые главные люди – исследователи климата. И математики. Или кто? Те, кто сможет определить, какие пространства – если случится самое худшее – не будут затоплены? Потому что мои расчёты показывают, что, если тепло уйдёт совсем и даже превратится в холод с теми же показателями – в 30 градусов, но ниже нуля, что вызовет появление льда, у Земли непременно сместится ось. А за этим последуют такие беды, о которых мне даже думать не хочется!
– А можно посмотреть эти расчёты?
– Можно, конечно. Даже нужно! И я очень надеюсь, Раст, что ты там найдёшь ошибку и окажется, что я неправ.
– А если не найду? Если ты прав?
– Ох! – и помолчав, Тулл добавил:
– Я бы даже хотел, чтобы не только ты это проверил, но и другие учёные твоего отдела. Да и вообще все, кто хорошо знает математику.
– Это непременно! Всем интересно, прав ли ты.
– А если окажется, что я прав (а вероятность очень большая, я проверял эти расчёты много раз), то нам следует обдумать, что мы будем делать. Я много думал и пришёл к выводу: единственное, что мы можем сделать – переселиться.
– Что, все?
– Да. Все. Весь народ. Я выход вижу только один – переселение. Но надо иметь координаты места, куда мы сможем переселиться. А чтобы найти, куда, надо вычислить, до каких пределов дойдёт ледник и холод от него.
Конечно, мы можем до переселения оборудовать места для подземного пребывания какой-то группы бореев (я говорю об учёных), приспособив для этого одну из самых больших шахт. Или несколько. Уровень развития наших наук и производства позволяет это сделать. Причём мы смогли бы спустить туда не только людей, но и животных, и все произрастающие у нас деревья и злаки. Да и цветы тоже. Ведь главное здесь – обеспечить их светом. А это мы умеем прекрасно. Вот только на поверхность выйти им вряд ли удастся. Впрочем, мы вполне можем создать и механизм, который пробивал бы льды любой толщины…
Более того, считаю, что мы непременно должны будем часть своего народа здесь, под землёй, оставить. Ибо неизвестно, с чем мы столкнёмся. А если допустить самое худшее, то нас может ожидать полное истребление. Так что они остались бы, как залог нашего, бореев, существования.
– Как ты себе это переселение представляешь?
– Почти никак. Потому что всё, что есть Гиперборея, останется здесь. И будет укрыто многими метрами льда. А унести мы сможем только то, что сможем. А сможем – немногое. Нам придётся забирать всех – от вчера родившихся младенцев, до глубоких стариков. А это, прежде всего, много еды.
Мы не можем оставить тут святыни.
Мы не можем оставить достижения науки…
Ну, вы сами определите, чего мы не можем оставить. Без чего перестанем быть бореями.
Вот только – прежде чем собирать, что возьмём, следует помнить, что всё это придётся тащить в неведомую даль.
– Почему в неведомую?
– Почему? Есть среди вас путешественники? Кто за последние пару-тройку сотен лет покидал Гиперборею? Какие страны вы посетили и что там видели?
Ему ответом было полное молчание: бореям хватало собственной страны и просторов вокруг неё – океана и гор.
– Скажу под конец самое худшее – даже если мы найдём, куда переселиться, спасаясь от ледника, даже если мы заберём с собой все самое ценное (а это будут, скорее всего, материалы научных изысканий и чертежи), на новом месте нам придётся сначала строить. И строить всё, от жилищ до производств, одновременно занимаясь детьми и стариками. А поэтому неизбежно прекратится, минимум на столетие, развитие наук. А за это время ряды учёных поредеют. Почему? Потому что мозг, прекратив работу, деградирует. И нас отбросит примерно на тысячелетие. А к дню, когда мы сможем, наконец, вернуться к привычному образу жизни, нам придётся начинать именно с точки, в которую нас отбросит жизнь.
И это я ещё не упоминаю о возможных потерях – как мы перенесём это переселение, представить страшно.
А есть ещё и потеря, которой даже боюсь касаться – появится ли в наших новых храмах возможность видеть Его? Очень боюсь, что нет. И дело не в месте, куда мы переселимся. Дело в нас. Наше с Ним общение сокращалось постепенно и мало уже осталось тех, кто помнит, как было в прежние времена, когда мы видели Его постоянно. И слышали. И могли общаться. А сегодня что? Трижды в год.
А там не будет и этих трёх раз. В этом я уверен.
Так не задуматься ли нам, отчего Небо закрывается? Ведь и холод приходит поэтому. А причинами, по которым оно стало закрываться, мы, вроде как, и не заинтересовались толком. Всё шло так долго и медленно, что мы, в конце концов, стали считать это естественным. Но естественно ли, что целый народ теряет такие связи?
Что-то мы сделали не так. Возможно, есть ещё возможность это положение исправить и вернуться к прежнему порядку событий? Но я уверен, что мы упустили её давным-давно. Она была. В самом начале, когда появилась первая разделяющая нас дымка, туман, пыльца. Вот тогда бы нам спохватиться и начать спрашивать, что случилось. Но мы не спросили. А если и спросили, то не о том. И не получили ответа. Такого, который помог бы вернуть всё на круги своя. А теперь, по всей вероятности, уже слишком поздно. Хотя, вероятно, какая-то мизерная вероятность всё хотя бы приостановить, если не вернуться к былому, есть. Но она такая мизерная, что мы вряд ли сможем ею воспользоваться.
Правда, я немного покопался в летописях и обнаружил, хотя и тут могу ошибаться, что первое затемнение совпадает во времени с первым появлением в Гиперборее иноземных гостей. А если быть совсем точным – появлением здесь посла из Орколании.
Мы ведать не ведали, что такая страна есть. Однако, именно там отчего-то решили установить с нами дипломатические отношения.
Посла мы приняли, поверив ему на слово, что дипломатические отношения выглядят так и эдак. Пришлось и нам отправить борея на подобную роль в его страну. Потом мы несколько скорректировали наши понятия о дипломатических отношениях, но не в этом суть. А в том, что он был первый. И мы приняли его. И не задумались, почему именно он. Почему он прибыл, кто его послал к нам, с какими целями, что представляет собой его страна и как ведёт себя в общении с другими народами. Мы легковерно приняли его объяснения и позволили ему остаться.
А потом последовали другие. Их мы тоже приняли.
После этого начали приезжать торговцы. И не только из тех стран, чьих представителей мы к себе пустили, но и из самых разных стран, о существовании которых мы знали немногое, или вовсе ничего не знали, да и узнавать не испытывали нужды или желания. У нас и так всё было. Но они везли сюда какие-то вещи и мы это из вежливости выкупали.
Мы узнали о деньгах. Именно от торговцев узнали! У нас и теперь своих денег нет, а платим мы торговцам теми, которые они же оставляют у хранителей наших кладовых.
Нам незачем было устанавливать цены нашим сокровищам. Мы и теперь этих цен не знаем. И, мне пришло в голову, что эти торговцы (и народы их стран) нас могут считать просто глупцами, которые за малую плату отдают то, что потом торговцы у себя продают за большие деньги.
Но дело даже не в этом. А в том, что иноземцы принесли к нам заразу – жадность, корысть, хитрость, ложь, наветы и прочее, и прочее. Мы заразились этим? Не знаю. Надеюсь, что нет. Хотя такой уверенности у меня уже нет. Да её и не было. Ибо не было вопроса.
Но всё, что они принесли с собой, осталось здесь, в нашем воздухе. И отравило его. И мы уже несколько столетий дышим отравленным воздухом, в котором размножается зараза. И, в конце концов, мы отравимся полностью. Если только уже не отравились… Но мы не знаем, как теперь это остановить, как очиститься и излечиться…