Проклятие княжеского рода

Весёлость гостьи была расценена измайловцами, как особая к ним милость, поэтому они как можно радушнее старались наградить её своим вниманием, расточая в адрес княжны фантастические комплименты.

Более всех был обрадован командир полка. Барон Густав еле сдерживал себя от неуёмного желания, многократно усилившегося при виде субъекта своего вожделения. У него даже перехватило дыхание и прежде чем начать расточать любезности, приветствуя долгожданную гостью, барон вынужден был залпом осушить бокал игристого вина. Восстановив дыхание и почувствовав, придающий уверенности и добавляющий смелости, лёгкий шум в голове, гвардейский подполковник решительно перешёл в наступление.

– Фройляйн Прасковья, вы обворожительны.

– Ах, оставьте глупые комплименты, – продолжала улыбаться княжна.

– Бог видит, это истинная правда, – ища поддержки, посмотрел на своих гвардейцев барон.

– Бог видит, это правда, – хором загалдели измайловцы, так же как их командир, восхищённые красотой молодой княжны Мамаевой.

– Не позволят мне соврать мои бравые гвардейцы, вы самая прекрасная барышня на всём белом свете, – поедал глазами гостью Густав. – Я ещё не встречал такой дивной красавицы.

– Вы предлагаете мне свою руку и сердце? – приняв серьёзное выражение лица, спросила Прасковья Григорьевна.

– Я? – опешил курляндец.

– Да вы.

– Я? – растерявшись, не знал, что ответить барон.

Подобный поворот событий никак не планировался Густавом. Женитьба не входила в его планы. Он рассчитывал лишь на приятное времяпровождение не более. И вопрос дамы застал его врасплох.

– Что вы молчите подполковник?

– Я совершенно потерял дар речи, при виде такой красоты, – едва овладел собой барон Густав.

– Не полагала, что вы такой застенчивый, – усмехнулась Прасковья.

– Позвольте предложить вам вина, – барон принялся ухаживать за дамой. – У нас отличное светлое мозельское вино, с чрезвычайно мягким и приятным лёгким ароматом. Такого вы не найдёте в России. Его лично для меня доставляют прямо из Трира. Все подвалы моего замка в Курляндии набиты мозельским.

Барон растолкал полупьяных гвардейцев и провёл гостью к столу, где проворные слуги быстро заменив грязную скатерть, наполнили бокалы вином.

Прасковья Григорьевна взяла бокал, и сделал несколько глотков. Вино действительно было приятным на вкус, прохладным и лёгким. Напиток понравился и княжна улыбнулась.

– Я рад, что вам понравилось моё угощение, – уловив настроение гостьи, растянулся в улыбке барон Густав.

– Приятное вино.

– Угощайтесь.

– Вы хотите меня напоить?

– Нет, моя задача доставить вам истинное наслаждение.

– Каким образом?

– Я буду вас удивлять.

– Чем?

– Многим, – загадочно улыбнулся барон.

– Что ж, удивляйте.

– Прежде всего, я хочу показать вам свой лагерь, – объявил курляндец.

– Что же тут может быть интересного? – указывая на царившее вокруг разорение, спросила княжна.

– Моя походная конюшня, – с нескрываемой гордостью заявил барон. – У меня самые лучшие лошади. В России, да и в самой Курляндии, таких не сыскать. У меня есть редкие экземпляры. Особая моя гордость Гюнтер. Это просто красавец чистой вороной масти редкой Ольденбургской породы. У меня имеется пара великолепных, чистокровных Ганноверцев, выписанных мною из Шлезвига.

Живость, с которой Густав рассказывал о своих парнокопытных питомцах, выдавала в нём конюха. Он действительно очень любил и хорошо разбирался в лошадях. Это было его истинным призванием. И если бы не провидение, вознёсшее на Олимп из затрапезной Курляндии Анну Иоанновну, потянувшую за собой своего фаворита Эрнеста и всю его многочисленную родню, Густав так и занимался бы коневодством. Но судьбе было угодно вытащить его из конюшни и поместить во дворец. Такая быстрая перемена в жизни, как правило, приводит к помутнению рассудка, совращая нравственное обличье человека. Устоять он мгновенно обрушившейся славы, власти, богатств дано не каждому. Это под силу лишь людям с открытой душой и твёрдой моральной позицией. У Густава не было ни того ни другого. Как все выскочки он был жаден и беспринципен.

– Так что барон, когда вы назначаете мне свидание? – утомившись, слушая рассказ Густава о превосходстве его лошадей, спросила княжна Прасковья.

Ей были хорошо известны желания курляндца, которые были отображены на его мерзкой физиономии.

– Что? – вновь растерялся барон.

– Вы пригласили меня не любоваться своими лошадьми, или вернее не только любоваться лошадьми.

– Вы проницательны, – быстро овладел собой Густав. – Вы самая необыкновенная из всех женщин, которых мне довелось знать. А я большой знаток женского пола, поверьте мне.

– Я ни сколько не сомневаюсь, что вы барон пользуетесь популярностью у дам. Вы же такой красавец.

– Да, – глотая слюни, пробурчал Густав.

– Так что же вы молчите?

– Не будете ли вы милейшая княжна столь любезны, посетить сегодня очаровательный охотничий домик, – утерев платком выступившие от волнения капли пота на лбу, предложил курляндец.

– Это надёжное место?

– Очень, очень надёжное, – затараторил возбуждённый барон. – Это прекрасное место. Там всё отлично устроено. Про домик ни кто не знает.

– Надеюсь, вы меня не разочаруете.

– Как можно. Останетесь весьма довольны. Это уютное местечко. Мы будем там только вдвоём. Вы и я, и ни кого более. Всё будет по высшему разряду, – сбивался и проглатывал фразы барон. – Я так счастлив, так счастлив. Вы сделали меня самым счастливым человеком в мире.