Впервые мы встретились с ним в Вязьме, где сейчас проживает наш герой, после службы в армии построивший сельский дом в деревушке Фоминское – недалеко от места пережитой трагедии; вместе участвовали в праздновании дня Победы в Вязьме, побывал он у нас в Москве. Между нами, земляками, завязалась настоящая мужская дружба.
Петра Афанасьевича не смогли уничтожить немецкие оккупанты. Трудности военной и послевоенной жизни смоленской деревни только укрепили его волю и характер. Сегодня он живет одной мыслью: воскресить и увековечить память не только о своих заживо сожженных земляках, а обо всех угранцах, погибших от рук немецко-фашистских захватчиков. И делает все, что в его силах.
Мы знаем, что нашему герою трудно возвращаться к испытаниям того страшного 13 марта 1943 года. Но, несмотря на это, памятуя о важности для истории свидетельства очевидца, мы решились просить его рассказать о своей жизни.
Петр Афанасьевич БЫЧКОВ:
– Родился 30 мая 1939 года, был в семье поскребышем. Родители – крестьяне деревни Новая. Отец с Финской – на Великую Отечественную, в 43-м погиб под Ленинградом. В избе находилось восемь человек.
Осенью 41-го сидел на лавке у окна. Увидел: лошади проехали, мотоцикл… Мама сказала: «Это немцы». Они, как пришли, стали требовать: «Яйца, куры…». В нашем доме на ночь не оставались. Мы жили на окраине, кругом лес, – фрицы боялись партизан. Выставили часовых. Отбирали не только еду, но и одежду. Помню себя в лаптях и рваной шубенке.
В 42-м мы хлеб пекли с мякиною. В пищу шли башки клевера, щавель, лебеда, крапива, липник. Собирали мороженую картошку весной и пекли блины-тошнотики. Соли не было, пользовались калийной – удобрением. Опухали от съеденной травы. Попробовали дохлую конину. Многие от такой еды умирали, их возили на кладбище: на повозке, на санках.
Начали отбирать и угонять в Германию трудоспособную молодежь. Из нашей семьи взяли в рабство Нину и Надю.
Помню, как прятались в лесу, когда немцы собирались всех отправить в Германию, как загоняли в сарай без окон и крыши, как убегали от перепившихся часовых, как мать прятала меня за баней, накрыв большой кадушкой, как в Ломанчине расстреляли лечившихся в госпитале…
Самым страшным стал март 43-го, когда немцы начали отступать. По всей округе объявили, что будут давать продукты. Собрали и малого, и старого в деревне Новая (Борьба). Здесь также оказались гришинские, шумаевские, ломанчинские, криволевкские, федоровские, с Ельни два человека. Находились наши раненые солдаты, которые прятались на чердаках. Один молоденький говорил: «Если останусь живой – дам о себе знать, напишу или приеду».
Все ходячее население построили в шеренгу по четыре человека и погнали протаптывать дорогу до деревни Гришино. Ее сожгли полностью и всех пригнали под охраной обратно. А те, кто не мог идти, старые да малые, находились в деревне Новая в огороже – колючая проволока в два ряда. Их охраняли часовые. Окна забили, стены обложили соломой. Тех, которые протаптывали дорогу, тоже загнали в эту хату и никого не выпускали.
Примерно часов в шесть подожгли. Мы всей семьей стояли около двери с солдатами, которые хоронились у нас. Часть дома, покрытая соломой, являлась жилой. А во второй не было потолка и пола, что нас и спасло. Когда подожгли, люди напирали на окна, на двери и попадали под автоматные и пулеметные очереди.
Двери выбили, колючая проволока наклонилась от натиска толпы. Солдаты сказали: «Первого часового сбиваем…». В этом замешательстве и под покровом дыма они хватали таких маленьких, как я, кто был под рукой и кидали через проволоку, в снег. Это произошло, когда отвлекся часовой, а может, сбили солдаты. Спаслись от огня многие, но их расстреливали, а мы первые по дыму ушли.
Затем сидели под дубом, пока совсем стемнело. Немцы стали стрелять в нашу сторону из миномета. Мать испугалась за наши жизни, всех увела в лощину, дальше в лес. А потом мина попала под дуб, где мы прятались, и вывернула его с корнем.
Ночевали в дяди гришином лесу (дядька наш), сидели в лапнике, сбившись в кучу. Нам были слышны крики, стоны, вопли, плач. Они слышались в округе за десять километров.
Рано утром раздались голоса женщин со стороны дороги Дуденки-Федоровское. Мать вышла из укрытия, увидела наших разведчиков на лыжах и в белых халатах. Узнав ее, женщины позвали посмотреть, нет ли живых на пожарище. Они же первыми сообщили разведчикам, что нам удалось избежать сожжения.
Пришли на страшное место. Живых нет никого. На снегу лежат убитые. В первой половине, где были пол и потолок, узнать кого-либо было невозможно. Во второй же – у кого были обгоревшие ноги, руки, голова… А чтобы их было не узнать, или чтобы они больше сгорели, немцы пособрали в деревне повозки, сани, кадушки, солому и положили на людей, запалив все это. Одна застреленная женщина лежала недалеко от дома: штыками были исторканы лицо и грудь. В Бордюковом дворище живьем бросили семью в колодец.
Вскоре тут проходила фронтовая воинская часть, наши солдаты увидели зверства немцев, сделали снимки, написали о происшедшем в своей газете. Ушедших до срока из жизни похоронили в двенадцати братских могилах. Местные жители установили временное надгробие, ухаживали за погребениями. А деревня Новая стала называться Борьбой. В честь людей, которые боролись за жизнь. И колхоз тоже получил имя «Борьба».
Когда мы убегали, меня ранило осколком в ногу, шрам виден и сейчас. Также была сломана левая ключица. При угоне сестер в Германию я стал заступаться – немец ударил меня головой о кованый сундук. Он разбил мне темя, вмятина тоже сохраняется до сих пор.
Владимир Фомичев, Виктор Мушенков:
– Мы наблюдаем странное явление, если не что-либо другое. Массовое сожжение фашистами населения захваченных деревень не воспринимается как величайшая трагедия в жизни нашего народа. Что это – организованное забвение или просто наплевательское отношение к отечественной истории? Борьба и другие окрестные деревушки вымерли, где стояли – безлюдная и бездорожная «новая русская» тайга.
Непонятно, почему нигде, в том числе в Угранском краеведческом музее, нет ни одного упоминания о происшедшем, равно как и в Смоленском музее Великой Отечественной войны. Смоленские Хатыни (их более пятидесяти) не фигурируют даже в военных энциклопедиях.
Пожалуй, лишь косвенно в стихотворении М.В. Исаковского «Враги сожгли родную хату» затронута тема заживо сожженных мирных жителей России. В первой же строфе поэт говорит о врагах, «сгубивших всю семью» солдата-победителя, что, вероятнее всего, могло произойти при массовом предании огню немецкими фашистами детей, женщин и стариков. При других видах изуверств подонков-захватчиков полное погубление семей советских воинов все же не было таким тотальным. Весьма удивительно, что тема российских Хатыней, которых, по нашим предварительным подсчетам, в России не менее пятисот, напрямую не затрагивалась российскими литераторами всех трех поколений, обязанных знать об огненных трагедиях, – фронтового, детей войны и внуков победителей. И только в последние годы вышли едва ли не единственные публикации В. Фомичева – в жанре писательской публицистики – «Слепая память», «Великорусские великомученики», «Память, схожая с забвением» и баллада «9 мая 2007 г.». Последняя посвящена священной памяти 287 ни в чем не повинных граждан, превращенных в живые факелы гитлеровцами на отеческой земле в деревне Борьба на Смоленщине.
Отрадно, что, хоть и спустя почти 64 года, благодаря хлопотам Петра Афанасьевича на месте трагедии появился памятный знак, посвященный этому событию, который был установлен угранскими властями. Вместе с тем следует обратить внимание на то, что злодеяния немецко-фашистских захватчиков не ограничились только сожжением мирных граждан. Западноевропейские негодяи уничтожали их и другими способами: расстреливали, вешали, кололи штыками. Кроме того, начисто сожгли почти все деревни в Угранском районе.
Об этих злодеяниях оккупантов должны знать наши потомки. Поэтому вместе с инициативной группой наш герой обратился с письмом к главе муниципального образования «Угранский район» Володову В.Ю. и председателю Угранского районного Совета депутатов Андрееву П.С. с конкретными предложениями об увековечении памяти о жертвах невиданной трагедии в Борьбе и других погибших от рук фашистов земляках. В частности, о выделении вблизи жуткого места одного гектара земли для создания народного памятника «Поле заживо сожженных», установлении памятного знака в честь тех угранских мирных жителей и деревень, которые были уничтожены оккупантами.
Как видим, не о себе печется Петр Афанасьевич Бычков. На таких держится русская земля.
Владимир Фомичев,
Виктор Мушенков -
угранцы, ставшие москвичами.
Газета «Рабочий путь» от 28 февраля 2008 г.
на совещании в Угре
Тезисы выступления Владимира Фомичева 28 марта 2008 года на совещании представителей администрации, совета депутатов и общественности угранского района
1. Всем доступны основные публикации последних девяти месяцев о массовом сожжении 13 марта 1943 г. 287 наших земляков в деревне Новое-Борьба вместе с жителями Ломанчина и Криволевки, позорном забвении на родине, а также в области, в России великорусских великомучеников (см. газеты «Московский литератор», «Рабочий путь», «Искра», альманах «Академия поэзии», журнал-газету «Тюмень литературная», литературный интернет-журнал «Молоко» («Молодое око»), поэтическую книгу В. Фомичева «Дом над Угрой», сборник «О писателях и книгах»).
2. Дополнительные сведения об огненной трагедии и «памяти, схожей с забвением» есть в нашем с П.А. Бычковым и другими письме 15 декабря 2007 г. руководителям района и моем выступлении на совместном заседании Совета учредителей и Главного совета Союза русского народа – я распечатал эти тексты и вам раздал.
3. Не буду повторять содержание вышеупомянутых материалов.
4. Тема моего выступления сегодня – об открытии 9 мая 2008 г., в День Победы, мемориала «Поле заживо сожженных». Думается, для этого имеются все возможности. Во-первых, мы принимаем решение о его создании; во-вторых, делаем памятник по типу «Катюшиного берега» во Всходах, народный вариант которого, как известно, победил профессиональные. То есть абсолютно ни от кого и ни от чего не зависим. Все в наших руках.
Что, на мой взгляд, надо сделать?
Срубить самую высокую сосну; обуглив ствол, изготовить из нее крест и установить на определенном месте.
Сбить из досок стенд, покрасить черной краской, написать на нем большими красными буквами «Поле заживо сожженных» и поставить рядом с крестом.
Около них соорудить поминальные столы и скамейки, как это сделано на кладбище в Глотовке, что я видел 20 лет назад.
Материал креста, стенда, столов и скамеек – дерево, его в избытке на Угранской земле. Любые местные мужчины могут выполнить простые работы по их созданию. На изготовление названного требуется всего неделя или две, плюс на установку – пара дней. Таким образом, минимум три недели останется на оповещение населения и приглашение гостей на открытие памятника. Поставленная цель, безусловно, объединит угранцев, различные общественные силы «малой родины» И. Соколова-Микитова и М. Исаковского, наполнит жизнь высоким смыслом.
Пусть праздник 9 мая в году 65-летия освобождения района и всей Смоленщины от немецко-фашистских оккупантов, году 65-летия массовых сожжений и других неслыханных бед населения Угранского края, запомнится каждому земляку, особенно юным, начинающим земной путь, еще и как необычный, неповторимый день священной зримой памяти потомков о неслыханных жертвах Великой Отечественной войны!
В смоленскую газету «Рабочий путь»
Н.Н. Кеженову
19.04.2008
Дорогой Николай Николаевич!Огромное спасибо за важную публикацию в «Рабочем пути» (28.02.08) – свидетельство бывшего смертника при массовом сожжении мирных жителей 13 марта 1943 г. П.А. Бычкова. Дорого и то, что «РП» продолжил тему «Угранская Хатынь» – напечатал решение районного Совета депутатов о предоставлении гектара земли для создания «Поля заживо сожженных» (10.04.08). Документ появился на свет благодаря нашим общим усилиям. Надеюсь, что 9 мая вместе и откроем этот необычный мемориал. Приезжайте на Угру, а я с друзьями, угранцами-москвичами, там буду обязательно. Естественно, в церемонии примет участие Петр Афанасьевич Бычков со своими родными и близкими.
Сама собой напрашивается в определившемся направлении еще одна «работа на всех заинтересованных», о чем я хочу продолжить начатый с Вами по телефону разговор. Имею в виду следующее.
Недавно мне дали на некоторое время книгу А. Адамовича, Я. Брыля, В. Колесника «Я из огненной деревни…» (Мн., 1977. 464 с. с ил., две гибкие пластинки. 50 000 экз.) Твердый переплет, прекрасная бумага. По ее типу мы, как мне представляется, могли бы в этом году, 65-летия освобождения Смоленской области от жутких зверств немецко-фашистских оккупантов, в том числе угранской Хатыни, выпустить свой сборник «Поле заживо сожженных» или хотя бы подготовить его рукопись. Пусть меньшимфяч объемом, тиражом. Пусть в мягкой обложке.
Я думаю, для такого издания все материалы уже имеются, их надо только собрать воедино. А именно:
1. Очерк О. Лонского «Тайна бункера Гитлера», опубликованный в трех номерах «РП» в июле 1988 г. под рубрикой «Из журналистского блокнота». Газетные вырезки этих публикаций «смоленский поэт и публицист Николай Кеженов прислал» В. Фомичеву (см. книгу Вл. Ф-ва «ПТ»: Слово редактора», М., 2003, стр. 308). Орик Иванович, к сожалению, умер, но у его родных, близких наверняка есть и это произведение, и еще интересующие нас тексты, иллюстративные материалы. В энциклопедии Смоленской области о нем писал В.В. Королев – можно, например, к автору обратиться;
2. Февральская и апрельская публикации сего года в «РП»;
3. Вещи В. Ф-ва, названные в первой;
3. Фотоархив семьи Бычковых;
4. Материалы об открытии «Поля заживо сожженных» 09 мая 2008 г.;
5. Отзывы читателей на публикации по теме истребления в пламени гитлеровцами детей, женщин и стариков, иных зверств оккупантов;
6. Срочно можно еще записать некоторых свидетелей огненных трагедий или лиц, хорошо знавших великомучеников.
Предлагаю Н.Н. Кеженову, В.М. Мушенкову, П. А. Бычкову, Е.Ф. Иванову, В.В. Королеву вместе со мной вой ти в инициатвную группу. Желаю побыстрее встретиться и обговорить эту идею. Обнимаю Вас.
С искренним уважением, Владимир Фомичев.
Выступление на «Поле заживо сожженных»
9 мая 2008 года
Дорогие мои земляки-угранцы и гости района!С особым чувством, от всей души поздравляю всех здесь присутствующих со светлым праздником Великой Победы нашего народа в гигантской битве за родную землю, главным праздником в жизни поколений фронтового и детей войны, к которому принадлежу я сам. Разрешите передать горячий привет от уроженцев Угранщины и в целом Смоленской области, проживающих в столице.
Ныне торжество совпадает с новым счастливым событием – открытием мемориала «Поле заживо сожженных» как естественной памяти человека о прошлом, о героизме, о священных жертвах для увековечения утаиваемых реалий новейшей истории. Этот памятник – и свидетельство чести всех проживающих сегодня в районе граждан, признательности потомков жившим перед ними соотечественникам. Мы выражаем неизбывную нежность и благодарность за мужество, сохранение светлой души и добролюбие живому свидетелю неслыханного предания пламени 13 марта 1943 года 287 мирных граждан в деревне Борьба, ставшему смертником в дошкольные годы и находящемуся сегодня среди нас, низко кланяясь ему, Петру Афанасьевичу Бычкову. Он соединил нас в сердечном чувстве священной памяти о заживо сожженных земляках. Скрытными действиями недруги Отечества 65 лет рвали душу П.А Бычкова. Надеемся, что она сегодня успокоится в нашем дружеском кругу.
Большой и сложный путь лежит к созданному мемориалу, который сегодня открываем, спустя 65 лет после огненной трагедии, – самого страшного несчастья за всю историю жизни людей на Угранской земле. Почему существовало длительное забвение, в течение десятилетий, того, о чем даже трудно рассказывать? Такое умалчивание «позора несказанных преступлений», как выразился о гитлеровских злодеяниях в России Черчилль, разве само по себе не является откровенным злодейством? Как так получилось, что факт угранской дважды Хатыни стал для нас поразительной находкой? Это же не трудно добываемые разведкой данные. Кто может объяснить, в чем тут дело? Почему Родина превратила в безмолвие вопли факелов из крови и плоти – десятков своих граждан? Почему 15 лет как нет «коммунистической тирании», а замалчивание то же? Почему делают все, чтобы как можно больше тормозилось увековечение памяти о погибших мирных жителях России, в том числе заживо сожженных? Почему не слышат воззваний мертвых к потомкам, к их совести? Наконец надо поставить диагноз этой болезни жуткого беспамятства, которое продолжается десятилетия! По фактам замалчивания надо объявить проверку.
Не поминают усопших только собаки, кошки и т. д. У православных же существует Радуница – старинный обряд поминовения умерших на послепасхальной неделе. Вспомните с этим связанные выражения – «Фомина неделя», «Красная горка». Придет на ум и такой факт: первый поэтический сборник Сергей Есенин назвал «Радуница». Буквально все народы, начиная с крошечных племен, устраивают подобное общение с жившими ранее них. У мусульман, например, после Рамадана есть три обязательных дела, одно из них – помянуть ушедших в мир иной, как делали бесконечные поколения наших предков на Радуницу. Если мы утратили такую нерушимую в веках традицию, то, пожалуй, перестали быть людьми в полном смысле этого слова. Мы, сама собой возникает мысль, уподобились животным, коль не приходили в течение многих лет даже к могилам великомучеников в Борьбе, которых постигла такая ужасная гибель. Похоже, мы дразним судьбу, когда так античеловечно относимся к усопшим. За организованным замалчиванием трагедий, подобных той, что стряслась в Борьбе, явно чувствуется затаившийся убийца основного этноса России.
Враги Отечества преследуют цель скрыть великую трагедию русского народа, когда выдвигают провокационный миф о его «фашизме», да еще и «страшнее немецкого». Почему такие чудовища не потеряли полного расположения нашего племени? Не из-за таких ли предсмертные крики великомучеников стали молчанием? А как стало возможным, что даже в энциклопедии «Смоленская область», выпущенной всего пять лет назад, нет упоминаний о множестве случаев (более пятидесяти) сожжения заживо мирных жителей родного края? Число упоминаний подобных огненных трагедий на оккупированных гитлеровцами территориях всей России требуется удесятерить.
Сегодня на Угранской земле происходит чудо. Мы получаем исцеление, исправление своей собственной жизни. Есть невидимая сторона осуществляемого действия – Божественная благодать. Мы смотрим на все духовными глазами. Перед этим унизившись до терпимости, замолчанные, заявляем миру о себе. Правильно задуманная акция – это и мистический ритуал с обращением к нашему Богу Иисусу Христу. Будем и впредь жить в православном мире, отринув бесовщину! Народ истребляют бессмысленностью, но мы ныне дружно ополчились против нее. Каждому дано продолжить начатое, дел хватит на всех: искать фамилии замученных, названия сожженных деревень, записывать обстоятельства их гибели, обустраивать мемориал и т. д.
На поле шулеров выиграть невозможно, потому что они пользуются краплеными картами; со стопроцентной гарантией обставят порядочных, соблюдающих правила людей. Но зато на нашем поле – справедливости – мы можем только победить, а они – проиграть. Создание памятника невинным жертвам, при открытии которого присутствуем, – тому яркий пример.
Теперь сюда может прийти любой: помолиться у креста, оставить цветы, справить трапезу за поминальными столами, думая о минувшем, настоящем и грядущем, о бренности и бессмертии, о безгрешных мучениках Великой Отечественной войны.
Вечная им память! Вечная память! Вечная память!
Самые отзывчивые в стране
В моем Угранском районе Смоленщины, где я родился и вырос, с которым никогда не теряю связи, жили и живут в своем большинстве, я бы сказал, углубленные творческие люди. Двум из них я посвятил отдельные разделы в недавно вышедшем сборнике «О писателях и книгах»: Иван Соколов-Микитов и Михаил Исаковский. Эти имена мастеров слова общеизвестны. Но здесь я хочу сказать о двух своих земляках управленческой сферы, к которым тоже можно отнести подобные оценки, естественно, в масштабах деятельности на арене района. Однако их труд дал в важнейшем гражданском деле результаты большие, чем пребывание на должностях в течение десятилетий многих руководителей общедержавного и областного уровней. Я говорю об и.о. главы муниципального образования «Угранский район» Александре Александровиче Ермакове и председателе Угранского районного Совета депутатов Павле Сергеевиче Андрееве. Вот подтверждения их драгоценного и, не побоюсь этого слова, великого творчества на, казалось бы, сугубо «сухих» чиновничьих постах. 26 марта с. г. А.А. Ермаков и П.С. Андреев подписали решение № 17 райсовета депутатов о выделении «в бывшей д. Прасковка вдоль дороги Угра-Знаменка 1 га земли для размещения мемориала в память о земляках, заживо сожженных, и других погибших от рук фашистов на территории Угранского района». В короткий срок выделенный участок, что называется, облагородили, установили на нем высокий крест, поминальные столы со скамьями, стенд-название.
В День Великой Победы, 9 мая, А. Ермаков, П. Андреев, другие руководители района торжественно открыли мемориал, батюшка освятил его. Присутствовали и приняли участие в церемонии группа писателей и ученых из Москвы, смоленские издатели и журналисты, многие жители п. Угра и окрестных деревушек. Главным действующим лицом был Петр Афанасьевич Бычков, оказавшийся в пятилетнем возрасте смертником при массовом сожжении гитлеровцами в д. Борьба 287 мирных сельчан 13 марта 1943 г. Он ныне – единственный свидетель и очевидец этого преступления фашистов, из семерых спасшихся тогда шестеро уже умерли. Накануне, 28 февраля, смоленская газета «Рабочий путь» опубликовала воспоминание П.А. Бычкова «Угранская Хатынь», а 10 апреля это же издание напечатало решение Угранского Совета депутатов о мемориале.
Я в своем выступлении при его открытии назвал этот необычный памятник «Полем заживо сожженных» и сказал: «Большой и сложный путь лежит к созданному мемориалу, спустя 65 лет после огненной трагедии, – самого страшного несчастья за всю историю жизни людей на Угранской земле. Почему существовало длительное забвение, в течение десятилетий, того, о чем даже трудно рассказывать? Такое умалчивание «позора несказанных преступлений», как выразился о гитлеровских злодеяниях в России Черчилль, разве само по себе не является откровенным злодейством?».
Продолжая эту мысль, хочу обратить внимание на то, что лично я примерно двадцать лет настаиваю на всех возможных трибунах о необходимости создания памятника заживо сожженным мирным гражданам России. Мест, где происходили эти жуткие аутодафе, только на Смоленщине было более пятидесяти, а во всех оккупированных гитлеровцами областях, думаю, – не менее пятисот. У меня появилось немало единомышленников, поддерживающих идею материального воплощения страданий великорусских великомучеников. Друзья на этом поприще, зачастую моложе меня, тоже бьют во все колокола по поводу беспримерного беспамятства. Однако их не слышат. На митинге 9 мая в бывшей д. Прасковка в одном выступлении было сказано, что в минувшем году группа энтузиастов отправила письма об этом в адреса важнейших четырех лиц державы, но в ответ – молчание, ни одного ответа они не получили. В ситуации более чем полувекового бездействия в указанном направлении и Кремля, и областных органов осуществленное руководителями Угры является подлинной глубиной осмысленной народной жизни. А. А. Ермаков и П. С. Андреев оказались самыми отзывчивыми руководителями в стране, чем я несказанно горжусь как их земляк.
Ни в одной энциклопедии, даже посвященной Великой Отечественной войне и оккупированным немецкими фашистами областям, практически ничего нельзя найти о десятках сотен российских Хатыней. Однако угранским «вождям» уже после 9 мая удалось узнать, что на нынешней территории района, образованного из Всходского и Знаменского, была не одна, а целых три Хатыни. Тому нашлось подтверждение на странице 196 сборника очерков «Твой след на земле» (Смоленск, 1985). Книгу привез в Угранский район 09.05.2008 г. В. В. Королев. В противопоставление ужасной «забывчивости», если за этим не стоит что-то более страшное, множества других своих коллег Александр Александрович Ермаков и Павел Сергеевич Андреев заказали для «Поля заживо сожженных» каменную доску с уникальной надписью, и в осеннем сентябре, в канун годовщины 65-летия освобождения Смоленщины от немецко-фашистских оккупантов, ее там установили: