Книга 2. Хладный холларг

Пасмас кивнул одними глазами. Он изменился в лице и побледнел.

– Аснар глядит на меня и тебя. Не к добру.

***

– Каумпор, мне передали, что ты наметил очень прибыльное предприятие? Почему же молчишь о том, никому не говоришь? – Аснар вытянул ноги, откинувшись на спинку большого богато инкрустированного каменьями и золотом лежака. Он обратился к Кауму, как к равному, сложив имя его и род вместе – Каумпор.

Сложив сильные руки у себя на животе, Коневод лениво смотрел на холкуна. Они находились в небольшой комнате, служившей, по всей видимости, кабинетом конубла. Великое множество табличек, счетовых камешков и гирек лежало на столе, внушительных размеров, занимавшем почти половину комнаты.

– Опасное дело замыслил я, достопочтеный хол-конубл. Потому и не говорил про него здесь. Буду сам рисковать, а после уж… если пройдет все хорошо, тогда обскажу о нем обстоятельно. Пока же… пока же, если говорить образно, товар не готов к продаже. Когда такое, сам знаешь, нечем торговать, да и незачем.

– Нас обмануть боишься? – подсказал конубл.

– Лицо не потерять пред вами. Коли сам себя обману – переживу, по-иному не могу.

– Отчего тогда в свое предприятие других собрал?

«Как я мог подумать, что он уже не знает всего. Промах. Надо честнее казаться. Не то не отплюешься вовек от косых взглядов», – подумал холкун, а вслух сказал: – Всех я честно предупредил, что опасное дело затеял. Что потерять многое можно. – Он подумал. – Потому и пригласил друзей своих с немногим товаром. Его потерять – не все потерять.

– Потерять думаешь?

– Держу в уме такую мысль, достопочтеный. Сейчас на Трапезном тракте беспокойно. Не то, что одному, двум или даже пятерым не пройти без притеснений. Я же собрал более десятка караванов. Каждый в отдельности – мелочь. Все разом – сила!

Аснар внимательно следил за выражением лица холкуна. Его взгляд словно бы пронизывал само существо Быстросчета. Наконец он произнес:

– Умно ты делаешь, Каум. Сам додумался, али подсказали?

– Подсказали.

– И ты услышал?

– Да.

– Уметь слушать – половина успеха. То дар божественный, а? – спросил Аснар, и, получив кивок от Каума, ухмыльнулся. Он поднял кубок с оридонским вином и поднес к губам, остановил и отставил в сторону. – Я давно присматривался к тебе…

«Началось», – невольно выдохнул холкун, – «перетаскивать будет. Ничего, послушаем…»

– … достоин ты своего отца. Больше даже скажу, где-то преодолел ты его пороки. Мы все его знали. Честен он был, хотя торговец никудышный. Но про то… ладно. Жизнь тогда поменялась сильно. Не от добра ушел он в конублы, а конублом только на глазах легко быть. Едва им станешь, открывается много такого, о чем и не помыслил бы до этого. Зачем я тебе это говорю? И сам не хуже меня знаешь. – Он снова пристально посмотрел на Каума. – Это у тебя брат недавно женился?

– Нет, достопочтеный Аснар. Мои братья, если Владыке будет угодно, женятся после моего предприятия.

– Я верю в твое предприятие, Каум. Сильно верю. И в тебя верю. А потому войти хочу в предприятие своими средствами.

«Лучше бы перетягивать начал», – разочарованно подумал холкун. Он не ожидал, что разговор будет не о холларге. Хуже этого могло быть только вхождение крупного торговца в его дело. Худшее и случилось.

– Приветствую тебя в наших рядах, достопочтеный, – как можно искреннее улыбнулся холкун. – Будь уверен, не подведем тебя.

– Мне нужны твои заверения. Лично твои.

«Что бы это могло значить? Лично мои? Звучит неоднозначно. Лично, не люблю это слово. Это обязательство. И перед кем? Перед Аснаром. Как бы не попасть с этим, лично, в жернова, где перетрут меня и не заметят!»

– Даю тебе мои личные заверения. Сделаем… сделаю все, что в моих силах, чтобы…

– Обещай мне, что вернешь деньги, которые отдам тебе.

«С другого конца зашел, а все же достиг своего. Дурак! Как же не понял, что к этому подведет. Дурак я! Хотя, как можно было бы отказать?! Хитер!!!» – А вслух сказал с наисладчайшей улыбкой: – Обещаю тебе. Верну и с прибылью, достопочтенный.

Живое жесткое лицо Аснара расплылось в широчайшей улыбке.

– Прибыль можешь оставить себе. Я не настаиваю на ней. Коли предприятие удастся, тогда я стану тебе другом в этом деле… «Уже и другом?!» – … и ты поведешь свои дела куда успешнее, чем прежде. «Мне и прежде было не плохо одному их вести».

Аснар поднялся. Тут же поднялся и молодой конубл.

– Совершим же сделку? – улыбнулся Аснар. – Кстати, я не спросил тебя о важном. Сколько ты намерен получить с одного деба?

«Ты не спросил, потому что тебя это не волновало. О другом говорили мы» – Не менее пяти дебов поверх одного, достопочтеный.

– О-о, это хорошо. Ежели случится все так, как ты загадал, пять дебов поверх одного – справедливая награда за смелость. – Аснар подошел к нему и протянул ему конец своего пояса. Каум заткнул его себе за пояс, а конец своего кушака передал старому конублу. Тот проделал то же самое.

– Сколько тебе не хватает? – спросил Аснар.

– Тысячи, – соврал Каум. Ему не хватало шести тысяч дебов, но он намеревался их найти за оставшееся время. Тысячу же он назвал, чтобы не быть слишком обязанным Аснару.

– Совсем немного, – приподнял левую бровь тот. – Чтобы наверняка получилось, я дам тебе двадцать тысяч, а за это попрошу вернуть двадцать одну. Просто так, в знак уважения. Все, что выше будет, оставь себе или отдай своим конублам.

– Благодарю, хол-конубл. Я принимаю твой дар мне.

– Ха-ха! Это не дар. Не воспринимай его так. Это взнос… за который нужно будет платить. Прощай… – С этими словами старый конубл отцепил свой пояс от талии Каума и, развернувшись, вышел вон.

Холкун закрыл глаза. Он слышал, как в комнату уже спешат слуги, чтобы выпроводить его. Он знал, что они через миг войдут к нему, но не мог удержаться и не закрыть глаза.

Воистину, думалось ему, Аснар занимает положенное ему место в их городе. По сравнению с ним, Каум еще ребенок. Такого провала он не ожидал. Ему было понятно, как бы не завершилось его предприятие, он уже привязан к партии Аснара и, что еще хуже, в случае успеха его задумки, не он станет получать основную прибыль, а Аснар. Он же будет всего лишь смотрящим за караванами. Будет рисковать своей жизнью, а ежели погибнет, его место займет другой. И проторенная им денежная дорожка будет работать. Всегда будет работать. С ним или без него.

– Просим тебя, достопочтеный, – вошли слуги и указали ему на дверь.

***

Колесница медленно ехала по улицам города. Холкуны и пасмасы, саарары и брезды с некоторым удивлением поглядывали на нее. Колесница была создана для полета. Ее хищные формы, поджарый вид, – все это было создано, чтобы стремительно мчаться, разрезая заслон из воздуха. Конублы любили быструю езду более не из-за самой любви к скорости, а потому, что это привлекало внимание к их персоне. Они гордились своим положением на колеснице, своим возвышением и грациозной позой, полетом над грязной жижей улиц они доказывали презренным пешеходам тысячелетний закон: рожденный ползать в грязи, не взлетит как птица.

Каум не любил быстрой езды. Возможно, Каум был одним из той небольшой плеяды торговцев, для которых важным было их дело. Они искренне любили его. Что же до денег? Да, это весомая часть, приятное дополнение к удовольствию от работы, но не главное.

То, что проделал сейчас с ним Аснар, не просто обескуражило молодого конубла, оно взбесило его, вывело из себя так, как, наверное, не выводило ничто и никогда. Он ехал побледневший, плохо понимая, куда правит. Более полагаясь на своего коня, чем на свою память.

Аснар отнял у него дело. Знал он это или нет, но старый торговец ударил в самое больное место. Много снегов назад холкун зарекся зависеть от кого-либо; зарекся отдавать в руки кого бы то ни было вожжи от своей жизни. Сейчас он понимал, что он не отдал вожжи, их у него забрали. Сделали это бесцеремонно и беззастенчиво. Как само собой разумеющееся.

Каум сжал губы. Он вспомнил приторно-вежливое лицо Аснара, его рот, сжимающийся в маленькую точку, когда он улыбался, и глаза, властные, хищные глаза, смотрящие так, словно весь мир принадлежит им.

Холкун вдруг остро осознал, что примкнул к сомну тех, кого уже пожрала эта троица: Аснар, Линул и Мириул. Три рода, великих торговых рода. Извечных. Неискоренимых. Три проклятых рода!

Быстросчет неожиданно заметил, что ему не хватает воздуха – он не дышал, пока с возмущением думал о том, что с ним сотворено. Он закашлялся и глубоко вдохнул, краем глаза заметив заинтересованный взгляд девушки, которая шла параллельно его ходу. Она обернулась и из-за плеча призывно посмотрела на него.

Молодой торговец начал понукать коня. Колесница легко ускорилась.

Ему пришлось еще долгое время кружить по городу, чтобы, в конце концов, признаться себе в том, что он не согласен с предложением Аснара. Он не отдаст ему свое дело.

Разум восстал, едва подобная мысль проникла в сознание. Кто он по сравнению с Аснаром? Он никто. Нет, даже ничто. Его сотрут в пыль, и Аснар об этом даже не узнает. Стоит ему повести бровью…

У холкуна начала болеть голова. Он остановил колесницу и сошел с нее. Ноги мелко дрожали.

«Надо взять себя в руки. Нужно пока не думать об этом. Слишком много эмоций. Слишком много сил уйдет не туда. Нужно подумать позже. Время еще есть. Позже…»

– Слышал, Карларг восстал? – подкатился к нему Толстый Проти, пасмас, владевший харчевней, куда всегда ходил Каум.

Молодой конубл удивленно огляделся. Он и сам не ожидал найти себя на пороге «Златого колоса».

– Слышал, – рассеяно сказал он. Какое ему дело до Карларга?! Пусть там хоть на головах годят. У него своих проблем несчесть.

– Цур Оридонец двинулся туда с отрядом. Так говорят. Еще талдычат о том, что после Карларга поднимется Радоларг и Давларг. Великие боги! С ума там все посходили!

– Голод, – ответили ему из окна харчевни.

– Голод? Сиди уж, пьянь! Голод, слыхал ли, Каум? А когда его не было? Мне кажется, он был всегда…

– Не говори отсебятины, Проти, – прервали его из глубины харчевни, – все эти ларги стоят на Трапезном тракте. Неурожай там, но оридонцы требуют поставлять в другие города ровно столько, сколько и в прошлую зиму. От голода восстали они. Не удивлюсь…

– Закройте оба ваши поганные пасти, – пресек разговор грубый баритон. Хорошо поставленный голос говорил о своей принадлежности воину, привыкшему командовать. – Проти, отойди прочь от дверей, обрюзглая твоя шкура. Нечего улицу смущать болтовней. Кто там? Быстросчет, ты? Заходи скорей, чего топчешься?! Проти, закрой дверь.

С непривычки глаза Каума тяжело привыкали к полутьме. Черные кристаллы, тресня, чадили в уголках харчевни. Хрустя и лопаясь, они разбрасывали снопы искр вокруг себя. Пахло едой и кислым запахом вина.

– Сарбры? – спросил Проти у растерянного Быстросчета.

– Тащи оридонского. На кой нам твоя сарбра. Это пойло не лучше пасмасского туски. Нечего брать столько, чтобы поить нас дерьмом! – Зычный голос принадлежал Варогону, будущему начальнику караванной стражи, которого нанял молодой холкун.

Невероятно, но они договорились встретиться в «Златом колосе» сегодня, конубл об этом забыл по причине разговора с Аснаром и вот, неведомая сила привела его сюда именно тогда, когда сознание было раздавлено и висело враскорячку по обеим сторонам головы.

Варогон был брездом. Скорее всего, это было его прозвище или ненастоящее имя. Каум знал, что имена брездов оканчиваются на «ыр» или «гт». Как бы то ни было, но Варогон был именно тем, в ком холкун больше всего нуждался. Это был старый воин, сослуживцы которого стояли пикетами вдоль всего Трапезного пути. Кроме того, внешний вид доказывал, что как воин он один стоит многих. Любимая всеми брездами секира висела за его поясом, а два других страшных предмета – короткий меч и палица – крепились за обмотками на голенях. Его рост делал это оружие миниатюрным.

– Чего уставился, садись! – грохнул ладонью по столу воин.

Каум машинально сел.

– Вот скажи мне, – тут же насел на него брезд, – сколько будет, если я выпил вот столько кружек, – он указал на зарубки на краю стола, их было семь, – если считать по цене… ну, как это… если вычесть?..

– Сложить.

– И я говорю, сложить. Сколько будет?

– Семь на черный деб – семь черных дебов.

– Хорошо. А ежели я отдал деб синий.

– Откуда эт у тебя синий? – спросили с соседнего стола.

– Не влезай, – громыхнул по столу Варогон, – не твое дело. Сколько? – посмотрел он на холкуна.

– Тридцать минус семь – двадцать три будет…

– Обдурил, – заорал брезд. – Издери черви твою печенку, обдурил! – Он вскочил на ноги и вытащил палицу. Подошедший Проти побледнел.

– Ничего я… – пролепетал он. – Ты не платил еще, Варогон. – Он почти расплакался.

– Обдурил. Меня обдурил! – Бесновался брезд.

– Я не… мог… ты еще не платил…

– Не ты! Тот проклятый трактирщик. Там на Кожедубном тракте!

– О чем он говорит? – Стали переглядываться присутствующие. – Про Дубильный тракт речет. Попутал с Кожедубным… Так нет же Кожедубного, и не было никогда. Поперепутал, говорю же…

От брездского ора голова у Каума разболелась так, что слезы выступили на глазах. Он зажал голову между рук, посидел так некоторое время и неожиданно подскочил.

– Сядь! – заорал он не своим голосом. – Сядь, я сказал!

Варогон замер с открытым ртом. В харчевне повисла тягостная тишина.

– Мы будем говорить сейчас. Свои долги раздашь потом! Сядь! – приказал холкун. Брезд с неудовольствием повиновался.

***

Караван, какого еще ни разу не видел Фийоларг, выходил за его стены. У ворот собралась внушительная толпа провожающих и просто зевак. Они с восторгом смотрели на бесконечную цепь груххов и коней, вытянувшихся вдоль улиц.

Каум все это время сидел у себя дома на верхнем этаже и смотрел на таблички, разложенные на столе. Их предстояло еще раз пересмотреть, а после передать матери с наказом получше их припрятать.

По таблицам выходило, что в путь выходят почти пять тысяч олюдей. Из них более четырех тысяч стражников. Эта внушительная сила была теперь под его командованием. Быстросчет еще раз оглядел пространство перед собой.

Двадцать тысяч дебов, одолженные ему Аснаром, Каум не пустил на развитие предприятия. Он выкупил товар у конублов, которые собирались идти вместе с ним; выкупил дешевле, чем они могли бы продать, а на сэкономленные деньги нанял еще тысячу воинов охраны.

– Карту, – приказал он и брат, стоявший неподалеку, тут же подал ему пергамент.

Развернув его, Каум увидел перед собой земли Владии с обозначением городов, равнин, лесов, замком, рек и горных цепей. Великие воды были окрашенны синим так искусно, что и впрямь походили на воду. В них плавали диковинные рыбы с острыми, похожими на кривые ножи зубами. Холкун невольно загляделся на карту.

Из задумчивости его вывел протяжный зевок Бора – третьего сына Теллиты, его брата. Это был худощавый нескладно скроенный холкун, глядевший на него широко открытыми глазами. Каум уже прозвал его про себя вечным помощником. Не было в нем хитринки – не быть ему впереди каравана. Честность не доведет караван ни до чего хорошего.

– Убрать, братец? – обратился к нему Сате – младший брат, укладывавший таблички в богато украшенный ларь.

– Убирай, – разрешил Каум. Он сосредоточился на карте и пометил на ней город Карларг, как место, нежелательное для приближения.

Конубл внимательно рассматривал нити-тракты, помеченные на карте. Его брови, то незаметно съезжались к переносице, то, вдруг, вспархивали и взлетали на середину лба, то распрямлялись и покойно опускались на прежнее место.

Он пометил место, где нужно будет свернуть, чтобы избежать случая оказаться на пути у наступавших на Карларг войск. С другой стороны, обходить Карларг с юга было нельзя, там были прибрежные земли саараров, кои те получили после воцарения во Владии Комта. Комт был так добр к саарарам, что даже после их восстания, на которое их подбил какой-то умалишенный брезд, имени которого не называли, не наказал саараров и не отнял у них земли в Прибрежье.

– Карту? – в очередной раз вывел его из задумчивости Сате.

– Нет, оставь. Буду держать при себе. Бор, тебе отдаю карту, как старшему после меня. Никому кроме меня не отдавай ее.

– Понял, братец, – Бор принял сверток пергамента как реликвию, как нечто настолько ценное, от прикосновения к чему трясутся руки.

Вот так всегда, заметил это Каум, глупость порождает пиетет. Однако не было бережливее холкуна в городе, чем Бор.

Между тем, тот аккуратно завернул карту в тряпицу и положил себе в заплечный мешок.

– Пора, сынки, – размашистым шагом вошла в комнату Теллита. Мать с гордостью и слезами на глазах оглядела сыновей, шмыгнула носом. – Обряд начнем внизу.

Обряд провожания в дорогу был длинным и красочным. Все действо Каум провел в размышлениях. Только сейчас он действительно осознал, как его мысль, его задумка привела в движение громадные силы. Они будут очень долго вытекать из города вместе с караваном.

Во дворе холкуны вскочили на коней и по узкому выезду между домами вереницей вышли на городскую улицу. Их провожали все соседи. Им кричали восхваления, пожелания счастливого пути, их благословляли, за них молились, из-за них плакали.

Холкуны ощутили вдруг необычайную теплоту своей прежней привычной жизни. Ее устроенность. Ее уют.

Все знали их. Они знали всех. Здесь, на этой улице, в этом городе их любили, им готовы были помочь. Они были своими.

Тепло, которым их одарили соседи, друзья и близкие сопровождало их до самых ворот, но там оно было вмиг сдуто холодным восточным ветром, врывавшимся в открытые створы и дышавшим в лица выходящим хладом опасной суровой действительностью.

Ир ждал их у ворот. Распрощавшись с матерью, он умчался в голову каравана.

Каум, Бор и Сате переглянулись между собой, надели шлемы, оправили легкие доспехи, проверили топоры, палицы и мечи в ножнах, и, понукая коней, выехали за городскую стену в хвосте каравана.

Синие Равнины. Желтый Бык

– Впереди все чисто, – подскакал к ним Ир. Он тоже был закован в холкунскую броню с надвинутой на лицо железной маской, изображавшей разинутую пасть зверя. Брат Каума тяжело дышал. Чувствовалось, что он устал. С раннего утра он пребывал в седле, его одежда покрылась толстым слоем пыли. Однако он был доволен. Порученное братом дело было сделано. Караван вышел на Трапезный тракт и пошел по нему.

– Призовите мне Варогона, – обратился Каум к братьям. Самый младший, Сате, тут же поскакал вдоль каравана искать брезда. – Бор, подай карту. Ир, приблизься. Смотри. Вот сюда мы можем идти, не опасаясь, но отсюда начинаются владения Желтого Быка. Пусть караван займет всю тропу. Надо стянуться так, чтобы мои воины легко добрались от главы до его хвоста. Дам тебе десятка два воинов и не давай никому из встречных ехать в лоб. Пусть сворачивают. А здесь, видишь, свернем.

Ир кивал в такт словам брата и не отводил взгляда от его указательного пальца.

Послышался топот и к Кауму подлетел Варогон на боевом груххе.

– Ты призывал меня, хол? – прогремел он.

– Да, приблизься, – и холкун обсказал и показал ему на карте то же самое, что и Иру.

Старый вояка согласно хмыкал.

Первые четыре дня пути прошли без происшествий. Часть каравана свернула и скрылась за городскими воротами городов Маларга и Палларга. Но оттуда навстречу каравану вышли несколько купцов. Произошел краткий, но ожесточенный торг и караван принял в себя товары этих двух городов. Подобного Каум не просчитывал, но неожиданность была приятной и прибыльной.

Солнце пятого дня уже начало припекать, когда десятки рук потянулись вправо, указывая на что-то далеко в поле. Это старые торговцы обучали своих сыновей, племянников, младших братьев, а иной раз и внуков распознавать знаки.

Далеко от дороги прямо во чистом поле стоял невысокий шест с белым бычьим черепом, притороченным сверху. Рога быка были натерты до блеска. Сильный ветер, носившийся по равнине, слегка покачивал череп и, казалось, что он то согласно кивает путникам, то отрицательно качает головой.

Каум отцепил от пояса рожок и длинно задудел в него. Из головы колонны ему ответил точно такой же рожок. Караван несколько замедлил шаг и стал толстеть, занимая полностью весь тракт. Послышался топот копыт и тяжелая поступь груххских лап – отряд воинов выдвинулся вперед.

– Что случилось, Каум? – подъехал встревоженный Илло.

– Ничего не случилось.

– Там переполох.

– Этот переполох для того, чтобы ничего не случилось. – Холкун отвернулся от товарища и обратился к Сате: – Скачи к Варогону, скажи ему, пусть проверяет каждую рощицу, каждый куст задолго до подхода каравана. Знаю, Желтый Бык любит наблюдать оттуда.

Солнце еще не перевалило зенит, когда волнение прошло по телу каравана. «Смотри, смотри!», неслось со всех сторон. «Не уловят! Быстрый, чума его пробери!»

По полю мчался одинокий всадник. За ним несколько караванных стражей.

– Каум, останови их. Он ведет их в ловушку. Останови сейчас же! – закричал холкуну кто-то из каравана.

– Варогон, останови их, – тут же приказал он. Взревела труба, и преследователи отстали.

– Каум, – подъехал Илло, – пора тебе становиться в голову. – По его встревоженному виду конубл понял, что произошло нечто необычное. – Погляди сам, – понял его немой вопросительный взгляд пасмас.

Грухх холкуна побежал в голову каравана.

Каум обомлел, когда из-за спин солдат, столпившихся впереди, разглядел армию разбойников, которая медленно выезжала, словно бы из-под земли и перекрывала дорогу колонне. Их было не менее трех тысяч. Впереди восседал сам Желтый Бык в шлеме-бычьем-черепе на голове. Он, сгорбившись, лениво, сидел на большом груххе, поигрывая палицей, и смотрел на Каума (так, во всяком случае, последнему казалось).

Сердце екнуло в груди у холкуна. Ранее он ввязывался в небольшие предприятия, а потому и спрос с него был малый, теперь же он, сам того не подозревая, ввязался не просто в торговлю, но в политику. Трагизм его положения состоял в том, что он был торговцем, но не политиком. И все, кто был с ним, также были торговцами – мелкими торговцами – но не политиками.

– Что будем делать, братец? – с дрожью в голосе спросил Ир. Он быстро облизал пересохшие губы.

– Посмотрим, – давя в себе страх, проговорил Каум. Во рту мигом пересохло. Захотелось пить так, словно за всю жизнь свою он не выпил ни капли влаги. Руки и ноги начали холодеть и неметь. – Посмотрим, – еле слышно выдавил он уже себе под нос, для себя.

– Множество их, – подъехал к нему Варогон.

Быстросчет взглянул на него и невольно поразился. Опасность преобразила внешность брезда. Перед ним сидел не вальяжно солдафонистый вояка, но собранный в единую тугую мышцу полководец.

– Делать чего думаешь?

– Откуплюсь, – глухо прохрипел Каум. Его начинало трясти и, если бы не доспехи, все заметили бы это.

– Много их, – брезд хмуро посмотрел на холкуна и… улыбнулся. Улыбка была дружеская и успокаивающая. На Быстросчета она произвела примерно такое же впечатление, как если бы ему улыбнулся Зверобог из Чернолесья. – Много их, но и у нас не прутики в руках. За твоих доходяг я не поручусь, а за моих воинов будь спокоен.

– Сколько вас? – с надеждой спросил Каум.

– Восемь сотен.

Дрожь снова стала подступать к горлу холкуна.

– Поедем, – проговорил Варогон и хлопнул грухха холкуна по крупу.

Они выехали вперед и, проехав шагов сто, остановились. Им навстречу выдвинулись двое от разбойников, среди которых был Желтый Бык.

– Я помню свой первый бой, – неожиданно заговорил брезд, следя за тем, как всадники медленно движутся к ним. – Я помню, как холод поселился внутри меня. Голова стала тяжелая. – Холкун почувствовал, как и его голова начала тяжелеть. – Тогда смотрел я не вперед, а внутрь себя и видел только ужас. Руки мои ослабли, а пальцы едва не выпустили палицу. То был мой первый страх.

У Каума дико заболела голова. Каждый шаг приближающихся воинов отдавался болью в его животе.

– Я помню свою первую схватку, где я направлял воинов, – продолжал брезд. – Тогда наше число было равно числу врага. Мне вспомнился мой первый бой. Я вспомнил его потому, что моя голова также начала тяжелеть, а руки не чувствовали оружья. Удивлен я был, ибо это был второй точно такой же страх. Он был страшнее первого, хотя боялся я одного и того же, схватки. Боялся схватки, хотя уже много раз бывал в битвах. Но тогда, второй раз, я боялся схватки не оружьем, а с хитростью врага, ибо я тогда был уже не воином, но головой моего отряда. Спиной чувствовал, как десятки глаз смотрели на меня. Они были готовы делать, как скажу я. Они готовы были погибнуть, если я ошибусь. Второй раз я боялся не битвы, я боялся ошибки. Своей глупости боялся… это самое страшное тогда для меня стало.