Где живет мандариновое настроение

Глава 1

Дорога на работу

Утренняя игра наперегонки с будильником, «салочки» времени и человеческого сознания. Либо моя рука раньше дотянется до телефона и отключит будильник, либо его задорная мелодия сотрясет мое еще спящее сознание. Он прозвонит ровно в четыре, но я успеваю встать на пятнадцать минут раньше, предупредив его настойчивые утренние трели, – привычка. Утро измеряется «кофеем», его количеством и крепостью. Первый глоток вскрывает новый день. Закуриваю сигарету, концентрируюсь, собирая спрятавшийся в закоулках сознания туман вчерашнего дня с его недоделками. Каждодневный ритуал пробуждения, сотканный из темноты за окном, аромата сваренного кофе и сигареты. Попытки окончательно проснуться тщетны, поэтому сборы на работу – исключительно на автопилоте.

Натужно рыча на подъемах, сонный автобус пробирается сквозь еще не расчищенные снежные завалы. Народ, не проснувшись до конца, смурно смотрит в окно, наблюдая темноту улиц. На остановке железный монстр заглатывает очередную порцию пассажиров и продолжает путь к конечному пункту. Утренние автобусы отличаются от дневных, одни и те же люди, начинающие свое каждодневное путешествие на работу именно в этот ранний час. За годы совместных поездок завязываются знакомства и возникают разговоры с посвящением собеседника в обычную людскую жизнь. Утренний автобус – это как закрытый клуб: только для своих, где каждое лицо знакомо. Каждый сторонний человек, случайно попавший в такой автобус, сразу заслуживает пристального, изучающего взгляда. Вот пара с огромными чемоданами, явно спешащая в аэропорт или на железнодорожный вокзал, в их глазах горит огонек путешествия.

Иногда забредают помято-несвежие личности, возвращающиеся после бурной разгульной ночи. Сегодня мне не хочется рассматривать жертв колесного чудовища или вести «светские» беседы с попутчиками. Закрываю глаза и пытаюсь на чем-нибудь сосредоточиться. Мысли, как гнилая тряпка, расползаются в разные стороны. Не получается. Хочется вот так, ни о чем не думая, просто куда-то ехать, долго, монотонно, бесцельно двигаться, неважно в каком направлении, главное, чтобы никто не трогал. Конечная. Как же не хочется выходить. Хочется продолжить это движение в никуда и ни за чем. Но пока еще есть осознание, что это движение именно в пустоту, выталкиваю себя из автобуса. В метро жду пустого поезда из депо и забиваюсь на сиденье в углу, чтобы тоже никто не трогал, – прятки от толпы. Стучат вагоны метро, поезд набирает скорость, так и я сначала с натяжкой, нехотя, начинаю раскачиваться, заставляю сбросить с себя сонную дремоту, усилием воли сгоняю это ватное желание отключиться от происходящего вокруг и, уже на выходе из стеклянных дверей метро, мысленно начинаю перебирать недоделанные вчера дела. Дорога от метро до работы измеряется двумя выкуренными сигаретами и построением планом на день. На КПК перебрасываюсь парой фраз с постовым, поднимаюсь на свой этаж. Металлическая дверь с электронным замком издает «блям», запуская меня в рабочее пространство. Захожу в темный коридор и слышу, как за спиной, подобно выстрелу мышеловки, с тяжелым грохотом захлопывается дверь.

Проходя по коридору, зажигаю свет. Люминесцентные лампы, жужжа пчелиным роем, начинают перемигиваться. Щелкаю кнопкой чайника, включаю компьютер, и вентилятор процессора принимается подпевать чайнику и лампам. Монотонный и привычный фоновый шум работы. Пока чудеса прогресса просыпаются, раздеваюсь, наливаю чашку крепкого кофе и усаживаюсь в кресло.

День начался – тонны бумаг, терабайты файлов, звонки, люди. Все по привычному кругу.

Глава 2

Повседневная жизнь

В половине десятого приходится отвлечься от рабочего процесса и спешно удалиться на свежий воздух за порцией никотина, поскольку в дверь, переваливаясь, вплывает моя соседка по кабинету, привнося с собой запах несвежего белья и потных ног. В помещении сразу же становится неуютно из-за ее взгляда, наполненного мировой скорбью, и вечно недовольного лица с поджатыми губками. В данный момент лучше открыть окно и переждать рассупонивание Алены Егоровны, процесс высвобождения ее из уличной одежды, где-нибудь на свежем воздухе. Возвращаюсь. Через двадцать минут запахи все еще витают в воздухе, но уже не столь явно. К сожалению, саму атмосферу недовольства в кабинете выветрить не удается.

Наши отношения с Аленой Егоровной уже давно разладились, но окончательную «точку тишины» поставил случай, произошедший полгода назад. После очередных разговоров на абстрактные темы, она снова завела песню о том, что у нее нет семьи и детей. Желая как-то разрядить это, я высказала свое мнение о том, что многие люди живут в полном одиночестве. Есть просто бездетные пары, такие, например, как я с мужем, и наша жизнь из-за отсутствия детей не кончена. Да и, в конце концов, у нее есть трое племянников, на которых она может потратить свою неизрасходованную любовь. В ответ я услышала пожелание прожить мне оставшуюся жизнь без мужа, что, мягко говоря, меня крайне удивило. Вообще-то я человек, не особо верующий в приметы, сглазы и прочие бабкины сказки. Но когда на следующий день мой муж столкнулся с машиной и чудом избежал поездки в больницу, то, поразмыслив, я припомнила и другие чудеса и на всякий случай, во избежание подобных недоразумений, решила прекратить какое-либо общение с этим щедрым на пожелания человеком, честно заявив ей об этом. Заодно, перестраховавшись, поставила пароль на телефон, поскольку неоднократно было замечено присутствие постороннего вмешательства в нем в мое отсутствие. С тех пор в нашем кабинете хранится гробовое молчание, что, впрочем, меня совершенно не угнетает, а, скорее, улучшает рабочий процесс. Ежедневное выслушивание жалоб и недовольство жизнью не улучшают мой жизненный тонус. Я могу посочувствовать человеку, но изо дня в день совершать магический ритуал выражения жалости по расписанию или налаживать жизнь совершенно постороннего мне человека, не входит в мои планы. Странная каста людей, вечно чем-то обделенных и обиженных на весь белый свет. Если на улице светит солнце, то оно непременно слепит глаза, и им будет невыносимо жарко, а если идет дождь, то обязательно они станут ныть о мерзкой погоде, уверяя всех в том, что обязательно промокнут. Каждое утро они будут жаловаться на трудности подъема с кровати и поноют на тему общественного транспорта, где их толкнут, наступят на ногу или обматерят. Но самые любимые темы для «поплакаться» – это их нищенское существование и отсутствие большой и светлой любви. Всё это является потугами вызвать жалость к себе. А их публичные высказывания о своем несовершенстве – всего лишь повод для того, чтобы выудить комплимент, и упаси тебя боже высказаться как-то неподобающе или сделать замечание, – ты сразу же перейдешь в разряд «сук и стерв». Душевные нищие с проказами напоказ, вымаливающие жалость и льстивые похвалы. С их появлением в обществе даже у самых веселых людей не возникает желания лишний раз пошутить, ведь они слишком обидчивы и все могут принять на свой счет. Для них пожаловаться на соседа в ноюще-плаксивой форме жертвы – естественная часть существования. Ну а уж в сборе и распространении сплетен им нет равных. Не имея своей личной жизни, они с удовольствием предаются обсуждению личной жизни звезд, коллег, друзей, родни и всех вокруг, кто подвернется им на язык. Но сами себя они считают интеллигенцией в десятом поколении и образцом целомудрия, что, впрочем, не мешает этим женщинам не стесняясь вешаться на мужчин. Из-за отсутствия впечатлений и эмоций они живут чувствами героев фильмов и книг. Их сочувствие к окружающим шито белыми нитками, оно наполнено ядом и желчью, им не дано скрыть радость за неудачи других, чужие промахи возвышают их. Они органически вписываются в регистратуры советских поликлиник или диспетчерские службы. При обращении к ним чувствуешь себя куском дерьма, отрывающего занятого человека от важных дел какой-то ерундой: потопом от соседей или температурой за тридцать восемь. Конечно, нельзя быть вечно радостным дебилом, это тоже как-то настораживает окружающих. Во всем должна быть золотая середина. Наша жизнь не стоит на месте, в ней всегда присутствуют и радость, и грусть, они меняются местами, после дождя все равно выглядывает солнце.

Часов в одиннадцать телефонный звонок зам. начальника: «Рыжая, зайди», – вырывает меня из кресла, отвлекая от сочинения очередного совершенно не научного и явно никому не нужного опуса о проделанной за неделю работе. В кабинете зама уже собрался «весь цвет нашего общества», оккупировав сидячие места около телевизора и в эркере с обеденным столом. В голову заползла очередная ненужная мысля: «Черт побери, все семейство сурикатов как всегда при делах. Интересно, в их должностных обязанностях есть пункт об обязательной работе по просмотру телевизора»?

– Рыжая, держи свои подарки, – зам. начальника протягивает мне кучу писем из организаций.

– Андрей, может быть, имеет смысл сделать сверку с базой? Мы уже столько времени не сверялись. Сам понимаешь, в последнее время были большие объемы документооборота, надо бы этим заняться. Тем более, у меня сейчас не слишком большая загруженность.

– Не надо ничего сверять, у нас все хорошо. Сиди на работе.

– Ну почему? Пока есть время и возможность, хорошо бы съездить. Ты же знаешь, там есть косяки, – пытаюсь понять его логику и найти причины отказа.

– Я сказал, сиди на месте.

Понять причины упрямства и найти разумные доводы отказа не удается. Уткнувшись носом в документы, на ходу рассортировывая их, в коридоре я налетела на коллегу, который нес свой ворох бумаг на подпись.

– Севка, привет! – радостно заявляю я и по старой традиции обнимаюсь с ним. Не закадычный друг, но его объятия столь же искренни и радушны, как и мои. Обнимашки с ним, как порция молочного шоколада, всегда подслащивают мои рабочие будни.

– Так я же сегодня уже к вам заходил, здоровался.

– Хм… А я где была?

– Сидела, трудилась, тоже со мной поздоровалась.

– Знаешь, Севка, по-моему, работа – это такой увлекательный и захватывающий процесс, – говорю я, при этом улыбаясь до ушей.

Обед – праздник непослушания на час. Время, когда можно вылезти из форменной шкуры или делового стиля одежды и сбежать от официальщины. С видом заговорщика в кабинет заходит Мария, одетая к походу за стены нашего заведения. Не заставляя себя долго ждать, ныряю в куртку, на ощупь выуживаю из рюкзака кошелек и вылетаю из кабинета.

Машка – мой спасательный круг, как в работе, так и вообще в жизни. Год назад, спеша на работу с обеда, я обратила внимание на девушку, ждущую кого-то у нас на проходной. Из прочих посетителей ее выделяли ярко-рыжие волосы, но взгляд остановился на ней не только из-за этого. Что-то на уроне подсознания… интуитивно пришло понятие, что это мой человек. Помню, я тогда подумала, что хорошо бы эта девчонка работала у нас в отделе. Мечты иногда сбываются. В тот день она пришла устраиваться к нам на работу. При первом знакомстве сразу же на ум приходит определение – истинно английская леди. В ней нет снобизма англичан, но ее сдержанности могла бы позавидовать любая аристократка. Она похожа на лондонский Тауэр. Со стороны кажется гордой, неприступной крепостью. Пропустив человека в первые ворота, тебя любезно напоят чаем, поддержат светскую беседу, но не более. А вот подъемный мост к сердцу крепости опускается не для всех. Но те, кому посчастливилось попасть туда, познают истинные сокровища человеческой дружбы.

Мы с Машкой любители сбегать в обед с работы. Не столь уж и важно, куда и зачем, просто отвлечься и развлечься. Иногда, когда погода благосклонна к нам, и на улице нет признаков ближайшего выпадения осадков, мы любим отправляться в путешествие по старой Москве. Исследуем уже немногие, чудом уцелевшие, старые улочки города, его дворы, выискиваем дома, на подоконниках которых еще стоят горшки с геранью. Иногда сидим на лавочках Бульварного кольца и ведем борьбу с мороженым, пытаясь его съесть, не испачкавшись. Когда же настроение не мороженое, то мы просто дурачимся или считаем ворон, при этом рассуждая на совершенно отвлеченные от работы темы. А когда на улице погода изволит расстроиться и пролиться дождем или засыпать прохожих снегом, мы с Машкой становимся открывателями кофеен и кафешек. Вот сегодня мы решили далеко не отдаляться от места работы и отправились в сад Эрмитаж, на входе в который расположилось одно из самых маленьких кафе Москвы. Пространства хватает только на то, чтобы поставить там вешалку, пару маленьких столиков и две стойки у окна. Занимаем самую выигрышную позицию у панорамного окна и делаем заказ. Машка заказывает себе ягодный чай, явно желая вдохнуть в себя ароматы лета, а я, ощущая нехватку эндорфинов, заказываю какао, памятуя о том, что шоколад способствует выработке этих самых гормонов счастья. После первых глотков разговоры о производственных буднях сами собой чахнут, и мы пускаемся в безумство фантазий на тему летних отпусков. Назло и вопреки зиме мы строим планы на солнечные летние дни, любуясь огромными снежинками, устилающими город. Потом возвращаемся в реальность и начинаем обдумывать ближайшие походы на культурно-массовые мероприятия в виде концертов и выставок. На обратном пути заскакиваем в пекарню, покупаем себе круассаны и пару булок, заказанных коллегами, и уже полностью возвращаемся в реальность, неся в себе уют маленького кафе и тепло пекарни.

После обеденного перерыва из соседнего кабинета доносится утиное кряканье, просмотр очередной серии «наставления по утиной охоте» начался. А соседка приступила к просмотру и конспектированию очередного фильма, благо, обременив себя наушниками. В дверном проеме появляется Мироныч, пропихивая вперед какого-то мужчину в камуфляже и с погонами майора.

– Да, Андрей, я вас слушаю, – вытащив один наушник из уха и не поднимая своей пятой точки из кресла, заявляет соседка.

– Алена Егоровна, будьте добры, найдите нам письмо из министерства, присланное вчера.

Бросив оценивающий взгляд на майора, Аленушка сворачивает просмотр фильма и, игриво покачивая волосатой ногой в шерстяном носке и босоножке, приступает к поискам каких-то документов в компьютере. Минут через пятнадцать майор удаляется из кабинета, осчастливленный полученным документом и созерцанием незабываемых видов.

Стучу в дверь босса: «Можно?» – и деликатно просовываю физиономию в приоткрытую щель. Босс на месте и, как обычно, решает неразрешимое, разгребая рабочие завалы. Босс. Когда я его впервые увидела, он показался мне каким-то героем из скандинавских или славянских сказаний, по нелепой случайности одетый в современный костюм. Не только его крупная фигура, не обремененная жировыми отложениями, говорила об этом, но и взгляд. Так смотрят герои. Твердый взгляд стальных глаз, в которых видны не только ум и сила духа, но и простая человеческая доброта и открытость. Мелкие морщинки вокруг глаз свидетельствуют о том, что человек наделен отличном чувством юмора. Одним словом, он сразу же для меня стал непререкаемым авторитетом. Впрочем, как и для всех, с кем он общается. Босс умеет завоевать доверие и расположить к себе людей, совершенно ничего не делая для этого, потому что он просто такой и есть. Способен логично, четко и ясно ставить задачи. Помогает найти пути решения проблем. За все годы работы под его руководством я смело могу сказать, что мне очень крупно повезло с начальником.

– Заходи, Кир, – кивает он.

– Босс, тут документы на подпись начальнику Управления, – протягиваю ему пачку документов.

– Хорошо. – Он забирает макулатуру и начинает знакомиться с очередным моим творчеством по обращению к начальникам подразделений. Пока он внимательно вникает в плоды моего вдохновения, смотрю на него. Все чаще и чаще я начинаю замечать в глазах начальника усталость. Не ту усталость, которая накатывает в конце рабочего дня, после ударной недели и после сдачи годового отчета, а усталость, которая по капле копится в нас годами.

Глава 3

Про Париж

Заканчиваю работу, выключаю компьютер, выхожу на улицу. В голове, как навязчивый параноидальный психоз, крутятся мысли о работе. Добираясь домой чувствую, как ноги вязнут в сугробах. В метро пушистый воротник превращается в трупик облезлой кошки, а собственное отражение в стекле напоминает мокрую курицу. Снег мелкой манкой, не переставая, с монотонной размеренностью, сыплет под ноги. Горе коммунальщиков – как всегда, крайне неожиданно зимой выпал снег… Хозяева города почему-то отрицают очевидные вещи и отказываются видеть бедственное положение уличного движения. В такую погоду хорошо бы оказаться где-нибудь в тепле… не обязательно в теплых краях, хотя бы в небольшом кафе. А почему бы не выйти на пару остановок раньше из подземелья, заполненного угрюмыми, уставшими людьми, и не заглянуть в кафешку, отложив все свои важные и не очень дела. Открывая дверь, оказываюсь в помещении с теплым, неярким светом, где нет суеты официантов и монотонного гула голосов, сливающихся в пчелиный рой. Где играет музыка, что-то французское, но не заглушая общение людей, а становясь естественным фоном. На стенах развешаны картины, напоминающие Францию времен расцвета импрессионизма, мысли сразу уносятся к Моне, Ван Гогу, Пикассо, Ренуару. Помещение разделено на небольшие зальчики, что создает атмосферу привата. Мягкие полосатые диванчики заботливо дополнены подушками-думками. На деревянных столиках с коваными завитушками ножек подрагивает пламя свечи в миниатюрном подсвечнике-абажуре. Чуть слышное соприкосновение теплого фарфора тарелки со столом – и передо мной возникает замечательный креп «Сюзетт». За соседним столом романтичный перезвон двух бокалов, а где-то за спиной чайная ложечка неспешно размешивает сахар. Пузатый чайник хранит тепло напитка. Замерзшие с мороза руки сжимают большую чашку, украшенную затейливым орнаментом, наполненную горячим чаем с имбирем и медом. Маленькое кафе с французским шармом. Кажется, что если взглянуть в окно, то увидишь не московскую промозглую зиму, а хитросплетение узеньких улочек Монмартра.

И опять захотелось в Париж. «Зачем?» – спросите вы. Понятнее для всех был бы короткий ответ: «Просто так». Просто так взять билет на утренний рейс до Парижа, потом пара часов монотонного, убаюкивающего шума турбин – и незаметное вливание в общую массу движения аэропорта «Шарль-де-Голь». Просто так взять такси до центра и вскользь, по ходу движения, прикоснуться к городу. Выйти в районе Тюильри, позавтракать в кафе на Де Опера. Ах, эти французские круассаны! Потом неспешным шагом по Риволи, рассматривая витрины магазинов, пройтись до острова Сите. Конечно же, просто так отстоять нескончаемую очередь в знаменитый Нотр-Дам, чтобы просто так посидеть там на лавочке и подумать. Затем пройтись по набережной, обрамленной платанами, вдоль лотков с книжками. Подмигнуть Эйфелевой башне и двинуться на Монмартр. Просто так побродить по запутанным улочкам, вдыхая воздух ушедших дней, и зайти в небольшой ресторанчик, позволив себе немного шикануть с обедом и выпить хорошего вина. Отдохнув после прогулок, отправиться на Шанз-Элизе. Прикупить себе приятных безделушек и пару бутылочек вина, обязательно в Nicolas. А потом обратно в аэропорт, и шум турбин самолета… А на душе навеянное Парижем спокойствие и немножечко светлой грусти. Мечты, мечты…

Чай в кружке еще теплый, поудобней устраиваюсь на диванчике, делаю большой глоток и уподобляюсь Амели с ее мелкими радостями – ломаю сахарную корочку чайной ложечкой на крем-брюле. Растягиваю удовольствие, ехать домой совсем не хочется.

Глава 4

Муж

И снова метро. Толпы пингвинов целенаправленно двигаются в человеческой пробке по переходу, впихиваются в заполненные вагоны, боясь не успеть домой. Стою на остановке, автобуса нет сорок пять минут, успевают замерзнуть даже кости. Подъезжающий автобус толпа берет штурмом, пара бабулек выступает в роли абордажных крюков, вот уже они и сумки-тележки для добычи пропихивают сквозь турникет, до криков дедков «За родину, за Сталина!» осталось немного. Бабищи с непомерными телесами расчищают себе дорогу объемными грудями, прикрывая задний фланг такими же объемными задами. Зажатая лавиной людей, проникаю в автобус. Цепляюсь за поручень, и в попытках отстраниться от автобусного хаоса, закрываю глаза.

Дом. Моя маленькая крепость, которая постоянно требует каких-то действий и работ по хозяйству. Все время в движении, по привычному кругу, не задумываясь, в силу выработанных привычек, тело само выполняет домашние дела. Заученный процесс мышечной памяти. В дверном проеме заскрежетал ключ.

– Ты опять не закрываешь дверь, – в голосе мужа слышится легкое раздражение.

– Здравствуй. Устал? – зачем-то спрашиваю я, ведь и так видно, что устал. Беру пакет с грязным контейнером из-под обеда и снова возвращаюсь на кухню. Дежурный ужин перед телевизором, практически в полном молчании. О чем-то рассказывать не хочется, понимаю, что ему не до моих душевных переживаний. Он просто устал… Поесть и, ни о чем не думая, включить программу с монотонным бурчанием телевизионных персонажей или политологов-кочевников, слоняющихся из передачи в передачу. Под этот аккомпанемент глаза сами сомкнутся, и он провалится в сон без каких-либо сновидений. Кто-то может позавидовать, глядя на нас с мужем, со стороны мы прекрасная пара. Да, мы неплохо смотримся вместе, не ругаемся и не скандалим, не выясняем отношения даже в стенах нашего дома. Но обычный многолетний быт меняет картину брака. Рутина не убивает отношения, она приводит к неизбежности перехода на другой уровень.

У Сургановой есть мудрые строчки: «Не привязывай тех, кто любит, и к любимым не привыкай…» Мы привыкли друг к другу. Наш брак не пребывает на грани развала. Наши отношения не превратились в привычку совместного проживания. Но они стали «тапошными»… Старые тапочки, местами они уже протерты, да и рисунок на них не столь ярок, как в день покупки, но они привычны и любимы. Стопа ныряет в такую знакомую растоптанную тапку, прячась в привычный уют и разношенность по ноге. Как и во многих браках, которые длятся многие годы, к нам незаметно подкралась монотонность, со временем яркие чувства стали выцветать. Кажется, мы слишком хорошо друг друга знаем, чтобы чему-то удивиться, мы перестаем вслушиваться в пустую болтовню на абстрактные, отвлеченные от семейного уклада темы, слышим только бытовые вопросы, которые надлежит решить. Чувства не стали черствыми, все так же ощущаются забота, сопереживание, но они стали пресными, в них нет не то что салюта, в них нет даже огоньков. Вечера расписаны до конца жизни – ужин, просмотр телевизора, сон. Наши отношения стали монотонны и размеренны, как тиканье будильника в ночной тишине пустой квартиры.

Глава 5

Рабочие моменты

Утро неизбежно. Кофемашина рычит и, захлебываясь, выплевывает порцию в чашку. Все по привычному кругу. Опять работа. Два часа спокойной жизни, когда еще никого нет на работе, когда мозг не загажен сторонней информацией. За два часа можно успеть сделать работу в половину рабочего дня. Захожу за почтой в пока еще пустой кабинет замов. На столе Мироныча, около аккуратно сложенной стопки документов, меня, как всегда, встречает сиротливая кружка с въевшимся налетом заварки на стенках. За компанию со своей не помытой чашкой прихватываю и ее. Я знаю, что он обязательно скажет мне: «Спасибо», – он всегда говорит так за добрые дела, а мне всегда это приятно слышать. Я тру губкой ее стенки, мылю и пеню, но заскорузлость темно-коричневой грязи упрямится и наотрез отказывается отчищаться, она уже вросла в белоснежный фарфор и стала неотъемлемой частью этой кружки.

Неожиданно ранний приход босса выбивает меня из привычной колеи. А его предложение пойти попить кофе в кабинете у Мироныча и там же покурить, тем более, дезориентирует окончательно. Сигаретный дым беззастенчиво заволакивает кабинет. Босс что-то вещает про постройку дачи, а я сижу, слушаю его и думаю совершенно о другом. «Босс, скажи, когда все это началось? Какой день, месяц можно считать точкой отсчета развала нашего отдела? Почему все пошло не так? Почему твое детище, которое ты выстраивал долгие годы, подбирая сотрудников, боролся с руководством за статус отдела, то, во что ты вложил столько сил, начало разваливаться? Почему когда-то, очень давно, наш отдел был как одна большая семья. Мы ездили отдыхать все вместе. Слаженно работали, помогая друг другу и поддерживая. Что произошло? Почему ты, человек, не терпящий подхалимства и лести, допускаешь, что ведущие партии исполняют те, кто лучше умеет прогибаться, кто устраивает выезды на охоту руководству; те, кто громче всех плачется на свою горькую судьбину и с упорством дятла стучит на своих коллег. ПОЧЕМУ?» На пороге возникает Мария. Мой маяк, мой спаситель от безумств этой жизни. Под благовидным предлогом обсуждения рабочих моментов я вместе с Машкой ухожу к себе, оставляя в кабинете сизые клубы дыма и неразрешенные вопросы.