Где живет мандариновое настроение
Как обычно, ближе к десяти, в кабинет зашаркивает Алена Егоровна. Переодевшись, она куда-то устремляется, но через пять минут снова возникает уже с какой-то неопределенной тряпкой в руках. И тут начинается действо. В непонятной позе скрученного параличом ламантина, повернувшись к дверному проему пятой точкой, она начинает протирать высохшие и свежие следы от обуви сухой тряпкой. Мы с Машкой, замерев и боясь пошелохнуться, наблюдаем за ее движениями, поскольку за ней отродясь не водилось склонности к порядку и чистоте. Судя по тому, что она пытается произвести какие-то действия сухой тряпкой по почти сухим следам, сие деяние ей действительно в новинку. Как по волшебству, неслышно, около двери возникает пришедший ко мне сотрудник подразделения. Завидев эту картину, парень цепенеет, не в силах даже поздороваться. И тут наши с Машкой нервные системы и здравые рассудки дают сбой. Как две здоровые кобылы, мы начинаем истерично ржать. Аленушка испуганно подпрыгивает, бросая кокетливо-смущенный взгляд на пришедшего, а нам с Машкой достается взгляд, полный ненависти. Покраснев от притока крови к лицу, от физических упражнений и злобы, размахивая грязной тряпкой, Алена в спешке покидает наш кабинет. Действо закончено. Бурные аплодисменты, переходящие в овации.
Через пару часов, уже в предвкушении обеда, в приподнятом настроении, бодро шагаю по коридору с полным чайником. Навстречу мне, из кабинета начальника, с победоносно гордым видом выплывает Алена Егоровна, затем, отводя глаза в сторону, проходит Мироныч, последним появляется сам босс. Его взгляд полон презрения ко мне… За ворот мне как будто кто-то запустил горсть муравьев, чайник скособочился, намочив обувь, а в глазах застыл вопрос: «За что, босс, что я такое натворила?» В мир реальности меня вернула Машка, ухватив чайник за бока и спасая его от окончательного опустения. Весь обед прошел в состоянии полного коматоза, в бездумном разглядывании ручки шкафа и в попытках упорядочить сумятицу в голове. Ничего не придумав, иду курить. Курение, как правило, стимулирует мой мозговой процесс, хотя я прекрасно понимаю, что это самообман и самовнушение, но все равно мне почему-то так проще сконцентрироваться и собраться. В курилке натыкаюсь на все тех же, но без Алены. Уже изрядно отобедав и откушав явно не только пищи, но и горячительных напитков, Мироныч отзывает меня в сторону и, нахлобучив капюшон так, чтобы не видно было его глаз, начинает доходчиво объяснять, чтобы я не смела больше никого ни с кем обсуждать. Первая реакция, уже ставшая для меня сегодня нормой, – это шок, что за хрень он несет. Потом, вспомнив потуги Алены Егоровны с полом и тряпкой и наше с Машкой веселье, начинаю осознавать весь этот бред. Злясь на абсурдность происходящего, заявляю, что не собираюсь давать подобные обещания, поскольку имею свою точку зрения. А про себя добавляю: «То, что ты ввязался в бабские дрязги, не делает тебе чести как мужчине. А то, что, ввязавшись в эту куриную войну, даже не попытался разобраться в ней, показывает, что ты далеко не лучший руководитель. И то, что ты поверил этой курице и тому, что она наплела, говорит о твоем не слишком остром уме». Прищуриваю взгляд и по-мужски, щелчком, отправляю недокуренную сигарету в урну, туда же устремляется и мое хорошее отношение к этому человеку. Курить как-то резко расхотелось, как и оставаться в его обществе. Резко разворачиваюсь и ухожу. Тошно. Одно из самых мерзких ощущений – разочарование. Разочарование в людях, даже не в близких, бьет по сознанию, отправляя в нокаут.
Хорошо, когда есть подруги, но знаю, что задушевные посиделки не принесут спокойствия. Их понимание и согласие с моей точкой зрения – это всегда хорошо, но сейчас не то, что мне по-настоящему нужно. Следует абстрагироваться от всего, «подумать ногами», посмотреть на все со стороны. И вот я уже на вокзале, сжимаю в руке билет на поезд. Однодневная поездка за раздумьями.
Питер встречает вокзальной суетой. Санкт-Петербург стал похож на красивую открытку, а Невский превратился в витрину модного бутика, заполненного сплошь брендами. Парадные фасады домов сияют чистотой и свежими красками, а окна смотрят на улицу пустотой равнодушия. Невский – лицо помпезности и роскоши города. Но во всем этом, мне кажется, есть фальшь, ненастоящесть, в нем не осталось самого Питера, его души. Но остались питерские дворы. В любой подворотне открывается вся сущность моего Питера: его грязные колодцы дворов, где обшарпанные стены домов жадно тянутся к небу, но солнце не может заглянуть в мутные глазницы оконных рам. Город похож на людей… За красивой одеждой порой прячется весьма гнилое нутро. Питер срывает с людей одежду, показывая человеческую суть. За приветливой улыбкой прячется фраза «ты тут не нужен», а за солнцезащитными очками – равнодушный взгляд. Рваное небо, окаймленное колодцами дворов, с проходами – переходами в другие, ничуть не лучше дворы, в них можно заблудиться и сгинуть навеки. Облупившиеся стены домов – с них сорвали кожу, и теперь они чувствуют этот мир каждым своим нервом. Ржавые водосточные трубы – рваные вены. Сгнившие пожарные лестницы – иллюзия спасения от пожара, крах надежды. В каком-то дворе валяются обрывки мишуры, конфетти и прочих атрибутов Нового года. К мусорному контейнеру сиротливо жмется уже давно никому не нужная елка, по снегу стелется серебристый дождик. Пересекаю двор, втаптываю в снег и грязь чей-то праздник, чей-то уже отпразднованный Новый год, так бездумно выброшенный кем-то.
Ближе к вечеру я добралась до набережной. Сфинксы, рожденные под знаком близнецов, смотрят на окружающий мир с высокомерным равнодушием, им нет дела до проходящих мимо людей, до этого города, до бренности мира. Все это и есть Питер. Я вдыхаю воздух города, и суть вещей становится яснее. Этот город сделал мне подарок, я получила ответы на свои вопросы. Стук колес успокаивает и клонит в сон. За окном проносится жизнь. Питер не держит меня. Со спокойной душой я возвращаюсь домой. Но Москва не простила мне маленькой измены, встретив очередным циклоном, ветром, несущим в лицо мелкие иглы мокрого снега.
Глава 6
Увольнение
Очень часто мы планируем начать новую жизнь с понедельника. Я не планирую, у меня вообще нет планов. Шагаю на работу – две сигареты без планов на день, неделю, год. Каждый шаг в сторону работы дается через «не хочу», как будто на ногах оковы с пудовыми гирями, все естество сопротивляется. А в голове раз за разом возникает взгляд босса, вызывая в душе очередную волну душевного озноба. Последние события изменили мое отношение к работе. Никогда не работала «лишь бы отстали», всегда на результат, а сейчас не хочется даже «на отвали», не просто не хочется, а приходится затрачивать все силы, чтобы хотя бы присутствовать на работе. Мне никогда не нужны были хвалебные оды и вымпелы ударника труда, достаточно было просто хорошего отношения. Всю свою трудовую жизнь работала с душой, с интересом, а сейчас просто остановилась и стою, как будто какой-то стержень, основу вынули. За двадцать лет на одном месте сродняешься даже со стенами, становишься частью не только коллектива, но и самого здания. Захожу в отдел… это не мой отдел, какое-то уже все чужое. Привычное жужжание техники не располагает к работе. Завариваю кофе и перетасовываю маски сладкой дурочки, тупого быдла, деревенской простушки и прочих персонажей, выбирая маску на сегодня. Любую – но ни в коем случае не показывать усталость и слабость, обиду и боль. Делаю над собой невероятное усилие и направляюсь на разговор с начальством. Застаю босса и его зама за утренним чаепитием.
– Доброе утро, – как ни в чем не бывало, здороваюсь. В ответ получаю кивок головы зама.
– Доброе, Кира. Ты чего хотела? – любопытствует начальник.
– Босс… – У меня происходит заминка, а потом, закусив удила, с отчаяньем самоубийцы, уже сделавшего шаг из окна Москва-Сити. – Босс, я вчера подходила к Миронычу с вопросом о поездке на базу. У нас действительно накопился ряд вопросов, которые надо там решить. Есть неточности и расхождения, надо найти ошибки. Мироныч сказал, что у нас все в порядке и никуда ехать не надо, – при этом, не стесняясь, смотрю прямо в глаза Миронычу. В данный момент у него нет спасительного капюшона, которым можно прикрыть глаза.
– Я такого не говорил, – с абсолютной верой в свои слова заявляет он. Что ж, очередная волна выборочной амнезии, удобной для него. Пусть. И тут меня прорвало. То, что было очень страшно сказать, но надо, само срывается с губ:
– Я просто решила увольняться, не хотелось бы вот так уйти, оставив что-то недоделанным.
– Хорошо, поезжай, – соглашается со мной босс. Но в его взгляде удивление, он явно не ожидал, что я решусь уволиться. Мироныч не то чтобы не ожидал, он не верит. Мне это уже не важно, я сделала свой выбор, сказала то, что должна была сказать. Мир не рухнул, и даже земля не ушла у меня из-под ног. Только очередная волна удушья и озноб, идущий из души, добрались до сознания. Сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладошки, только бы не показать свои чувства, не проронить ни капли эмоций. Разворачиваюсь и выхожу. Тело не очень слушается, а в голове какой-то винегрет. Открываю соседнюю металлическую дверь и вытаскиваю некурящую Машку на перекур. В курилке сбивчиво и не очень внятно пересказываю сегодняшний поход к руководству и последствия моего выступления. Три сигареты за раз, с глубокими затяжками – немного отпускает, тело начинает адекватно реагировать на импульсы мозга, но больших изменений пока нет.
Каждая поездка на базу – как мини-отпуск. Во-первых, я избавлена от поездок в общественном транспорте. Машина – мой маленький мир, обустроенный под меня. Мое пространство. Возможность в любую минуту прикурить сигарету или сделать глоток кофе без опасений, что в самый неподходящий момент пихнут в бок. Музыка под настроение, исполнитель и громкость звучания на мой выбор. Жизнь гораздо яснее и четче через окно лобового стекла, нежели аквариумного стекла автобуса. Еду, наблюдаю за происходящим вокруг. Солнце скользит по крышам домов. Оно не цепляется за шпили башен, а спешит подняться выше, набрать силу, чтобы осветить мир. Зимнее солнце не может растопить снег, оно морозно, его лучи еще не жгут глаз, они просто светлы. Солнце разбрызгивает в жизнь золотую пыль. Мир превращается в огромный кусок янтаря, в котором почему-то не застыло время, в котором продолжается жизнь с движением, поступками, мыслями, чувствами. Живой кусок янтаря. Спешу на работу, нога прижимает педаль газа, а сама вспоминаю похожий день, когда мир тоже был бесценным, причудливым янтарем. Янтарь с вкраплениями чувств, трещинками эмоций, причудливыми формами жизни, дарящий и благодарно принимающий тепло души. Движение времени, океан жизни шлифует кусочки янтаря, доводя до совершенства солнечный камень – камень, в котором живет душа.
Во-вторых, вроде бы и работы не меньше, а то и больше, но дела там спорятся, легче работать, нет массы раздражающих факторов. Сижу в каптерке «папы Карло», в окно светит солнышко, попутно из щелей залетает сквозняк, аж небольшой флажок на столе развевается.
Оказывается, это великое счастье – спрятаться от всех и сидеть делать свою работу, чтобы никто не дергал.
Делать то, что понимаешь, знаешь и любишь, трудиться в свое удовольствие. Я почти забыла, каково это. По всей видимости, и о московских пробках успела позабыть, полностью погрузив себя в работу. Дороги, магистрали, шоссе. Пишу письмо шинами автомобиля.
Асфальт – чистый лист жизни. Сплошные – разделение жизни на «до» и «после», прерывистые – попытка свернуть в другую сторону. Мигающие светофоры – дежурящие постовые. Театр начинает свое представление. Мой помост – асфальт дорог, мои софиты – уличные фонари. Каждый поворот руля – это импровизация. Сколько же тут актеров. Каждая машина играет свою роль. Вот прилежный семьянин спешит домой, припозднившись с работы, лицо усталое, мысль одна – добраться до дома и спать, не слушать бесконечный монолог жены, молча, тупо проглотить макароны с сосиской и спать. Его Nexia, как он считает, едет быстро, но крайне осторожно – включен автопилот мысли о доме. На самом деле, на скорости 50 км/ч в левой полосе не катаются. Мимо проносится Mazda – музыка бьет гейзером из каждой щели – подмосковная молодежь куражится. Движение по клубам с целью набрать побольше очков в понтовости и закадрить побольше телок. А вот новенький Lexus с новомодными примочками проносится мимо, стараюсь держаться подальше от «золотой молодежи», ведь игра в пятнашки до добра не доводит. Большой черный джип – весьма представительный господин в дорогом костюме с бандитской физиономией ведет серьезную беседу по сотовому, а ведь мне казалось, что лихие девяностые прошли, ан нет – они перетекли вот в таких господ. Выражение лица: ему все кругом должны, и на дорогах в том числе, так что не стоит утруждать себя включением поворотников. Обгоняю тонированную шаху – хатчмобиль. Но тут все ясно: хотите получить адреналин в кровь – пользуйтесь услугами арбузных баронов. Москва – разношерстная столица, и на помостах асфальта играют разнообразные актеры. В Москве не бывает пустых дорог, где-нибудь, да встанешь в пробке. Добралась до центра – стою в пробке, наблюдаю за жизнью. Вот две машины с мигалками не могут разъехаться на разделительной полосе. Забавно.
Кругом огни, вот они, белые ночи Москвы. В центре не бывает ночей, тут вечный день и вечный праздник. Дорогие магазины, дорогие машины, дорогие люди. Внутри рождается отторжение этой дорогой жизни. Нет злобы, раздражения, просто неприятие огней мигалок и магазинов. Еду дальше. Из-за новых домов «Барби» выглядывает угол старого здания с одиноким окном в глухой стене, и душу заполняет тоска по Питеру.
И вот мечта о Питере осталась позади. Из толпы пешеходов взгляд выхватывает человека. Просто человека. Без гламурного лоска, обыкновенного, буднично одетого. Он бодро шагает в сторону метро. Провожаю его взглядом, рассуждая о том, кем бы мог быть этот человек. Примеряю на него маски и слепки разнообразных персонажей, специальностей, личной жизни. Толпа пешеходов отдала почести полосатой «зебре» и прошествовала дальше, по своим очень важным делам. Опять парад мигалок, и все жмутся, пропуская тонированные стекла, за которыми прячутся «слуги народа». Тормоз – газ машинально, дорога домой на автопилоте. Бреду сквозь вязкую реку пробок. Лицо озаряется красным огнем стоп-сигнала впереди стоящей машины. Кругом огни. Подмигнув в ответ мигающей стрелке светофора, наконец-таки вырвалась из сонного царства пробки.
Пару минут спокойного движения, и вот я ставлю автомобиль на сигнализацию – мое выступление на сегодня окончено.
Глава 7
Азбука
Через две недели рапорт на отпуск с последующим увольнением со всеми подписями и визами лежит в отделе кадров. Свобода. Но осталось еще одно дело. Длинный, затянутый в узел бесконечности сквер. Он настолько нескончаем, что, бредя по заснеженной аллее, я окончательно тону в своих тараканьих мыслях, вороша квинтэссенцию памяти.
Ставя подпись в свидетельстве о регистрации брака и счастливо улыбаясь выбранной половинке, а также родственникам и друзьям, столпившимся у ЗАГСа, люди, как правило, не планируют завести себе любовниц или любовников. Такой поворот не вписывается в наши планы. Все происходит случайно, без расчетов и планов. Связь на стороне от семьи… у всех, наверное, это происходит по-разному, у всех, впутавшихся в подобные истории, свои причины. Кто-то, неудовлетворенный количеством и качеством секса, заводит интрижки, разбавляя привычность семейной постели и пополняя свой сексуальный опыт. Кому-то просто не хватает общения, понимания и поддержки, для них это маленький тайм-аут от постоянного выноса мозга или вечного брюзжания их второй половины, их маленькое тайное убежище. Для кого-то это попытка разбавить пресность семейного быта, вспомнить почти забытые ощущения влюбленности, когда способен на чудеса. У каждого свои сказки для двоих. Любовники для тела, для разума и для души. Говоря «любовники», мы забываем про суть этого слова. Все же производная в нем – любовь. Есть сексуальные партнеры, есть друзья, а есть любовники. Любовники – страна зазеркалья, где живут охотники за иллюзиями, ловцы миражей, вечные пилигримы парков и кафе, визитеры гостиничных номеров и съемных квартир, коммивояжеры с ключами от дверей в никуда. Любовь на пару часов. Любовь с секундомером в руке. За отмеренное администратором время успеть все, прожить маленькую жизнь. Отдать все, получить все – на износ души и тела. Танец рук, слиянье душ. Любовь взахлеб, переступая черту. Однажды я тоже стала одной из тех, про кого поется в песне: «Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино…» Такой же ловец иллюзий, пытающийся поймать свое счастье и привести к равенству неразрешимую задачку со всеми известными.
На свете существует несметное количество программ, сайтов, ресурсов для общения людей. Мы впускаем их в свою жизнь, развлекаем себя в рабочее время видео- и фото-спамом, тратя вечерние часы, проведенные дома; при общении с друзьями мы тоже частенько заглядываем в телефон. Мы создаем свой мирок, играем, живем в нем. Через смайлики передаем эмоции, как азбуку Морзе, отбиваем чувства. Через мерцание экрана пытаемся разглядеть родную душу. Интернет – это мир, мир человеческих иллюзий. В каждом человеке свой мир. Мы действительно рисуем его себе и в нем живем. Рисуем огромные мегаполисы, когда нам одиноко, обволакивая себя сотнями контактов из сети. Создаем маленькие заброшенные домики в горах и сбегаем туда, когда есть родственная душа, и разговор переходит в приват. Когда нам грустно и плохо, там идет снег и тихо ложится на опавшие и заблокированные контакт-листы. Мы замерзаем, и пальцы сводит от холода. Но стоит услышать доброе слово, и снег перестает валить хлопьями, а на горизонте встает солнце – теплое, ласковое, нежное.
Когда тянет на размышления, там идет дождик, и мы бредем куда-то, думая о своем, не обращая внимания на случайные запросы авторизации. Восторг, восхищение – солнце обжигает кожу. Это целый мир. В таком мире иллюзий я познакомилась с человеком, который стал для меня очень многим в жизни. Он первый прислал сообщение: «Привет, пернатая». Аватарка девочки с черными крыльями подсказала ему правильное обращение ко мне.
Он заглянул на сайт знакомств от нечего делать, немного отвлечься от рабочего процесса, без цели найти кого-нибудь, просто поболтать. Наша ни к чему не обязывающая болтовня переросла во что-то большее, чем случайное знакомство. Мы, как два магнита, на космических скоростях притягивались друг к другу, нас обоих все больше и больше затягивал водоворот отношений. Через полгода каждодневной переписки, все более открытой, раскрывающей душу, я стала замечать, что, читая его письма и сообщения в сети, чувствую его дыхание у себя за спиной, он был рядом, очень близко, а я боялась обернуться, чтобы не спугнуть этот мираж. Понимая неизбежность притяжения, мы вышли из мира интернета в реальность.
Он оказался простым человеком, с непростыми серо-голубыми глазами, меняющими свой цвет от погоды или настроения. Дмитрий Волков, Митька, Сказочный зверь, Чернослив и еще куча нелепых прозвищ. Я влюбилась, влюбилась окончательно и навсегда. Полюбила и приняла. Я никогда не идеализировала его. Всегда принимала таким, каким он был, со всеми достоинствами и недостатками, принимала полностью и безраздельно. Он уходил от меня, сославшись, что ему тяжело разрываться между мной и женой, но, наверное, все же это была отговорка, хотя… не знаю… Главное, что потом он все равно вернулся.
Недавно наткнулась на нашу с ним переписку многолетней выдержки. Письма длиною почти в четверть жизни. Терабайты переписки, тонны эмоций всех видов; километры чувств почти всех сортов; пучки фраз; поштучные, авторской работы, слова. Колоссальный объем всего невозможного. Что-то отправлялось ему, что-то откладывалось в стол, что-то зарывалось на дно сундука. Открыла крышку, перетряхнула скопившуюся писанину… рукописи не горят, и писанина тоже не горит, она истлевает от времени, становясь трухой и прахом. И все же я храню. Пересыпаю осколки нашей переписки из ладони в ладонь, какие же они… как будто не отсюда, не про нас, вытаскиваю переписку наугад, хаотично и без разбора, даже не пытаюсь, не хочу собирать их в единое целое. Память в чистом виде. В памяти всплывают строки нашей старой переписки.
Волк: «Уже соскучился… ты мне и правда нужна… я не знаю, как тебе объяснить это… чудо мое… глюпый ты мой птиц… мне нравится быть с тобой и ощущать тебя рядом… у нас все будет хорошо…»
Глип: «Не знаю, что будет, но от твоего письма… Как-то сразу тепло становится. Что-то внутри сжимается, и душа согревается. Такая нежность просыпается. Я сейчас вспомнила, что могу свернуться в маленький комок перьев и угнездиться у тебя в ладошках. Как же в них дивно. А если будешь плохо себя вести, могу даже клюнуть тебя пару раз))). Я вредный ведь птиц!»
А вот последнее письмо, отправленное ему:
«Привет, Митька, мое с кисточкой тебе и просто трям.
Думаю о тебе… ты сейчас далеко. Скучаю? Странное оно, это слово… «скучаю» – пробую это слово на вкус… оно похоже на резиновый мячик, оно так же упруго и так же бойко язык отскакивает, как мяч от стены. В нем нет мягкости. «Скучаю» – не мое слово… моя жизнь не дает мне никаких шансов на скуку, все как-то некогда. «Скучаю по тебе…» – размазано розовыми соплями мимишных смс – вина человечества, слишком затаскано. Только когда вижу тебя, когда ты рядом, до меня начинает доходить вся нехватка тебя за прожитое время, и я начинаю сразу же впитывать тебя, платой за уже истекший период времени и немного авансом про запас. Кутаюсь в мысли о тебе… ты всегда рядом… Память моя – погружаюсь в теплую негу воспоминаний о тебе, прикрываю глаза и снова оказываюсь… череда гостиничных номеров и квартир, калейдоскоп интерьеров, но это все фон, это все неважно… там есть ты… Всегда помню твои глаза, затем по спине пробегают мурашки – помню твои руки, прикосновения, а еще твое дыхание, голос… десертом вспоминаю твою улыбку, она у тебя такая настоящая… помню тебя. Теплая волна… Нежность моя – все так же с закрытыми глазами тянусь к тебе, чтобы отдать все то, что рождается в душе, но что невозможно в полной мере понять и облечь в слова…
Самое удивительное то, что, несмотря на безумные события дней, ты все равно где-то на подсознательном уровне присутствуешь, и мысль о тебе успокаивает сознание. Некоторые дамочки носят в кошельках фотографии своих близких… никогда не понимала этого… Зачем? Ведь ты… Мне не нужна твоя фотка в кошельке, у меня есть гораздо больше, чем выхваченная фотоаппаратом секунда жизни, глубже, чем кошелек с разменной мелочью… ты настоящий… во мне, в душе, в сознании, «под кожей». Не умею складно говорить, но смею надеяться, что ты понял, что я хотела сказать. А еще очень греют твои письма… пусть пара строк, но… так тепло от них… – улыбаюсь. Ну вот… немного выдохнула, теперь с чистой совестью можно пойти в душ и смыть с себя остатки этого дня, а затем броситься под одеяло и, закрыв глаза, вспомнить тебя… и только после этого со счастливой улыбкой заснуть».
Неспешно бреду на свидание, а мысли – как разноцветный клубок ниток, перепутанный каким-то зверьком. Обрывки наших встреч, наших писем, нашей жизни. «Мой?» – и в ответ чуть заметная улыбка в уголках губ; прикрытые глаза в знак согласия. Со священным трепетом произнести сокровенную фразу «мой Митька». Начиная слово, губы слегка сжимались в нерешительности, в боязни спугнуть чудо, а затем выплескивались все чувства, вложенные в такое простое и обыденное слово «мой». «Мой» – спелая лесная малина: «м» – придавливаешь ягоду и чувствуешь сладкий сок, «о» – маленькие косточки шероховато перекатываются языком, «й» – то протяжное, сладкое послевкусие, остающееся в памяти. Буквы, слова… все они рождены нашими встречами, нашей жизнью. Это азбука, выведенная рунами на наших линиях жизни.
А – Август. Месяц, в котором он вернулся ко мне. Обретенный мною конец августа. Вдрызг пьяный август. Мы сидели и пили с ним коньяк на кухне, болтали о какой-то чепухе и смеялись, но где-то там, где вертится веретено человеческих судеб, уже все было предрешено, наши линии жизни снова переплелись. Мы пили коньяк, и он был рядом в этот августовский, такой нереальный вечер.
Б – Башенки. Маленькая кухня в пятиэтажке, за окном башенки отремонтированного дома. Наш с ним спор на желание по поводу этих башенок. Так и не исполненное им и не загаданное мною желание. Близость – от истоков души древней вязью бежит по венам, прорастая в узорах ладоней, сплетаясь в единый орнамент при соприкосновениях рук.