Люди до. Новая история

Госпожа Варн замечает мой взгляд и еле уловимо кивает мне. Она меня узнала? Я не успеваю прочитать в ее глазах ответы, потому что она опускает голову в свою тарелку и черпает последнюю ложку из своей миски, кладет ложку на стол и смотрит точно так же, как остальные, перед собой, подавая знак окончания принятия пищи. Когда все присутствующие в комнате смирно сидят около минуты, звучит громкий звук, оповещающий окончание обеда. Не сговариваясь, женщины поднимаются со своих мест, медленно продвигаясь к двери, что противоположна той, из которой появилась я. Я иду ведомая потоком, то и дело, оборачиваясь на Кару и выискивая глазами госпожу Варн, которая скрывается за дверьми и теряется в тусклом коридоре.

После ярко освещенной комнаты, войти снова во мрак, непривычно для моих глаз, и я промаргиваюсь, приводя зрение в порядок. Через некоторое время, я снова привыкаю к освещению и начинаю различать коридор, вдоль которого мы движемся и открытые двери, расположенные с правой стороны от нас. В них постепенно заходят женщины из нашей цепочки, а мы продолжаем идти дальше, пока Кара, идущая следом за мной, не берет меня за руку. Я оборачиваюсь к ней.

– Куда мы идем?

– Шшш, – издает она звук, призывающий меня к молчанию, и продолжает шепотом, что еле различим в звуках шагов, – твоя комната, находится через четыре, следующих за этой. Ее номер 125, запомни. – Она прекращает говорить, но не отпускает мою руку, а проделывает какие-то манипуляции, разжимая мои пальцы, что плотно сцеплены, он волнения. Она вкладывает мне в руку бумагу и поворачивает к двери номер 124. Напоследок шепнув «Не читай, пока они не выключат свет»

Я оборачиваюсь на нее, немного замедляя шаг, но вскоре в мою спину начинают толкать чьи-то руки, и я захожу в свою сто двадцать пятую комнату. Мои пальцы, все так же сжаты в кулак, только теперь еще крепче, чем раньше. Я храню в них что-то ценное, что позволит мне понять что-то. А может, и нет, но я не рискую ослушаться девушку, что проявила ко мне внимание, и следую ее наказаниям.

Попав в свою комнату, я даже рада, что она освещена и в ее обстановке имеется кровать, столик и стул. Больше ничего, но это уже что-то. По сравнению с теми условиями, что были предоставлены мне ранее – это шикарная комната. Я с разбегу падаю на кровать и как можно незаметнее засовываю бумажку, переданную мне, под резинку своих серых штанов. После этого я просто лежу и позволяю себе расслабиться, вытянув ноги, и руки вдоль туловища и прикрываю глаза, отдыхая от впечатлений. Я обдумываю произошедшее со мной и делаю вывод, что сейчас вечернее время суток и пища, которую мы принимали – была нашим ужином. Это единственное объяснение того, что все разошлись по комнатам, готовясь ко сну. Предположить, что из этих небольших помещений можно выйти только для того, чтобы пройти в столовую, я боюсь. Ведь это означает плен, из которого мне нет выхода. Это безысходность, которую я не хочу принимать на себя, раньше времени. Я хочу разобраться во всем этом и лучше делать это постепенно, не шокируя себя заранее, неверными рассуждениями.

Неожиданно для меня, гаснет свет и в комнате становиться темно. Я не вижу даже своих рук. Как же я могу прочесть содержимое листка, переданного мне, если вокруг так темно? Я уже паникую, но переведя дыхание, решаю подождать, пока мои глаза привыкнут к темноте. Когда проходит около пяти минут, а светлее для меня не становится, я сажусь на кровати, не желая мириться с этой темнотой. В эту минуту, в коридоре, по которому мы шли, загорается тусклый, красный свет. Этого, конечно, мало, но должно хватить. Еще радует, что наши двери не закрыты, хотя я не уверена, что ходить по коридору в ночное время – разрешено. Я снова ложусь на кровать, лицом к подушке и тихонько достаю из-под резинки штанов, записку. Расправляю ее, как можно аккуратнее, но в тишине, что окутывает меня, этот звук кажется мне слишком громким. Я оглядываюсь по сторонам и замираю на несколько секунд, прислушиваясь, не идет ли кто за мной. Все тихо. И напрягаю глаза, чтобы прочесть написанные буквы, расплывающиеся нечеткими контурами у меня перед глазами.

«Мы с тобой!»

Я кручу листок, снова пытаясь увидеть что-то еще, переворачиваю на другую сторону, но там нет ничего, кроме этих трех слов.

«Мы с тобой»?

Что это значит? Может это обычное приветствие всех новеньких этого места? Тогда для чего такая таинственность, если эти слова не несут за собой никакого смысла? Они должны что-то значить. Иначе все это придает окрас сумасшествия. Или я схожу с ума, или меня принимают в свои ряды – уже сошедшие с ума, бывшие граждане Основного города. Должен быть смысл, до которого я пока не могу дотянуться. За всеми этими мыслями, что роятся в моей голове, я не замечаю, как засыпаю и вижу тот же сон, что недавно напугал меня. Тот же коридор и Тим, стоящий в противоположной от меня стороне, освещенный солнечным светом. Я снова бегу к нему, а он не приближается, не смотря на пройденные мной меры. Я падаю на колени и начинаю рыдать, от безысходности, закрывая лицо руками и выкрикивая «Почему?». Потом поднимаю глаза, рассматривая его, вглядываясь в его глаза, ища в них ответ. Он все так же красив, а в падающих на него лучах, выглядит прозрачным и ярким. Я стираю слезы со своих глаз и встаю на ноги, я просто стою и наблюдаю, как он улыбается, разглядывая меня. А потом он произносит «Мы с тобой!». И я просыпаюсь, от его голоса, так больно режущего мою память, своим приятным тембром.

Глава 3.

Еще несколько минут, я лежу в полной темноте, пытаюсь понять, где я, и что со мной случилось. Когда все события разложились в моей памяти в своем порядке, я слышу сигнал, оповещающий нас о наступлении утра. Он пищит так громко, что даже тот, кто не желал просыпаться этим утром, подскочил в своих постелях, я уверена. Я поднимаюсь, гадая, что же мне преподнесет этот день и стану ли я ближе к своей цели, или она снова отдалиться от меня, пустым ожиданием. В моей руке, крепко сжат листок, с посланием. Я зажимаю его еще сильнее и мну в руке, чтобы превратить листок в разорванные клочки. Не думаю, что будет хорошей идеей, поделиться с кем-либо из служащих этой информацией. Когда, я ощущаю ладонью, что ничего от записки не осталось, кроме мятых обрывков – я встаю с кровати.

Женщины из соседних комнат, уже идут по коридору, и я проникаю в тот поток, вливаясь тонкой струйкой в бурную реку. Теперь мы идем в другом направлении от столовой. Я выискиваю глазами Кару, но не вижу ее, за спинами других женщин. Разные лица мелькают передо мной и каждая из них, пытается взглянуть на меня, словно я новая игрушка в их доме.

Мы доходим до комнат, за дверьми которых, слышен шум воды. Это душевые, похожие на ту, в которой я была недавно, но только намного больше. Каждая, рассчитана на шесть человек. Кабины разделены стенами по бокам, но совсем не имеют двери, закрывающей от посторонних глаз. Я чувствую себя неуютно, раздеваясь перед всеми, напоказ. Но, несмотря на это, не могу лишить себя возможности, принять утренний душ. А еще, у меня есть задача – выбросить в слив остатки записки, чтобы даже следов от нее не осталось. Я уверена, что поймай меня кто-нибудь из служащих за руку с такими сведениями, то сразу упекут обратно, за попытку сговора с местными. Закрываю глаза и перебарываю себя, снова. Я должна следовать их правилам. Захожу под струи горячей воды и расслабляюсь, от удовольствия, которого была лишена, долгое время. Из руки плавно опадают обрывки бумаги и вместе со струями воды утекают в слив. Теперь – спокойнее. На водные процедуры было отведено мало времени, я это не сразу понимаю, а когда замечаю, что осталась одна, выскакиваю, наспех вытираясь, и влезаю в свежую одежду, что вновь оказалась на месте старой, пока я была занята, и не следила за происходящим вокруг. Я догоняю последнюю из уходящих по коридору женщин, и касаюсь ее рукой, чтобы задать свои вопросы. Она охотно оборачивается, и улыбается мне. Ее лицо, кажется мне знакомым, длинные кудрявые волосы до плеч, карие молодые глаза и ярко-алые губы. Может мы виделись где-то в Основном городе, раньше, в школе, или на улицах.

– Извини, я не знаю, куда мне следует идти дальше. – Я выискиваю в ее глазах ответ, но она не намерена скрывать от меня что-то и с радостью выдает мне информацию.

– Конечно, иди за мной, сейчас будет завтрак. Все тоже, что и ужин, только короче. А после будут индивидуальные занятия. Не могу сказать, куда тебя пригласят. Нам выдают записки с номерами комнат, куда мы должны пройти. Это увлекательно, каждый раз, что-то новое. – Она рассказывает о своем заточении в этом здании с таким энтузиазмом, что мне, вся эта ситуация, невольно кажется отвратительной. Как возможно полюбить то, что тебя держат в клетке, и иногда позволяют перемещаться в заданном направлении. Глупо.

Возможно, девушка, заметила мое замешательство на лице, потому как не стала больше навязывать свое общество, а развернулась и весело пошагала к столовой. Я иду за ней, а сама, тайком, осматриваю коридор и комнаты, что сейчас не заперты. Обстановка в них столь же мрачная, как и в моей комнатке. Лишь кровать и тумба. В некоторых комнатах стоит две или три кровати. Больше никаких отличий я не различаю. Вот только почему моя комната одиночная, а кому-то дозволено общение? Они что, что-то особенное сделали? Или не сделали? Или меня все еще стараются держать обособленно – опасаясь, что я что-то могу сделать с их устоем, нарушить и поколебать их авторитет, рассказав то, что не каждому следует знать. Это было бы просто, но я не могу сейчас себе этого позволить. Нужно послушной овцой идти на заклание, чтобы не вызвать лишних подозрений, лишь в самый последний момент, когда они потеряют бдительность – взбрыкнуть.

Двери столовой распахнуты настежь. Они растворяют в себе подошедших девушек и манят запахами пищи. Эти запахи искусственны, как и жизнь за этими стенами. Все фальшь. Обещая нам защиту и покровительство, они создали тюрьму, в которой охраняют себя от нас, а не наоборот.

Я вхожу, следом за осчастливленной ожиданием порции каши, девушкой, и подхожу к раздаточному столу. Тут скапливается небольшая очередь, но никто не торопит друг друга, наоборот, каждая спокойно ожидает своего момента, чтобы окунуть половник в большой чан с дымящейся кашицей. Это – так напоминает мне Основной город. Девушки давно не принимают лекарств, но привычки выработанные годами, никуда не делись. Все та же сдержанность сквозит в каждом жесте и взгляде. Я не вижу озорного огонька в глазах, или бурно жестикулирующих, беседующих между собой женщин, как могло быть в Новом мире, в Коммуне. В отличие от них, я нервно переминаюсь с ноги на ногу и беглым взглядом, пытаюсь вычленить знакомые лица, из присутствующих на завтраке женщин. Но вновь убеждаюсь, что мамы здесь нет. Вместо нее, я вижу, среди сидящих за столом женщин, морщинистое лицо, когда-то властной женщины, члена совета пяти. Сейчас она больше напоминает замученную жизнью старушку, склонившуюся над своей кашей. Но вот, она поднимает на меня глаза, и я вижу, тот же волевой взгляд, что когда-то видела на заседании Совета пяти. Она расспрашивала меня об истории Основного города, зная и слыша ее не в первый раз, с оживлением оценивала мои успехи в этой области. Сейчас она смотрит на меня, все с тем же любопытством и интересом. Она, определенно, узнала меня. Но я не могу прочесть в ее глазах ничего больше. Только силу и непреклонность! Меня это поражает. В ее то возрасте!

Девушка сзади, слегка касается меня рукой за плечо, продвигая вперед. Моя очередь накладывать себе еду, и я выскребаю остатки каши из кастрюли, оставляя на дне еще немного, для тех, кто стоит за мной. Иду на свободное место, и усаживаюсь за стол. Женщины, что сидят рядом со мной, немного сторонятся, освобождая мне больше пространства за столом. А я не могу начать есть, пока снова не встречусь взглядом с госпожой Варн. Она сидит, уткнувшись в свою чашку, а когда снова поднимает на меня глаза, то, еле заметно, машет головой из стороны в сторону. Не знаю почему, но я ее слушаюсь и отвожу глаза. Доедаю свою порцию, немного быстрее, чем остальные, но сижу за столом, пока все не закончат, есть, и пока снова, не раздастся этот оглушающий сигнал. Неподалеку сидит Кара, интересующая меня девушка, из всех, кто сидит здесь. Она кивает мне и снова опускает глаза. Я следую ее примеру, пока не поняла, как здесь все устроено. Раздается сигнал, от которого я, единственная, из всех вздрагиваю, вместо того, чтобы спокойно встать со своего места, как они. Немного отдышавшись, поднимаюсь со своего места. Теперь, если верить случайной собеседнице, для меня будет устроено особое занятие. Все же ловлю себя на мысли, что мне интересно, а не противно. Хочется узнать больше об устройстве быта в этом месте. На выходе из столовой, прямо в дверях, появляется служащий мужчина с карточками в руках. Каждая, останавливается рядом с ним, а он сверяет номер карты в руках с номером, расположенным на воротниках наших одежд. Я не обращала на это внимания, но теперь мне становиться более некомфортно, чем раньше. Нас нумеруют, вместо того, чтобы запоминать по именам, кажется, так поступали «Люди до», с преступившими закон лицами. Вот кто мы для них. Я не удивлюсь, что они опасаются нас, поэтому не выпускают в город, а держат взаперти. Если это так, то им есть чего бояться, несмотря на то, что мы, в данном случае, жертвы, а они – победители. Мятеж – вот, что их пугает и заставляет рассортировывать нас на незнакомые друг другу группы. Если это так, то у меня появляется надежда, на то, что мама неподалеку, в таких же условиях, как и я. Когда подходит моя очередь, за карточкой, мужчина, не поднимая на меня глаз, протягивает карту в мою руку, и сразу обращает свой взгляд на следующую за мной девушку. Может, я знакома с ним? Но нет, я впервые его вижу, хотя не успеваю разглядеть, потому что нужно идти вперед. На моей карточке стоит цифра три, вот только где искать эту комнату, я не знаю. Я стою, растерянная, посреди коридора. Почти все разошлись, а я не успела посмотреть, в каком направлении они покинули этот этаж. Если на этом этаже комнаты с трехзначными числами, то следуя логике, мне нужен другой этаж, а лестницы я не видела. Сзади, ко мне кто-то подходит, гладя меня по спине, и я вздрагиваю. А когда оборачиваюсь, то вижу ее.

– Госпожа Варн! – восклицаю я.

– Тс, тише, Лин. Меня зовут Варн, но не госпожа. – Поправляет она меня и увлекает за собой, все еще держа руку на моей спине.

– Что здесь происходит? – Пытаюсь выяснить у нее, пока есть время, и за нами не наблюдают посторонние лица.

– Все постепенно Лин, ты всегда была более импульсивна, чем твои сверстницы, – укоряет она меня, а я не чувствую вины, нетерпеливо озираясь по сторонам, – какая комната тебе нужна? – Спрашивает она меня.

– Какая комната? Почему мы здесь, взаперти? – Не отстаю от нее со своими вопросами, пока есть возможность.

– Нас заперли, но это ничего не значит. Им придется нас выпустить и ввести в свой мир, вот только от каждой из нас зависит, как скоро это произойдет. – Она намекает мне, на то же, что и Зоин, между строк своего обращения ко мне. Я должна следовать правилам. Но я не могу этого сделать, пока не буду их знать.

– Я должна знать больше. – Не унимаюсь я.

– Все постепенно, Лин. Мы с тобой. – Я уже второй раз слышу эти слова, и уже начинаю подозревать, что это не намек на что-то, а просто слова успокоения новеньких в их рядах. Я машу головой, не желая давать негативным мыслям, проникать в мою голову. Все не просто так! Я узнаю, я пойму.

– Вы со мной? Что значат эти слова? Объясните мне уже! – Требую, чуть громче, чем ожидала от себя. На мой голос выходит служащий из столовой, тот самый, что стесненно выдавал мне карту с номером комнаты. Он идет к нам, а когда видит меня, то замедляет шаг и переводит взгляд на госпожу Варн.

– Какие-то сложности? – Уравновешенно спрашивает он.

– Нет, просто девушка заблудилась, и не знает, куда ей идти. Я провожу. – Вступается за меня она.

– Не стоит, идите по своим делам, мы больше вас не задерживаем. – Он указывает ей на противоположное направление, он нас, и она слушается его, отступает и уходит. Величественная госпожа Варн, слушает указания мужчины, не оспаривая их. Мой пыл утихает, и я, в ожидании, уставилась в глаза служащему. Молодому парню, исполняющему роль надзирателя, в этих коридорах. Со светлыми, зелеными глазами, вьющимися волосами рыжего оттенка и довольно внушительной фигурой. Надеюсь, что он услышал ничего не значащую часть нашего разговора и не сможет вникнуть в его суть.

– А как же я? – Задаю ему вопрос.

– Я провожу вас, идите за мной. – Он, не торопясь, обступает меня стороной и идет вперед, по коридору.

Мне ничего не остается, как идти следом. Чувствую себя собачкой, на поводке у разных людей, которые, водят меня туда, куда нужно им, но не мне. Коридор петляет поворотами и выходит на лестничный пролет. Как я не пыталась запомнить дорогу, у меня не вышло. Как я понимаю, мне предстоит провести не один день в этом месте, для того, чтобы хотя бы запомнить, что и как здесь устроено. Перед тем, как начать действовать. И я должна с этим смириться.

Ведущий меня по коридору мужчина, идет, почти не глядя по сторонам. Вероятно, он знает эти места хорошо. Только постоянно наклоняется над моей карточкой и что-то разглядывает. Мне, неудобно, смотреть ему через плечо, да и он, не позволяет приближаться к нему, постоянно увеличивая расстояние между нами, словно спиной чувствую, когда я нарушаю незримую дистанцию. Когда мы преодолеваем путь, спускаясь по длинной лестнице вниз, он резко останавливается и разворачивается ко мне лицом. На этом этаже мало света, так что, я не могу различить его выражение лица. Он тоже не намерен долго стоять со мной, протягивает мне в руки карточку с номером и отступает на несколько шагов назад. Я и не заметила, что стою очень близко. Может раньше, когда я не достаточно часто общалась с противоположным полом, мне было бы также неловко. Но теперь, я не чувствую различий между нами, не считая очевидных. Того, что он мой «надзиратель», а я «заключенная».

– Вам в эту комнату, карточку уберите в карман, это ваша личная вещь. – Он заканчивает разговор, указывая мне на дверь, а сам поспешно удаляется в темноте длинного коридора. Я послушно убираю карту в карман, наблюдая за очертаниями удаляющейся фигуры.

Странное это место, да и люди здесь – странные. Но все поправимо, нужно только узнать, что они от меня хотят, и следовать их правилам. Все просто, но не для меня. Я прилагаю много усилий, чтобы не развернуться в обратную сторону, догнать этого парня и вытрясти из него все то, что я хочу знать, любыми способами. Ловлю себя на мысли, что вполне могу ударить человека, и от страха сжимаю кулаки сильнее, не давая воображению развить эту тему. Ногти больно впиваются в ладони, и наваждение отпускает.

Самое время узнать, что меня ждет впереди. Я толкаю рукой дверь, и она поддается мне, плавно открываясь внутрь. Меня накрывает светом, исходящим из комнаты, и я жмурю глаза, которые уже успели привыкнуть к темноте коридора. Не стою долго на пороге, ступая вперед. Еще не знаю, что ожидает дальше, но стараюсь подготовить себя, заранее, к различным ситуациям.

Глава 4.

Когда, мои глаза, привыкают к яркому освещению, и я вижу окружающее меня внутри комнаты, то все, что могу сделать – это отступить на несколько шагов назад, к двери.

Это комната медицинского характера. Вокруг – идеальная чистота и белизна стен, пола и потолка. Ярко бьет свет, из потолочных приборов освещения, который направлен на стол, стоящий посреди комнаты. Стол, не письменный, а медицинский. Меня бы не страшила, так, вся эта ситуация, если бы, не накрытое простыней, человеческое тело. Что это? И почему я нахожусь здесь? Стою, не смея пошевелиться.

Я разглядываю, это место в деталях, здесь царит тишина. От нее в моих ушах начинается звон, и я зажимаю их ладонями. Ничего не прекращается, а только звук, усиливается настолько, что мои ноги подкашиваются, и я приседаю, не в силах сохранять равновесие. Затем, все проходит, так же быстро, как началось. Но картинка перед моими глазами меняется. Не слишком кардинально, но я это замечаю. Теперь, все также, только тело, лежащее на столе под белоснежной простыней, приобретает очертания. Я различаю женский силуэт, а еще, рука, выбившаяся из-под материи, мне настолько знакома, что перед глазами плывут круги. Там мама. Из-под тонкой простынки, выбилась ее изящная ручка. Я не могу ошибиться, слишком часто эти руки, гладили меня по лицу и голове. Мне знакома каждая линия на ее ладони. Но я должна проверить. И как только, я делаю шаг к столу, сразу раздается громкий, мужской голос, сверху.

«Лин, стой на месте, и выполняй наши указания. Мы запрещаем тебе приближаться к столу и что-либо трогать!»

– Что? Кто это? Почему я не могу подойти? Для чего я здесь? Это мама? – Меня прорывает, от возникающих вопросов в моей голове. Я кричу, поднимая голову к белому потолку комнаты, и слышу свой голос, отражающийся от пустых стен.

«Мы повторяем свой запрет на приближение! Советуем, следовать нашим указаниям, и оставаться на месте»

– Это мама? Там – моя мама? – Не унимаюсь я, указывая рукой на стол, но не слышу ответа. Слезы выступают на моих глазах, и я ничего не могу с этим поделать. Тело, без движения, лежит на столе, и лишь контуры, вырисовываются из-под покрывала. Не могу больше выдерживать это давление, нарастающее в тишине комнаты. Мне не отвечают, и я решаюсь сделать шаг, к столу.

«Мы запрещаем приближаться к столу!» – Вновь, требовательно, звучит голос, от которого по спине пробирает мороз. Но я не могу себя остановить. Я подбегаю и сдергиваю простынь на пол. Меня, словно вбивает в пол, я стою и не могу шевельнуться. Под простыней никого нет! Даже рука, которую я видела, до этого момента, куда-то исчезла. Я моргаю, и стою, раскрыв рот.

–Что это? Что здесь происходит? – Не унимаюсь я, и кричу, уже чувствуя, нарастающую истерику. Меня колотит нервной дрожью, а слезы, которые текли ручьем, замирают, от шока! Что здесь происходит? Я ведь видела тело под простыней, и руку, мамину руку! От сюрреализма происходящего начинает кружиться голова и сохнет во рту.

«Лин, ты должна была следовать нашим инструкциям!» – Продолжает вещать голос, раздающийся по всей комнате, нагнетающий со всех сторон и давящий на голову, своими повелительными нотами. «Ослушавшись, ты даешь нам повод задуматься, о степени твоей готовности, к вхождению в наше общество»

– Что за бред! Я должна была слушать вас? Кто вы? Я вас даже не вижу! Я не знакома с вами! То, что вы требуете от меня – невозможно выполнить! Там была моя мама, которую вы забрали от меня! – Я в гневе, не знаю, что бы я еще наговорила, если бы меня вновь не перебил голос.

«Ты должна доверять нам, Лин. Мы не хотим тебе навредить! И если мы предложили тебе, остаться на месте, нужно было довериться нам! Мы не отнимали у тебя мать! Она сама пожелала находиться в другом месте, не пересекаясь с тобой»

Вот еще! То, что они хотят мне внушить, не может быть правдой! Да она все бы отдала, чтобы быть рядом со мной, как и я. И как мне довериться тем людям, которые выпотрошили сейчас мой мозг и выворачивают наизнанку душу. Что за эксперименты? О них вообще знает правление? А как на счет того, что они «предложили» мне остаться на месте. Разве это не был приказ, раз ему не следовало противиться? Все больше и больше мне не нравиться это место и особенно голоса, что «предлагают» мне подчиниться, не смотря ни на что.

– Нет! Вы врете! Мама, никогда бы так не сделала! Она всю жизнь оберегала меня и готова была жертвовать собой, чтобы у меня было все в порядке! Вы ничего не знаете обо мне, о нас! Она не могла меня оставить! – Все же не смогла сдержаться я и рыдая выговорила им свою позицию, пусть говорят, что хотят, я не должна им верить и безоговорочно подчиняться.

«А ты? Ты бы смогла ее оставить?»

Я молчу. Они попали в точку. Я могла бы ее оставить, но только в одном случае, если бы желала для нее лучшего. Если бы я знала, что так, для нее будет безопасно. Быть может, она тоже настояла на отдельном проживании, зная, что не переживая за ее судьбу, я смогу осуществить задуманное. И еще, есть Зоин, который не позволит причинить ей вреда. Все это промелькнуло в моей голове за долю секунды, но я не следила за выражением своего лица и эмоциями, которые проступили на свет.

Они приняли мое молчание, за признание слабости. Тех, кто наблюдает за мной – это устроило, и я не стала разубеждать их. Пусть думают, что это слабая сторона в моей защите. А я, тем временем, узнаю их слабые места. Да, они знают обо мне многое, но далеко не все, только сухие факты и те разбавленные домыслами и пересудами. На этом следует сыграть.

«Все в порядке, Лин. Мы готовы тебя защищать и оберегать. Чем быстрее, ты примешь, что мы, ничего дурного тебе не желаем, тем лучше будет твое душевное состояние»