Вот как они обставили мое присутствие здесь и их аморальные тесты. Теперь это называется защитой? А мое душевное состояние? Разве не они его только что пошатнули? Что за бред здесь происходит? Глубокий вдох и медленный выдох помогают мне затушить разгорающийся гнев, и я внимаю им дальше.
«На сегодня ты свободна. Уже обед. Следуй, за провожающим тебя служащим, в столовую»
Не может быть? Я провела в этой комнате не больше получаса, а они утверждают, что прошла первая половина дня. Они как-то воздействовали на мое сознание, заставляя меня видеть то, что им нужно, в тот временной промежуток, который они для меня отмерили. Они копались в моей голове, ища страхи, которые воздействуют на меня должным образом. Вероятно, какое-то время я была без сознания, но я не могу восстановить все события в своей голове. Я помню, лишь момент до наступления основной галлюцинации, и после, когда она наступила. Помню, как звук, заставивший меня потерять равновесие, изменил реальность. Теперь мне понятно, как они намерены действовать. Это, должно мне помочь, в дальнейшем. Если, я намерена продолжить играть по их правилам, то мне нужно научиться владеть собой, и в следующий раз, не позволять своей импульсивности, идти впереди моего разума. Сказать проще, чем выполнить. Ведь еще неизвестно, что они придумают, дальше.
Я покидаю комнату, а в коридоре меня ждет уже другой мужчина, готовый проводить меня в столовую. Я особо не всматриваюсь в черты его лица, да и в данный момент не могу ни на чем сосредоточиться. Перед глазами не четкая картинка, однако, то, что у сопровождающего темная шевелюра я разглядела. Не могу сказать точно, что они делали с моим мозгом, но после их вмешательства, мне хочется спать. Усталость накатывает на меня волнами, и если я пойду есть, то, боюсь, опущу лицо в чашку с кашей. А при мыслях о еде, меня начинает мутить. Не знаю, можно так, или нет, но я ухожу из столовой, как только меня покидает провожающий. С легкостью нахожу свою комнату, и падаю, на свою койку.
Мне ничего не снилось. Я помню, как закрыла глаза, и теперь, я их открываю. Вокруг темно, свет в комнате не горит, и из коридора не доноситься ни единого звука. Не может быть, чтобы я проспала до ночи. Но, другого объяснения, у меня не находится. Спать – уже не хочется, а что делать, в таком случае, я не знаю. Я заснула в одежде, теперь мне жарко и некомфортно, и туалет посетить не мешало бы. Интересно, что мне будет, если я прогуляюсь до душа, ночью. Решаюсь проверить. Я встаю с постели, и тихо, стараясь не шуметь, выхожу из комнаты. В темно красном освещении коридора все выглядит таинственно и зловеще. Аккуратно, держась за стены, перебирая руками, иду в направлении ванной. Она не так далеко, от моей комнаты, и если я успею, незамеченной, туда дойти, то это будет – моя маленькая, первая победа. Коридор кончается, и я нахожу дверную ручку, от ванной комнаты. Тяну на себя, и дверь открывается. Внутри темно. В коридоре хоть как-то я различала силуэты стен, а здесь кромешная тьма. Оставлять дверь открытой, пока я моюсь, не решаюсь. Может, мне удастся найти, где включается свет? Начинаю ощупывать руками стену, и под пальцами, щелкает кнопка. Свет, некоторое время мигает, от чего мои глаза начинает резать и щипать. Но вскоре, я привыкаю к освещению, закрываю за собой дверь и начинаю раздеваться.
Стараюсь делать все тихо и быстро, но ноги, от волнения путаются в штанинах, а руки, не могут вылезти из кофты. Когда, я справляюсь с одеждой, я встряхиваю ее, расправляя, чтобы повесить на крючок. Из кармана штанов выпадает карточка, когда я поднимаю ее и читаю, меня начинает трясти, от страшных воспоминаний, которые я хотела запрятать глубже в подсознание. Это карточка с номером комнаты, в которой мне пришлось побывать недавно. На обратной ее стороне тоже что-то написано. Раньше она была чиста, поэтому я с интересом рассматриваю буквы, складывая их в слова.
«Мы с тобой»
Это должно что-то значить, но мне становится страшно, от этого совпадения. Уже два человека передают мне записки с этими словами, и один напрямую их говорил. Но сейчас это меня не успокаивает, а наоборот – пугает. Что все это значит? Меня пытаются подбодрить или что-то сообщить. «Мы с тобой» – это означает «Держись, мы все через это прошли, ты справишься», или «То, что здесь происходит, нам кажется странным и неуместным, как и тебе». Больше всего в моей голове не укладывается, что одну карту с этой надписью мне передал служащий из нашей охраны.
Я стою под холодными струйками воды, смывая тяжелые воспоминания прошедшего дня и готовя себя к новым испытаниям, стараясь не думать о словах, которые крутятся в моей голове, но ничего не выходит, они застряли там, словно приклеились, стирая все, даря надежду. Они вдохновляют меня, и как бы мне не хотелось их забыть, внушить себе, что это просто слова, которые ничего не значат, в моем сознании таиться надежда, как маленькая искорка, готовая разгореться, при малейшем ветерке. Если и дальше продолжать об этом думать и давать приток кислорода, то можно на пустом месте обрести веру во что-то лучшее. А я не хочу попусту терять время, веря, что кто-то сможет мне помочь. Я должна сама все выяснить и пройти этот путь. Я должна продолжать играть в их игры, заверяя своих мучителей в моей благонадежности. Я справлюсь!
После того, как я уговорила себя забыть все и двигаться дальше, а также спустив очередную записку в смыв душевой, я перекрываю воду и вытираюсь полотенцем. Когда я подхожу к месту, где оставила свою одежду, то вместо нее на том же месте нахожу в точности такую же, но чистую и выглаженную форму. Им снова удалось это сделать, не привлекая моего внимания. Нужно быть более чуткой, а не уходить в свои мысли с головой так, чтобы кто-то смел этим воспользоваться. Это хорошо еще, что бумажку со словами я скомкала и пропихнула пальцами ног в сливное отверстие, пока никто не мог меня видеть, и эта информация, с моим грязным бельем не дошла до лиц, охраняющих нас. Боюсь, мне было бы сложно объяснить этим людям, что я мало что понимаю из этого, и все происходящее со мной, меня настораживает, а не вдохновляет на подвиги.
Я пробираюсь по темному коридору в свою комнату, как можно тише, чтобы никого не разбудить и ложусь на свою кровать, притворяясь, что не покидала этого места, хотя тем, кому это важно, уже все известно. Я смотрю в темный потолок, пытаясь что-то разглядеть, но когда мои глаза устают от напряжения, я их закрываю. Но как только делаю это, так включается свет и звучит сигнал, означающий, что нужно встать с кровати и идти в душевую комнату. Как глупо, я не дождалась подъема каких-то полчаса и еще не знаю, какое наказание за этим последует, но думаю, что просто так мне все это с рук не сойдет. Теперь уже поздно притворяться, что я спала и идти вместе со всеми, поэтому я лежу на своем месте, и наблюдаю, как мимо дверного проема проходят женщины и девушки, которые не крутят головой в мою сторону, а просто идут, покоряясь новому расписанию своей жизни. Они легко принимают эти правила и, возможно, вскоре будут помилованы и выпущены на свободу, для того, чтобы так же смирно и покорно вести себя в Новом городе. Не этого я хотела, не для этого я разжигала в себе бурю чувств, чтобы всеми этими людьми вновь управляли, пусть и без помощи лекарств, но страшнее запугивания – лекарства не придумать. Все эти женщины побояться идти против правил, даже имея полное представление о своих новых способностях ощущать этот мир, каждой клеточкой своего тела.
Когда движение в коридорах начинает редеть, и проходят последние женщины, из своих комнат, я поднимаюсь с кровати, прекращая этот спектакль, и первая направляюсь в столовую комнату. Там еще никого нет, пустые столы и стулья, и тишина, заполняющая все помещение, нарушаемая лишь моими шагами. Я наполняю свою чашку до краев, кашей из большого, дымящегося чана. Пусть кому-то достанется меньшая порция, но я слишком голодна, и мне нужны силы, для всех этих испытаний, что подготовлены специально для меня. Они стараются, и я не должна их огорчить потерей сознания в самом пике их спектакля, поучающего и усмиряющего мой пыл. Что бы они ни придумали – я готова. Я смиренно приму их учение покорности и буду действовать так, как они бы хотели. Так, чтобы у них не возникло желание вновь запереть меня в одиночной комнате без кровати.
Я почти все доела, как в проходе появляется человек в форме. Он бросает на меня удивленный взгляд и вновь превращается в немую, бесчувственную статую, смотрящую строго перед собой. Что ж, если ты не против, я схожу за добавкой. Снова наполняю свою чашку и сажусь обратно за свой стул. Постепенно, одна за другой, в столовой появляются умывшиеся и приведшие себя в порядок женщины. Все садятся на свои места, в том же порядке, что и на предыдущем завтраке. Думаю, что в обед и ужин, мой стул пустовал. Интересно, как восприняли это окружающие? Были ли они напуганы моим отсутствием, или это в порядке вещей, что после «веселых» комнат, кто-то не выдерживает и уходит в себя.
Напротив меня, снова, то же морщинистое лицо члена Совета. Она рассматривает меня, и, удостоверившись, что я в порядке, довольно улыбается и приступает к еде. Может, я все выдумываю, но мне кажется, что она рада моему возвращению в их ряды униженных, и смиренных женщин, покорившихся системе. Вдалеке, моя «подруга», усаживается на свой стул и шлет мне обворожительную улыбку. Да они просто счастливы, что я завтракаю, вместе с ними. Мне становиться смешно и я не могу сдержать ответной улыбки. Но замечаю, как «подруга» отводит взгляд, и моя веселость отступает, передавая свое место настороженности и аккуратности. Снова эти правила, не выдавать привязанности, мы все едва знакомы, хоть и жили на соседних улицах, хоть и принимали женщину в морщинах, сидящую напротив, как образец для подражания. Все здесь делают вид, что впервые видят друг друга. Это должно мне помочь, я не выдам себя. Я лишь еще одна девушка, пополнившая ряды покорившихся и готовых к новой жизни женщин.
Я снова доедаю вперед всех, и жду сигнала. Наблюдаю за всеми, и вижу, с какой неохотой, девушка, сидящая рядом с госпожой Варн, кладет свою ложку на стол, после чего звучит сигнал к окончанию завтрака. Выходит, не я одна, не желаю увеселительной программы. Может, у кого в голове все устроено проще, и кто питается мыслями о цветочках и бабочках, тем не приходится так выкладываться на тестах. Я снова вспомнила девушку, что провожала меня до столовой в первый день и ухмыльнулась своей догадке. Скорее всего, так и есть, ведь она с таким воодушевлением мне расписывала свой досуг, что мне тогда захотелось ей поверить и успокоить себя.
Мы встаем и направляемся к выходу, где свои карточки, приготовил для нас мужчина, стоящий в дверном проеме. Этого, я еще не видела. Он раздает карты, так же сверяя номера, как и предыдущий охранник. Но в отличие от прошлого раза, мой номер он просматривает, как и у остальных и не отводит взгляда, когда вкладывает карту в мои ладони. Я, с трепетом, разглядываю номер, и к ужасу, нахожу на карте ту же цифру три. Все расходятся, а я стою на месте, и чувствую, как по моей спине стекает холодный пот. Мне страшно, от того, что придется снова испытать те же чувства потери. Я не могу себя заставить идти по коридору, не могу сдвинуть ног, чтобы идти вперед, к лестнице, ведущей вниз. Охранник замечает мое замешательство и приближается ко мне.
– Какие-то проблемы?
– Нет. Да. Не знаю. – Начинаю подбирать слова, и запутываюсь. – Я не помню, как пройти до комнаты «три». – Все же, нахожу, что ответить, чтобы объяснить свое замешательство не страхом, а растерянностью.
– Без проблем, я провожу вас. Следуйте за мной.
Он говорит это, и сразу же начинает идти. Я не сразу иду за ним, а еще какое-то время, заставляю себя сделать шаг. Он оборачивается, не услышав моих шагов за спиной.
– Что-то еще? – Задает он вопрос, и изучает меня взглядом. Я не могу показать ему своего страха, я не должна так поступать.
– Нет, все в порядке. – Я начинаю перебирать ногами, и ему этого достаточно.
Мы спускаемся по лестнице, снова подходим к двери с третьим номером.
– Мы пришли, вам сюда. – Поспешно говорит он и покидает меня.
А что будет, если я не войду? Меня втащат внутрь? Или, может, не заметят моего отсутствия? Пока я придумываю предлоги, чтобы повернуть назад и убежать вверх по лестнице, двери третьей комнаты распахиваются сами, приглашая меня войти. Больше медлить нельзя и я шагаю внутрь. Дверь захлопывается за моей спиной, и я вздрагиваю, но беру себя в руки, осматривая комнату. Ничего не изменилось с прошлого раза, и я боялась этого. Тот же стол и накрытое покрывалом, тело на нем, тот же свет, бьющий в глаза и пугающая тишина, постепенно меняющаяся противным звоном в ушах. Когда, терпеть, уже нет сил, я прижимаюсь к стене, и закрываю уши ладонями.
Звон прекратился, и все вокруг поменяло свои очертания. Теперь я различаю мерцание, исходящее от вещей и предметов. Я больше не уделяю пристального внимания телу, лежащему на столе, я знаю, кто там, я замечаю детали, и останавливаю на них свое внимание. Оказывается, можно отличить проекцию от реальности. Та комната, которая предстала передо мной, после изменений, выглядит идеально. Все предметы сверкают чистотой так, что отражают все от своей поверхности. И складки материи, накрывающей тело, выглядят так, словно их изобразил художник, продумывая каждую мелочь. Я успокаиваю себя этим, и уже не хочу бежать к столу, пытаясь разглядеть – кто на нем. Все это не реально!
«Лин, стой на месте, и выполняй наши указания. Мы запрещаем тебе приближаться к столу и что-либо трогать!»
Снова этот голос и та же просьба. Они хотят, чтобы я была покорна. Так и будет.
– Я стою на месте, что мне делать дальше? – Пытаюсь разузнать их дальнейший план действий.
«Очень хорошо, ты освоила предыдущий урок, достаточно быстро. Теперь, мы разрешаем тебе приблизиться к столу и отдернуть простынь»
– Что? Но ведь мне было не разрешено в прошлый раз что-либо трогать! – Я пытаюсь заговорить их, только бы не делать того, что они хотят.
« В прошлый раз, ты действовала по своему желанию, в этот – будешь следовать нашему»
– Хорошо. – Отвечаю я, понимая, что мне не избежать момента, когда придется сделать то, чего я не хочу.
Я, медленно, подхожу к столу, не чувствуя своих ног. Они, словно не мои, идут сами по себе, без моего желания. Я должна. Я сделаю это, и избавлюсь от этой комнаты. Дрожащей рукой, я одним движение, сбрасываю материю на пол, и мое дыхание останавливается. Я хватаю воздух, пытаясь восстановить работу легких, и зажмуриваю глаза, чтобы не видеть больше ту, что застыла без движений на столе. Это не реально, это не моя мама! Это не реально, это не моя мама! Это не реально, это не моя мама! Когда дыхание восстановлено, я могу открыть глаза.
– Чего вы ждете от меня?
«Ты прекрасно держишься, Лин. Твоей маме больно, ты должна вырезать пулю из ее тела, помоги ей»
– Ей не больно, она мертва! – Кричу я им, сама же, продолжаю убеждать себя, что все это мираж.
«Она крепко спит, а ты поможешь ей. Возьми нож, что справа от тебя, и вынь пулю из ее тела»
Я что сама не заметила, как записалась на медицинские курсы? К чему мне эта техника по оказанию медицинской помощи?
– Хорошо, раз вы настаиваете. – Я соглашаюсь сделать это, только чтобы поскорее выбраться отсюда. Моя рука нащупывает медицинский нож, и я вижу растекшееся по животу «мамы», красное пятно от запекшейся крови. Моя рука дрожит, приближаясь к маленькому отверстию, оставленному пулей в теле, и я надавливаю на нож, пытаясь выковырять то, что забилось внутрь.
«Достаточно, Лин. Ты большая молодец! На сегодня ты свободна»
Садисты! Еле давлю в себе злость, как все меркнет перед глазами, и я падаю на колени. Меня, словно раскачивает что-то, из стороны в сторону. Через какое-то время, я замечаю, что это я сама, раскачиваюсь взад-вперед, зажимая себя руками так крепко, что не могу шевельнуться. Я прихожу в себя и останавливаюсь, расцепляю руки, и вытираю пот с лица, который капает на пол. Это не пот, это слезы из моих глаз, даже не заметила, что плачу. Нужно поскорее выбираться отсюда, нужно дойти до комнаты и зарыться в одеяле так, чтобы меня никто не видел.
Я выбегаю в коридор и несусь изо всех сил по той дороге, что пришла сюда. Оказывается ее не так сложно запомнить, когда нужно найти выход из этого места. Может я так же просто смогу исследовать здесь все, чтобы добраться до двери, что ведет на улицу. Но не сейчас, у меня совсем нет сил, мои движения не точны, меня пошатывает на поворотах лестничных проемов. Мне необходим отдых. А что, если они специально выматывают нас, для того, чтобы мы не смогли больше ни о чем думать, кроме сна и отдыха. Все возможно. А их обучение покорности – это бонус, который они получают вдобавок к нашему бездействию. Я знаю, почему никто не задумывается о побеге все это время, что находятся в этом месте. Ни у кого нет сил, чтобы что-то осуществить. И у меня нет. Я уже в своей комнате, на кровати. Я накрываюсь одеялом с головой и крепко закрываю глаза. Но образы, что приходят мне, как только я начинаю засыпать, вновь меня будят. Мне так страшно, что я даже не могу провалиться в сон. Я не могу забыть нереально белый оттенок кожи на теле моей мамы. Стоп. Нет. Это не моя мама, это все нереально. Это не моя мама, это все не реально. Это не моя мама, это все не реально. Я бормочу эти слова, боясь прекратить и заснуть. Все эти образы, предстающие перед моими глазами, как только я их закрываю, очень меня пугают. Тим, где же ты? Как мне тебя найти?
– Эй, с тобой все в порядке?
Я вздрагиваю и скидываю с себя одеяло. В комнате темно, и я не сразу различаю, кто находится перед моей кроватью. Это Кара, она смотрит на меня своими большими, испуганными глазами, ожидая ответ.
– Да, все в порядке. – Отвечаю я, охрипшим голосом. – Что-то не так? – Пытаюсь узнать причину ее встревоженному поведению. Может, пока я прячусь в постели, что-то произошло.
– Не так. Ты слишком бурно реагируешь на тесты. Что они тебе показывают?
– Не то, что бы я хотела обсуждать с тобой или с кем-нибудь еще. – Отвечаю я, достаточно грубо, так как не хочу, чтобы в мою голову еще кто-то лез. Там и так тесно.
– Прости, если обидела тебя. Я тоже часто плачу после тестов. – Она присаживается на край моей кровати, продолжая разговор. – Они показывают мне дом, в котором я жила, и рассказывают страшные вещи о нашем Совете. Они пытаются сделать все, чтобы я не воспринимала «Совет пяти» – теми, кем я привыкла. Но у меня пока не выходит.
Я молчу. Мне нечего ей ответить. Я знаю, что Совет не чист, и то, что они делали – кошмарно. Я сама желала их свержения, я сама привела Новый город, для войны, которая должна была все изменить к лучшему. Но я не знала, что Основной город не желал этого столкновения, я не знала, что они не собираются нападать и отнимать территории Нового города. Но было слишком поздно. Когда я все поняла, то уже не могла изменить что-либо.
– Ты не спала? – Спрашивает меня Кара, прикасаясь своей ладонью к моему плечу.
– Нет.
– Ты пропустила ужин, лежала и бормотала что-то в своей кровати. Я испугалась за тебя. Ты говорила что-то о своей маме. Она жива?
– Да, она жива. – Убеждаю я себя. – Она где-то по соседству с нами.
– А у меня никого не осталось. Мама и сестра погибли, когда нас захватили военные Нового города.
– Мне очень жаль. – Отвечаю ей, но она меня не слушает, ей не до моей жалости.
– Вокруг много тех, кто не примет правление Нового города, только потому, что они лишили нас родных и близких. Почти каждая, в этом месте, со своей историей. Думаю, они не собираются нас выпускать. Мы опасны для них. Подумай над этим.
Она встает с моей кровати и крадется к выходу, перед самым порогом, она оборачивается и еле слышно шепчет «Мы с тобой. А ты с нами?»
Я машинально киваю. Не зная, чего конкретно она от меня ждет.
Всю ночь, я не смыкаю глаз. Во-первых, из-за страха, который так и не отпустил меня, крепко сжимая мое тело, липкими, холодными лапами. Во-вторых, из-за тех слов, что мне сказала Кара. Ведь если все правда, если то, что говорит она – не выдумки напуганной девчонки. То значит мой план, который я пыталась довести до конца, обретая себе дорогу к свободе – развеян по ветру. Значит, мои действия, моя покорность, никому не нужна. Все эти тесты – выматывают и пугают. Они хотят держать нас в страхе, без сил на какие-то действия. Это значит, что я не могу терять времени. Не могу допустить того, чтобы меня превратили в «овощ» способный только есть, утренние кашки, и спать, все оставшееся после тестов время. Я встаю с кровати. Сейчас очень темно, и судя по тому, что за прошлую выходку с душем, меня никто не наказал, я могу беспрепятственно перемещаться сквозь темные коридоры помещения, пока меня не поймают.
Я иду к Каре.
Она сидит на своей кровати, не собирается ложиться, хотя сигнала для подъема еще не было. Ее прическа растрепана, а одежда помята. Все от беспокойных снов, которые мучают ее так же, как и всех в этом помещении. Люди, пережившие нападение и пленение, не сразу приходят в себя. Пусть даже нас обрабатывают с особым рвением, но ясно, что это не поможет так скоро, как на это рассчитывают захваченные под арест женщины. Они продолжают следовать правилам, и снова их попытки не приносят долгожданного облегчения. Обретение чувств это – безусловно, подарок, но весьма не своевременный. Людям нужно пережить потери и утраты, и как раз в этот момент, им позволяют как можно четче все это прочувствовать и пройти снова.
– Кара, нам нужно поговорить. – Обращаюсь я к девушке, она поднимает на меня глаза, только тогда, когда я произношу ее имя, хотя наверняка, слышала, как я вошла в ее комнату.
– Снова? И о чем на этот раз? – Достаточно агрессивно начинает она, так, что я даже не сразу начинаю свой монолог.
Я присаживаюсь на край ее кровати, так же, как она, некоторое время назад. И так же тихо начинаю говорить, чтобы ни у кого не было возможности расслышать мои слова, кроме нее.
– Я обдумала твои слова, и я поняла, что ты во всем права. У меня был свой план, чтобы выбраться отсюда. Но теперь, я думаю, он не уместен. Если то, что ты сказала – имеет место быть, то мои действия ни к чему не приведут.
– Понимаю, – перебивает меня Кара, – ты рассчитывала выполнять все их требования, чтобы доказать, что ты можешь быть частью их системы. Все так думают, и все следуют правилам, но это не дает результатов. Все начинается сначала. Они все начинают сначала. Я думала, в их тестах – есть смысл, что они хотят уравновесить мою психику, показать, на что способен мой разум. Но это не так! После прохождения всех, задуманных ими, тестов, они начинают все сначала. Я снова в первой комнате, и я не могу больше этого вынести! – Кара начинает плакать, она больше не сдерживает эмоций. Она – сломлена системой.
– Нужно действовать, пожалуйста. – Успокаиваю ее, а у самой на душе так мерзко, от воспоминаний о маме, прикованной к хирургическому столу, от того, что мне снова придется резать ее тело. – Помоги мне, и себе. Нам нужно выбраться отсюда.
– А что будет дальше? Что мы будем делать, если нам, все же, удастся бежать? Куда мы побежим?
– Это я беру на себя. Я была в Новом городе, довольно долгое время. У меня есть связи здесь и за пределами купола, нам нужно сделать первый шаг. Он самый сложный. Но мы можем что-то придумать.
– Одни? Я до сих пор не знаю, как устроено это здание. Оно огромное! Здесь словно лабиринт с запутанными коридорами.
– Я знаю, и тоже думала над этим. Нам помогут. «Мы с тобой» – помнишь?
– Да.
– Расскажи, что это значит.
Кара, поднимает свои глаза на меня, и долгое время смотрит, словно обдумывая, что можно сказать, а что не стоит.
– Ты можешь мне доверять. Если не мне, то кому? – Убеждаю ее я.
– Хорошо. Эту записку, просила передать тебе, госпожа Варн.
– Как, ты тоже?
– Узнала ее, – Кара тихо смеется, – конечно, ее все здесь узнали. Эту женщину, не возможно с кем-то спутать. Пусть, она выглядит, не так презентабельно, как раньше, но это она. Варн знает о тебе то, что не знает никто из присутствующих здесь женщин, включая меня. И уж если говорить с кем то, о планах, то с ней. Это она что-то задумала, и с твоей помощью, надеется осуществить.
– Возможно, ты права. Тогда мне нужно поговорить с ней. Мне никак не удавалось этого сделать, когда я рядом с ней, кто-то из охраны следит за каждым нашим словом.
– Конечно! Думаешь, они не знают кто эта женщина? Поговорить с Варн никому не удавалось. Она, иногда, передает записки. Это то, что я о ней знаю. Я даже не подозреваю, в какой комнате они ее держат. Может даже закрывают. Ужасно. Мы и так, словно в тюрьме.
– Даже не рассказывай, я сама сидела несколько дней в клетке. Без постели и окон.