Корректор. Книга первая. Ничьи котята

– Замечательно, – улыбнулся ему парень. – А старый отель «Мароновая роща» знаешь?

– Да.

– Еще лучше. Проводи госпожу Цукку до аптеки, а потом в отель. Я отнесу туда Карину. Только надо быстро – ей очень плохо, нужно торопиться. Как тебя зовут?

– Меня зовут Палек Брин. Рад познакомиться, господин. Прошу благосклонности.

– Радость взаимна, молодой господин. Благосклонность пожалована. Я Дзинтон. Давай, Палек, я на тебя надеюсь.

Мальчишка подошел к Цукке и выжидающе взглянул на нее. Дзинтон слегка кивнул девушке, и та, кивнув в ответ, двинулась к двери. Да, похоже, сегодня приключений на ее долю выпадет куда больше, чем она думала еще десять минут назад…

Проводив девушку с мальчиком взглядом, Дзинтон набрал номер и поднес пелефон к уху.

– Добрый вечер, доктор Карсаки, – произнес он. – Дзинтон беспокоит, Дзинтон Мураций. Прошу прощения, что звоню в столь поздний час, но мне требуется квалифицированная врачебная консультация. Да, прямо сейчас. Да, строго конфиденциально. Приношу свои нижайшие извинения, но речь в буквальном смысле о жизни и смерти. У девочки острый гастрит, низкое давление, а возможно, и что-то сверх того, вплоть до проблем с сердцем. Нет, я не могу вызвать скорую – очень деликатный вопрос. За время и срочность – оплата по двойному тарифу… Долго объяснять, лучше вызовите такси и попросите водителя доставить вас в отель «Мароновая роща» – в его навигаторе он должен присутствовать. Да, жду. Спасибо.

Он выключил пелефон и повернулся к Яне.

– Карсаки – хороший врач и в полицию не пойдет, – пояснил он. – Помоги мне одеть Карину, и мы отнесем ее ко мне домой. Там она окажется в безопасности.

Он внимательно посмотрел на девочку.

– Яна, ты сама-то как себя чувствуешь? Не мутит, не тошнит?

– Нет, господин Дзинтон, – мотнула она головой. – Только есть хочется.

– Ну, с такой бедой мы справимся легко, малышка, – улыбнулся парень. – Только до дома доберемся. Ты уж продержись еще немного, а то я вас двоих не унесу. Здесь недалеко, минут десять идти. Справишься? Вот и молодец. А сейчас надо одеть Карину, чтобы она не замерзла, пока мы ее несем. Я приподниму Карину, и ты наденешь на нее платье. Держи его вот так, хорошо?..

На улице стемнело окончательно, но на дорожку меж крон деревьев пробивался свет восходящего Звездного Пруда. Лопухи и трава отбрасывали глубокие темные тени, в которых терялись трещины и выбоины, так что босоногая Яна постоянно запиналась, с трудом удерживаясь на ногах. В конце концов она ухватилась за рубашку Дзинтона, несущего Карину на руках. Идти стало немного легче. Но вскоре тот свернул с дорожки на лесную почву, и шагать снова стало трудно. Усталые ноги, казалось, считали необходимым запнуться за каждый корень, и вскоре отбитые пальцы начали нестерпимо саднить. Когда они добрались до темного дворика отеля, девочка окончательно выбилась из сил и еле плелась.

– Ну, вот и пришли, – облегченно выдохнул Дзинтон, укладывая девочку на скамейку во дворе. – Сейчас…

Он щелкнул выключателем, зажигая фонарь, и открыл входную дверь. Снова подхватив Карину, он кивнул Яне:

– Проходи.

Сбросив сандалии, он поднялся на высокий пол коридора. Яна нерешительно замерла у входа. Дзинтон, уловив ее колебания, повернулся и удивленно поинтересовался:

– Что-то не так?

– У меня ноги грязные, – смущенно пояснила Яна. – Я напачкаю…

– Да ты и остальная не слишком-то чистая, – усмехнулся парень. – Заходи, не бойся. Что запачкаешь – отмоем. Ванная в конце коридора, залазь и отмокай. Чистая одежда… М-да. С ней сложно. Нет у меня подходящей одежды для девочек твоего возраста. Может, Цукка что придумает – она должна появиться к тому времени, когда ты отмоешься. Ну, в крайнем случае пока походишь в своей хламиде. Давай, марш в ванную!

Он прошел по коридору, ногой открыл дверь в одну из комнат и скрылся в ней вместе с Кариной. Яна вздохнула и на цыпочках, чтобы не пачкать слишком сильно, ступила на высокий пол. Она прошла по коридору и заглянула в комнату. Платье Карины, окончательно изгвазданное за сегодняшний день, валялось на полу. Нагое тело девочки вытянулось на пустом матрасе кровати, и Дзинтон осторожно ощупывал ей живот. Яна поежилась. А вдруг он извращенец, который любит приставать к маленьким девочкам, как те двое дядек? Нет, не может быть. Он такой добрый и решительный…

Она прошла дальше и с третьей попытки обнаружила ванную. Пустив горячую воду, она забралась в ванну и принялась усердно тереть себя обнаружившейся здесь же мочалкой.

Цукка с Палеком появились одновременно с доктором Тарсаки. Они как раз подходили к дверям отеля, когда за кустами зашелестел мотор автомобиля и хлопнула дверца. Выбравшись на дорогу, высокий сухопарый мужчина с седыми висками и пухлым саквояжем в руках осведомился:

– Здесь отель «Мароновая роща»? Мне необходимо видеть господина Дзинтона. Где пациентка?

– Дзинтон, наверное, в доме, – откликнулась Цукка. – Мы в аптеку ходили за лекарствами. – В качестве доказательства она продемонстрировала пакет с упаковками, на котором красовалась эмблема аптеки. – А ты, господин…

– Я доктор Тарсаки. Он вызвал меня по коммуникатору. И вообще, я вижу, времени зря он не терял, – сухо проговорил доктор. – Интересно, зачем он звонил, если сам поставил диагноз и сам выписал лечение? Что же, пройдемте.

У кровати Карины, впрочем, его неприязнь мгновенно испарилась, сменившись профессиональным интересом. Он, как и Дзинтон накануне, приподнял веко и заглянул Карине в зрачок, пощупал пульс, потом быстро распаковал саквояж, достав из него портативный диагност, и принялся споро прилаживать сенсоры к телу девочки. Прилепив три штуки, он недовольно оглянулся.

– Господин Дзинтон, я бы предпочел, чтобы во время осмотра мне не дышали в затылок.

– Хорошо, доктор, – кивнул парень. – Так, граждане, давайте-ка выйдем на несколько минут, тем более что у меня еще одно неотложное дело есть.

Он приобнял Цукку с Палеком за плечи и полувывел-полувытолкал в коридор, прихватив из аптечного пакета несколько упаковок таблеток и пузырьков и прикрыв за собой дверь.

– Доктор Тарсаки весьма квалифицированный терапевт, но характер у него не слишком уживчивый, – пояснил он вполголоса, словно извиняясь. – Да и вообще, прав он – врачебный осмотр дело интимное, не следует посторонним присутствовать. Тем более мальчикам, – добавил он, покосившись на Палека.

Палек вспыхнул.

– Можно подумать, я голых девчонок в бане не видел, – пробурчал он. – И вообще, мне пора, господин Дзинтон. Приятной вам ночи…

– А ну-ка стой, обидчивый ежик, – засмеялся Дзинтон. – Не сворачивайся в шарик, я не кусаюсь. Цу, там Яна в ванной плещется – попытайся придумать, во что ее одеть. Не в ту же грязную тряпку на три размера больше, чем надо. Ночная рубашка у тебя есть запасная? Выдай ей на ночь, будь другом, а завтра разберемся, что к чему, на свежую голову. Палек, можно тебя на пару слов?

С этими словами он увлек мальчика за собой на кухню, где уселся на табурет и внимательно посмотрел на него. Тот набычился и отвернулся.

– Палек, я очень благодарен тебе за помощь, – серьезно сказал парень. – Ты нас очень выручил. Но об этом мы еще поговорим, а пока скажи мне вот что: тебе вообще есть, куда идти?

Мальчик не ответил.

– Понятно, – вздохнул Дзинтон. – Ты тоже сбежал с Кариной и Яной из Института?

Палек мотнул головой.

– Тогда из детского дома, да? Я угадал? – Дзинтон приподнял его голову за подбородок и заглянул в глаза. – Угадал. То-то у тебя имя северное! Вот что, ежик, никуда ты сегодня не пойдешь. Места здесь хватает, и ночевать под крышей куда лучше, чем на улице или в той гнилой халупе. А еще мы сообразим, чем вас с Яной накормить. Ты ведь тоже, наверное, есть хочешь.

– Я лучше пойду, – буркнул мальчик. – Спасибо за…

– Палек, – перебил его Дзинтон, – я понимаю, о чем ты думаешь. Ты боишься, что завтра я позвоню в полицию, и тебя вернут обратно в детдом. Обещаю – я так не поступлю. Как и любому взрослому, мне не нравится, когда дети остаются сами по себе, без присмотра – когда подрастешь, поймешь, почему. Но тебя я не выдам, честное слово. И еще… – Он поднялся и отошел к окну, вглядываясь в ночную темноту. – Эта девочка, Яна. Ей страшно и одиноко. Не оставляй ее сегодня ночью, хорошо? Ей нужен друг, хотя бы на время. Помоги ей, ладно?

– Хорошо, – кивнул Палек. – Но ты точно обещаешь, господин Дзинтон, что не вызовешь полицию? И твоя жена тоже?

– Во-первых, Цукка не моя жена, – улыбнулся ему парень. – И даже не подруга. Она сама по себе. Во-вторых, без формальностей. Зови меня просто Дзинтон. В-третьих, я точно обещаю, что не вызову полицию. И ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Так. Теперь немного похимичим…

Он разложил по столу лекарства и пузырьки. Включив чайник и вытащив из одного стола ступку, он быстрыми ловкими движениями начал размалывать таблетки, высыпая получившиеся порошки в ячейки пластиковой формочки для льда. Потом он налил в небольшой стакан согревшуюся воду, вскрыл пузырьки – по кухне разлился резкий лекарственный запах – и начал вливать в стакан жидкости и всыпать порошки. Иногда он переливал состав через тряпочку в другой стакан, сливая в раковину осадок. Палек как завороженный наблюдал за ним.

– А что ты делаешь, гос… Дзинтон? – наконец осведомился он, не выдержав. – Лекарство?

– Лекарство… – рассеянно согласился парень. – Особое лекарство, которое в аптеках не продают. Боюсь, нашей Карине без него не выжить. Еще чуть-чуть добавим…

Он плеснул в стакан с жидкостью, которая казалась сиреневой, микстуру из пузырька, и состав медленно сменил свой цвет сначала на прозрачно-голубой, а потом стал бесцветным.

– Почти готово. Осталось убрать лишнее, и все.

Он вылил часть жидкости в металлический ковшик и поставил его на горячую плиту. По кухне распространился новый запах – слегка сладковатый и приторный. Дзинтон удовлетворенно кивнул.

– Готово, – сообщил он. – О стерилизации беспокоиться не станем – микроб, способный выжить в таком зелье, достоин уважения не менее, чем льдинка в огне.

Он сгреб со стола остатки лекарств и бросил их в мусорное ведро, потом промыл использованную посуду и поставил ковшик с жидкостью на шкаф, прикрыв его стеклянной подставкой для горячего.

– Эй, мужчины! – в кухню вошла Цукка, за которой следовала Яна. На девочке красовалась длинная ночная рубашка, волочившаяся по полу, ее влажные волосы торчали во все стороны. – У вас тут химическая экспресс-лаборатория? Или серьезный разговор? Можно поучаствовать глупым женщинам?

– Глупым женщинам – нельзя, – подмигнул Дзинтон. – И глупым мужчинам тоже. Но вы у нас обе умницы и красавицы, верно? Значит, вам можно. Ты как, не проголодалась после пробежки по аптекам?

– Нет. Но наших гостей надо чем-то накормить. Ф-фу, как воняет. Чем вы тут занимались?

– У нас оставалась готовая еда, – Дзинтон переместился к холодильнику и заглянул в него. – Так… вчерашняя вареная картошка, сегодняшний бекон, полвилка капусты, но его на потом… сосиски, а тут яйца и майонез. А тут… – Он заглянул в хлебницу. – Полбатона. Сойдет. Эй, молодежь, устраивает меню? Так, сейчас мы все погреем и покрошим, и будет вам объедение.

– Я там еще молока купила и несколько йогуртов, – заметила Цукка. – Тоже бери.

Яна с Палеком набросились на еду так, что за ушами затрещало. Дзинтон наблюдал за ними почти с отеческой улыбкой. Цукка хихикнула про себя. Мужчин хлебом не корми, дай почувствовать себя защитником слабых детей и угнетенных женщин. Однако он, кажется, умеет обращаться с детьми, и те отвечают взаимностью…

Пару минут спустя в дверь заглянул доктор.

– Я закончил обследование, – сообщил он. – Господин Дзинтон, можно тебя на несколько слов?

Дзинтон взглядом позвал за собой Цукку и прошел за доктором в комнату Карины.

– Итак, молодые люди, – прежним сухим тоном сообщил он, – если бы у меня не имелось привычки держать язык за зубами в вопросах, меня не касающихся, я бы, несомненно, обратился бы в полицию и предъявил вам – или родителям девочки – обвинение в жестоком обращении с детьми. У ребенка по всему телу следы побоев и издевательств, причем большую часть из них я затрудняюсь интерпретировать. Полукруглые шрамы походят на ожоги от сигарет, а вот синяки и ссадины – на побои ремнем с большой пряжкой, наподобие армейского. Плюс к тому – натертости на запястьях и лодыжках, характерные для наручников или жестких пут…

– Меня не интересуют внешние следы, доктор, – жестко оборвал ее Дзинтон. – Их мы в состоянии рассмотреть самостоятельно. Что внутри?

– Ну, – доктор заложил руки за спину и прошелся по комнате, – я, безусловно, диагностировал острый гастрит, как ты и предполагал. Причина непонятна, но если учесть, что у девочки ярко развитая атония кишечника, я бы предположил, что она просто съела много грубой твердой пищи, которая и вызвала раздражение слизистой. Если бы речь шла о взрослом человеке, – добавил он, поколебавшись, – я бы предположил, что его долго держали без сознания, как практикуется в некоторых тюрьмах для особо опасных преступников и психиатрических лечебницах. В обездвиженном состоянии питание осуществляется жидкими смесями, вводимыми в желудок через носовые трубки, что крайне негативно сказывается на правильном функционировании кишечника. В пользу такой версии говорят и следы на руках и ногах, характерные для фиксирующих захватов, и потертости кожи в районе ноздрей, и раздражения, обычные при частом введении анального и уретрального катетеров, и характерные параметры мышц конечностей, как бы находившихся на постоянной электротренировке. Если человек, долгое время находившийся в состоянии такой фиксации, внезапно начнет есть твердую пищу, у него, несомненно, разовьется острый гастрит в форме, которую мы наблюдаем сейчас. Но, господин Дзинтон, подобные меры категорически запрещены к применению в отношении несовершеннолетних детей из-за катастрофического их влияния на развивающийся организм.

– Понятно, – медленно проговорил Дзинтон. – И каков прогноз?

– Я ввел лекарства, снимающие остроту воспаления. По большому счету, ее организм в порядке, если не считать общего болевого шока. С сердцем у нее, кстати, все нормально – острый гастрит иногда сопровождается симптомами, характерными для инфаркта, так что непрофессионал вроде тебя, – в его голосе проскользнули самодовольные нотки, – вполне может и запутаться. Покой, желательно в постели, тепло, минимум пять раз в день жидкое питание наподобие нежирных бульонов с хлебным мякишем и пресных протертых каш, постепенный переход на нормальную пищу, сначала мягкую, потом твердую, но не жирную и не острую. Лекарства давать в соответствии с расписанием, что я оставлю – и через период она вполне оправится. Имейте в виду – на первых порах у нее весьма вероятны запоры, так что слабительное обязательно. Купите его завтра же. В остальном, господин мой Дзинтон, я склонен одобрить твой набор лекарств. Разумеется, я бы выписал несколько иные препараты, аналогичные, более дорогие и качественные, но, в общем, сойдут и такие. Да, разумеется, через неделю следует снова показать ее врачу, чтобы удостовериться в нормальном ходе лечения.

– Могу я снова рассчитывать на тебя, доктор Тарсаки?

– Да. Но только, ради всех богов, не в такое время, как сейчас.

– Само собой, доктор, – Дзинтон достал из кармана брюк бумажник. – Ты, как всегда, предпочитаешь бумажные деньги?

– Само собой, – кивнул тот. – Не верю я новомодным электрическим монетам, которые даже и в руках-то не подержишь.

– Вот, – Дзинтон протянул ему бумажки. – Надеюсь, сумма вполне компенсирует причиненное беспокойство.

– Вполне, – согласился врач, убирая деньги. – Приятно иметь с тобой дело.

– Взаимно. Такси я уже вызвал, оно прибудет с минуты на минуту.

Цукка подозрительно взглянула на Дзинтона. Она как-то не заметила, чтобы тот воспользовался пелефоном хотя бы раз после прибытия доктора. Когда он успел? А сколько денег он заплатил! Четыре тысячи – ничего себе консультация терапевта!..

Когда за врачом закрылась дверь отеля, Дзинтон вернулся в комнату Карины, прихватив с собой ковшик. Он вытащил из аптечного пакета шприц и наполнил его жидкостью из ковшика.

– Двух кубиков должно хватить… – задумчиво проговорил он. – Зависит, конечно, от дозы, но вряд ли она получила слишком много.

Перетянув девочке плечо жгутом, он воткнул ей в вену иглу и, сняв жгут, аккуратно, медленно ввел лекарство.

– Что ты вколол? – поинтересовалась Цукка.

– Антидот, – дернул плечом Дзинтон. – Не спрашивай, от чего, тебе ответ точно не понравится.

Бросив на стол пустой шприц, он прикрыл спящую девочку вытащенным из шкафа одеялом.

– Ну вот, – задумчиво сказал он, усаживаясь на стул. – Похоже, у нас завелся еще один жилец. Точнее, два, а то и три – Яне с Палеком тоже некуда идти. То я один как перст, то сразу целая компания, чуть ли не настоящая семья. Надо завтра купить постельное белье. Да и одежду для девочек – тоже. У них даже нательного белья нет.

– И ты не хочешь вызвать полицию? – поинтересовалась Цукка, присаживаясь на край кровати и осторожно подтыкая на Карине одеяло. – Помнишь, что сказал врач? Какие-то изверги над ней измывались, по ним же тюрьма плачет!

– Ты слышала, что сказала Яна? Они бежали из Института человека.

– Из Института человека? – удивилась Цукка. – В первый раз слышу.

– Широко известная в узких кругах контора, – пояснил Дзинтон, нахмурившись. – Формально – неправительственная организация, занимающаяся философскими изысканиями, поддержкой литераторов определенного сорта, разработкой и финансированием социальных проектов и так далее. Есть даже департамент, разрабатывающий теоретические модели функционирования искинов. На деле же Институт – тайное детище блистательного господина Тоя Карация, слышала про такого?

– Который глава партии гуманистов?

– Именно. А поскольку его партия уже не первое десятилетие стабильно имеет в Ассамблее от сорока до пятидесяти процентов голосов, формируя с прогрессистами квалифицированное большинство, господин Той Караций имеет огромное влияние как в правительстве, так и в президентской администрации. Он негласно влияет на распределение серьезных финансовых потоков, часть которых перепадает Институту человека отнюдь не на философские эссе. В частности, Институт по заказу…

Дзинтон замолчал.

– Что? – переспросила Цукка, когда молчание затянулось.

– Тебе, пожалуй, лучше не знать, – качнул головой Дзинтон. – Меньше знаешь – крепче спишь. Но детей туда я вернуть не позволю. Особенно после того, как своими глазами увидел, что сделали с Кариной.

Девушка задумалась.

– Но ведь содержать троих детей дорого, – наконец сказала она. – Где мы возьмем деньги?

– Мы? – улыбнулся Дзинтон, и от его улыбки у Цукки по жилам словно прокатилась волна приятного тепла. – Спасибо, Цу, но тебя я в расходы втягивать не намерен. Тебе лишних денег действительно пока взять неоткуда. Ну, а я… придется играть на бирже не два часа в день, а три или четыре. Опять же, я придумал новую эвристику, так что есть шанс, что и того не понадобится. Поставлю на автомат, и пусть шуршит само. В общем, я выкручусь. Другое дело, что детьми надо заниматься, а у меня как-то нет опыта обращения с ними. Вот если поможешь приглядывать, скажу большое спасибо.

– Конечно, я помогу! – горячо сказала Цукка.

– Вот и здорово! – снова улыбнулся Дзинтон. Внезапно он бесшумно встал со стула, в три шага пересек комнату и резко распахнул дверь. Раздалось двойное громкое ойканье, и Яна с Палеком, неожиданно потеряв опору, ввалились в комнату.

– Подслушиваем, значит? – укоризненно спросил Дзинтон. – Ну, поросята!

Дети, потирая ушибленные ладони и локти, уселись на полу, виновато отводя взгляд.

– Ладно, на первый раз прощаю, – резюмировал парень. – Но еще раз поймаю – в уши наплюю, чтобы не чесались лишний раз. Ну что, мелочь пузатая, наелись? А посуду за собой помыли? Я так и думал. Нет уж, прислуга здесь отсутствует, так что за собой придется прибирать самостоятельно. Ну-ка, в кухню, вымыть посуду, а потом спать. Утро – утешитель, завтра разберемся, что к чему. Цу, – обратился он к девушке, – ты бы тоже ложилась. Тебе на работу вставать.

Он по очереди подхватил насупившихся детей под мышки, поставил их на ноги и вышел вместе с ними. Цукка, не удержавшись, снова хихикнула. Ну точно – не человек, ураган.

И однако же – откуда Дзинтон все знает? Про Институт человека, про Тоя Карация? Почему он разбирается в медицине не хуже настоящего доктора? И откуда он знает того странного врача? Они ведь явно встречаются не в первый раз!

А вдруг он шпион? Цукка хмыкнула. Ну да, шпион Четырех Княжеств, у которого дел других нет, кроме как за приблудными детьми ухаживать. Ох, что только не придет в сонную голову. Внезапно девушка осознала, что глаза буквально слипаются. Действительно, надо ложиться. Под душ – и спать. А думать она станет завтра утром. Прав Дзинтон – вечер паникер…

Ночью Яна пробудилась словно от толчка. Рядом на принесенной из соседней комнаты кровати тихо посапывал Палек, в окно без занавесок лился звездный свет, пробивающийся сквозь качающиеся кроны деревьев. Под колючим одеялом было на удивление тепло и уютно. Девочка лежала в темноте, глядя в потолок, и чувствовала, что страх остался где-то там, за стенами отеля. А здесь есть Цукка, и Дзинтон, и Палек, и Карине больше ничего не угрожает. Наверное, Дзинтон – очень хороший человек, потому что он знает про Институт и не хочет возвращать их туда несмотря на полицию. И еще, подслушивая под дверью, она не чувствовала в нем лжи и нечестности – только спокойную уверенность, легкую улыбку, небольшую озабоченность и, где-то глубоко-глубоко внутри, скрытую искру такой же ярости, какую она чувствовала в Карине утром. И Цукка – в ней скрывалась тревога, как у мамы, тревога, и жалость, и озабоченность, и немного страха. Наверное, она тоже хороший человек.

Но Цукка сказала, что содержать троих детей – дорого. Невежливо заставлять чужих людей нести большие расходы. Но что можно сделать? Она еще маленькая, она даже не может пойти и устроиться на работу. Но зато она может во всем помогать по дому – мыть пол и посуду, убирать, мести двор, ходить в магазины. Мама с папой ее всему научили. А потом, когда она вырастет, она обязательно вернет Дзинтону все деньги, которые тот на нее потратит.

Но у нее есть дар. Должна ли она сказать про него Дзинтону и Цукке? Она не знает. Так нечестно – не сказать. Мама и папа умерли, но мама всегда говорила, что показывать свой дар чужим людям нельзя ни в коем случае. Иначе ее заберут в плохое место и начнут больно колоть иголками. Но Дзинтон и Цукка уже не совсем чужие – ведь они помогли Карине. А если она станет жить с ними, то они совсем не чужие.

Решено. Она подождет еще немного и расскажет им. И если они не испугаются и не отдадут ее обратно в Институт, все будет хорошо. Навсегда.

И с этой мыслью Яна уснула легким безмятежным сном.

Палек проснулся от того, что одеяло сползло на пол. Он поворочался, устраиваясь поудобнее и прислушиваясь к сопению спящей рядом Яны. Девчонки, покровительственно подумал он. Вечно всего боятся и вздрагивают на пустом месте. Эта вот вцепилась в него, словно репей, и даже засыпала, ухватив его за руку. Наверное, в первый раз сбежала из детдома. Интересно, что за название такое дурацкое – «институт»? Впрочем, для девчонки сбежать – подвиг, так что Яна все-таки молодец. Можно даже путешествовать вместе. Правда, рано или поздно они все равно попадутся в руки полиции, и их вернут обратно, но никто ведь не мешает им сбежать снова, верно? Не прикуют же их цепью…

Интересно, а Карина… ведь она совсем не могла двигаться. Как же они попали в заброшенный дом? Он уже задремал в своей комнате и проснулся только от скрипа половиц. Кто же знал, что в заброшенную развалину кто-то припрется? Да, жаль, он не видел, как они туда попали. Неужели мелкая и явно слабосильная Яна тащила Карину на себе? Ну она дает…

Наверное, пока стоит остаться здесь. Тем более что директорша наверняка опять поставила полицию на уши, и вокзал с автобусными станциями под усиленным наблюдением. Дзинтон, кажется, неплохой дядька – и разговаривает нормально, и полицию звать не стал. Даже то, что посуду заставил помыть – тут все честно, сами насвинячили, сами убираем. Только, кажется, видит прямо насквозь. Как он догадался про детдом и что они подслушивают? Ну, неважно. Главное, здесь можно пока пожить, прежде чем отправиться путешествовать дальше. А обузой он точно не окажется, ха! Яну с Кариной, может, и надо содержать, а он, Палек, прекрасно прокормит себя самостоятельно. И не только себя. Завтра утром можно осторожненько совершить вылазку в город и осмотреться. А там… наверное, толстый Морж все еще не прикрыл свою лавочку…

Не додумав мысль, мальчик снова уснул легким безмятежным сном.