Корректор. Книга первая. Ничьи котята
12.05.843, деньдень
Утреннее солнце било в окна так, словно хотело проплавить их насквозь. Яна с Палеком, жмурясь, жевали яичницу с колбасой, когда Дзинтон стремительно вошел в кухню.
– Так, все. Цукка ушла на работу, а дом остался на нас с вами. Ну что, мелочь пузатая, давайте, дожевывайте. Надо за жизнь поговорить.
Он взял со стола кувшинчик с водой и в три глотка почти опорожнил его.
– Ф-фу! – довольно сказал он. – Что-то жарко сегодня с утра. Или я просто забегался? – Он оседлал табурет, упершись локтями в стол, и, подперев подбородок, стал наблюдать, как дети торопливо дожевывают яичницу.
– Итак, – сказал он, когда последние крошки поджаренного хлеба оказались доедены. – Начнем с того, что у нас нежданно-негаданно образовалась коммуна. А в коммуне надо соблюдать некоторые правила. И правило номер один: в доме вести себя тихо, – он загнул большой палец. – Не бегать, не кричать, особенно когда Карина спит. А она в ближайшие дни спать станет все время. Правило номер два: когда я работаю у себя в комнате, постарайтесь меня не отвлекать, – Дзинтон загнул второй палец. – Поскольку я не просто работаю, а зарабатываю деньги, причем с сегодняшнего дня и на вас, оболтусов, лишние вопросы в неверное время могут оставить вас без мороженого. И наконец – иждивенцев здесь нет и не будет. Прокормить я вас смогу, но сильно огорчусь, если вы сядете мне на шею и ножки свесите. Раз живете здесь, то отвечаете за определенные дела.
Он внимательно посмотрел на детей. Те согласно кивнули.
– Главное в том, что готовка еды – вещь нудная, утомительная и отнимающая много времени. А я в повара не нанимался. И Цукка тоже. Так что с сегодняшнего дня устанавливаем график дежурств по кухне. Сегодня, ладно уж, дежурный я. Но завтра – вы двое. Послезавтра – Цукка, потом снова я, потом вы, и так далее. Выздоровеет Карина – задействуем и ее, но пока она на положении лежачего инвалида. Рецепты выдаю я или Цукка, вы же по-первости станете их применять на практике. Набьете руку – посмотрим. Далее, походы по магазинам полностью на вас. Если продавцы станут спрашивать, вы – брат с сестрой, мои дети. Списком продуктов обеспечим, деньгами я снабжу, остатки можете оставлять себе на карманные расходы, но на многое не рассчитывайте, я не миллионер. Понятно?
Дети снова синхронно кивнули.
– Замечательно. Также периодически, раз в период-два, устраиваем в доме большую уборку. Участвуют все. Ну и, наконец, в течение ближайших двух-трех дней как минимум Карину из кровати я не выпущу. Пусть ее желудок в себя приходит. Еду ей придется носить в постель, а сверх того где-то я видел ночной горшок. Его тоже поставим в комнату, и его нужно выносить. И то, и другое – на вас. Угу?
– Угу, – пробурчал Палек. – А только в детдоме готовить не заставляли.
– Ну, кто тебя просил сбегать, путешественник? – пожал плечами Дзинтон. – Сам сбежал – сам отдувайся. Мир, знаешь ли, суровое место. За все кто-то платит – или ты, или другие. В детдоме за уход за тобой платит государство. Здесь мы сами по себе, так что и барахтаться придется самостоятельно. Так, теперь о насущном. Яна, – он окинул девочку критическим взглядом, – ночнушка Цукки – не самая лучшая одежда. Вчера вечером я быстро простирнул ваши с Кариной платья, и они уже высохли. Висят на веревке во дворе. Пока надень свое или побегай голой, если не замерзнешь. Потом подумаем, как вас с Кариной одеть. Проблема в том, что сначала нужно вас в магазин доставить, а Карину пока одну оставлять я не хочу. То есть поход за одеждой временно откладывается.
Он стремительно встал со стула.
– Теперь займитесь пока чем-нибудь, а я сварю бульон. Покормим Карину – пойдете в магазин.
Пока Дзинтон возился с оттаивавшим с раннего утра куском мяса, извлеченным из морозилки, Яна быстро влезла в свое платье. За вчерашний день оно заметно поистрепалось, но все еще выглядело более-менее прилично. Хотя оно оставалось на пару размеров больше, чем надо, и то и дело норовило сползти с плеч, от утренней прохлады, все еще держащейся под деревьями, вполне защищало. Палек окинул девочку критическим взглядом и хмыкнул.
– Какой-то странный у вас детдом, – сказал он. – Даже одежды нормальной не дают. Так ты из какого? Я вот из «Солнечного».
– А я издалека, из другого города, – соврала Яна. Ей совсем не хотелось рассказывать, откуда она на самом деле и что с ними произошло. Она боялась, что Палек станет приставать с расспросами, но обошлось. Взамен он потянул ее осматривать заброшенный сад, окружавший старый отель. Почти сразу они обнаружили тропинку, выводящую на скалу над бухтой, и восторженно любовались открывшимся видом, пока Яна не вспомнила про Дзинтона и Карину.
Наперегонки добежав до отеля, они обнаружили, что ароматный бульон, смешанный с маленькими листками какой-то зелени, уже готов и налит в большую глиняную кружку со смешным человечком на боку. Бульон пах так, что дети невольно сглотнули слюну.
– Терпите, оглоеды, – подмигнул Дзинтон. – Мясо у нас на обед, пальчики оближете. А бульон для лежачих. Пойдемте. Пора Карине и позавтракать.
Он подхватил горячую кружку через старое замызганное полотенце для вытирания посуды и вышел из кухни. Яна двинулась за ним, но вдруг замерла на месте.
А что, если Карина, проснувшись, нападет на Дзинтона? Если она ударит его, как тех мужчин? Если он умрет? Нет, не может быть, она не такая… но вдруг спросонья она просто не разберется?
Она со всех ног бросилась вперед, в самый последний момент протиснувшись между Дзинтоном и дверью комнаты.
– Эй! – недовольно буркнул тот. – Осторожнее. Я чуть на тебя бульон не пролил.
– Господин Дзинтон, а можно я ее разбужу? – взволнованно поинтересовалась девочка. – Ну, чтобы она не испугалась?
– Буди, конечно, – кивнул парень. – И без формальностей. Давай, Яна, действуй.
Девочка приоткрыла дверь и осторожно проскользнула в комнату. Ее заливало утреннее солнце, пробивавшееся сквозь кроны деревьев. Карина все еще спала беспокойным сном: ее голова то и дело перекатывалась по подушке, сухие губы что-то неслышно шептали.
– Надо бы поаккуратнее со снотворным, – пробормотал сзади Дзинтон. – По-моему, доктор Тарсаки переборщил вчера. Ну, Яна, давай.
Яна кивнула и осторожно потрясла Карину за плечо.
– Карина! – позвала она. – Кара! Просыпайся. Это я, Яна. Карина!
– Сейчас… – пробормотала та, не открывая глаз. – Сейчас… надо найти укрытие… Яна, спрячься, нас увидят… Они в нас стреляют!
– Карина, нам не надо больше прятаться! – Яна снова потрясла ее за плечо. – Карина, просыпайся. Мы тебе еды принесли.
Внезапно одним резким движением девочка села на кровати. Одеяло отлетело в сторону, и Яна почувствовала странную давящую тяжесть на висках. Она увидела прямо перед собой совершенно безумные глаза Карины, и тут же что-то невидимое, скользкое и упругое, захлестнуло горло, и сразу стало трудно дышать.
– Карина! – пискнула она. – Это я! Я же!
Тяжесть в висках и ощущение петли на горле пропали так же внезапно, как и появились. Карина, тяжело дыша обвела комнату взглядом, задержавшись на Дзинтоне с Палеком, и снова посмотрела на Яну.
– Надо спрятаться… – неуверенно произнесла она, но тут же тряхнула головой и принялась тереть глаза кулаками. – Где мы? Я ничего не помню.
– Кара, мы в гостях у господина Дзинтона, – заторопилась Яна. – Он нашел тебя вчера вечером и принес сюда. Он доктора позвал, и доктор тебя лечил. Мы тебе еды принесли!
Она умоляюще посмотрела на Карину. Только бы та не начала драться!
– Ну что, красавица, – весело сказал парень. – Давай знакомиться. Меня зовут Дзинтон. Ну-ка…
Он поставил кружку с бульоном на стол и, осторожно надавив Карине на плечи, принудил ее лечь. Потом, подобрав с пола одеяло, укрыл ее, после чего пощупал лоб, подержал за запястье и, наконец, потрепал по волосам.
– Будешь жить, не помрешь, – пообещал он. – Но сначала нужно вылечиться. У тебя случился приступ острого гастрита. Воспаление желудка, проще говоря. Теперь тебе несколько дней нужно лежать в кровати и пить лекарства, чтобы желудок пришел в себя. Есть хочешь? Вот и хорошо. Давай-ка, выпей бульона.
Несколькими ловкими движениями он приподнял подушку и полуусадил девочку в кровати. Потом осторожно всунул ей в руки обмотанную полотенцем кружку.
– Пей! – велел он. – Только аккуратно, не обожгись.
Каким-то автоматическим движением, не отрывая от Дзинтона взгляда, девочка поднесла кружку к губам и осторожно отхлебнула раз, другой. Внезапно, словно очнувшись, она принялась жадно глотать ароматную жидкость, иногда обжигаясь и с шипением втягивая воздух. Минуту спустя кружка опустела, и Карина вопросительно взглянула на парня.
– Пока все, – мягко сказал он. – Тебе нельзя есть помногу. Не волнуйся, сейчас голод пройдет. Часа через три мы сделаем тебе жидкую кашу, и ты поешь снова. Яна, пожалуйста, принеси с кухни стакан воды.
Он достал из разложенных на столе коробок несколько таблеток и дал Карине их проглотить, заставив запить принесенной Яной водой. Последнюю, большую коричневую лепешку величиной с пол-ладони, он заставил сначала разжевать, несмотря на неприятный вкус.
– Так надо, – сказал он. – Очень хорошее лечение, пусть и невкусное. Неделю придется попить, а там посмотрим. А теперь, малышка, давай-ка ляжем обратно.
Не менее ловко он помог Карине снова лечь горизонтально. Потом он прикрыл ее одеялом и погладил по голове.
– Все хорошо, милая, – негромко сказал он. – Ничего не бойся. Ты в безопасности, тебе больше ничего не грозит. Сейчас попытайся еще поспать до второго завтрака, хорошо?
Он поднялся с кровати и пошел к двери.
– Яна… – шепнула Карина. – Погоди. Нужно поговорить.
Яна дернулась к ней, потом за Дзинтоном. Тот кивнул ей.
– Поговорите, конечно, – сказал он. – Пошли, Палек. Нам нужно еще найти горшок на чердаке. – Он подмигнул Яне и вышел, уводя с собой мальчика и закрыв дверь.
– Яна… – прошептала Карина. – Где мы? Не в Институте?
Яна потрясла головой, присаживаясь на край кровати.
– В отеле «Мароновая роща», – объяснила она. – Здесь живет Дзинтон. И Цукка. Они хорошие. Они нашли нас вчера вечером, нас и Палека, и взяли к себе. Дзинтон говорит, что никогда не позволит вернуть нас в Институт.
– Хорошие… – Карина криво улыбнулась. – Откуда ты знаешь? Потому что он тебе сказал? Да он соврал!
– Он не врал, – твердо заявила Яна. – Я… я умею чувствовать, когда врут. Он хороший, честно, он не врет.
Карина тяжело вздохнула.
– Что вчера случилось? – спросила она. – Я помню, как мы убегали в лес от… из того дома, а у меня болел живот. А потом ничего не помню.
– Ты упала и перестала двигаться, – Яна наморщила лоб, вспоминая. – И еще тебя тошнило. Потом ты лежала на месте, а я не знала, что делать. Потом я подняла тебя в воздух и понесла, и принесла в какой-то дом, и там оказался Палек. Он мне воды дал. А потом пришли Дзинтон и Цукка… ой, нет, наоборот: я заплакала и побежала, и на них наткнулась. Дзинтон принес тебя сюда и вызвал врача, и врач тебя обследовал и прописал лекарства. А Цукка с Палеком ходили за лекарствами. Кара, а что такое «анальный катетер»?
– А полиция приезжала?
– Не-а, – Яна тряхнула головой. – Они полицию не звали. Только доктора, а доктор тоже в полицию не пойдет. А у тебя живот все еще болит?
– Почти не болит. Так, чуть-чуть. Яна, ты сказала Дзинтону, что я… что ты… что мы не такие, как все?
– Нет еще. Мама говорила, что нельзя говорить другим.
– Правильно. Нельзя, – Карина с внезапной силой ухватила ее за руку. – Яна, дурочка, ты понимаешь, что он нас обязательно в полицию отдаст, если узнает?
– Я не дурочка, – обиделась Яна. – И Дзинтон нас никуда не отдаст. Но я все равно говорить не стану.
– Правильно. Нам надо уходить… – Голос Карины становился все тише и тише, глаза закрывались. – Не говори никому и ни за что… Я еще немного отдохну, а потом мы пойдем дальше…
Она ровно задышала. Яна, убедившись, что та спит, осторожно слезла с кровати и на цыпочках прошла к двери. Вот глупая! Зачем куда-то уходить, если и здесь хорошо?
Деньги Дзинтон доверил Палеку. Яна немного обиделась – она не такая уже и маленькая, сколько раз сама в магазин ходила! – но обрадовалась, когда парень вручил ей список продуктов.
– У тебя, Палек, деньги останутся в большей сохранности, – пояснил он. – Но с выбором покупок лучше управляются женщины. Нам, мужикам, не дано, – и он подмигнул детям. – Давайте, топайте. И не задерживайтесь в городе, вам обоим не стоит особенно светиться на людях. А я пока поработаю.
Он махнул рукой и через две ступеньки взбежал на второй этаж.
Где находятся магазины, Палек знал. Точнее, он знал магазин зеленщика и лавку мясо-рыбных продуктов. Хлебный же отдел можно найти в любом универмаге. Дети весело наперегонки бежали под теплыми лучами утреннего солнца, и их босые ступни ласкала уже не по-весеннему густая трава по бокам дорожки. Потом Палек вскочил на низкую каменную изгородь над крутым обрывом и, дурачась, запрыгал по ней на одной ножке. Далеко-далеко внизу виднелись кроны деревьев.
– Палек, дурак! – крикнула ему Яна. – Ты же упадешь!
– А вот спорим, что не упаду! – мальчик показал ей язык. – Здесь же широко. Знаешь, по каким камням я лази…
И тут время пошло медленно-медленно. Словно в страшном сне, Яна увидела, как оступившийся Палек, беспомощно взмахивая руками, пытается удержать равновесие. Как его непослушное тело предательски отказывается удерживаться в вертикальном положении. Как радостно распахивается внизу пропасть, ехидно ухмыляясь торчащими зубами-валунами…
И потом время словно замерло окончательно. Палек висел над пропастью, изогнувшись в неудобной позе, а Яна, стиснув зубы и сжав кулаки, отчаянно удерживала его, не давая обрушиться туда, вниз, а ветер, казалось, злобно хохотал, пытаясь вырвать тело мальчика из мертвой хватки ее не-рук, и между лопаток саднило все сильнее и сильнее, и потом она отчаянным усилием потянула его к себе и тут же от накатившей слабости рухнула на колени, ободрав их о камень, а Палек упал на нее сверху, и они оба упали на землю, отчаянно пытаясь отдышаться…
Потом они долго сидели, опершись спинами о ледяной камень ограды, тяжело дыша и приходя в себя. Наконец Палек нерешительно спросил:
– Это ты сделала, да?
– Что – это? – почему-то шепотом переспросила Яна. Все. Теперь Палек знает о ней. И он испугается и убежит. Или начнет дразниться. Или скажет Дзинтону, и тот выгонит ее из дома…
– Ты держала меня и не дала упасть?
Яна подняла глаза и наткнулась на взгляд мальчика. В нем странно мешались опаска и благоговение. Соврать? Не выйдет. Ну что же…
– Да, я, – кивнула она. – Мама говорила, что я – девиант.
– Ух ты! – восхищенно выдохнул Палек, так что Яна слегка опешила. – И ты можешь убить своей невидимой штукой, да? Ну и дела! Я всегда хотел такую иметь! Нет, ты честно девиант, да?
– Честно, – кивнула Яна. Она ожидала чего угодно, но только не такого. – Пожалуйста, не говори никому, ладно? Не скажешь?
– Не скажу, – отмахнулся Палек. – Слушай, а ты много убила?
Яна нахмурилась.
– Ты точно дурак, – со злостью сказала она. – Я никого не убивала. Я вообще никогда раньше свой дар не использовала. А тебя, между прочим, вообще спасла!
Она отвернулась и надулась.
– Эй, не злись! – Палек примиряюще тронул ее за плечо. – По телику говорили, что все девианты – чокнутые, они убивают всех подряд, а значит, их надо изолировать.
– И меня надо изолировать, да? – бросила Яна, не поворачиваясь. Ну конечно, и он туда же.
– Нет, конечно, – вздохнул Палек. – Ты точно не чокнутая. Нормальная девчонка. Извини, ладно? И… спасибо, что помогла.
Яна недоверчиво взглянула на него. Потом она потянулась и заглянула ему в голову. Мальчик действительно раскаивался, что ляпнул, не подумав, и она решила его простить. В самом деле, мальчишки сами немного чокнутые. От природы, как говорит мама. Не обижаться же на них за природу? Наоборот, жалеть надо.
– Пожалуйста, – все еще немного сухо сказала она. – Палек, ты обещаешь, что никому не скажешь? Если скажешь, то меня снова отвезут в Институт, и… – Она поежилась. Что ее могло ожидать в Институте, она не знала, но ужас Карины перед возвращением чувствовала совершенно отчетливо. Наверное, там и в самом деле плохое место.
– А что такое «институт»? – спросил Палек. – Дзинтон вчера сказал, только я не понял. Ой, извини, – спохватился он, – наверное, невежливо спрашивать. Только ты на людей не кидайся, ладно?
Яна сжала кулаки, чтобы как следует врезать нахалу, но тот только весело рассмеялся, показал язык, вскочил на ноги и отбежал в сторону. Ну что с ним делать? Не бить же его по-настоящему не-руками! Девочка тоже вскочила и погналась за ним.
Несколько минут спустя дети оживленно болтали, забившись глубоко в придорожные кусты. Яна рассказала, как год назад она неожиданно обнаружила, что может двигать вещи, просто посмотрев на них, и как начала видеть, что чувствуют люди рядом с ней. Как перепугались мама и папа, когда она рассказала им. Она уже тогда не раз слышала по телевизору злое, нехорошее слово «девиант», но даже и в мыслях не примеривала его на себя, пока случайно не подслушала разговор родителей. Потом она перестала ходить в школу, и еще они даже переехали в другой город, и долго-долго она училась сама, по учебникам. А потом вдруг за ними на улице стали ходить в отдалении страшные незнакомые люди с плохими мыслями в голове, и мама с папой все время боялись. А потом днем два страшных человека как-то вошли в квартиру через запертую дверь, набросились на нее, нацепили на шею тугой ошейник, от которого стало шумно в ушах и голове, и увели с собой. Ей сказали, что мама с папой уехали и больше не вернутся, но она знала, что врут – она видела в головах, и ей удалось подслушать разговор в соседней комнате. Потом ее раздели, искололи иголками, сняли ошейник, но тут же засунули в глухой железный ящик, шум в котором стоял еще сильнее, чем от ошейника. Наверное, ее куда-то везли, но она почти все время спала, просыпаясь только когда ее грубо будили, чтобы покормить невкусной овсяной кашей и еще какой-то мерзкой гадостью. Иногда, правда, она приходила в себя и сама, в последний раз – перед тем, как Карина разбила ее ящик. Она долго-долго лежала без сна в черной качающейся духоте, и в конце концов ей стало страшно, и она заплакала, и тут что-то ударило в ее ящик, и еще раз, и еще, а потом она увидела Карину.
О том, что случилось потом, Яна все-таки рассказывать не стала. Ей не хотелось вспоминать ужасное бегство сначала по коридорам большого непонятного дома, по камню и битому стеклу большой-пребольшой комнаты, потом по темному ночному лесу и сующимся под ноги корням. И уж тем более не хотелось вспоминать, как Карина убила тех двоих взрослых дядек в доме. Наверное, они заслужили – Яна не понимала, что они хотели сделать, но хорошо помнила всплеск страха и отвращения, который почувствовала Карина. Но все равно – тайна ее с Кариной общая, и пока про нее рассказывать нельзя. И она просто сказала, что они убежали, разбив большую стеклянную стену, и спрятались в лесу, а утром пошли искать еду, и Карина заболела, а она, Яна, принесла ее в заброшенный дом, где и встретила Палека.
Наверное, Палек заметил, что она что-то не договаривает, но лезть с лишними вопросами не стал. Вместо того он сказал несколько скверных запрещенных слов, которые мама не позволяла говорить даже папе, а потом неожиданно похлопал девочку по плечу.
– Все взрослые – гады, – с чувством сказал он. – Ну, может, кроме некоторых, вроде Дзинтона или нашей директорши. Но Дзинтон тоже еще почти молодой. От меня вот родители отказались еще в роддоме. Ты не плачь, что у тебя родители умерли. Ты лучше думай, как хорошо, что ты с ними столько лет жила. А если бы они умерли раньше?
Яна недоверчиво посмотрела на него и вдруг, уткнувшись ему в плечо, разревелась. Палек неловко погладил ее по спине. Он явно не знал, что надо делать с плачущими девчонками, и потому чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, Яна быстро заставила себя успокоиться и отодвинуться.
– Пойдем в магазин, – шмыгая носом, сказала она. – Дзинтон, наверное, уже беспокоится.
– Таким образом, блистательный господин майор, я могу констатировать один очень простой факт: служба охраны Института совершенно некомпетентна. Ну что же, случается…
Директор масарийского филиала Института человека сложил руки подушечками пальцев и с добродушной улыбкой посмотрел на начальника службы охраны. Кайн невольно поежился. Этот импозантный седовласый человек был наиболее опасен именно тогда, когда вот так ласково улыбался. Майор подозревал, что опытный психиатр нашел бы у блистательного господина Джоя Митеры немало любопытных отклонений, но все местные психиатры, психологи, философы и прочие душеведы работали на самого Джоя. И даже если они и анализировали его личность, то предпочитали держать язык за зубами – по крайней мере, на территории Института.
– Господин директор, – сухо ответил майор, – боюсь, ты слишком строг к нам. Ни одна система охраны не может защитить от такой цепочки невероятных совпадений. Сбой блокиратора транспортного сейфа, заклинившие запоры аварийной двери, короткое замыкание в системе питания камер слежения, учения роты охраны на дальнем полигоне, неудачно подвернувшийся «саркофаг» со вторым девиантом… Убери отсюда хотя бы один элемент – и беглецы сейчас сидели бы в своих боксах или, по крайней мере, оказались бы мертвы.
– Да, да, да… – покивал директор. – Ужасные, невероятные совпадения. Наверное, к их числу нужно отнести и двух бесследно растворившихся в населенной местности замерзших, голодных и дезориентированных детей. И полицию, которая не может найти их вторые сутки. И полицейских собак, которые отказались брать след. И даже отсутствие трупа малолетней сучки Карины, которой полагалось сдохнуть без антидота максимум через сутки! – внезапно рявкнул он во весь голос.
– Я не могу отвечать за полицейских собак, – огрызнулся полковник. – Я их, знаешь ли, не натаскивал. Хотя сложно предположить, что обычные ищейки пойдут по следу девианта, насквозь пропитанному лекарственными запахами, особенно когда мы не можем толком объяснить кинологам, кого и зачем ищем. А насчет яда – извини, господин директор, вопрос не ко мне, а к умникам из Минобороны.
– Я сам знаю, кому и какие вопросы мне задавать! – прошипел директор, преображаясь. Взгляд его глаз за стальной оправой очков стал совершенно безумным. Он с размаху врезал кулаком по столу и поднялся на ноги. – А вот ты, господин майор, придержи язык за зубами. Если ты еще раз первым ляпнешь про Минобороны даже просто при мне, не говоря уже про других, я тебя…
Запиликал настольный коммуникатор, и тут же, без подтверждения, прорезался голос чоки-секретарши:
– Господин директор, госпожа заместитель директора Эхира требует немедленной встречи.
Директор зашипел от ярости. Несколько секунд он стоял, сжимая и разжимая кулаки, но в конце концов умудрился взять себя в руки.
– Пусть войдет, – сквозь зубы процедил он.
Кайн вполне понимал чувства своего непосредственного шефа. За две недели пребывания в Институте стерва умудрилась нажить себе врагов практически везде – в основном своими настойчивыми требованиями допустить ее к инспекции лабораторного корпуса, предоставить доступ к программам и материалам секретных экспериментов, а также острым как бритва языком, способным, кажется, нарезать дольками гранитный окатыш. Майор не понимал, благодаря каким политическим играм она умудрилась стать заместителем директора и что она вообще здесь делает, но, будь его воля, чокнутую суку уже давно нашли бы где-нибудь в горах неудачно сорвавшейся с обрыва. Однако когда дверь директорского кабинета скользнула в сторону, открывая проход, он уже стоял с каменным лицом, на котором не читалось ни малейшего проблеска эмоций.
– Итак, господин Джой, ваше расследование по-прежнему не дало никаких результатов, – с места в карьер заявила стерва. – И, полагаю, наш выдающийся начальник охраны уже подробно описал, какие именно объективные обстоятельства помешали найти двух сбежавших из-под опеки детей. Верно, господин Кайн?
Майор даже не пошевелился. Много чести в перепалку вступать!
– Однако, – ничуть не смутившись его молчанием, стерва повернулась к директору, – я надеюсь, что руководство Института в лице господина Джоя поделится со мной чуть большим количеством информации, чем с журналистами. Итак, поваленное ветром дерево уже забыто. Вторая версия разнесенного вдребезги холла лабораторного корпуса – неосторожное обращение с оружием. Никто не хочет мне пояснить, с каких пор частью экипировки охранника стали осколочные гранаты или что-то похожее? Или я что-то упустила, и теперь пуля любого пистолета может отбросить контрольную камеру в сотню килограмм весом на десяток саженей и больше?