Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы

Генерал-лейтенант Дотошкин слушал академиков, не вмешиваясь в разговор и делая для себя свои военные выводы. Но то, что сказал один из долго молчавших академиков, заставило его вскочить на ноги. А тот заговорил неожиданно на другую тему.

– Сергей Сергеевич, позвольте мне слегка отклониться от взятого направления дискуссии. Как я понимаю, мы используем сейчас нечто вроде метода мозговой атаки, когда не возбраняется выдвижение любых теорий, даже кажущихся несусветными. Я не знаю, читали вы или нет, но у меня в кармане лежит газета «Вралька сегодня», в которой опубликована статья о явлении, прямо скажем, невероятном, но, по-моему, чем-то напоминающим то, о чём мы сейчас дебатируем. Не буду читать всю статью, которая названа «Загадка Лысой Головы», поскольку журналист явно фантаст по натуре и к вранью, собранному им на месте, добавил много своего. Но суть материала сводится к следующему. В Подмосковье недалеко от села Зареченка есть холм, названный Лысой Горой. Какой-то местный лесник хотел проехать по своим служебным делам на вершину горы на своей лошади, но та, дойдя почти до вершины, отказалась дальше идти. Он объехал на ней гору с другой стороны, но и там лошадь на поляну не пошла. Лесник сам хотел пройти, но ноги его дальше не несли. Журналист выяснил, что и другие жители, собирая грибы, пытались выйти на поляну, которая зовётся лысиной, но все они у самого верха ощущали такую усталость в ногах, что не могли попасть на эту поляну. Короче говоря, журналист описывает некую потустороннюю силу, не позволяющую никому подняться на вершину горы, которая на самом деле является обыкновенным холмом.

Вы спросите, какое это имеет отношение к нашему разговору, и я отвечу. Мы до сих пор не знаем, где находится наш старый коллега Наукин. Он как сквозь землю провалился два года тому назад. Вот я и подумал, прочитав эту статью, не мог ли наш уважаемый Тарас Евлампиевич обосноваться на этой горе и окружить себя таким же энергетическим полем, как Зивелеоса. Не можем же мы поверить в чушь существования потусторонних сил, тогда как факт непопадания на поляну Лысой Головы подтверждают многие жители.

Генерал вскочил.

– Где эта газета? Кто автор? Это очень и очень важно.

Поднялись с кресел и другие участники дискуссии. Газета пошла по рукам.

Академик Сергеев попытался навести порядок, увещевая собравшихся:

– Коллеги, коллеги, нельзя же так. Отдайте газету генералу. Тем более что, как мне только что сказал Виктор Степанович, он прочитал этот материал не только в газете, но сразу же нашёл его и в Интернет-журнале «Литературная вралька». Автор явно гонится за сенсацией, делая себя популярным. Но на такие материалы сейчас люди не так падки, как раньше. Для нас же это представляет интерес именно потому, что мы не верим в сверхъестественное, а ищем за выдумками реальные факты.

Спокойная речь председателя заставила всех сесть на свои места, а он продолжал:

– Я предлагаю вот что. Не откладывая дело в долгий ящик, наш уважаемый генерал, извините, генерал-лейтенант Дотошкин достаёт завтра вертолёт, и мы летим с ним на эту поляну по воздуху, раз туда невозможно, как пишут в газете, попасть по дороге. Там мы посмотрим, что это за поляна, и сделаем какие-то выводы. Как вы смотрите на это, Сергей Сергеевич.

Генерал, уткнувшись в газету, всё же внимательно слушал своего тёзку академика и ответил мгновенно:

– Полностью с вами согласен. Завтра на десять утра назначаем вылет. Я оповещу вас, откуда летим. Мы ведь не знаем сейчас даже, где находится эта гора и где эта деревня. Но это я сейчас же выясню. Надеюсь, что полетим всем нынешним составом. Я организую вертолёт МИ–8. Он, во-первых, самый надёжный, а, во-вторых, в нём много места и хорошо всем будет видно из окон.

– Только, Сергей Сергеевич, не забывайте, пожалуйста, что у нас высказана пока лишь гипотеза. Вполне может оказаться, что весь рассказ – это выдумка журналиста. Сегодня таких выдумок полно. Однако если в этой выдумке есть доля правды и она связана с Зивелеосом, то можно считать, что у нас появляется ключ к разгадке.

После совещания все академики бросились в свои кабинеты к компьютерам открывать карты, искать деревню Зареченку и читать внимательно статью, которую отдали генералу. А генерал, выходя с подполковником Скориковым из академии, на ходу распоряжался:

– Александр Васильевич, я сегодня и завтра буду заниматься учёными. Вы всё слышали и потому объяснения долгие не требуются. Ваша задача земная. Сейчас же найдите, где эта деревня. Поезжайте туда и выясните, ездят ли машины к этой горе. Если там действительно обосновался этот Наукин, то не летает же он там невидимкой. Наверное, продукты нужно завозить, научное оборудование, если он занимается наукой. Короче, движение какое-то должно быть, если там что-то есть. И обо всём звоните мне в любое время дня и ночи, если что-то есть, конечно.

Следующим утром все собрались в Шереметьево на специальном вертодроме. Их в Москве было не так много, а шереметьевский оказался ближе всего к деревне Зареченка. К этому времени Дотошкину успел позвонить подполковник Скориков и сообщить весьма ценную информацию. Он рассказал не только, где именно расположена деревня, но и то, что по лесной дороге в сторону Лысой Горы жители деревни замечали несколько автомашин, преимущественно легковых, проезжавших, как правило, в тёмное время суток, но изредка случалось видеть и грузовой транспорт с каким-то строительным материалом. Никто на это не обращал внимания, поскольку массового характера это не носило и могло быть обычной случайностью, когда водители просто сворачивали в лес ненадолго передохнуть.

Связывался Скориков и с метеослужбой Москвы, где его проинформировали о том, что небольшая метеостанция в районе деревни Зареченка интереса пока для них не представляет и после вывоза всего оборудования была законсервирована, а точнее заброшена.

Ровно в десять утра (командир экипажа утверждал, что никогда ещё не опаздывал с вылетом) все пассажиры сидели в салоне вертолёта, который не взлетел в это время, но включил двигатель, и мощные лопасти огромного пропеллера сначала медленно, а потом всё быстрее и увереннее стали разгонять из-под себя пыль, облаками разлетающуюся в разные стороны. Слушая внимательно ровный звук мотора, убедившись в том, что никаких сбоев или подозрительных шумов нет, командир нажал на рычаг, и машина, слегка приподнявшись, вдруг наклонилась носом вперёд и понеслась, будто желая резко клюнуть землю, но не клюнула, а пошла резко вверх, выравниваясь в полёте. Командир любил лихо взлетать.

Через несколько минут после взлёта командир открыл дверцу кабины и пригласил генерала сесть на небольшой стульчик между ним и вторым пилотом. В кабине, почти полностью состоящей из стекла, обзор был несравненно лучше, чем из салона с маленькими круглыми окошками-иллюминаторами. Ещё пять минут лёта – и командир, протянув руку перед собой, прокричал почти в ухо генералу:

– Вон она гора. Я сейчас снижусь, и мы зависнем над поляной.

– Нет-нет, – не согласился Дотошкин. – Сначала давайте пролетим над этой лысиной, но, если можно, не так быстро и как можно ниже.

Генерал обернулся и отворил дверь в салон, говоря учёным:

– Смотрите, пожалуйста, внимательно. Подлетаем к объекту. Сначала пролетим без остановки, а потом развернёмся.

Вертолёт замедлил движение и опустился почти на уровень верхушек деревьев, окружавших поляну. Дотошкину хотелось буквально вынырнуть из-за елей, что оказалось бы полной неожиданностью для обитателей поляны. Но тут произошло неожиданное для пилотов. Вертолёт, будто подхваченный сильным потоком, понесло вправо и задрало нос кверху. Перепуганный командир отвернул машину вправо, и она стала удаляться от поляны.

– С вашим экспериментом нас чуть не опрокинуло, – взорвался было руганью командир вертолёта, но тут же взял себя в руки и чуть спокойнее, хотя по-прежнему сердитым голосом добавил:

– Не знаю, что тут у вас, но это чёрт знает что! У меня такое в первый раз. А могло быть и в последний.

Генерал сам был перепуган насмерть. Тяжело дыша, он повернулся к учёным, повалившимся друг на друга от внезапного крена вертолёта. Вертолёт не был оборудован креслами, так как предназначался для перевозки грузов, а для пассажиров откидывались длинные скамьи вдоль бортов. При виде испуганного лица генерала, усаживающиеся в нормальное положение учёные, едва ли не хором спросили:

– Что случилось?

– Я-то не понимаю, – сердито ответил Дотошкин. – И командир не понял, в чём дело. Нас чуть не перевернуло, когда мы хотели вылететь на поляну.

– Кажется, мне ясно, – задумчиво ответил академик Сергеев, сидевший ближе всех к кабине пилота. – Это может быть то самое энергетическое поле. Нельзя подлетать к нему так низко. Поднимайте вертолёт выше. Облака сегодня низкие и плывут же. Давайте пролетим чуть ниже облаков. Не может поле быть бесконечным.

– Что они там говорят? – Спросил командир Дотошкина, так как слова из салона не доходили до его слуха.

– Они просят пролететь над поляной повыше, но чуть ниже облаков, полагая, что там препятствия не будет.

– Вы что, хотите нас всех в гроб загнать со своей поляной? Далась она вам!

Причина таких слов состояла в том, что перед полётом командира не поставили в известность о настоящей цели маршрута, сохраняя в тайне всё происходящее. Ему сказали только, что учёным нужно срочно увидеть поляну.

– И вот ещё что, – мрачно добавил командир вертолёта, обращаясь к Дотошкину, – скажите своим, что у каждого откидного сидения есть пристежные ремни. Пусть все пристегнутся. Я не знал, что будут проблемы, и не сказал раньше. А без них вообще пассажирам летать не положено. Пока буду разворачиваться, всем пристегнуться.

Тарас Евлампиевич, Таня Иволгина, которая после чудесного освобождения от насильников жила на поляне, не представляя дальнейшую жизнь без своего спасителя Николая, и Маша сидели в комнате управления и пили утренний чай. Из динамика пульта доносились детские голоса. Николай в своём костюме был в детском доме. Там ему многое нужно было сделать. Во-первых, показаться ребятам и поговорить с ними. Они давно мечтали об этом. Во-вторых, подтвердить руководству детского дома свою поддержку. В-третьих, появиться в местном банке и убедить не препятствовать денежным операциям, связанным с организациями, помогающим детскому дому в приобретении оборудования, строительстве завода и других нужных делах. Надо было появиться и в администрации района с напоминанием о том, что всё, относящееся к детскому дому, находится под защитой Зивелеоса.

Трое перед пультом вслушивались в голоса, пытаясь зримо представить хотя бы часть происходящего. Зивелеос командовал:

– Глухарь, проверь, нет ли у нас посторонних. Осмотрите крыши и чердаки. Конопатый, расставь посты на воротах и на выходах из зданий. Тина, сообщи директору о моём прибытии. Скажи, что я прошу всех ребят собраться во дворе. Гаврош, доложи пока вкратце обстановку.

Слушая голос Николая, Таня вдруг приподняла голову, прислушиваясь к чему-то другому. Музыкальный голос певицы уловил посторонний шум.

– Кажется, я слышу ритмы далёкого ударника.

– Откуда здесь ударник? – спросил Тарас Евлампиевич, но насторожился.

– Не ударник, но что-то вроде барабанной дроби я слышу вдалеке, – настойчиво сказала Таня. – И не из динамика, а откуда-то снаружи.

– Да, я тоже слышу, – подхватила Маша. – Дедушка, давай выйдем.

– Давайте, – сказал Тарас Евлампиевич. – У меня со слухом похуже. Не тот возраст.

Они вышли на порог невысокого деревянного дома, и до слуха донеслось явно приближающееся тарахтение, о происхождении которого Тарас Евлампиевич сразу догадался.

– Это вертолёт. Его только нам здесь не хватало.

– Почему вы так думаете? – спросила Таня, которая, если и видела вертолёт когда-нибудь, то разве что в фильмах боевиках. Над Москвой эти аппараты появляются редко. А когда Таня с Николаем чуть было не были захвачены вертолётом над Москвой, то оба они находились в тот момент без сознания, и звук вертолёта над головой не привёл их в чувство.

– Эх, девочка, в моих научных командировках я тысячи километров налетал с ними, и звук пропеллера не спутаю ни с чем.

Тарахтящий звук нарастал, приближаясь.

– Он летит со стороны Москвы, – оценивая ситуацию, – сказала Маша. – И летит низко, раз мы его не видим за деревьями.

– Это может быть вертолёт по борьбе с пожарами, – предположил Тарас Евлампиевич. – Но дыма вроде бы нигде не видно. Впрочем, отсюда вообще ничего не видно далеко. Деревья мешают. А так обычно вертолёты здесь не летают. За два года, по-моему, слышу его здесь впервые.

Тем временем приближавшийся звук стал постепенно удаляться.

– Ну, всё в порядке, – облегчённо вздохнув, сказал Тарас Евлампиевич. – Улетает. Но зачем-то всё же прилетал. Любопытно, зачем?

Маша взобралась по лестнице на крышу дома и закричала оттуда:

– Дедушка, он, по-моему, поднимается выше и разворачивается снова в нашу сторону. Я вижу его.

Тарас Евлампиевич с досадой всплеснул ладонями:

– Ну, наверное, так и есть. Он мог натолкнуться на нашу защиту и хочет облететь её.

– Да он приближается.

– Ну что ж, встретим по-нашему, – сказал Тарас Евлампиевич и побежал в дом.

Не прошло и пяти секунд, как над поляной засветился парашютом огромный купол.

Командир разворачивал вертолёт, одновременно поднимая его ввысь. Поляна опять стала видна маленькой лысиной на лесной голове. Издали она казалась белой точкой, но с приближением вертолёта быстро росла. Кучевых облаков в небе было не много, но как раз в районе поляны проплывало одно облако. Под него и направил свою машину командир. Спустя минуту, он саркастически бросил:

– А зря мы летели – на поляне туман и ничего вы не увидите.

Дотошкин даже наклонился вперёд, чтоб лучше видеть, но было понятно, что вся поляна укрыта белым облаком. Он снял с груди захваченный им бинокль, приложил к глазам окуляры, но увидел лишь белое мерцание.

Тут он услышал за спиной голос академика Сергеева, который стоял в дверях кабины и тоже смотрел на поляну:

– Сергей Сергеевич, не позволите ли и мне глянуть в бинокль?

– Возьмите, только ничего не поймёте. Из-за тумана ничего не видно.

– Э-э, не скажите, Сергей Сергеевич. Это многое поясняет, – ответил Сергеев, внимательно глядя на проносящуюся глубоко внизу белую поляну. – Давайте попробуем пролететь ниже и не по центру поляны, а вокруг неё, не ударяясь в этот туман, разумеется. Его мы не пробьём, как я понял.

Вертолёт перелетел через поляну и, развернувшись, направился вокруг неё. Благодаря такому полёту, все учёные могли наблюдать и фотографировать белый купол через иллюминаторы.

После второго круга академик Сергеев сказал, что можно возвращаться в Москву, так как ничего больше того, что увидели, уже нечего ожидать.

– И что вы скажете по этому поводу? – спросил Дотошкин, перебравшись из кабины пилотов в салон и сев рядом с Сергеевым.

– Первое, в чём я теперь убеждён, это то, что наш коллега Наукин расположился здесь и, как видно, основательно и надолго. Мы, мне думается, нашли ключ к разгадке его изобретения, но не знаем, где находится дверь, которую можно открыть этим ключом. Точно как в сказке о золотом ключике. Нам нужна черепаха Тортилла, которая бы помогла подсказать, где эта дверь.

Генерал Дотошкин насупился и потому, что не настроен был шутить, и потому, что не помнил подробностей сказки о Буратино.

И радость и разочарование

В широкий двор детского дома со всех сторон сбегались дети. Это были и малыши чуть ли не пятилетнего возраста, и ребята, над губами которых начинали проступать усики. Но даже девчата, подумывавшие о ребятах, как о возможных для них мужьях, и те, вопреки должной степенности и строгости, бегом бежали, узнав о появлении у них Зивелеоса.

Николай наблюдал за сбором, отмечая про себя, что малыши грудились кучками, но многие из них прижимались к большим девочкам, которые, как было заметно, опекали их. С некоторыми в центре оказывались и мальчики. Дети повзрослее тоже держались отдельными группами. Среди них деловито и быстро ходил Конопатый, отсылая ребят парами на посты, о которых говорил Николай. Его слушались беспрекословно. Это был высокий русоволосый парень с большими карими глазами и бессчётным числом мелких конопушек на лице, из-за которых он и получил прозвище Конопатый, что его вовсе не смущало и не мешало всеми командовать.

Гаврош не начал ещё по-настоящему расти, но шустрости его, подвижности и весёлости можно было позавидовать. Кто и почему прозвал мальчугана по имени Петя Гаврошем, Николай не успел узнать, отправляя его сюда из Москвы, но ему при первой же встрече показалось, что этот мальчик и правда похож на маленького героя романа Виктора Гюго, и встреча с ним первым во дворе доставила журналисту большую радость. Его Николай и попросил быстренько доложить о жизни детского дома, пока все собираются.

Вслед за ребятнёй из четырёхэтажного здания школы появились преподаватели, сразу же принявшиеся за организационное построение детей по классам и не решавшиеся почему-то подойти к Зивелеосу. А Гаврош докладывал:

– У нас всё идёт хорошо. Кормёжки хватает. Телевизоры смотрим каждый день. Старшеклассникам поставили в класс компьютер. У директора новая машина. У завхоза тоже ещё одна. Обещают скоро купить автобус и возить всех на экскурсию. Драк почти не бывает. Конопатый придумал тех, кто начинает драться, ставить к позорному столбу, который он нашёл на стройке и поставил на первом этаже школы в коридоре, чтобы все видели. И надпись сам придумал «Позор не столбу, а тому, кто как столб не понимает, где находится и как себя вести». Я тоже там стоял однажды – очень неприятно.

– А ты дрался что ли?

– Было такое. Правда, мы потом поменялись местами с Перекладиной.

– С какой Перекладиной?

– Да это парня у нас так зовут Перекладиной за то, что он худой и длинный, как перекладина турника.

– Так ты его побил?

– Не то чтобы побил, а подрался с ним, за то, что он Катю довёл до слёз, обзывая глупой капустой. Она же не виновата, что такая полная и плохо учится. Её родители били по пьянке, и иногда не разрешали даже в школу ходить. Потом она вообще от них сбежала. Так чего смеяться? Вот я и дал ему под дых так, что он чуть не задохнулся. Откачали его. Конопатый не разобрался и меня к столбу поставил. Позже узнал от Катьки, в чём дело, и поставил Перекладину вместо меня, но мне наказал в следующий раз не силой, а словом побеждать.

– Да-а, – протянул Николай, – силён у вас Конопатый.

– Ещё бы. Его и учителя слушают, такой он у нас авторитет. Но я, наверное, пойду. Мне тоже со своим классом строиться надо.

Подбежали Глухарь и Конопатый. Доложили по всей форме:

– Товарищ Зивелеос, посты расставлены.

– Посторонних в республике «Зивелеос» ни в помещениях, ни на чердаках нет. Можно нам в строй?

– Становитесь, – улыбнувшись, сказал Николай.

К нему подходил директор детского дома и заместитель по воспитательной работе. Николай отключил защиту, снял шляпу, очки, усы и поздоровался с руководителями за руку. Затем повернулся к детям и громко (ларингофон продолжал работать) сказал:

– Здравствуйте, ребята! Я с вами! Ура!

– Ур-ра-а! – раздался дружный хор.

И Николай выступил с речью:

– Друзья! С некоторыми из вас я разговаривал, когда мы только начинали создавать эту республику. Но я впервые выступаю перед вами всеми. И я счастлив, что нам с вами удалось создать нашу республику, которую, как мне сказали, вы назвали именем Зивелеос. Но, честно говоря, не то важно, как называть себя, а то, как вам живётся в этой республике и как вы будете жить дальше. Я очень надеюсь, что все вы станете честными людьми и научитесь помогать всем детям не только нашей страны, но подумаете и о детях, которым живётся плохо в других странах. Мир ведь создан на земле для всех людей. Конечно, все сразу не могут стать счастливыми. Но если всем захотеть, если не думать только о себе, то можно сделать так, чтобы все были счастливы.

Вы, конечно, знаете, что у меня есть особая сила. Но я пользуюсь ею не для того, чтобы набить себе карманы золотом. У меня нет своей машины. Нет своей дачи. Нет даже своей квартиры, в которую я мог бы пригласить сегодня гостей. У меня, как и у многих из вас, нет родителей. Вы для меня самые родные. И я сделаю вас счастливыми. У вас есть сегодня еда, есть учебники, чтобы учиться, будут на днях всех компьютеры. Это обещаю вам я, Зивелеос!

– Ур-ра-а! – опять разнеслось по двору.

Николай поднял руку, призывая к тишине:

– Мне хочется, чтобы вы все помогали в этом. Вы сами должны решать вместе с руководством детского дома, куда расходовать деньги, которые вам перечисляют по моему требованию те люди, что сумели ограбить наш народ. Мне кажется, вам нужно избрать совет республики, председатель которого будет иметь право подписывать документы по расходованию денег в графе «согласовано», чтобы вы все знали, сколько у вас денег и куда они идут. Согласны?

– Да-а-а! – закричал дружный хор.

– Я думаю, что у вас найдётся и умный председатель совета, которому вы будете доверять.

–

Конопатый, Конопатый, – донеслись голоса

– Может быть и Конопатый. Это вам решать. А сейчас, к сожалению, мне надо покинуть вас, так как много ещё дел, и, вижу, меня срочно просят ответить по мобильному телефону.

– Ур-ра-а-а! – понеслось по двору.

Николай взял из кармана телефон и приложил к уху.

Звонил Тарас Евлампиевич, требуя немедленно всё надеть и включить защиту.

– Я слышал, – говорил он, – что там обеспечена детская охрана, но ты, Николай, не всё знаешь. К нам только что прилетал вертолёт и не случайно, а специально для зондирования обстановки. Они знают, где мы. Имей это в виду и срочно возвращайся. Надо всё обсудить. Учти, что разговор этот не только для нас.

Это Самолётов знал. Он повернулся к директору:

– Андрей Андреевич, меня вызывают. Надеюсь, из моего выступления вы поняли, что я имел в виду. Я добываю деньги – и не малые – для детей. Это не значит, что вы должны ходить голыми и голодными, но и чувство меры, пожалуйста, сохраняйте. Вы хороший организатор, но если вы и ваши помощники потеряете скромность, мне придётся искать вам замену. Я понимаю, что большие деньги развращают. Чтобы этого не происходило, создадим совет республики. Ну, это вы слышали. Поймите, что здесь ничего скрыть нельзя. Вы на виду не только у ребят, но и у всего мира. Не позорьте, пожалуйста, наше дело. На ваши счета перечислен ещё миллиард. Купите всем компьютеры, установите Интернет, стимулируйте хорошую учёбу и поведение. Об этом мы с вами говорили раньше. Я сейчас только напоминаю. Желаю успехов.

Самолётов быстро надел усы, очки, шляпу, пожал руки на прощание, включил своё защитное поле и, весело помахав всем рукой, взлетел в воздух.

По двору неслось громкое «ура».