Оружие древних. Книга первая: Ричкон

-Забудешь, забудешь, – ухала старая склочная сова.

–Да как же забуду, бабушка, мне уже пять, мама говорит, не забывают в этом возрасте…

–Указаний матери не забывают, а сны выветриваются.

–Так не сон же!

–Это сейчас не сон, а потом сном казаться будет.

–Говорите, что хотите, но я не забуду. Жаль, что больше не увидимся, но я о вас все-все-все помнить стану.

–Это ты делай, как знаешь, только одно важно сохранить, – заговорщицки проохала совунья, – старший – твой, хоть и не по сердцу придется. Не натвори ничего.

–Да что ж я натворю! Я знаю, как правильно… А для чего? Вы мне так и не рассказали, – ахнула девочка.

–Не творит она! Характер у тебя, милая, весьма взбалмошный. Порку бы тебе, да мать твоя добра шибко. А не знаешь, так не время еще.

–Но если мы не свидимся больше, как же я узнаю?

–Сама, и люди помогут. Будь ближе к людям, они всегда помогают, даже таким строптивым.

–Я не строптивая, – надув губы, обиделась малышка.

Но сова уже снялась с ветки, охнула благословение, коснулась крылом головы девочки и тяжело улетела прочь.

Глава 1. Конец бегам

– Зурван – Дракон Времени похитил прекрасную Милейну1 и заточил ее в стенах своего замка сомнений. Как не рвалась Она на волю, не билась о толстые решетки башенных окон, сколько хитростей не придумывала, все было тщетно. Уж очень полюбилась дракону девушка, крепко держал ее в своих могучих лапах, зорко следил зрением своим всепроникающим.

Прошло немало времени, прежде чем родились у них дети. Дочь старшая – Тоска Всеобъемлющая. Сын средний – Безумие. И близнецы – Жизнь и Смерть.

С тех пор никто Милейны не видел. Миром овладели дети Её и отца Времени. Говорят, кто отыщет и вызволит невольницу, навсегда изменит мир…

– Не изменит, а уничтожит! – вмешалась выскочка Ларси.

– Ларси! – зашикали остальные.

– Да-да, конечно, уничтожит, – исправилась бабушка, – Но, ведь, если изменить привычный порядок вещей, можно сказать, что он уничтожен. Но на самом деле…

– Мама! Достаточно на сегодня, им спать пора. Завтра вставать рано.

– Но мааам, так интересно, пусть бабушка еще что-нибудь расскажет.

– Завтра… будет завтра. А сейчас всем спать! Живо!

Все нехотя заворочались на своих кроватям.

– Мама, ну сколько раз, я просила тебя не рассказывать им то, что не принесет им счастья. Если они начнут думать! Даже страшно себе представить!!! Ты намного счастливее стала от того, что что-то знала, что-то додумать могла, понять. Меня так воспитала! Не надо! Мы ничего изменить не можем. Пусть они будут счастливы так, как им уже известно, – женщина тяжело вздохнула и села, уставившись на огарок, уже утонувший в подсвечнике.

– Прости дорогая… Ты, конечно, права… Мне очень трудно сдерживаться. Этот огонь внутри. Мне уже столько лет, а я до сих пор чувствую так, как в юности.

– Ну и что ж ты в свои пятнадцать ничего не делала? – вспыхнула дочь. -Огонь, огонь! Так надо было идти сие удолью. Нет, ты просидела на попе ровно, прошла свою жизнь по расписанному для тебя сценарию! А им прививаешь этот свой огонь! Не стоит! Я не переживаю за Ларси – дитя своего времени. У нее все хорошо будет. Ты посмотри на Мишель! Она как помешанная ждет вечера, чтобы услышать твои истории. И ее не интересуют обычные детские сказочки. Она хочет знать все! Знать правду! Которой мы с тобой, между прочим, и не знаем. Ничего не знаем. Мы можем т догадываться, домысливать… придумывать. Все! Ничего больше!

– Но ты же читала те книги! – попыталась защититься мать.

– Книги?! Книги! Эти книги давно пора сжечь!

– Нет! Ты не посмеешь!

– Еще как посмею! Мы понятия не имеем, что это за литература. Зачем они передаются из поколения в поколение. Они запрещены. Опасны! Я не хочу своим детям проблем! – чуть не плача, переходя на более высокие тона, говорила Флоэнна – мать замечательных пятерых детей.

– Тише. Тише, – зашептала старая Ратима. Руки пожилой женщины тряслись, когда она набирала стакан воды из ушата. – Выпей, успокойся. Прошу тебя, не тронь книги. Они столько времени хранятся в чулане. Я больше не буду рассказывать эти истории, но не тронь книги.

– Хорошо. И ты пообещала больше не заводить своих песен. – твердо прошептала Флоэнна.

Когда две женщины разошлись по своим кроватям, маленькая тень скользнула в чулан.

***

– Эта Ларси – выскочка! Достала уже! – возмущалась Мишель своей сестре-двойняшке Сонетти.

– А чтоб ей не быть выскочкой! Как с картины, будущее у нее лучше, чем у тебя или меня. Выйдет замуж за красавчика Паугни… Будут жить в его огромном красивом доме. Работать она не будет, а если и будет, то ради удовольствия. Нарожает ему детишек… эх, красивеньких таких, как Паугни…

–Паугни, Паугни! Что вы все в нем нашли! Отвратительный, слащавый, любящий только свое отражение в… луже. Между прочим, не факт, что ей с ним хорошо будет. Ты же знаешь, что смешанные браки часто заканчиваются плачевно для женской половины. У нас хоть равные будут, никто тебя попрекать не станет, что ты не ровня.

– Да ты что! Что за вздор! Это запрещено. Все знают, что есть закон обязывающей одного ребенка из более успешной семьи брать в жены девушку или выходить замуж за парня из семьи, в которой дела идут не так хорошо.

–Да-да, «для всеобщего равенства и блага, и поднятия благосостояния каждого трудящегося», – процитировала Мишель.

–И что значит: "он ее попрекать не будет"? Будут они жить долго и счастливо… – уплыла в мечты Сонетти.

– Ага, как Пирка у Бура!

–Но, он ее с любовником застукал! Знаешь ли… Такое трудно стерпеть.

–Ты веришь?! А кто любовник? Почему ни один парень или муж чей из деревни не пострадал, ни к кому претензий не было. Скандалов? Даже синяков ни на ком не осталось! А ведь Кур крепкий. Даже очень!

–Ну.., не знаю. Старосте виднее.

–Ага! А сестра в доме Бода. Не знаю, как другие этого не замечают! Он же ее со света сжить хочет!

– Да нууу, скажешь тоже! Просто она в положении. У них что-то не ладится. Хотя… если бы я была на месте нашей старшей сестры, я бы с удовольствием избавилась от такого муженька! А эта от него еще и понесла… Фу! Как с ним вообще в одной кровати спать можно, он же мерзкий! – девочка с презрением засунула два пальца в рот, показывая все свое отношение к данному индивиду.

– А ты синяки у нее на руках видела? – с искаженной от отвращения, при воспоминаниях о муже сестры, моськой спросила Мишель?

– Неееет, – протянула Сонетти. – А почему она или ты маме не скажете?

– И что? И я думаю, мама знает. Я слышала, как они разговаривали, и мама плакала при этом.

– Но так же нельзя… есть же староста.

– Сколько трещать можно!!! Я спать хочу! – вмешалась Ларсен.

– Ц! Опять она!

–Ни одной спокойной даки2!

***

«Прямая» дорога воистину была просто чудом. Широкая, ровная, и, действительно, производила впечатление абсолютно прямой. Хотя, это было не так. Но ее плавные повороты оставались, практически, не заметны ни для путников, ни для повозок. Дорогу обрамлял густой древний лес. И в самую сильную жару, можно было двигаться по обочине, спасаясь прохладой, веющей из леса. А после полудня ловить тень от вековых высоких сосен и савелов с широкой кроной. Но, идущих, да и ездящих тут давно не было. И те, если и шли, то точно не диву даваться с масштаба и прямоты какой-то там дороги. Пусть и имевшей в давние времена славу торгового пути, по которому и днем и ночью тянулись вереницы разношерстного народу. Кого тут только не было! От мелкой преступной шушары до какого-нибудь королевского сынка, решившего повидать весь свет. Ну, поди, слыхали сказки. А ночью, как красива была дорога ночью! Если взобраться на один из холмов, между которыми и пролегала дорога, то можно было видеть светлую полосу, уходящую от заката до рассвета. На нескольких холмах даже построили ночёвки, в надежде заработать, на желающих полюбоваться на такую красоту. Но, увы, романтики, с «прямой» дороги, встречались редко. Когда – никогда влюбленная пара заглянет… да и те, познакомились в пути, а прибудут в пункт назначения и разбегутся. Все останавливались на обочине. Где-то вдалеке лес резко заканчивался, переходя в безжизненную пустыню. Вид был восхитительный: между зелеными холмами в какой-то момент открывалась удивительная желтая картина совсем другого мира.

Таверны вдоль дороги и слова доброго не стоили, ну да ночку перебиться. Хотя многие ехали целыми караванами и спали просто по очереди. Времени вечно не хватало: ни у торговцев, ни у влюбленных, ни даже у всякого сброда. Все торопились: сделать, выгадать, получить. Спешили жить. Так повелось. «На все свое время, глазом не успеешь моргнуть – прошло, а ты ничегошеньки не успел», – говаривали старики молодым в назидание. И лозунг «спеши жить» стал девизом этого времени. Может, когда-нибудь все переменится, но об этом никто и не думал. Не было возможности остановиться и задуматься. Да что там "задуматься", остановиться на мгновение и посмотреть красоту, мир, людей, которые тебя окружали. Нет. Лишние мысли – это, знаете ли, проблема. Душевные терзания там всякие, так и заболеть можно. А болеть нельзя! Нет времени.

С такими не веселыми мыслями шагала по прямой дороге женщина лет двадцати пяти. Каштановые волосы выбивались из под капюшона. Холодные серые глаза смотрели куда-то вдаль. Некогда пухлые губы потрескались и сжались в прямую, безмолвную линию, лишенную радости и улыбки. Высокий лоб, четкие скулы и длинная шея выдавали в ней благородную кровь. Она шла с пятилетним мальчиком и младенцем на руках. За свою историю дорога повидала разное, и поэтому на женщину особого внимания никто б не обратил, но все же это было необычно. Красивая, высокая, словно породистая кобыла. Да с двумя малышами. Выглядела как нищенка, но с чувством собственного достоинства. Дорожный плащ из дешевой мешковины цвета пыли с широкими рукавами скрывал платье такого же цвета, но из дорогой прочной ткани. На спине на длинных ручках, болталось саше из соломы. На ногах были неприметные серые туфли на вид ветхие и готовые вот-вот развалиться. Но мастера, шьющие для знати, сразу бы узнали кожу ролинга, очень прочную, почти вечную и мягкую в носке. Сейчас такое добро можно было встретить только при дворе. В общем, было в ней что-то не так. Но несколько встретившихся по пути человек, сразу же забыли о ней. У всех свои дела и заботы. Даже изголодавшиеся по женскому телу мужеподобные «капитаны дальнего плавания», как они изволили себя обозначить, после нескольких неудачных попыток пригласить «русалку» в свою «каюту», отстали, хотя сами не понимали почему. Никакие законы не были властны на этой дороге, а значит и наказания никто понести не мог.

Женщина шла уже пять суток, выдвинувшись из небольшой и мирной деревушки расположенной у истоков «Прямой» дороги. Ребенок на груди почти все время спал. Мальчуган с растрепанной светлой шевелюрой, большими зеленоватыми глазами, немного вздернутым носиком, сильно загоревшем на ярком летнем солнце лице, держал маму за руку и никогда не отпускал в пути. Для такого крохи держался стойко. И был шибко серьезным и взрослым. Дешевая рубашка с длинными рукавами, подпоясанная веревкой, на манер всех деревенских мальчишек, свисала почти как платье. Широкие удобные штаны спадали на обычные лапти, так, что часто попадали под ноги, и со временем протерлись и укоротились.

Шли молча. Жара была почти нестерпимая. Большое солнце жгло нещадно. Маленькое светило никогда не доставляло людям неудобства. Лишь добавляло немного холодного света. Но казалось, путники не замечают этого страшного неудобства. На ночь не останавливались. Не спали. Иногда женщина сворачивала с дороги в лес, она хорошо знала, где найти родник с чистой бодрящей водой. Что-то шептала над ним, и несколько минут эта странная компания отдыхала в тени леса. Потом шли дальше.

Если бы кто-нибудь следил за ними, то сразу все понял. Ведь не может человек, тем более ребенок, идти без устали, несколько суток без еды и отдыха. Но женщина точно знала, что следить за ней некому, повозка со страшными мужиками обогнала их, поэтому опасений, встретиться вновь, не возникало.

Она посмотрела на холм, возвышавшийся впереди. Красивый. Выжженный солнцем, желтый, с подпалинами черно-серого цвета, с глубокими рвами потрескавшейся земли. Почему людям этот пейзаж не доставляет удовольствие. Почему все так любят зелень, морской берег, влажный лес, умеренные температуры. Неужели, они не видят красоту в степи или пустыне. Наверно, все слишком просто. Люди любят комфорт. А чувствовать себя хорошо под палящим солнцем степи или безжизненной пустыне – сложно. Вот все и бегут, спешат урвать свой кусок счастья. Перебраться поближе к морю, в лес, на берег речки. И некоторым это даже удается. А потом начинаются новые проблемы, на речке – комары, на море ветра сильные, в лесу постоянная сырость… нет уюта нигде. И ведь невдомек, что его нет внутри. Был бы внутренний комфорт, спокойствие, можно было бы и пустыней наслаждаться…

«Хотя, много ли этого у меня. Сколько времен перебираюсь я из деревни в деревню, не даю своим детям вырасти. Постоянно боюсь. И вечно бегу. Бегу ради спасения детей. Если б не они, давно б сдалась. Люди цепляются за жизнь, за подобие жизни в надежде на чудо. Что однажды все каким-то невообразимым образом изменится. Как правило, ничего не меняется. Но они верят, живут. Почему же у меня, у такой сильной, мудрой, нет этой силы. Нет веры в чудо. Но ведь я иду, каждый день я продолжаю путь. Может, это и есть вера. Я же думаю о том, чем может быть полезна мне эта деревушка. Это прекрасное место, даже с человеческой точки зрения. Единственный ее недостаток, а для меня – огромный плюс, неудобное расположение в отношении торговли. Добираться трудно. Несколько столетий мечтала попасть сюда, но правительство было озадачено освоением этой местности, и всеми силами пытались проложить нормальное сообщение к деревне. Благо, верхушка власти меняется довольно быстро. И, в конце – концов, новый правитель оставил эту идею, и поселение осталось существовать вдали от торговых путей».

***

– Мам…

– Да, милый.

– Я тут слушал твои размышления… Прости…

– Ничего, – со вздохом подумала женщина, услышав мысли сына. – Сложно не пользоваться тем, что для тебя норма.

– Ты думала о чуде. Что люди верят в чудеса. То есть они точно знают, что волшебники, маги – это сказки, да еще и запретные. С каждым новым поколение все меньше тех, кто думает, что они вообще когда-то были. Программа Мориса Бессмертного поистине оказалась хороша, пережив всю его династию. Но при этом природа человека не изменилась. Люди по-прежнему чувствуют, мечтают, ждут. Просто называют это по-другому. А что если наши скитания можно прекратить, лишь показать, что чудо есть, было и будет, и что оно – благо.

– Ты о чем?

– Ну, преподнести им твой, мой и дар брата, как что-то само собой разумеющееся, но при этом окрасить в цвет того самого чуда, которое они так желают и боятся одновременно.

– Это может быть очень опасно. И я не понимаю, как это нам поможет.

– Твое долголетие. Мы переходим с места на место лишь потому, что ты не стареешь, а мы не растем. И можем вернуться, когда сменилось поколение, чтоб никто нас не вспомнил. Ну да такое редко было, мест много. Но было. Нужно дать людям что-то простое, но во что они поверят всем сердцем. И к тебе будут относиться как к учителю.

– Ты предлагаешь создать магическое учение? Нас быстро разыщут и сожгут со всеми последователями.

– Нет, нужно как-то проще. Не привлекать внимания. Я не знаю. Но людей… Послушай!!! Их можно обучить, да это займет время, нужно понимать, что должно смениться поколение. На родителях уже можно поставить никуду3, они, скорей всего, не смогут преодолеть барьеры, в которых выросли, и на их детях, но совсем новое поколение можно растить в нужном русле. А потом, кто знает, может, мы с тобой не одни. К нам присоединяться такие же, и все вернется, как в те добрые времена.

– Фенлюнс! Вроде ж столько лет уже, а, правда, как ребенок. Чтобы сменилось два поколения нужно время. Для нас это немного. Для людей – жизнь. Не такая, конечно, длинная как в старые времена, но какая есть. И правители в этот период не дремлют. Программа продолжает жить. И неизвестно, сколько времени пройдет и пройдет ли, чтобы нашелся кто-то, кто изменит ход истории… Что? Нет-нет! Даже не смотри так! О Великий Эш4, Фенлюнс! Малыш! Давай не мы будем этими самыми…

– Почему, мам? Тебя нравится наша жизнь? Тебе не надоело? Мы бегаем от самих себя по всему свету. Нам трудно. А людям! Они живут как скот, не знающий ничего.

– Ну, этот путь они сами выбрали. Они захотели равенства. Они добровольно отказались от свободы.

– Не они, а отец Мориса Бессмертного! Ведь все началось с него. Он задурманил головы людям. Он научил их ненависти против мудрейших и сильнейших. Он привил не любовь к прекрасному.

– О, да!!! Он был мастер своего дела!

–Ты же сама рассказывала. На твоих глазах все случалось. Как он воспитал сына – орудие преображения. Он научил его всему. Одного человека! Одного! Который сумел перевернуть мир. А нас уже трое. Может, у тебя стезя такая, видеть, как меняется история. Тогда вы не смогли ничего сделать. Не ожидали, были застигнуты врасплох. Но сейчас, когда столько воды утекло,

неужели ты ничего не поняла. Не передумала тысячу вариантов развития тех событий. И не нашла верные решения?

– Конечно… Ты же знаешь. Я нашла все наши ошибки. Все было настолько просто, что казалось не похожим на правду.

– Мы идем в замечательное, практически отрезанное от всего мира место. Не идеально ли, чтобы начать вершить историю вновь? Тем более люди, которые там живут, не столь алчны, грязны духом. Они существуют за счет своей земли, воды, скота. Они ведут правильный образ жизни. Не пьют, не бранятся, из поколения в поколение растут крепкие, сильные, здоровые люди. С одним недостатком – мозги запудрены. Может, пора им помочь очистить разум?

– Ох… не ожидала я такого. Это на тебя вода из источника «прозрения» так подействовала? Мне нужно подумать. Это опасно. И ладно для меня, но я же не переживу, если с вами что-то случится…

– Мам, хватит, простые смертные говорят: «Времени нет». Знаешь, они правы. У нас его нет. Сейчас дворцовые перевороты. Сколько это продлится – не известно. И новый повелитель, взошедший на престол, вряд ли первое время будет заниматься государственными делами. Пока он насладится всей прелестью своей вседозволенности – пройдет пару лет. Мы можем начать в это время. А там, кто его знает, может опять переворот… Они ж никак успокоиться не могут.

– На словах так легко. Но мне страшно.

– Я ж с тобой. И брат… и не пора ли мне дать немного подрасти. И ему? Надоело быть совсем немощным.

– Пожалуй, ты прав. Впереди будет источник «роста и изобилия», пути к нему тоже перекрыты для людей. Там я вас и подращу немного. Десять лет.

– Двадцать!!! Какие десять!

– Ты что!!! Все будут думать, что ты мой муж. Я так не могу!

– Ну и пусть, кому какое дело. У тебя будет защитник.

– Нет, ты – мой ребенок. Моя обязанность защищать тебя. Все.

– У людей, когда дети вырастают, они становятся защитниками родителей…

– Мы не простые люди. По их меркам – мы давно должны были рассыпаться в прах. Разве нет?

– Пятнадцать.

– Нет, максимум десять. Ты же знаешь, что в пятнадцать пора жениться.

– Ладно. Вот тебе и мать – волшебница. А все как у людей: нет-нет-нет.

– Не ворчи, ты же знаешь, что я права.

– Знаю. А брату – пять?

– Да. Почему ты все время его братом зовешь? У него есть имя.

– Угу, я и забыл. Этот сверток столько времени спит, и мне кажется, что это часть твоего платья.

– Фенлюнс!!!

– Все-все. …его зовут Эги.

Троица свернула на одну из тропинок, уводящих в лес. Там Фелиция сошла с тропы и направилась по только ей известному маршруту. Через четверть часа мать с сыновьями были на месте. Тут из-под земли била еле видимая струйка чистой, искрящейся воды. Сделали привал. Фенлюнс лег на землю и припал губами к воде. Женщина поводила над ним руками, и мальчик на глазах стал расти. Не прошло и минуты, как рядом с Фелицией прыгал десятилетний мальчуган. Женщина зачерпнула немного воды ладошкой и напоила младшего. Тот потянулся, сладко зевнул и стал пятилетним чудом. С такими же зеленоватыми глазами, как и у брата. А волосы матери – как плод созревшего каштана. Правда, это чудо как-то нехорошо взглянуло на женщину и сразу же потребовало поставить его на землю. Некоторое время маленький Эг потягивался, разминался, словно старичок после работы в поле. И так же, по стариковски, ворчал. Было забавно.

***

Дорога в деревню Ричкон начиналась слева от прямой дороги. Обычные, небольшие, дорожки, уводящие на холмы постоялых дворов, не привлекали особого внимания в отличие от этого резкого огромного поворота. Как уже было сказано выше, тогдашний правитель хотел проложить туда торговый путь, но вскоре это стало невозможным. Поэтому начало дороги было таким же величественным и грандиозным, как и сама «прямая» дорога. Правда, она после этого, как-то переставала быть прямой. Ну да желание одного правителя затмить другого – практически святое дело. Да и эстетов дорог вряд ли сыщешь. И, несмотря на ровную поверхность, ширину дороги, на которой свободно могли разъехаться две телеги, идти по ней было утомительно. Ни одного дерева с тех пор так и не выросло. Спасительной тени не предвиделось очень долго. Вот и еще одна причина, по которой люди не сворачивали сюда.

Прошло часа три, прежде чем искусственная дорога начала заканчиваться. Это было странно. Ее не бросили в одночасье. Ее продолжали. Кусками. Она напоминала шахматную доску. Словно белые квадраты положили, а черные остались землей. Но там, где осталась земля – ничего не выросло. То была засохшая, мертвая поверхность. Все знают, что травинка всегда найдет брешь между камней и пробьётся к солнышку. А тут, места – сколько хочешь, но не пробились. Не захотели.

Женщина замедлила ход, внимательно всматриваясь в поверхность дороги. Она не видела чего-то особенного. И обычным, и волшебным зрением глаза не улавливали никаких аномалий.

–Это яд. Я не понимаю, что ты тут застряла? – раздраженно бросил пятилетний Эг.

Женщина поджала губы пуще прежнего. Младший, недавно подрощенный сын, оказался трудным ребенком. Умным, смышленым, замечательным, но жутко сварливым. И самое ужасное, она не могла прощупать его способности. В том, что они есть, сомнений не было, но уровень оставался загадкой. Фелицию это беспокоило. Она очень сильная волшебница, а не способность распознать силу противника, говорило лишь о превосходстве его. «Хотя, почему противника!!! Ужас, о своем ребенке так!» – она испугалась собственных мыслей.

Обычный яд…

– Это не обычный яд, – снова вставил младший, – и он даже не заговоренный. Тебе никогда не доводилось с таким сталкиваться. Это что-то совершенно новое.

– Новое? Для дороги?

– Конечно, где-то ведь надо опробовать. Да и не думали ж строители, что придется бросить начатое. А так – была бы «вечная» дорога. Прямая и вечная. Хм, большинство правителей соревновались в строительствах замков, музеев. Издании законов для «блага» народа. А наши – в строительстве дорог. Ирин седьмой всевластный строитель «Прямой дороги». Наследник белого трона принц Савон строитель «Вечной дороги». Не забавно?

Филиция и Фенлюнс переглянулись.

– Что ты еще знаешь? И откуда о других правителях?

Фелиция была уверена, что с тех давних пор, как появился Эги, ей было не до подробных воспоминаний о книгах, ушедших в костры. Она, разумеется, рассказывала Фенлюсу историю, важные моменты, но не подробно. Да и ребенок, хоть и волшебный, проходил те же стадии, что и обычные дети. Детство должно быть в беспамятстве. Даже находясь в искусственном младенчестве, он не мог понимать, о чем думает или говорит мать.

– У меня есть табу: я не читаю ваших мыслей. Иногда, правда, я забываю ставить защиту от вашей трескотни, как сейчас, поэтому некоторые обрывки, а порой и целые «поэмы» залетают в мой мозг.

Фелиция почувствовала, как у нее взмокла спина. Продолжая шагать по пыльной тропе, она размышляла, стараясь сделать свои мысли недоступными для своих же детей.

Ребенок, даже с силой, был необычным малым. Это напрягало. Как и все, выходящее за рамки привычного понимания.

– А про бывших правителей я прочитал в запрещенных книгах, – продолжал Эг. -Предвосхищая следующий вопрос, отвечаю: Я могу находить интересующую меня информацию в пространстве и, кажется, времени. Честно признаться – еще не пробовал, за ненадобностью, но абсолютно уверен – могу. Так вот, может, вам будет полезно, в деревне, куда мы идем, есть особые дома. В этих домах хранятся запрещенные книги. Жители домов – обычные люди со своими страхами и предубеждениями. Но в одном из домов женщины сохранили огонь в своих сердцах. Из дочерей могли бы выйти превосходные целительницы, волшебницы вряд ли, но природный дар, чутье и наитие – у них точно есть. У одной из них есть в зародышевом состоянии искусство волшебства. Но оно очень зыбко. Может исчезнуть в любую минуту. Я бы не стал питать надежды. Ну да вы – не я.