– А он что тебе ответил?
– Ничего, промолчал, только сказал, чтобы я не обращала внимание на всякие высказывания кого угодно, руководителю это не подобает. Месяца через два компания начала выправляться, потом вообще вертикально вверх, можно сказать, пошла в развитии. Мы работали без выходных и праздников. И знаешь, я никогда, даже косвенно, не связывала Владислава с теми преобразованиями, которые происходили. Какой-то мелкий начальник отдела в параллельной узкой дирекции, что там он делает я даже не вникала, честно говоря.
– Ну, и что в конце концов произошло?
– Да ничего собственно говоря и не происходило. Он никогда не приходил ни на какие совещания, переговоры или, точнее, крайне редко. И вот наступил момент, когда необходимо было принять крайние меры, мы перешли функции самой компании, какой бы статус она не занимала, вошли в прерогативу государства и вот тут-то он и появился. Ты ведь знаешь, принципиальные решения принимаются двумя, тремя, ну не более пяти человек, сядут друг против друга, как решат, так и будет. Меня на тех переговорах не было, а он там был…, на самом верху, – Кира опять посмотрела вверх, – я об этом потом узнала и то случайно. И решения принимались на основании его выводов, он всё подготовил и запустил, понимаешь, он, а не мы или они. Сейчас всё развивается, как мы думаем на дрожжах, пришло новое руководство, государственники, и его сразу уволили, с формулировкой: не определена эффективность работы его отдела и в связи оптимизаций функций управления компанией. А потом приехала государственная комиссия, задача перед ней стоит в части законодательства и тому подобное. Большие круглые столы, и тут выясняется, что никто, представляешь, вообще никто не понимает основного принципа, а почему система работает, что её в срочном порядке делают государственной программой, никто. Тогда быстро начали искать Владислава, а он уже оказывается уволен, вот он тогда пришёл и объяснял, что значит система и на основе каких принципов она может только существовать. Я его тогда слушала и впервые поняла, что даже косвенно не представляю и не понимаю ход его мыслей. То есть совсем, он откуда-то из другого измерения. Я начала серьёзно изучать то, над чем он работал, смотрела его расчёты, читала записки, благо они ещё у кого-то сохранились и вроде что-то в мне просыпалось, я как будто начала видеть всё другими глазами. – Кира замолчала, мне даже показалось, что она сейчас расплачется, так она волновалась. – Потом я узнала, что он сейчас иногда подрабатывает в компании, в которой всего два человека. Но я теперь твёрдо знаю, и не обманываюсь, совсем неважно сколько сейчас с ним работают, всё произойдёт так же, как и с нами, он всё сделает, и система будет работать, совершенно не обращая никакого внимания на всех нас вместе взятых, он её уже запустил.
– Это работа Мастера, – Кира удивлённо на меня смотрела, – тебе несказанно повезло, ты не просто видела его работу, но и даже соприкоснулась непосредственно с ним. Их никто не назначает, не приглашает и не увольняет. Сами, когда считают это необходимым, приходят и сами уходят. Александр абсолютно прав, это переход…, потому что Мастер здесь.
– Ты знаешь, есть ещё кое-что, – перебила она. Я смотрел на Киру, у неё покраснели глаза, потом она открыла свою сумку и достала из неё сложенный большой лист бумаги, передала его мне. – Я это украла у него, прости, но я тогда была как не в себе. Было большое совещание, а он сидел в углу в конце зала и что-то писал, он в тот день был на работе в последний раз. Я пошла к ним, хотела посмотреть один график, который он составил, хотела успеть, пока он не ушёл, чтобы пояснил мне некоторые детали. Никого не было, на его столе лежала стопка бумаг, я начала без спроса искать и увидела внутри стопки этот лист…, пробежала глазами и спрятала у себя, потом вдруг резко почувствовала, что он сейчас войдёт, быстро отошла к окну, а он и правда вошёл, ну я ему промямлила, что-то про график, так он лежал на самом верху стопки, на самом виду, взяла его и ушла.
Я развернул большой лист в клеточку, вырванный из какого-то хозяйственного журнала и начал читать:
«Свет сквозь окно.
(из трагедии: «Нравственный круг»)
… век странный наш – познания и лучших дней мечты пусты, и всё для нас изгнанье, как будто знаем мы, что думаем и что желаем. Но все желания прошли и снова мы одни – лишь по себе скорбим и о себе мечтаем…
Мы беседу ведём, но под вечер окно затворю от прохлады тумана, и свет утра запавших идей занавешу я шторой, чтобы было спокойней глазам. Вот рассядутся все, кто хотел, кто как смог и зацвёл лес деревьев прекрасных, и поник не увянув, но обрёк он себя на мечту – мудрецам, что без слёз, на заплаканных нами словах, вам сказать обязались молитвы. А туман вдруг под вечер в окно посмотрел, но я штору прикрыл от дыханья его опасаясь, свет померк, свет ушёл и ушла связь времён, и надежды о прошлом мечтали ином. Раз дано, так зачем возвращаться назад и зачем ещё раз обязались молчанью, нить времён и людей – нить тумана со мной сквозь свет штор занавешенных окон. На колено одно чтобы руки сложить на груди и не глядя в окно, сквозь туман ни о чём не спросить, но вопрос свой забыв, свет в окне вдруг увидев – нарекая себя всё же быть и быть вечным тогда, как за шторой туман занавешенных окон. Наблюдая про всё, видеть мир изнутри и отдать всё богам, и боятся несчастий – наречённой судьбы благодарность по вам, а желания ваши всегда есть желанья, а добрались ли мы на полшага туда, где стоит тот олимп в виде вечности или – мир готов уступить вам дорогу идти, но куда, где всё есть или нету: те же счастье и боль, та же жизнь, та же смерть, есть дорога назад и вперёд тоже есть. То, что хочется вам будет вечным всегда, но живите всегда коль так хочется нам. А туман, что под вечер в окно заглянув, посмотрел нам в лицо и остался стоять – он пропел свою грустную песню о том, что так важно узнать, что так надо понять – тот туман из-за штор занавешенных окон.
Глаза любви открыты светлы и свободны надежды полны от счастья великой. Пошёл возвратился огляделся – камни. И свет, и тень свобода рабство солнце ночь поднялся вздохнул печаль и спустился.
Они печальны, руки, открыть сердце любви, а души холодны, эмоции, страсть, расчёт пополам с горем – половина счастья. Жизнь холодна, смерть жестока, силы, грубость. Музыка черна, возникла миг и сила, боль. Закрой глаза слепой она черна, не видишь, но поёшь ты знаешь она черна как боль. Один слепой.
О конце мира поёшь ты опять как манну ждёшь. Стоя напротив не смотрела в глаза – У меня мать полгода как умерла, и я теперь живу одна. Приходите меня навестить. Молча смотрел.
– Вы всех их убили?
– Почти. Я устала, и я не буду спать. Через красный закат пройдя и даже не спросил ну зачем же твои слёзы, и я теперь живу одна. Вы придёте меня навестить?
– Да.
И снова молчанье.
– Так вы всех их убили?
– Почти.
– Ну, что ж, спи, тебе можно поспать. Ты снова куда опять? Ты можешь меня взять?
– В другой раз. Отец. Её подруга в могиле. Работа? Ответь и что же такое смерть? Вот и я не знаю, но хочу посмотреть. Завещай мне меня я хочу умереть. Помоги. Родился я сам, но без помощи не могу умереть. Как странно, помяните нас, но это наши последние деньги.
– А я верю вам, но ты должен уйти, чтобы, родившись прийти. Надо ждать. Надо ждать и любить.
Она шла по реке и искала тебя, потом попросила взять себя в руки, но рыбак смерти не знал. Знать человеку надобно ждать. Ждать и любить. А ты здесь. Спи, тебе надо поспать, чтобы вернуться.
– Вы всех их убили?
– Почти.
Я живу здесь одна – навестить вы придёте меня?
– Да. Вы одна у меня. Посвящение вам. В память тебе.
– Мой друг, наша дочь здесь с тобой. Ты поспи, чтоб вернуться придётся уйти и не жди.
– Громовержцы! Придите под звук затихающих труб…!»
Я сидел и ошеломлённо смотрел в написанный красными чернилами текст и не мог поверить, ведь я его где-то там, в полусне на даче у Александра уже слышал. Я посмотрел на Киру, она в упор смотрела на меня.
– Кира, ты знаешь, – я передохнул, – это о тебе! Он это тебе писал…
– Я так и знала, – Кира сказала, как выдохнула, с облегчением и надеждой в голосе, – я это почему-то чувствовала, потому и украла…. Потому что это моё, это мне…, для Меня!
– Тебе надо с ним обязательно познакомиться, обязательно.
– Да я с ним шесть лет работала, я знакома с ним. – Кира удивлённо на меня смотрела.
– Нет, незнакома, ты его просто видела, часто, но ты незнакома с ним, он с тобой да, а ты – нет.
– И как это сделать? – растерянно тихо спросила она.
– Просто приди к нему и познакомься, только так, я по-другому не знаю, как. А потом сходите вместе с ним к Александру.
– Да, я понимаю, – Кира была уже где-то далеко и, наверное, не слышала меня.
Мы молча по алее дошли до перекрёстка и остановились, дальше нам надо было в разные стороны.
– Ты мне так помог, просто не представляешь, как помог…– она быстро повернулась ко мне, обхватила одной рукой за шею и крепко поцеловала меня в щёку, затем быстро пошла по улице, но сразу же обернулась помахала мне рукой и ушла.
3 .
Смирение моё, со мной простясь, ушло наружу
Я вижу, что остался вдруг один
И одиночество моё как плод просящих мыслей во след спешит
И уходящие желания мои не заражены той болью, гневом
И, «боже упаси», – печальным тленом.
Кира уже более часа сидела в кафе, почти в углу спиной к окну и внимательно просматривала какие-то бумаги. Народу было немного и тихо. Вошёл мужчина, нерешительно и как-то рассеяно огляделся, как будто забыл куда он шёл и хотел сразу выйти, но пораздумав немного всё-таки прошёл в зал к свободному столику и сел один лицом к окну. Заказал кофе и сидел, не притрагиваясь к чашке, всё также рассеянно смотря в окно. Потом выпрямился, быстро сделал глоток, но кофе уже остыл, поставил чашку, видимо собираясь уходить, огляделся по сторонам и заметил в углу Киру. Какое-то мгновение смотрел на неё. Кира под его взглядом мимолётно чисто машинально скользнула по нему взглядом и снова углубилась в чтение. Мужчина откинулся на спинку стула, задумался, потом не обращая внимание на то, что кофе холодный взял чашку в руку и маленькими глотками допил его, при этом не поворачиваясь, а непроизвольно одними глазами посматривая в сторону Киры. Посидел ещё какое-то время раздумывая, по его виду было заметно, что мужчина немного нервничает. Потом порывисто встал со своего стула и решительно подошёл к столику Киры и молча остановился. Кира посмотрела на него поверх листа бумаги, который держала в руках, положила его на стол, в глазах её появилось что-то вроде удивления.
– Владислав, – Кира явно смутилась в первый момент, – присаживайся, что ты стоишь.
Она смотрела как он, насупившись, с шумом порывисто отодвигает стул, потом сел, стал смотреть в окно и всё также молчал.
– Ты что такой весь всклокоченный, – Кира, глядя на него, улыбалась одними глазами.
– Да, так…, ничего, – Владислав украдкой посмотрел на неё, потом на листы, лежащие на столе, – работаешь, даже здесь?
– Вот наши стратеги план долгосрочный наконец соизволили выдать…, смотрю, что они там насочиняли.
– И как, толковый план? – Владислав с сомнением какое-то время задумавшись, всё с той же рассеянностью смотрел на листы, потом чуть прищурившись на Киру.
– Ну, тебе лучше знать, что там они могут…
Владислав как-то вдруг неожиданно преобразился, исчезла скованность, лицо стало спокойным, он мысленно ушёл в себя и глаза умные, глубокие смотрели на Киру, похоже даже не видя её. Но Кира остро почувствовала ту саму энергию, исходящую от него, которую она хорошо знала, как будто она находилась во власти некоего взгляда, как на ладони перед кем-то невидимым, но очень сильным, властным и мудрым.
– Ты знаешь, в тот последний год, когда я у вас работал, то в принципе определил основные тенденции развития…, ну, не совсем развития, а на чём основаны принципы долгосрочного развития изолированных систем. Я там выделил три основных направления, так вот, только один является истинно развитием…, только один, а остальные два – это не развитие, деградация, причём абсолютная деградация, скорее даже ликвидация.
– Развитие не является теорией? – спросила Кира, убирая в сумку листы, лежащие на столе, потом откинулась на спинку стула, сложила руки на коленях и смотрела вопросительно на него.
– Развитие – это процесс или состояние.
– А что именно человек имеет в виду произнося: развитие духовное, физическое или экономическое и прочее?
– Некая интуитивная константа, образно воспринимающаяся через временной интервал и фиксирующая некое относительное достижение. На самом деле это не более чем факт изменения: был маленький – стал большой, был слабым – стал сильным, был рабочим – стал директором, был рабом – стал свободным, был семенем – стал плодом и так далее…, и всё стал, стал …. Между быть и стать есть некое промежуточное звено – интервал, который и принято называть развитием. По умолчанию в свойство развития заложено движение: «из семени разовьётся новое поколение», то есть само понятие семени несёт в себе обобщающее значение. Поначалу ассоциируется с неким началом, но в целом представляет из себя законченный цикл: посев – урожай – посев.
– Всё циклично и развитие тоже? Ты хочешь поставить в один ряд атом, Космос, и человека, почему…? Ты веришь в некое единое начало, Создателя или Творца, но это же иллюзия, то, что не понять, не определить, даже теоретически…, во всяком случае неоднозначно.
– Мне дед рассказывал, что как-то давно, ещё в его молодости, один очень пожилой человек рассказывал ему о своём детстве и молодости, которые пришлись ещё до революции. Так вот все озера, которые были в той округе, были в своё время сделаны искусственно, из болот, ручьёв, небольших рек, но сделаны так, что полностью сохраняли естественное движение воды.
– Зачем? – Кира недоверчиво чуть улыбалась.
– Чтобы разводить разные ценные сорта рыбы. При этом ничего не затапливали и не перегораживали.
– Как так?
– Просто в тех краях водилась очень вкусная особая рыба, вот при дворе и решили, что её надо разводить на продажу. Была сделана водная система по разведению разных пород рыб. Раньше естественные водоёмы располагали каскадом для мальков, и они сами по мере роста двигались к озёрам. Выращивали много разной рыбы, да и не только её. Все полянки и луга, тоже сделаны так, чтобы можно было выращивать много разных растений.
– Так они искусственные?
– Нет они естественные, только устроены по—особому.
– Вот и пойми сделаны или нет.
– И что странно они не зарастают деревьями или кустами, а только травой, даже через столько лет. Раньше там везде можно было пройти и проехать, много деревень было, много народу жило. Так вот, а потом, когда я туда после школы ездил, осталась в деревне только одна семья. Илья с женой и тремя дочерями, а живёт он также как раньше, как будто не было никакого времени.
– Так Илья не жил в то время.
– Ну и что, а он так живёт как тогда жили. Ему тогда было уже около шестидесяти вернулся с войны инвалидом. Правая сторона тела практически не работала, нога не сгибалась, рука могла сгибаться в локте, но кисть не действовала. Жена работала почтальоном, а Илья для совхоза косил косой траву. Жил практически один с семьёй в деревне круглый год в километрах шести от совхоза. Домов в деревне ещё осталось штук пять, но приезжали хозяева только летом. Имел дом, корову, телёнка, козу, свинью, кур, гусей. Подрабатывал пастухом и изготовлением на заказ лодок без единого гвоздя, сам видел. Сажал картошку, клубнику, много зелени и овощей, ещё сеял много разных зерновых на небольших закутках. Вроде на первый взгляд сеял немного, но семье хватало более чем на год. Проблема для него главным образом состояла в том, что помимо плана ещё он должен был накосить дополнительно для совхоза за собственных корову, козу и телёнка. В погребе продуктов было такое количество, что, наверное, можно было кормить круглый год человек тридцать. Раньше говорил, когда был по моложе, была лошадь, несколько бычков, коров и коз. Излишки продуктов сдавал в совхоз. Только глядя на него мне стало понятно, что такое земля и кто такой хозяин на ней. А если бы он был здоров, а если бы у него ещё был сын? Мало сказать, что Земля кормилица.
– Ну и что, зачем ты мне это рассказываешь? Сейчас новые технологии, вообще не сопоставить, и я не думаю, что это плохо.
– У нашего народа отняли землю, его землю, где его корни, где его род, где он родился и стал человеком, только для того, чтобы уничтожить его. Не победить или покорить, а именно уничтожить, совсем стереть из памяти. Если согнать человека с земли, то его род начинает деградировать и умственно, и физически, в конечном итоге обрывается. Он лишён природной силы.
– Кто? О ком ты говоришь, это звучит как боевик, фэнтези, – Кира с сомнением покачала головой, – не думаешь же ты серьёзно об этом так, в сам деле!?
– Я там бродил целыми днями, в целом видно было, что когда-то давно деревень было много, но не больших, а домов по десять в каждой или меньше. Они располагались километрах в двух – трёх друг от друга по берегам озёр или рек. Леса видно было что также были ухожены в своё время, Илья говорил, как раньше он там буквально выращивал грибы и ягоды. Не было пустующих земель, всё было равномерно обжито на больших площадях.
– Но куда всё пропало, куда исчезло, как такое могло произойти?
– Сначала отняли землю, согнав людей с неё, потом фашисты сожгли всё, зачастую вместе с людьми. Вот так, цикл закончен, урожай собран!
– Ну, да…, понимаю, – Кира потупившись смотрела на стоящую перед ней на столе чашку, – что ж тут поделаешь, но что-то же осталось, мы же есть? У нас огромные территории, народы, культура, наука, всё это же у нас есть, как это можно уничтожить? Кому это надо?
– В этом, собственно, и заключён принцип изоляции в системе. Она как бы заполнена безжизненной материей, мёртвой.
– Если в управлении системой находится женщина, то это означает, что система уже давно мертва…, это, кстати, твои слова. – Кира несколько холодно и даже отчуждённо смотрела в глаза Владислава.
– Да мои, а откуда ты их могла услышать?
– Да вот так, услышала, и, кстати, ты очень неприятно задел меня этим, как ударил всё равно.
– Ну, понимаешь, я могу объяснить…, – Владислав несколько рассеянно соглашаясь мотнул головой, посматривая на Киру.
– Не стоит, всё равно уже неважно, – Кира коротко отпила из чашки холодного кофе, – и что дальше, что ты там увидел?
– Прежде всего бросалось в глаза это то, что все поля без разбору стали перепахивать тракторами, а там, где раньше жили, сеяли, всё было заросшее. Озёра и пруды заросли, леса заросли, дороги заросли, а вся жизнь теперь сконцентрирована только в совхозе, то есть была полностью потеряна связь отдельного человека с землёй, как живым организмом. Земля теперь является своего рода предприятием сельской промышленности с общежитием.
– Одним словом, семя посажено и взошло новое – промышленное поколение…, ты к этому вёл? Давай поедим, ты есть хочешь?
– Хочу, только у меня денег нет, – машинально, похоже даже не вдумываясь в слова, отрицательно помотал головой Владислав.
– Ничего, сегодня я угощаю, – Кира позвала официантку, тихо сделала заказ.
– Да, да, именно так, как из инкубатора. Мне кажется, что идёт процесс обезличивания…, я тут недавно случайно встретил своего однокурсника, он в проектном институте работает. Так вот он мне рассказал одну историю, у него там один очень крупный проект в средней Азии. Вот перед ним встал вопрос, откуда данные по воде на технологические нужды? Соответствующий раздел подготовлен по данным предоставленным отделом водоснабжения проектной организации и так далее отвечают, вроде всё правильно и проект надо отправлять далее на экспертизу, но какие-то сомнения закрались, он опять задаёт вопрос, а как в отделе водоснабжения готовят информацию по проекту? В отделе ему показали, что вот статистические данные, на основании их по определённым утверждённым моделям составляется схема развития водозабора, подготовка воды, очистка, сброс и пошло, и поехало. Ему уже задают ответный вопрос: а что собственно не так? Он им тогда и говорит – но это же совсем неполные данные и сам пошёл в один инженерный отдел по трубопроводам. Как, спрашивает, специалисты готовят информацию, покажите? Его там остудили сразу: эти кумушки по данным приборов учёта, уже более двадцати лет собирают эту статистику, потом подставляют по утверждённой сверху методичке данные и получают ответ, готовят отчёт и всё…, а чего ещё от них требовать? Как в лаборатории. Вот он мне и высказал всё что он об этом думает: представь, какие промышленные монстры там сегодня уже построены? – официантка принесла поднос с едой, расставила всё на столе и ушла, Владислав ел так, как будто не ел год, не обращая внимание что он ест, но не торопясь, а как на автомате и продолжал говорить. – Я потом после его возмущений специально посмотрел о чём идёт речь. Ты знаешь, он абсолютно прав, в этом районе не один этот комбинат, города, дороги, электростанции, сети, распаханы огромные сельскохозяйственные территории, с учётом производства удобрений, добыча ископаемых и во всей этой искусственной системе ежедневно что-то меняется, происходит, строится, убирается, заселяется, переезжает и всё это отнюдь не в лаборатории, а в более, значительно более глобальной системе естественного природного бытия. И как по-твоему природная система реагирует на всё это – она меняется. Не быстро и не сразу, но неумолимо, и отнюдь не под нашу лабораторную дудку. Там другая экономическая культура, менталитет, там другие временные и общественные тенденции, там иначе идёт протекание природных процессов и отклик её на действия людей. Чем там является промышленный кластер, на котором работают более двадцати национальностей: объединением народов или скрытым противоречием? Вода в тех условиях это не объект технологического процесса, там это жизнь в прямом смысле этого слова. Нарушая естественные токи, мы тем самым практически ставим в районе не только мину замедленного действия. Мы постоянно нарушаем естественную наземную циркуляцию и систему подземных озёр – последствия необратимы, мы вмешиваемся в неё как будто это водопровод в лаборатории.
– Он прав в том, что так называемое технологическое развитие принесло прежде всего в общество безответственность.
– Да, именно, находясь как Илья с природой на равных за свои промахи человек отвечал сам – своей жизнью. Сила природы ровна силе человека – это тождество. Нет у человека другой силы, только от земли, где он родился и вырос. Получив в руки технику, человек передал ей права обладания силой, а сам стал её обслуживающим персоналом. Но любой трактор неразумен, ему неважно, что он творит, он может вырубить под корень лес и образуется пустыня, может перепахать и где можно и где нельзя без сожаления потому что неответственен за результат, а человек снял с себя обязанность соотносить свои действия с требованием и законом природы. Появился термин – производительные силы, то есть силы, обеспечивающие функционирование промышленного производства. Человек ничего не производит! – производит земля, это она даёт нам сырье, материалы, еду, воду, воздух, одежду и всё остальное, но мы не просто всё забираем, а даже требуем, как само собой разумеющееся. Илья об этом знает, потому он никогда не возьмёт больше того, что необходимо ему и его семье. Подчёркиваю – необходимого! Земля даст человеку ровно столько сколько он в обмен отдаст ей своей силы и не сразу, а через год. Человеку для восстановления своей силы нужны часы, а для земли годы. Посадив семя, земля рождает много семян, но потом восстанавливает свои силы. Потому человек планирует отношение свои с землёй не на час или день, а как минимум на год – до следующего урожая. Срубил лес – нужны десятилетия чтобы вырос новый. Но человеку мало – он начал отравлять и разрушать землю, минуя законы кругооборота и восстановления.
– Ты знаешь, я вдруг поймала себя на мысли, а ведь со временем диктата промышленного развития у человека из оборота ушло понятие сила природы, но на замену инфраструктура предложило свой термин – энергия. С этого момента все принципы расселения людей и развитие общества связано с одним условием: доступом к энергии – электрической энергии.
Подошла официантка, поставила пирожные, чашки с кофе, забрала на поднос пустые тарелки и ушла.
– Точно, совершенно точно, это именно так. Этот эффект очень хорошо виден особенно здесь в России.
– Почему именно у нас?
–Потому что исчезла система централизованного распределения и планирования размещения потребителей электроэнергии. Последняя схема, разработанная в «застойные» времена, больше неактуальна, а новой нет. А самое главное! – её некому теперь разрабатывать. В корне изменились экономические условия развития страны, которой больше нет!