Несъедобное время

Кэп Кап

Мне сказали, что Кэп подойдет в половине седьмого – но в половине седьмого никакой Кэп не подошел, и, судя по всему, подходить не собирался. Я терпеливо прождал до семи – порт понемногу просыпался, оживал, люди спешили туда-сюда – но Кэпа по-прежнему не было. Я посетовал, что не взял его номер телефона, но тут же спохватился, что в наше время телефоны еще не изобрели, так что номер мне ничего бы не дал. Время потихоньку подходило к восьми, когда я начал волноваться не на шутку: часы на башне показали десять, когда я понял, что меня просто-напросто обманули.

Кэп появился в половине двенадцатого – когда я уже собирался уходить. Он выскочил из подлетевшего экипажа и торопливо поклонился мне. Я многозначительно посмотрел на него, всем своим видом показывая, что жду объяснений – Кэп хотел снова поклониться, но вспомнил, что я его всего лишь его напарник, и ограничился легким кивком.

– Друг мой, вы обязаны меня простить, да что там, вы просто не имеете право меня обвинять, когда поймете, что случилось…

– А что случилось? – осторожно спросил я.

– Чай, друг мой!

– Чай?

– Да не чай, а Ча-а-ай! Вы даже представить себе не можете, какой это был чай, это был всем чаям чай! Кафе Кап оф Ти на перекрестке, божественный вкус…

Меня передернуло – мне показалось, что я ослышался:

– Вы хотите сказать… что… вы всё это время пили чай?

– Да какой чай, какой чай! Это был не просто чай, это был ча-а-а-й… божественный вкус… черный… байховый… с нотками бергамота… Ладно, друг мой, пойдемте, Чаша заждалась нас.

Когда я услышал о чаше, то подумал, что Кэп приглашает меня выпить чашку чая – но вскоре я понял, что Чашей называется корабль, на котором мы должны были отправиться в плавание.

– А, ну да, будем знакомы – спохватился Кэп, когда поднялся на борт – Кэп.

– Очень приятно… Форк.

– Отлично, отлично, очень приятно, – сказал Кэп и поспешил на корабль, покрикивая – подня-а-а-а-ть паруса-а-а-а! Полный впере-о-о-о-о-д! – хотя никого кроме нас двоих на корабле не было.

Я планировал доставить груз в течение недели, однако, у Кэпа на этот счет были свои планы: не было ни одного порта, в котором не останавливалась бы Чаша – и не на час, не на два, а на полдня, не меньше. Кэп уходил на берег, возвращался поздно, в необычно приподнятом настроении, приговаривая – чудесный вкус… божественный вкус…

На седьмом порту мое терпение кончилось – я заявил, что собираюсь пойти в порт вместе с ним. К моему удивлению, Кэп довольно быстро согласился – казалось, он даже обрадовался, что я пошел с ним. Как я и предполагал, Кэп направился в ближайшее кафе – однако, к моему удивлению он заказал себе вовсе не что-нибудь покрепче, а повелел принести все сорта чая, какие только были в кафе. Он пробовал их один за другим, даже не просто пробовал – смаковал, крохотными глоточками, то довольно причмокивал, то наоборот, брезгливо морщился. На корабль мы вернулись поздно вечером, и я осторожно заметил, что, конечно, мне очень понравились наши посиделки, но если груз не будет доставлен в срок, то покупатели будут крайне недовольны.

Кэп клятвенно заверил меня, что подобное никогда не повторится, впрочем, глядя на своего спутника, я не очень-то ему и верил. Однако, как оказалось впоследствии, это были еще цветочки.

На следующий день мне зачем-то понадобилось спуститься в трюм, где лежал груз. Я заглянул в трюм, ожидая там увидеть всё, что угодно, кроме того, что предстало моему изумленному взору – вместо бесконечного ряда брикетов с чаем меня встретила пустота.

Чая не было.

Не помня себя от ярости, я кинулся к Кэпу и застал его на месте преступления – Кэп как раз заваривал остатки чая, наслаждался вкусом.

– Попробуйте, Форк, – кивнул он мне вместо приветствия, – божественный аромат, цейлонский байховый с жасмином…

Моему возмущению не было предела, в первые секунды я даже не знал, что сказать, наконец, прохрипел:

– Вы… вы выпили весь чай!

– Ну а что же с ним еще делать, смотреть на него, что ли? Друг мой, вы меня удивляете, – видеть чай и не пробовать его, ну это ж надо!

Меня снова передернуло:

– Да вы… да вы хоть понимаете, что этот чай мы везли на продажу? За него заплачены деньги, в порту ждут этот чай, а вы…

Я не успел договорить – раскат грома прервал меня на полуслове, Чаша бешено закачалась на волнах, и в какой-то момент мне показалось, что мы сейчас перевернемся.

– К берегу… – прошептал я, – мы должны плыть к берегу…

От волнения я даже не мог вспомнить, что нужно делать во время шторма – вести корабль к берегу или, наоборот, как можно дальше от него. Я надеялся, что Кэп немедленно возьмет командование на себя и скажет, куда направлять корабль. Однако, Кэп не спешил что-то командовать – все его внимание было поглощено чаем. Я уже готов был пойти на крайние меры, а именно – вырвать у него из рук чашку и выбросить за борт – но на мое (вернее, на наше) счастье на горизонте показался очередной порт – вначале я видел его огни, а потом показался берег, большой, белый, сияющий.

– Скорее к берегу! – закричал я, – там таверны! Там чай! Великолепный чай!

Кэп насторожился, как будто задумался, а стоит ли плыть за каким-то другим чаем, когда здесь, в чашке, столько этого великолепия – но интерес к новому чаю взял верх, Кэп сжал штурвал и повел Чашу к сияющему берегу. Однако, ликование мое было недолгим – на подступах к берегу Кэп настороженно принюхался и недовольно фыркнул:

– Что это? Однако, что я слышу? Белый чай? С бергамотом? Да я же его терпеть не могу, как вы вообще могли предложить мне такую гадость?

Я не успел ничего возразить – Кэп резко вывернул штурвал и направил Чашу в открытое море. Дар речи понемногу вернулся ко мне, я начал отчаянно доказывать, что мы погибнем среди бушующих волн. Однако, Кэп и слышать ничего не хотел – он вел чашу прямехонько в шторм, не переставая кричать, что его напоили такой гадостью, как белый чай.

– Не беспокойтесь, дорогой Форк, – крикнул мне Кэп, заметив, наконец, мою тревогу, – вы просто не представляете, насколько я виртуозно управляю Чашей, – любой шторм будет нам нипочем!

Вскоре я убедился в правильности его слов – действительно, казалось, чем выше поднимались волны, тем ловчее и виртуознее Кэп поворачивал штурвал. Чаша буквально порхала по волнам, то поднимаясь до самых звезд, то опускаясь в морские пучины, казалось, к самому центру земли. Я уже почти было успокоился, доверясь Кэпу – если бы не одно маленькое Но:

Сначала мне показалось, что пальцы Кэпа как-то подозрительно подрагивают, потом через пару минут я понял, что не ошибся – его руками овладела нервная дрожь, которая с каждой минутой становилась всё сильнее – и вскоре Кэп уже без сил свалился на палубу.

– Что с вами? – прокричал я, стараясь перебить шум бури, – вам плохо?

– Чай… чай… – захрипел он.

– Да уймитесь вы со своим чаем, вы мне скажите, что с вами?

– Чай… – не унимался он, – мне нужен…

И тут я все понял – разгадка оказалась проще, чем я думал.

– Конечно же! – воскликнул я, – Кап! Кап! Чашка! Вы – чашка, и вам нужен чай!

– Наконец-то… – прошелестел Кэп, – наконец-то… вы… это… поняли…

Вместо ответа я заметался по кораблю в поисках чая, которым мог бы вернуть к жизни своего многострадального напарника – однако, к своему немалому ужасу я не нашел ни одной крупинки чая – Кэп успел выпить все до последней капли.

– Как… как управлять этой штукой? – спросил я, показывая на штурвал, но Кэп только обреченно покачал головой, показывая, что это только в красивых фильмах человек, никогда не державший штурвал, сажает самолет или держит на волнах корабль – а в жизни у меня ничего не получится, если я не учился много лет. Я не знал, чего боюсь больше – что Чаша перевернется, и мы окажемся в бушующих волнах, или что Кап умрет, а может, и того и другого вместе…

Я еще надеялся на какое-нибудь чудо – если вообще существуют какие-то чудеса – но на этто раз Провидение сыграло со мной злую шутку, и не прошло и четверти часа бешеного шторма, как Чаша зачерпнула воды и опрокинулась – сам не помню, как я оказался в бушующих волнах на обломках чаши. Одной рукой я вцепился в обломок, а второй сжимал своего спутника, безвольно обмякшего – я не знал, сколько чашка может прожить без чая, но уже не сомневался, что Кап умрет.

Я так разволновался, что даже не сразу заметил странный запах, исходящий от воды – он был знакомый, до черта знакомый, он… он… вот… сейчас…

– Чай! – спохватился я, – это море чая! Друг мой, вы спасены!

Сначала я хотел зачерпнуть чая и поднести к его рту – но тут же я не нашел ничего лучше, чем окунуть своего спутника в чайные волны. Как ни странно, это подействовало – Кэп с жадностью зачерпнул чай, ведь вместо головы у него была чайная чашка.

– Море чая… – прошептал он, – море чая…

Вскоре мы добрались до берега – берегом оказался маленький островок сахара, но и этого нам было достаточно, чтобы обсушиться, забраться на возвышенность и послать сигнал бедствия. Оттуда же – с высокого холма на островке – я первый раз по-настоящему увидел наш мир – огромное море чая с островками-кусками сахара, а на самом горизонте за туманом мне привиделось что-то, напоминающее края чашки. К сожалению, я не успел толком рассмотреть то, что было на горизонте – мое внимание привлек спасательный катер, который направлялся к нашему острову. Я вспомнил про увиденное только когда мы поднялись на борт – и сам не знаю, зачем, посмотрел на Капа, вернее, на чашку на его голове. Каково же было мое удивление, когда я увидел в чашке море чая, островки сахара, корабли и нас самих, плывущих на спасательном катере! Я попытался рассмотреть Капа на катере, есть ли у него в чашке море, а если есть, плавает ли там спасательный катер – но так и не понял, есть ли там что-то или нет, мне казалось то так, то эдак.

Что странно – я должен был не на шутку разозлиться на своего напарника, по милости которого остался без ценного груза – но вместо этого я понял, что хочу продолжать работать с Кэпом или Капом, как ему будет удобно. Об этом я и не замедлил сообщить ему, как только мы сошли на берег. Однако, его ответ меня огорошил:

– Нет-нет, дорогой Форк, об этом не может быть и речи. Мы друг другу не подходим.

– Но… отчего же?

– Мой дорогой Форк! Да вы сами посудите, вы Форк, а я Кап! Да где это видано, чтобы чай в чашке размешивали вилкой!

Несъедобное время

Брегет поднимает циферблат.

Здесь правильнее бы написать – поднимает голову, только нет у Брегета никакой головы, циферблат есть.

Смотрит в темноту вечной ночи. Здесь всегда ночь. И звезды. А дня не бывает.

Смотрит в темноту неба. Небо здесь тоже всегда. И везде. А земли нет. То есть, есть где-то какие-то земли, какие-то дни – далеко-далеко, но не здесь.

Брегет расправляет шестеренки, стрелки расправляет, – тик-тик-тик-так-так-так-тук-тук-тук – летит.

Это у Брегета хорошо получается.

Летать.

Летит Брегет – третий в ряду, поглядывает на четвертого, вернее, на четвертую, еще вернее – на четвертых, золотые часики на цепочке.

Тут все на цепочке.

Друг с другом цепочкой связаны, чтобы не потеряться в бескрайнем небе, в вечной ночи, где одни звезды.

Летит Брегет.

И все летят.

Ищут время.

– Ну, время, оно на месте не стоит, оно движется…

– Ну, еще бы, вроде только встал, а уже полдня прошло…

– Нет, я не про это, я другое имел в виду, тут сложно объяснить… А знаете, где во вселенной больше всего времени?

– М-м-м-м… У нас в офисе вечером в пятницу, кажется, день и не кончится никогда.

– А если серьезно?

– Сдаюсь.

– В черных дырах больше всего времени, оно на черные дыры, как бы это сказать… накручивается, что ли…

Брегет чует время.

Нет, не видит, не слышит, не ощущает кончиками пальцев – чует. Передает всем – по цепочкам, по цепочкам – время, время, время.

Время.

Жирное время, сочное время, тягучее время, много, много его, несть ему числа. Первый в ряду – матерый будильник, который помнит еще песочные часы – командует:

– Взять!

И по цепочке, дальше, дальше, дальше:

– Взять! Взять! Взять!

И хватают время, подцепляют время, тянут время – наматывают, наматывают на стрелки, сплетают в клубки, больше, больше, больше. Кто-то зазевался, кого-то утягивает в ненасытную глотку черной дыры, кого-то пытаются подхватить – старый будильник отчаянно звенит, отставить, отставить, не сметь, сами погибнете и его не спасете. Брегет волнуется, Брегет оглядывается, кого затянуло, не часики ли золотые – нет, вот они, золотые карманные часики, терпеливо наматывают время…

Брегет успокаивается.

Расслабляется.

Открывает механизм, неторопливо перебирает шестеренки, что-то там не работает, что-то там заело, понять бы еще, что, Брегет не понимает, осторожно смазывает чуть поржавевшие пружины. Надо бы мастеру показаться, только не сейчас, не сейчас, пока еще скрипит, пока еще тикает. Маленькое колесико выскакивает из груди Брегета, ускользает из гибких пальцев, ай, ах, улетает в пустоту – золотая искорка хватает колесико, протягивает владельцу, возьмите, пожалуйста, Брегет смотрит на золотые часики с восхищением, не может вымолвить ни слова.

Гул проносится по рядам – так-так-так-тик-тик-тик-тук-тук-тук. Все в струночку вытягиваются, честь отдают, ну еще бы тут честь не отдать – летят большие часы, да не большие, здоровенные, бом-м, бом-м, бом-м, и стрелками поводят, время ищут, чем там поживиться можно…

И все-все от мала до велика им время несут.

Много времени несут – мотками, мотками, ведрами, ведрами, клубками, клубками, мешками, ушатами, у кого что есть.

Так уж повелось – сначала время большим часам дают, много времени дают, потом уже что останется от времени, то часы поменьше себе забирают – напольные часы, маятники всякие. А уж потом что останется, то мелкие часики себе забирают, Брегет там, золотые часы карманные и прочая мелкая сошка.

Брегет с золотыми часиками делят остатки времени пополам, едят.

Поели.

Передохнули.

Пора дальше лететь, время искать.

Времени-то только кажется, что много, вон, вся вселенная полна времени, хоть ложкой черпай – а часам-то это время на один зуб. Много нужно времени часам, ой, много, вот и ищут часы черные дыры…

То есть, время во вселенной – непостоянная величина?

Да, времени становится все меньше.

Ну, еще бы, время идет…

Нет-нет, дело не в этом… кто-то как будто пожирает время…

Кажется, я даже знаю, кто именно – социальные сети, потом…

Все было бы смешно, когда бы ни было так грустно. Время исчезает с катастрофической скоростью. Предположительно, это связано с миграцией часов…

Брегет смотрит в хроноскоп. Уже ни на что не надеется, но все-таки смотрит. Плохонький у Брегета хроноскоп, а другого нет, куда деваться, и не денешься никуда…

Брегет смотрит в пустоту вечной ночи и бесконечного неба.

Ищет время.

А времени нет.

Нет, так-то есть, конечно, только то не время, так – времечко, времячишко, времячишечко, по крохам его собирать, по крупиночкам. А настоящего времени – такого, чтобы всем надолго хватило – ищи-свищи, не сыщешь.

Не сыщешь.

Золотые часики коротко всхлипывают, Брегет утешает, подбадривает, чем может, ничего, прорвемся – сам не верит в то, что говорит.

Хроноскоп оживает.

Сигналит.

Пищит.

И все спохватываются, все – от мала до велика – спешат, смотрят на хроноскоп, вот оно, время, время, много времени, вагоны времени, составы времени, вон оно, намоталось на мертвую звезду…

Брегет спешит ко времени.

И все спешат – от мала до велика.

Часы, часищи, часочки, часочечки, часишечки, сначала большие боевые часы спешат, потом поменьше часы, потом совсем мелюзга, а там и самые главные часы подтягиваются, главные часы себя берегут.

Что-то происходит там, впереди, Брегет еще не видит, что, но чувствует – нехорошее что-то, и вот гул по рядам, по рядам, многоголосый гул —

– Война!

– Война!

– Война!

И правда, война, вон она там, впереди, зубами клацает, да нет, не клацает, нет у войны никаких зубов, а вот из пушек стреляет, это да, вон уже передние ряды часов полегли, шестеренками-пружинками разлетелись, стрелки во все стороны. А остальные часы, кто жив остался, те в засаду залегли, затаились, отстреливаются от врагов, вон они, враги, гибнут под выстрелами, вспыхивают электрическими искрами…

Это еще что?

Электрическими…

…искрами?

Брегет не понимает, не верит себе, как так – электрические часы, а вот так – электрические, чем дальше по белу свету Брегет летает, время ищет, тем больше всяких чудес видит.

Отступили враги, затаились во времени, не хотят враги отдавать свое время, враги первые время отцапали, вот теперь и не отдают.

Брегет на пару с золотыми часиками летает по полю боя, подбирает убитых, ищет, чем поживиться, где какие шестереночки, где какие пружиночки, на запчасти сгодятся… Золотые часики подкрадываются к убитым электрическим часам, осторожно-осторожно подбираются – может, ловушка какая – развинчивают недорастерзанный механизм, смотрят, не понимают, провода какие-то, проводочки, проводочечки, ни шестеренок, ни пружинок, поживиться даже нечем. А то и вовсе не часы, а не пойми, что, на циферблате стрелок нет, и цифры не пойми какие, пятнадцать, двоеточие, семнадцать, вообще не время показывают, а чертовщину какую-то…

…Брегет падает с простреленным плечом, часики перепугано звенят, тащат Брегета прочь с поля боя, прячется под обломками часов, часочков, часищ, а там, над обломками, битва.

Большая битва.

Жестокая битва.

Такая битва, что всем битвам битва, электрические часы стреляют, и механические часы стреляют, шестеренки летят, пружины летят, микросхемы летят, провода летят, батарейки летят, всё летит.

Выдохлись.

Отвоевались.

Расползлись с поля боя зализывать раны, устроили затишье перед очередной бурей.

А тут —

– Миротворец.

Вот так пробежало по рядам, по полкам, по дивизиям —

– Миротворец.

Все ждут, все волнуются, что за миротворец, зачем миротворец, почему миротворец.

А вот.

Миротворец.

Завтра будет.

И снова все ждут, все волнуются, как этого миротворца встретить, как привечать, что они едят вообще, миротворцы эти, может, время едят, это с ними временем делиться придется, или звезды едят, или вообще часами питаются, так это ж тогда спасайся, кто может. И где живут они, миротворцы эти, тоже непонятно, то ли номер в гостинице ему готовить, то ли гнездо вить, то ли еще чего.

И все-все притихли от мала до велика, часы, часики, часищи, часочки, часочечки, часищищи, стрелками поводят, тик-тик-тик-так-так-так-ток-ток-ток-тук-тук-тук, что-то будет…

Миротворец приехал вечером, ну, это образно говоря – вечером, когда часы девять показывали. Миротворец оказался маленьким, щупленьким, неказистым каким-то, Брегет никак не мог определить, сколько ж ему лет, вроде выглядит молодо, а на лице мелкая сетка морщин. Миротворцу очень понравился гостиничный номер, который соорудили для него в старом маятнике. Все с нетерпением ждали, что же такого сделает миротворец, как он остановит часы, то есть, не часы остановит, а войну, как это у него получится, маленький же, щупленький же, безоружный, хоть бы пушку с собой какую взял, а то даже пушки нет….

Наутро миротворец вышел на поле боя, оглядел бесконечные ряды часов, часов, часов, электронных, механических, всяких, всяких, всяких, вот они, на битву собрались, не на жизнь, а на смерть, а как вы хотели, времени-то не хватает, часмы же время едят…

И тут миротворец сказал:

– Часы не едят время, они его показывают.

И все.

И войны, как не бывало.

Правда, наутро, когда миротворец уехал, Брегет обнаружил, что вместе с миротворцем пропали золотые часики. Брегет так и не понял, то ли это миротворец украл золотые часы, то ли часики сами сбежали с миротворцем…

Много Дэ

– Господин дворецкий!

Я еще раз оглядел большой зал старинного замка – дворецкого не было. Делать нечего, я сам снял пальто и повесил его на вешалку, а потом растопил огонь в камине. Каково же было мое изумление, когда я обнаружил, что ужин не приготовлен – потому что кухарки тоже не было видно. Предчувствие неладного сжало мое сердце – я бросился в людскую и остолбенел на пороге: людская была пуста, не так пуста, как бывает, когда слуги вышли, а пуста так, будто никаких слуг не было и в помине.

Тревожное подозрение превратилось в уверенность. Сжимая кулаки, я поднялся по винтовой лестнице на чердак и окликнул демона – демон отозвался не сразу, он даже удивился, что я пришел к нему.

– Что ты натворил? – спросил я.

– Не понимаю вас, – отозвался демон.

– Ты забрал их всех… ты убил их всех… но зачем? Почему?

– К-кого убил? – демон оторопело уставился на меня, – к-кого забрал?

– Дворецкого… и горничную… и кухарку… всех, всех… слушай, это неправильно… что бы у тебя там ни было дальше по сюжету, ты все равно не должен их всех разом забирать… хотя бы по очереди, что ли… хоть кухарку, что ли, верни, я есть хочу…