– Зарядка еще никому не повредила! Повторяйте за мной: «В здоровом теле – здоровый дух!»
Но, кроме Крикуля, повторять было некому. Они с Сентябри ной остались в гордом одиночестве. Даже гостеприимная Мартина почему-то незаметно испарилась.
Крикулю показалось, что докторша понимающе улыбнулась.
– Никто не любит наставлений! Привет, Крикуль! Что случилось с нашим крылышком? – легко и беззаботно произнесла Сентябрина и так же, как Мартина, присела перед ним на корточки.
– А откуда ты знаешь, как меня зовут? – удивился Крикуль.
– Во-первых, не «ты», а «вы», я все-таки старше тебя, дорогуша, лет на четыреста, как минимум, – напористо произнесла Сентябрина, внимательно рассматривая Аиста.
– А во-вторых, – продолжала Сентябрина, – разве ты не называл своего имени Птеранодону?
– Называл, но… – Крикуль не успел ничего сообразить, как Сентябрина со словами: «А это что у тебя за гадость?» – легко и абсолютно безболезненно сорвала с него Оксы, словно грязную повязку.
– Какие у нас чудные голубые глазки, никогда больше не надевай эту мерзость!
Оксы зашипели и стали по-змеиному извиваться в руках Сентябрины. Она отбросила их прочь и продолжила осмотр.
Горячий яркий свет на мгновение ослепил Крикуля. Все, что его окружало, сказочно преобразилось. Тропический лес потряс злого волшебника своей необыкновенной, невиданной пышностью красок. Такого количества оттенков зеленого он не мог себе представить, даже если бы захотел. Перед ним сидело милейшее создание в кипенно-белом халатике. Волосы Сентябрины, которые показались Крикулю грязно-пепельными, оказались золотисто-медовыми, уложенными в аккуратную прическу. Украшавшая их заколка очень напоминала обыкновенный термометр. Ослепительно-яркий мир поразил Крикуля настолько, что он забыл проследить за Оксами, которые благоразумно уползли в кусты, пока их не раздавил какой-нибудь мамонт. Ведь для Мартины мамонты были не музейными экспонатами, а любимыми беззащитными питомцами. И Оксы уже успели это понять.
– Знаешь, Крикуль, я думаю, что тебе придется перебраться ко мне в замок, там и продолжим наше лечение, – прервала внутренний восторг Крикуля Сентябрина. – Это совсем недалеко, но все же лучше поберечь поврежденное крыло. Давай попросим твоего знакомого Птеранодона немного поработать извозчиком не в службу, а в дружбу.
– Какой разговор? Авиатор Авиатору разве может отказать в услуге?! – заявил неуклюжий Птеранодон. Тяжело передвигаясь на коротеньких ножках, он вразвалочку подошел к новенькому и подставил Аисту спину. Крикуль хотел было отказаться, но Сентябрина настаивала, и ему поневоле пришлось повиноваться.
Спина Птеранодона оказалась достаточно узкой. Тело этого доисторического летающего ящера было удивительно маленьким, а мощные и длинные крылья были вчетверо длиннее крыльев Аиста. Костяной гребень на затылке напоминал рыбий плавник, именно он оказался своеобразным штурвалом. Поворачивая голову, Птеранодон менял траекторию своего медленного полета. Крикуль удивился и тому, что ящер совсем не размахивал крыльями. Они будто зависли в воздухе и плавно парили над Островом, который Крикуль впервые смог рассмотреть с высоты птичьего полета.
Крикуль вспомнил макет Острова Детства, который показывал ему Отец, и поразился их сходству и различию одновременно. Кругом было столько света: жемчужно-голубое небо без единого облачка, море цвета лазури, да и сам Остров с двенадцатью замками, остроконечные башенки которых были сделаны будто бы из мокрого песка, инкрустированного разноцветным бисером, сверху смотрелся просто сказочно. Вокруг Острова вилась широкая бурая лента. Ночью она почему-то светилась.
– Что это? – спросил Крикуль.
– Это ночесветки. Здесь их тьма тьмущая. Днём они буро-красные, а ночью горят огоньками. С виду напоминают крошечные солнца. Каждая ночесветка размером с миллиметр не больше, представляешь?! Такие малюсенькие, а уже хищники! – ответил Птеранодон, не поворачивая головы.
Кстати, о хищниках! Спохватившись, Крикуль мгновенно вспомнил о своем задании: «Как это я, действительно, расслабился?!» Крикуль нащупал спрятанный под «искалеченным» крылом мешочек с порошком-взрывчаткой и подумал, что Сентябрина, которая примется сейчас за лечение, скорее всего, не сможет не заметить его: «А Оксы? Ах, про них я тоже совсем забыл. Остались лежать в заповеднике Мартины». Голова шла кругом. Проблемы требовали незамедлительного решения!
Сентябрина
Глава, в которой Крикуль получает официальное приглашение в гости.
Рисунок Ирины Могутовой
Когда Птеранодон с Крикулем благополучно приземлились возле замка Сентябрины, хозяйка была уже на месте. Она махнула им с крыльца, чтобы заходили, и скрылась в доме.
– Знаешь, друг, я, пожалуй, полечу обратно, – опустив глаза к земле, стеснительно промямлил Птеранодон. – Давай выздоравливай и навести нас, когда поправишься. Обещаешь?
Крикуля никто никогда не называл «другом», и он просто не знал значения этого слова. Но выяснять почему-то побоялся. Он понимал, что здесь нужно следить за каждым словом и хорошенько взвешивать каждый поступок. Поэтому тихое «Ладно!» – это было все, что он смог из себя выдавить.
Грузный Птеранодон тяжело разбежался и через минуту уже парил в небе.
Крикуль перепрятал пакетик со взрывчаткой. Самым надежным местом хранения ему показался собственный клюв. Конечно, Сентябрина могла попросить его открыть рот, но Крикуль собирался разыграть из себя упрямца, да и другого выбора у него пока не было.
«Буду ориентироваться на месте», – Крикуль пытался приободриться, но волнение завладело его сердцем и захолодело изнутри. По аккуратной дорожке, заботливо посыпанной желтым песочком, Крикуль направился к замку Сентябрины. За ним осторожно извивалась черная полоска, похожая на змею.
Замок, куда вошел Крикуль, сиял чистотой и свежестью. Пахло какими-то сладкими пилюлями, душистыми травами, ароматными благовониями. В стеклянных витринах красовались многочисленные скляночки, красочно оформленные бутылочки с микстурами, коробочки с витаминами. Все это напомнило Крикулю его лабораторию по обработке собранных детских слез. Только его лаборатория была местом достаточно мрачным. Сейчас Крикуль поймал себя на мысли, что с той самой минуты, как он попал на Остров Детства, он перестал слышать детский плач. Раньше это было его естественным состоянием, а тут…
– А вот и я, – Сентябрина несла перед собой миниатюрный подносик, на котором лежали какие-то медикаменты, как показалось Крикулю. Но когда Сентябрина подошла ближе, он увидел три вазочки с разноцветными шариками мороженого разных сортов.
– А где же наш застенчивый друг? Ох, Птеранодон, как это на него похоже. Улетел по-английски, даже не попрощавшись. Ну ладно. Сейчас начнем лечиться. Мое любимое фисташковое, а ты какое любишь? Выбирай! Есть клубничное с киви, банановое с шоколадным.
Крикуль молчал. Он не мог говорить, ведь в его клюве лежал пакет со взрывчаткой. Положение становилось безвыходным.
Сентябрина внимательно посмотрела на Крикуля.
– Что, очень болит крылышко, не до мороженого, да?! Она вынула из прически заколку в виде термометра и
взмахнула ею прямо перед носом притворщика. Крикуль почувствовал себя абсолютно здоровым. Сентябрина буквально на секундочку отвернулась к зеркалу, чтобы поправить прическу. Но этого было достаточно, чтобы Крикуль перепрятал пакетик на прежнее место, под крыло, и принялся уплетать один за другим замороженные шарики, которые буквально таяли во рту.
– Крикуль, – укоризненно произнесла Сентябрина, – твои родители что, абсолютно не занимались твоим воспитанием?
– Родители? Нет! – особо не вдаваясь в детали, поспешно ответил Крикуль. От его намерения держать ухо востро не осталось и следа.
Сентябрина присела рядом с яростным пожирателем мороженого и тихо попросила:
– Ты не мог бы рассказать мне свою историю?
– Какую историю? – немного помедлив, насторожился Крикуль. От россыпи лакомых шариков остался только один, и тот уже слегка растаял, так что клювом его есть было невозможно.
– Историю о том, как ты попал на Остров Детства. Кто и почему сломал тебе крыло?
У Крикуля была заготовлена версия его появления на Острове. Он без запинки, горестно вздыхая и даже выдавив из себя слезу, начал рассказывать, как белые аисты чуть было не заклевали его до смерти только лишь из-за того, что он во время драки с соседским мальчишкой сломал себе крыло и не мог бы перенести длительного перелета в теплые края, куда стая отправлялась на зимовку.
Сентябрина сочувственно вздохнула и тут же любезно предложила Крикулю остаться на Острове, тем более что у него здесь уже появился друг Птеранодон, да и все феи Острова будут очень рады ему. И еще потому, что скоро, совсем скоро, буквально через неделю, состоится знаменитый новогодний бал, в котором Аист сможет принять самое активное участие.
– А кем я буду на этом балу? – поинтересовался Крикуль, который имел очень туманное представление о балах.
– Как кем? Аистом! Весь Остров готовится к балу, – Сентябрина подскочила и закружилась по холлу. В такт музыке, зазвучавшей откуда-то сверху, она выделывала такие сложные танцевальные движения, что у Крикуля, пристально наблюдавшего за ней, закружилась голова.
– Пам, па-па-па, па-па-пам, па-па! Пам, па-па-па, па-па-пам, па-па… – нежным голосом весело подпевала Сентябрина, порхая, словно прекрасная бабочка. Ее белоснежный халатик теперь больше походил на прозрачную тунику с нежно-голубыми крылышками.
Внезапно в ушах у Крикуля засвистело, и черная лента, взметнувшись к лицу, обвилась вокруг глаз. «Оксы!» только и успел подумать Крикуль, падая на пол.
* * *– Предатель! – Оксы душили его.
Король Страх содрогался в конвульсиях гнева, изрыгая пламя прямо в лицо Крикулю. Рука больно хлестала по щекам. Глаз с ненавистью и презрением смотрел на него. Крикуль, невероятно быстро снова очутившийся в своей лаборатории, понял, что это конец. Он не справился с заданием и понесет заслуженное наказание.
– Предатель! – грохотал Король Страх. – Ты не достоин снисхождения.
– Предатель! – Рука, красная от негодования, зависла над ним, готовясь нанести сокрушительный удар.
– Предатель! – безмолвно испепелял его чудовищный Глаз.
– Предатель! – шипели Оксы, неумолимо сжимая горло.
– Крикуль-Myзыкуль, рожденный обычной женщиной, воспитанный Королем Страхом, жалкий собиратель детских слез, волшебник-недоучка, не совершивший в своей жизни ни одного стоящего поступка, ты больше никогда, никогда не увидишь Огненного Яблока и никогда не съешь ни одной порции мороженого!
– Умри, предатель! – свистнули на прощанье Оксы.
* * *Крикуль открыл глаза и понял, что это был всего-навсего кошмарный сон. Весь в холодном поту, он лежал на мягком пушистом ковре в одной из уютных комнат замка феи Сентябрины. Крикуль попытался отыскать у себя под крылом смертоносный мешочек, но тот исчез. Крикуль мгновенно подскочил. Его тонкие, слабые ножки готовы были подкоситься снова, и даже не столько от физического недомогания, сколько от осознания безысходности положения.
«Ужас! Ужас! Что же делать? Предатель! Растяпа! Нет мне пощады! Разнежился, мороженого никогда не ел, безмозглый кретин, паразит!» – начал мысленно казнить себя Крикуль. Крикуль вспоминал бранные слова, которыми его когда-то «потчевала» нянька.
– Ты уже очнулся, бедняжка?! – Сентябрина вошла в комнату. – Я разожгу камин. Ты очень впечатлительный ребенок, Крикуль. Разве можно так волноваться?!
Крикуль испугался, что он, возможно, потерял свой птичий облик. И вскинул перед собой крыло. Нет, все тот же маскарад, он по-прежнему Аист.
Сентябрина захлопотала возле камина, и тут Крикуль увидел, как из противоположного угла на него в упор глядят два мерцающих уголька. Присмотревшись, он перестал сомневаться. Это были Оксы. Очки Короля Страха теперь больше походили на очковую кобру. На ее капюшоне незамысловатым иероглифом выделялся хорошо узнаваемый символ. Вполне возможно, что все происшедшее с ним мгновение назад не было сном.
– Чувствуй себя как дома! – нежно произнесла Сентябрина, не ведая, что в этих ее словах для Крикуля не было ни капли радости.
– Иди сюда, Крикуль, я покажу тебе, как разжечь камин.
Крикуль подошел с твердым намерением спросить фею, не видела ли она его пакетик. Но ему не пришлось этого делать – Крикуль неожиданно обнаружил пропажу. Крошечный сверточек с порошком, несущим грохочущую смерть, лежал прямо перед его носом, на каминной полке.
«Сейчас Сентябрина зажжет камин. И Крикуль вместе с ней, вместе со всеми остальными феями, вместе с Птера-нодоном, который почему-то называл его другом, вместе с попугаем Лори, который умеет превращаться в телефон, вместе с маленькими солнышками – ночесветками, которые хоть и хищники, но ничего не знают о своей скорой, неминуемой гибели, вместе с Оксами, которые сейчас притаились за шкафом…» – Крикуль взглянул туда, где только что горели злющие змеиные глазищи. Они исчезли. – Может быть, спасаются бегством, предвидя дальнейший поворот событий?!»
«Крикуль! – закричал внутренний голос. – Сейчас только от тебя зависит судьба Острова Детства и твоя собственная. Останови фею!»
«Но тогда я предам Отца, – мысленно ответил Крикуль своему внутреннему голосу. – Ведь Отец именно за этим посылал меня на Остров Детства. Отец лучше знает, кому нужно исчезнуть с лица земли, а кому остаться». «Ну, конечно, как я забыл? Ведь твой Отец – Страх Смерти», – не унимался внутренний голос.
«Почему Страх Смерти?» – продолжал Крикуль. «Ну ты все-таки непроходимый тупица! – заключил внутренний голос. – Черт с тобой, недоучка, прощай!»
Внезапная догадка, что и сам он послан Отцом на смерть, отрезвила Крикуля, и ему расхотелось умирать. Он должен подумать над этим неожиданным открытием. Но есть ли у него для этого время? Сентябрина почему-то не спешила зажигать камин. Они замерли, и казалось, что время на секунду замедлило свой ход.
Крикуль неожиданно для самого себя с вызовом выпалил:
– Чего же мы ждем?
– Сейчас-сейчас, – откликнулась загадочно улыбающаяся Сентябрина. – У меня для тебя сюрприз!
– А, у тебя тоже? – обреченно буркнул себе под нос Крикуль.
Вдруг где-то в глубине камина послышался странный звук. Даже Крикуль, с его необыкновенным слухом, не мог сразу распознать, что это может быть: то ли шум приближающегося поезда, то ли ледяная глыба с грохотом скатывается вниз по водосточной трубе.
Хорошо, что Крикуль с Сентябриной стояли довольно далеко от камина, а не то их запросто сбил бы с ног вырвавшийся наружу смерч. Широкая серебристая лента с громким шелестом заметалась по комнате, пока не рассыпалась блестящими искрами. Крикуль растерянно заморгал, и ему наконец-то удалось рассмотреть чудо, сверкавшее полупрозрачными перламутровыми крылышками. Это были довольно крупные стрекозы. Они приземлились в разных местах комнаты и, казалось, переводили дыхание после стремительно-головокружительного полета.
– А вот и визитки моих сестер, – засмеялась Сентяб-рина. – Они все приглашают тебя в гости.
Одна из стрекоз-визиток уселась прямо на каминную полку, и Крикуль прочитал на ее изумрудной спинке каллиграфически выведенное слово «Январина».
«Крикуль впервые в жизни пойдет в гости! В гости! Всюду, где раньше бывал Крикуль, его специально никто не ждал. Он просто делал свою работу, появляясь то там, то тут. Сейчас он впервые в жизни пойдет в гости по приглашению».
* * *Сентябрина решила вкратце рассказать Крикулю об Острове Детства:
– Во всем, Крикуль, должен быть порядок, так решили когда-то древние мудрецы. День сменяет ночь, дни складываются в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. Красиво! Сентябрина теперь была очень похожа на настоящую учительницу. Она отодвинула портьеру от окна, и Крикуль увидел необычный предмет.
– Это календарь, – сказала Сентябрина.
Окно оказалось школьной доской, на которой расположились 12 экранов. За каждым из них происходила своя история. Где-то шел дождь, а где-то ярко светило солнце. За одним из экранов, по виду напоминавшим иллюминатор корабля, – плескалось море, а за соседним, – с каким-то тоскливым завыванием хозяйничала метель.
Сентябрина увлеченно рассказывала:
– Здесь отображены четыре времени года – зима, весна, лето и осень. В году двенадцать месяцев, и у каждого месяца свое имя. На Острове Детства живут феи каждого месяца, а значит, их имена очень похожи на названия этих месяцев. Фея старшего зимнего месяца Января – Январина.
Сентябрина подняла с пола оброненное Крикулем пёрышко и указала на заснеженный экран. Виртуозно исполненный на стекле узор был таким плотным, что Крикуль не успел хорошенько рассмотреть, что же скрывалось за ажурным рисунком.
Сентябрина продолжала, не останавливаясь:
– Февралина – тезка Февраля, – показала она на следующий экран. Чудесная картинка заснеженного леса сменилась на живописное изображение залитого сверху шоколадом мармеладно-зефирного или вафельно-леденцового сооружения.
По долгу службы Крикуль бывал в кондитерских, где дети, порой просто захлебываясь от слез, клянчили у родителей всякие лакомства, самого фантастического вида и умопомрачительной стоимости. Ему показалось, что замок Февралины похож скорее на произведение кулинарного искусства.
Сентябрина тем временем продолжала свой комментарий:
– Март – побратим Мартины.
Крикуль увидел как на экране, куда указала перышком Сентябрина, картинка с изображением природы сменилась на уже виденный им на Острове Детства пейзаж и саму Мартину, которая приветливо помахала ему рукой. Крикуль не успел отреагировать.
Сентябрина, словно горный ручей, журчала без остановки:
– Апрель – близкий родственник Апрелины. Майя – веселая сестрица весеннего Мая.
Перо стремительно перелетало от одного экрана к другому.
– Июнь по завещанию передал свое имя Июнине. Июлина – близкая подруга знойного Июля. Августина с гордостью носит имя царственного Августа.
Сентябрина вдруг сделала небольшую паузу, грациозно присела в книксене и произнесла:
– Сентябрина – ваша покорная слуга, покровительница всех детей, родившихся в сентябре.
«Может быть, я тоже родился в сентябре?» – задрожало от волнения сердце Крикуля. Но Сентябрина увлеченно продолжала свой урок.
– Моя сестра Октябрина была названа в честь октября. Ноябрь любезно поделился своим именем с Ноябриной. А Декабрина – наша старшая и самая великая из сестер, – Сентябрина горделиво вскинула голову и с почтением в голосе произнесла: – Фея самого щедрого на праздники месяца – Декабря. Когда ты познакомишься с ней, то сам поймешь, почему на Острове Детства именно Декабрину почитают самой великой!
Экран закрылся, урок закончился, и Крикулю предстояло выбирать, к кому из обитательниц острова он отправится в первую очередь.
Все это было чрезвычайно интересным. От намерений злого волшебника снова не осталось и следа.
«Может быть, я не такой уж и злой волшебник, как говорит мой Отец, Король Страх», – засомневался в себе Крикуль и искоса взглянул на шкаф, за которым прятались Оксы в облике очковой змеи. Но ни змеи, ни Очков Короля Стра¬ха он не заметил. Порошок лежал без присмотра, так как Сентябрина наблюдала за полетом стрекозы-визитки, и Крикуль незаметно снова засунул пакетик себе под крыло.
Стрекоза, немного покружив над Крикулем, приземлилась прямо на крыло-тайник. На стрекозьей спинке Крикуль прочел имя феи, жившей по соседству с Сентябриной: «Октябрина» – посверкивала вензелями надпись.
– Октябрина с Августиной живут совсем близко. Если хочешь, – Сентябрина заглянула в глаза несколько растерянного Аиста, – можешь начать свои визиты именно с них, а впрочем, выбор за тобой, Крикуль. Надеюсь, тебе везде будет полезно побывать. У каждой моей сестры отменный вкус, свои секретики. С ними не соскучишься. Так что решай сам. А 31 декабря мы с тобой обязательно встретимся на балу у Декабрины. Ты придешь?
– Постараюсь!
Крикуль твердо решил повременить с выполнением задания Отца. Что-то ему подсказывало: время для выполнения операции еще не настало. Ведь он не выяснил еще самого главного: как проникнуть в подвалы волшебниц, где они выращивают тюльпаны с двойниками детей.
У самого выхода из замка Сентябрина окликнула Крикуля-Аиста.
– Ой, я совсем забыла! Какая непростительная оплошность с моей стороны! Забыла предупредить. Тебя сможет сейчас принять любая из сестер, кроме Декабрины. Она дежурит в оранжерее. И с ней ты познакомишься только 31 декабря, хорошо? Вслед за Крикулем увязался целый эскорт стрекоз-визиток. Теперь, когда он остановился, стрекозы зависли над ним стрекочущим облачком.
«Вот еще незадача, только избавился от Оксов, а тут эти шпионки-стрекозы», – подумал злоумышленник, недовольный перспективой иметь соглядатаев.
– А эти тоже со мной? – спросил Сентябрину Кри-куль, покосившись на отряд планеристок.
Одна из стрекоз бесцеремонно уселась прямо на макушку путешественника, и он стал похож на девочку с бантиком. Сентябрина засмеялась:
– Визитки могут лететь к хозяйкам, если ты их отпускаешь. Они просто хотели показать тебе дорогу. Не боишься заблудиться?
– Нет, я хочу сам! – по-мальчишески упрямо пробубнил Крикуль.
– Отлично! До свидания, мой мальчик!
Сентябрина возвращалась домой, и стрекозы послушно последовали за ней. Одна только визитка-хулиганка, та самая, что примостилась у Крикуля на голове, некоторое время еще оставалась на месте. Сентябрина обернулась, пристально посмотрела на своевольницу, и той ничего не оставалось, как присоединиться к подружкам.
Приключения начинаются
Глава, в которой Крикуль начинает сомневаться в том, что он злой волшебник.
В этот по-летнему теплый день Крикуль совсем разнежился. Наконец-то он остался в одиночестве и сможет все хорошенько обдумать.
Крикуль-Аист шел по лесной тропинке, которая – как гласил скромный указатель – должна была привести его к замку Октябрины. Если бы Крикуль не спешил уединиться, то заметил бы, что указателем служил флюгер, который от малейшего дуновения ветерка крутился в разные стороны.
Сказочный лес феи Сентябрины стоял стеной по обе стороны дорожки. Лес пленял своей красотой, покоем и умиротворением. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь кроны могучих деревьев, золотой паутинкой соединяли землю с небом.
Крикуль не был знатоком лесного мира, иначе он очень удивился бы, как запросто здесь уживались самые разные растения. Статные веерные пальмы-южанки соседствовали с северными карликовыми березками, скрюченными, словно столетние старушки.
Седовласые тополя, покачивавшие своей пышной гривой, перешептывались с горделивыми, осанистыми кипарисами. Крикуль слышал, как каждый из них пытается рассказать свою легенду. Но из-за нетерпеливости собеседника и тот, и другой все время перебивали друг друга.
– А я… а мне… а у меня, – слышалось отовсюду. Бразильская гевея, вязы, каштаны, лавры и магнолии – все вели между собой непринужденную светскую беседу, оливы объяснялись в любви мирту.
Спешащий Крикуль решил не останавливаться и не прислушиваться к разговорам деревьев, но не сдержал данного самому себе слова, так как стал свидетелем яростного спора.
– Ара, думай, что говоришь! – по-восточному страстно возмущался могучий древний Платан. – Какой может быт сравнений?! Я – Платан! Мой крона защитыт сразу тысяча путник от жара и солнцэ. Кров дат, отдых дат! Живи – нэ хачу. Что эму харощэва может дэлат Гинкго?
– Зацем спорить, Пратана-сан, я – самы древний из деревьев, – не унимался изящный японец. – Я оцень увазай вас род, но мой род – самы древний. Я зыл исё 300 миррион рет тамю назад. Я – зывой ископаемы. Мой семена – рецебный средство! А немецкий поэта Йикан Гёта-сан написара борисой поэма цесть Верикий Гинкго.
– Слущий, Гинкго! – кипятился Платан. – Харащо! Харащо! Хатэл бы я паслушит этот паэма. Пра што там писал твой паэт? Пра твой мерзкая запах писал? Нэваз-можна, слущий, стоят рядом, так воняешь, ара искапаемая!
– Пратана-сан, на востоке говорят: в споре двух перьвым уморкай тот, кто умней. Я – мудрый Гинкго, уморкай перьвым.
– Чтоб ты протух, нэнавистный болтун! – не унимался Платан. – Сравнил, ара, чинару с веером.
Эта сцена почему-то очень развеселила Крикуля. Идиллическая картина Острова Детства, где царит лишь приторное и притворно-показушное миролюбие, о котором его предупреждал Отец, теперь казалась ему постепенно исчезающим миражом.
Привычное для Крикуля внутреннее напряжение незаметно исчезло, и он мог наслаждаться птичьим пением, стрекотанием цикад, шуршанием в траве маленьких невидимых существ. Незаметно для самого себя Крикуль засмотрелся на малюсенького муравья, который прямо под его ногами старательно и самоотверженно тащил непосильную ношу – гигантскую высохшую, словно мумия, муху-слепня.