Падение в небеса, или «Все будет хорошо!»
– О чём? – одарил Николай ясным взором маленького собеседника чуть возвышавшегося над краем стола.
– О том, что в России люди испокон веков жили совершенно иными ценностями, – уточнил тот, – Они жили, находясь ближе к Богу. К истинной своей Природе, к пониманию сущности своего предназначения. Ближе к тем непреходящим ценностям, о которых мы, благодаря радениям Петра, сегодня почти все поголовно забыли. А Запад всё это время жил только своим брюхом, товарами, деньгами, страхом и послушанием. Петр распахнул ворота перед чем? Перед этим самым страхом и послушанием. Перед товарами и деньгами. Перелил, так сказать, церковные колокола в пушки и думал, что сотворил великое благо. Развернул, так сказать, сознание народа в сторону подлости и корысти. А разве этого было русскому человеку нужно? России-то он не знал. Не понимал её. И не хотел понять. Он вообще русским не был по своему рождению. Ну, что в ней такого просвещённого в этой Европе? Всеобщая жажда наживы? Желание каждого прибрать к рукам побольше денег? Знание о том, как наилучшим образом сотворить себе капитал в ущерб другому?
– От чего же в ущерб? Может, как раз, наоборот, во благо, – возразил рослый приятель.
– Какое тут может быть благо? Благо в чём? В том, чтобы один помыкал другим только потому, что него больше денег? В этом заключается благо? – обтер бумажной салфеточкой маленький философ свои усики, испачканные кофе, – Вот что, спрашивается, совершил Петр? Разрушил мир Любви и Добра, и распахнул ворота перед Страхом и Жадностью. И кто он после всего этого?
– Тебя послушать, так он просто монстр, – усмехнулся собеседник.
– А кто же он, по-твоему? Благодетель?
– Ну, и не монстр. Вон сколько ему памятников наставило благодарное человечество.
– А что в этом хорошего?
– А что в этом такого плохого?
– Да, то, что чтут не те ценности, вот что, – заключил Дмитрий Кириллович, – Произошла подмена понятий. Обман, если хочешь. Глобальный обман планетарного масштаба. Всем просто мозги промыли и запудрили. Сначала промыли, а потом запудрили. Даже в Писании сказано: «Не собирай себе сокровищ на Земле». Но кто этому следует? Все думают только об одном – о собственном пузе. Сколько всякого разного и умного уже было высказано по этому поводу, и всё – безтолку. А сколько ещё будет высказано! И, думаешь, это кого-нибудь изменит? Ты скажешь: кому интересно сидеть голодным и думать о вечном? Отвечу: никому. Все хотят сидеть в тепле и холе. Пить кофеек с ватрушкой. Рассуждать о бренности бытия. Никто не хочет работать в поте лица своего, добывая себе хлеб насущный. Так ведь?
– Конечно, – с готовностью согласился Николай, кусая эту самую ватрушку.
– Вот все и бросились за деньгами. Ринулись, как тараканы на приманку. И что с ними будет потом? Потом через эти деньги они все станут послушными и покладистыми, либерально настроенными демократами, достойными членами потребительского общества, которых затем можно будет легко и просто отправить на бойню. Всех поголовно. Как это уже ни раз случалось, чему примером служат первая и вторая мировые войны. Вот что с ними будет потом, – малыш назидательно вознес над столом пальчик, – А всё почему? И всё по какой причине? А всё потому, что они не понимают, что есть такое человек. Человек, как таковой. Кто они, собственно говоря, по своему рождению? В чём их суть и в чём смысл их жизни.
– А ты понимаешь? – ехидно заметил Николай Михайлович.
– Да. Я понимаю, – твердо заявил малыш, – Я понимаю, что человек это не тело. Вернее, тело – это ещё не человек. Это всего лишь физическая оболочка человека. Маленькая фронтальная сущность, если хочешь. Человек – это гораздо больше, чем тело. Человек – это, прежде всего – Сознание, Дух и Душа. Это проявление Высшей Сущности, или, если хочешь. Это некий энергетический частотный потенциал, работающий здесь и сейчас на определенной частоте созвучной частоте этой Высшей Сущности или частоте Бога.
– Ну, ты, и вылепил, – усмехнулся рослый товарищ, смачно кусая ватрушку, – Сам-то понял, чего сказал?
– Потому и сказал, что понял. Убери этот частотный потенциал из человека и его не станет. Останется одна оболочка. Зомби. Зверь. Тварь дрожащая. Да, и та проживет не долго. Россыпится, как сухая кучка песка. И что в результате у нас получается? Человек заботится об этой кучке песка, вместо того, чтобы забоится о своем частотном потенциале. Всю жизнь гонится за деньгами, вместо того, чтобы повышать частоту вибрации этого потенциала.
– Как это повышать? Через что?
– Через Сознание, через Творчество, через Единение с Богом. Через Нравственность, если хочешь. Это единственное, что отличает человека от обезьяны. Уровень сознания. Уровень Нравственности. Именно он, как творческая сила, ведёт человека к созданию того, чего раньше до него на Земле не было. Это же так просто. Только начни что-то созидать, и ты с неизбежностью столкнешься с пониманием этого.
– Занятно, – почесал голову Николай Михайлович.
– Более чем занятно, – едва не подпрыгнул на месте Дмитрий Кириллович, – От одного только понимания того, что такое человек мы приходим к пониманию Мира, Смысла жизни и постижению законов Вселенной.
– Ну, ты, мне объяснил. Я понял. Давай кофе пить. Оно почти остыло. Тело, оно, конечно, вещь незначительная, по сравнению со Вселенной, но и его питать надо. Иначе потенциалу негде будет вибрировать.
– Ему и так негде вибрировать. Условия не позволяют.
– Это ещё почему? Кто это, тебе, мешает вибрировать?
– Выстроенная система ценностей. Вот что мешает. Окружение бездуховных людей. Как можно вибрировать на высокой частоте в низкочастотном поле? Мне же тоже хочется общаться с людьми понимающими меня. Не могу же я жить в обществе абсолютно один. Белой вороной. Все вокруг все хапают, жрут, воняют, а я нет. Все быдлеют, а я весь в белом. Это же страшно. Это как оказаться одному среди стада свиней. И так я ни на кого не похож.
– Да, ладно, тебе. Брось. Не все так плохо. Я же тебя понимаю. Мы же только жить начинаем. И затем, почему обязательно жрут. Просто хотят жить более удобно. Более конфортно.
– Комфортно.
– Ну, да. Я и говорю. Хватит, говорю, посидели в дерьме. Посмотри, как люди жить начали. Столько разных возможностей открылось. Мы на строительный рынок выходим. Первый подряд получили. Давай, работай. Созидай. Как, ты, говоришь, включай творчество. Генерируй хорошие вещи. В этом и есть смысл нашей реформы. Каждому теперь позволено делать хорошие вещи. Чтобы всем хорошо было. А, ты, сразу – быдлеют. Не быдлеют, а делом занимаются. Кончай ныть. Лучше ватрушку кушай. Это тебя утешит.
– Ватрушкой рот не заткнёшь, – улыбнулся Дмитрий Кириллович, – Ватрушкой душу не утешишь.
– Зато тело укрепишь, для пользы потенциала, – улыбнулся в ответ Николай, – В конце концов, ты, же понимаешь, что я не только для себя стараюсь. Я же тебе обещал, что помогу тебе вырасти. Обещал? Я слово своё помню. Вот увидишь, заработаем денег, наймем тебе суппер-специалистов и они, будь в этом уверен, вытянут тебя до нормального роста. Никуда не денутся. Не ниже других будешь. Сам говорил, что человек растет до тридцати лет.
– До тридцати трех, – поправил коротышка.
– Тем лучше. Но всё равно, времени у нас с тобой не так много. Рассиживаться некогда. Деньги зарабатывать надо.
– Так генерировать хорошие вещи или деньги зарабатывать?
– Одно другому не мешает. За хорошие вещи и платят хорошие деньги.
– Так всё же вещи или деньги? – акцентировал Дмитрий Кириллович.
– Будут деньги, будут и вещи, – уточнил Николай Михайлович, – Договорчик мне набросаешь ко вторнику?
– Нет. Извини. Я же сказал, давай без меня, – как-то насупился маленький собеседник.
– Это ещё почему? – удивился большой.
– Неприятно мне всё это. Понимаешь? Стыдно. И тебе должно быть за это стыдно.
– А по вагонам обезьянкой ходить приятнее было? Это было не стыдно?
– В вагоне я никого не обманывал. А тут придется обманывать. Или, ты, знаешь иной способ, как заработать большие деньги?
– Зачем же обязательно обманывать?
– А как же быть с присвоением прибавочной стоимости? Забыл «Капитал» Маркса? Так я напомню. В присвоении и кроется обман. Рабочую силу покупают по одной цене, а товар продается совсем по другой. Сейчас все деньги зарабатываются на откровенной спекуляции. Это даже не прибавочная стоимость. Это вообще деньги из воздуха. Деньги ни за что. Как бессовестный ссудный банковский процент. А я хочу заниматься тем, что мне интересно. И за что мне не будет потом стыдно.
– Все хотят заниматься тем, что им интересно. И что с того? Жить-то, на что будешь?
– Придумаю что-нибудь.
– Я уже всё придумал. Не строй из себя гимназистку и болваночку мне ко вторнику подготовь. Хорошо?
– Ну, подготовлю. А дальше что?
– А дальше не волнуйся. Дальше, всё будет хорошо. Тебе понравится. Это же совсем другое дело. Это же стройка! Какая тут может быть спекуляция? Туда, сюда. Всё крутится, вертится. Все бегают. Обороты. В общем, давай, допивай кофе и пошли. Время не ждет. Мне ещё ребят зарядить надо.
Прошло три месяца и о новой строительной фирме «СтройМорМонтаж» заговорили на разных уровнях строительного рынка. Название появилось с подачи Ивана Ивановича, что обеспечил новому зятю своими связями первый большой подряд по ремонту здания котельной, обогревающей центральный офис «Балтийского Морского пароходства». Следует отдать должное, новоявленный строитель свои обязательства выполнил точно в отведенный ему довольно короткий срок и за весьма умеренную плату. Правда, сразу после расчета пароходство внезапно впало в состояние банкротства и стремительно развалилось, так и не испытав в полной мере высокое качество произведенных работ. Но на связь между этими событиями никто особо внимания не обратил. Тем более, что в тот период законодательство в этой сфере только развивалось и практически ничего не регулировало. Прямой заинтересованности между подрядчиком и заказчиком никто не усмотрел, а у кредиторов обанкротившегося предприятия и без того забот имелось великое множество: каждый самостоятельно стремился урвать свой кусочек. Но далеко не всем посчастливилось его получить.
Окрыленный своим первым успехом, глава начинающей строительной конторы начал обивать пороги кабинетов известных строительных трестов и очаровывать солидных управляющих своим оптимизмом и молодостью. Те, как правило, люди пожилые и разочарованные жизнью первое время с удивлением воспринимали бесцеремонного визитера, вторгающегося к ним со своими смелыми предложениями. Но постепенно, обольщённые его неуемной энергией, а больше положительным откликом и весьма приличной рекомендацией, в конце концов, сдавались, и отдали определенные виды работ под его исполнение, удивляясь, как это он сумел так быстро уговорить их на таких выгодных для себя условиях. Однако, условия заключенных договоров выполнялись и нареканий не следовало. Обусловленные откаты с авансов аккуратно передавались, журналы строительных работ велись правильно, акты скрытых работ составлялись, процентовки оформлялись вовремя и со стороны надзорных инстанций особых нареканий не поступало. Была ли в этом лично его заслуга или этому многомерно содействовал умудренный опытом будущий тесть – сказать сложно. Но встречались они часто и довольно много времени проводили наедине в кабинете Ивана Ивановича, откуда молодой руководитель всякий раз выходил задумчивый и лохматый.
Так или иначе, постепенно новая строительная контора стала уверенно обретать репутацию достаточно надежного субподрядчика на подхвате. Старых строителей особенно подкупала заинтересованность молодого директора в конечном результате общего дела. Не заработанные деньги, а хорошо построенный объект в целом, вовремя сданный в эксплуатацию. Казалось бы, что в этом важного для какого-то маленького субподрядчика, закрывающего свой незаметный участок. Получил деньги и гуляй – свободен. Другие будут отдуваться за сдачу дома заказчику. Так, нет, суетился, совал нос, беспокоился, участвовал в производственных совещаниях, выступал, предлагал свои, часто, казалось, абсурдные решения. И это замечалось. И это становилось приятным. И это начинало делать его своим. Далеко немногие молодые предприниматели проявляли такой интерес в общем деле, и стариков это подкупало. Всегда приятно увидеть, пусть даже и в чужом человеке, некое продолжение себя. Не зря же столько лет тянул лямку… А, спрашивается, для кого?.. Своих сыновей не сильно привлекала хлопотливая строительная индустрия. Как говориться отдыхала природа в детях. А тут, вдруг, такое. И вот уже они старались оказать ему поддержку и обращали на него внимание заказчиков. Начали двигать вперед, укреплять хорошим субподрядом. Рекомендовали надежным поставщикам строительных материалов. Даже стали приглашать в баню, туда, где решались основные деловые вопросы во вне рабочее время.
Там, в атмосфере распаренной доверительности вершились большие дела, оговаривались условия сделок, производился разбор полетов в ненавязчивой, благожелательной форме, устанавливались новые контакты, завязывались связи. Вот тут молодой и ранний разворачивался во всю. Блистал, как клоун на арене, абсолютно не боясь показаться смешным. Непрестанно шутил, рассказывал анекдоты, постоянно путаясь и сбиваясь в сюжете, от чего становилось ещё забавнее, смело делился своими мыслями, легко признавал ошибки, искренне благодарил за науку, ненавязчиво проявлял заботу о каждом и даже принимал на себя обязанности организатора, показывая при этом завидную предусмотрительность в каждой мелочи, способной доставить дополнительное удовольствие даже пресыщенному комфортом состоятельному человеку. Если заказывался алкоголь, то лучший, если еда, то самая свежая и натуральная, если веники, то самые ароматные. Денег он не жалел. Для друзей, говорил, не жалко. И друзья отплачивали ему с торицей.
Но пролезть на строительный рынок, не значит крепко утвердиться на ногах в среде предпринимателей города. Для этого нужна ещё слава. Он начал рваться наверх, не упуская ни одного предоставленного ему шанса.
Как известно основным капиталом являются не деньги. И даже не заводы с пароходами. Главным капиталом является хорошая репутация. Именно она приносит человеку доход, и составляет основу его благополучия. Как говориться, для приятного человека никаких денег не жалко, а с противным – и на горшок рядом не сядешь. Какой уж тут бизнес? Все миллиардные состояния сколочены на доверии. Взять тот же «МММ» одиозного господина Мавроди. Как только перестали ему люди верить, так сразу же всё рухнуло. А какой банк устоит, если все вкладчики начнут забирать обратно свои деньги? Да, что там банк, вся экономика Соединенных Штатов Америки держится исключительно на доверии. Иначе она бы давно уже развалилась под натиском бесчисленных кредиторов.
Прекрасно понимая это важное обстоятельство, Николай стал уделять большое внимание формированию своего положительного образа не только в среде строителей, но и среди деловых людей города в целом. Особенно тех, на кого он мог оказывать непосредственное влияние, т.е. представителей своего круга, независимо от того в какой сфере деятельности они прилагали свои усилия.
Природа одарила его обаянием и неуемной энергией или они выработались под давлением огромного желания вырваться из нищеты, но так или иначе обворожительная, обезоруживающая улыбка оказывалась тем самым ключиком, которым он открывал двери человеческих сердец. Он врывался в их затаенный мир стремительно, как петарда, взрывая серую обыденность привычного распорядка дня невероятным мероприятием или поступком. О нём стали говорить, с ним хотели познакомиться, ему начали доверять.
Николай появился внезапно. Лиза никак не ожидала его в это время. Всего час назад уехал к себе в офис по срочному делу и, вдруг, вернулся. Она только приготовила краски, приколола белый бумажный лист к фанере, установила на мольберт, и намеревалась нанести первый мазок тонкой, колонковой кисточкой, мысленно формируя будущую композицию из березки на крутом берегу реки, скамеечки под ней и улетающих вдаль журавлей, когда дверь в комнату шумно распахнулась, и он, всклокоченный и возбужденный, прямо с порога выпалил:
– Собирайся. Быстро. Нас ждут.
– Куда? – окинула она его удивленным взглядом.
– Гонки на воздушных шарах. Я договорился. Все наши уже выехали. Погода отличная. Ты будешь в восторге. Давай. Быстро. Возьми свитер. Я переодеться и за биноклем, – с этими словами он исчез в сумраке коридора.
– Вообще-то я сегодня никуда не собиралась, – возразила она в образовавшуюся пустоту, – Ты, видишь, хотела немного поработать. У меня появились мысли…
Лиза не считала себя художником. Она вообще рисовать не умела и никогда этому не училась. Но внутреннее тяготение к чему-то такому, возвышенному, творческому, постоянно томило её душу. Дома она стеснялась этой своей, как ей казалось, слабости, поскольку её родители являлись людьми очень практичными, на земле стояли двумя ногами твердо и своего никогда не упускали. Мыслили категориями простыми, материальными, можно сказать, грубыми, но понятными. И если что-то не укладывалось в житейскую формулу «полезности», то оно тут же отвергалось и, даже больше того, подвергалось остракизму, как нечто, по меньшей мере, не серьезное. Поэтому брать в их присутствии кисть и писать никому не нужные картины, если они потом не продавались на аукционе за большие деньги, представлялось делом весьма глупым, убивающим зря бесценно отведенное время, которое можно, с гораздо большим толком, потратить на учебу, столь необходимую для социального становления и последующей карьеры. Не удивительно, что Лизе приходилось украдкой рисовать только в различных блокнотиках и тетрадках. Особенно на скучных лекциях в университете, где она числилась на третьем курсе психологического факультета. Училась она без энтузиазма и особого для себя успеха. Больше, видимо, пытаясь разобраться в собственном странном мировосприятии, чем постичь глубины человеческой психики. Не понял её творческого позыва и прежний жених Михаил, практически забросивший учебу в Технологическом институте и занявшийся так называемым «бизнесом», по сути, обыкновенной спекуляцией, продавая всякую мелочевку через киоски. И только Николай как-то сразу откликнулся и проникся пониманием, даже более того, купил ей мольберт и краски. После чего она окончательно перебралась к нему жить на его съемную, малогабаритную квартиру, при молчаливом согласии Ивана Ивановича и вопреки бурным протестам Екатерины Павловны.
– Всё будет отлично, – донеслось до Лизы из глубины коридора, где он, видимо, копался в стенном шкафу, – Все свои мысли возьми с собой. И блокнот тоже. Там, может, увидишь отличный сюжет. Сразу и набросаешь. Вид будет обалденный! Это я тебе обещаю. Ты, когда-нибудь, летала на воздушном шаре? – появилась его розовое лицо в дверном проеме, – Это, говорят, незабываемо. Всё. Возражений не принимаю. Через минуту нам выходить.
Она захотела ему сказать, что он может сам лететь, куда ему вздумается, а у неё работа, творческая мысль, настроение, но он, словно почувствовав нарастающую волну сопротивления, вошёл в комнату, нежно обхватил её своими сильными руками, прижал к телу, поцеловал и тихо произнес:
– Ну, куда я могу без тебя один полететь? Мы же с тобой вместе. Знаешь, как там будет красиво. Ты только представь себе: солнце, небо, земля под ногами и мы с тобой на высоте птичьего полета. Как орлы будем парить над полями, лесами, домами. Давай, Любимая моя, поехали.
Она, молча, кивнула.
– Кстати, ты, не видела моей красной футболки? Не могу найти. Такая, помнишь, аддидасовская, – неожиданно перескочил он на бытовую тему.
– В стирке, – тихо молвила Лиза.
– Чёрт. Думал её надеть. Ладно. Купим по дороге другую. Это же моя лидерская футболка! Всё, хватай свитер, пошли.
Через минуту они уже мчались на его подержанной иномарке в сторону Кавголово.
* * *
На большом зеленом поле под яркими лучами солнца распускались разноцветные воздушные шары. Вокруг них суетились люди, наполняя их горячим воздухом, разогретым большими газовыми горелками. Вдоль дороги выстроилась цепочка автомобилей. Кто-то запускал бумажного змея. Стоял гул многочисленных голосов, говорящих громко и одновременно.
Парни, представленные Николаем и приглашенные им на «Праздник воздухоплавания», как он выразился, сначала Лизе совсем не понравились. Они показались ей какими-то чужими, закрытыми, замкнутыми. В её представлении они совершенно не вписывались в единую команду. Каждый из них больше уходил в себя, держался несколько зажато, сдержанно участвуя в общем разговоре и не позволяя остальным пересекать определенную грань дозволенного. Чувствовалось, что они ещё не достаточно хорошо знают друг друга, встречались от силы не более двух-трех раз, не имеют никакой объединяющей их идеи, и собрались здесь, главным образом, для того, чтобы развлечься, вернее, позволить другим развлечь себя в меру их сил и фантазии. Лизе даже показалось, что каждый из них слегка подтрунивает над собравшим их Николаем, как над составной частью общей забавы. На что он нисколько не обижался, и даже поддерживал такое к себе отношение, как поддерживает его клоун, выступающий на арене цирка. Ей даже стало слегка за него обидно. Особенно в те минуты, когда создавалось впечатление, что он перед ними слегка заискивает. Во всяком случае, по всему было видно, что всё они здесь не просто так, а по какой-то причине, и эта причина больше важна Николаю, чем каждому из них.
Всего, собралось человек семь. Прочти все одного возраста, молодые, в приподнятом настроении. Когда Николай представлял Лизу, то, называя каждого из стоящих полукругом парней по имени, тут же подчеркнуто добавлял, какую фирму он представляет. И каждый из них являлся в какой-то степени хозяином своего дела: кто в сфере торговли телефонными аппаратами, кто в области маркетинговых услуг, кто в сетевой торговле, а кто в секторе поставок строительных материалов. Эта избранность представителей «новой жизни» Лизу даже несколько покоробила. Настолько, что она не сумела запомнить толком ни одного имени. Зато это нисколько не смущало Николая. Он легко воспринимал такое окружение «сильных мира сего» и плескался в нём как рыба в воде.
«Вот, только от одного „бизнесмена“ ушла, – печально подумала Лиза, – Как тут же вляпалась в другого…».
Но её пессимистическое настроение продолжалось не долго. Стараниями Николая довольно пестрая компания быстро вступила в общий разговор, предшествующий запланированному мероприятию. Пока он бегал от одного шара к другому, о чем-то договариваясь с их владельцами, занятыми заполнением их горячим воздухом, Лиза вынужденно стояла в окружении новых знакомых и те, избрав её центром внимания, завели беседу ни о чём, которая постепенно, словно воронка, вовлекала в себя всех участников. Сначала обсудили удачное стечение обстоятельств, приведшее каждого на это поле в теплый, летний, субботний день. Затем воздали должное организаторским способностям её друга, по-доброму посмявшись над некоторыми нелепостями, допущенными им на прошлом мероприятии, когда он, желая с ветерком прокатиться по треку, втиснул свое большое тело в детский, спортивный кар и застрял в нем, не имея больше никакой возможности вылезти или поехать. Вызволять его пришлось с помощью трех техников и какого-то лома. При дружном обсуждении этого забавного случая завеса отчужденности с присутствующих как-то незаметно спала, и они открылись совершенно с иной стороны. Лиза с удивлением заметила, что это довольно милые люди, несмотря на молодость много понимающие в жизни, знающие массу смешных исторических фактов и анекдотов, особенно про «новых русских», дающие весьма ценные советы и делающие довольно разумные суждения. Ей даже стало с ними интересно. Но главное, они вдруг стали проявлять в отношении её живое, неподдельное участие, словно соревнуясь друг с другом в оказании ей маленьких знаков внимания. Кто-то даже извлек откуда-то маленькую шведскую шоколадку и угостил её. Это оказалось настолько приятным, что она, почувствовав себя женщиной, незаметно для себя перешла на игривый тон разговора, совершенно забыв о недавней своей настороженности. Особенно всех забавлял довольно бесцеремонный и шумный молодой человек по имени Валерий, по-видимому, считавший одно свое присутствие на этом поле большим подарком для всех окружающих. На это у него имелись определенные основания, если судить по его жизнерадостности и завидной раскованности. Название фирмы, которую он возглавлял, Лизе ни о чем не говорила, и она её даже не запомнила.
– Кстати, есть еще такой анекдот, – моментально заполнял он любую образовавшуюся паузу в разговоре, – Пришел один правильный пацан в антикварную лавку. «Что, – говорит, – У вас тут есть покруче? Хочу купить». Ну, ему, ясно, тут же втюхали барабан. Это, мол, от самого Страдивари. Очень крутая штука. Про Страдивари он слышал. Башляет. Приходит к своим, так, мол, и так, купил барабан от Страдивари. Ему говорят: ты, что, в натуре, Страдивари скрипки делал. «Как?» – удивляется он. Пошел выяснить. Возвращается весь такой из себя довольный и говорит: «Нифига. Это он для лохов скрипки делал, а для нормальных пацанов – барабаны».