Три шершавых языка
– Спасибо, конечно, но нет, – ответил ей Марк, подменив испуг на раздражение.
Секундой позже протяжно зазвенел звонок, многократно усилив сделанный отказ и, наконец, можно бежать на урок. Как кстати, подумал он. И болтает она чересчур много. Хотя такого взгляда я в своей жизни еще не встречал.
***
Итак, Ангела: давайте взглянем на нее. Она была невысокого для своих лет роста, худощавая как скелет, с казавшимся простым поначалу лицом, не выражавшим ни дара ума, ни изюминки. Тонкие губы на маленьком разрезе рта, мягко выраженные скулы и остренький носик. Огромные глаза постоянно к слушателю щурились, словно она была подслеповатая. И эта вечная сутулость забитой жизнью отщепенки была всегда на ее плечах.
Резко отличали ее от всех прочих девчонок невероятно светлые, практически белые волосы. Прямые и мягкие, они как водопад падали на плечи и лежали ровненько, не требуя ухода. Огорчало то, что женскую половину детского дома стригли до плеч, таковы правила. Брови и ресницы у нее были такими же нежно-белыми и забавно изогнутые. Летом, когда ее кожа немного успевала покраснеть от солнца, цвет волос на фоне кожи становился выраженно контрастным. Прямо как молоко с клубникой, и такое изменение редко кто не отмечал про себя. Она была настоящим альбиносом, но Марк не знал в свои юные годы ничего об этом странном явлении природы.
Была ли она красивой? И да, и нет. На первый взгляд непонятной – вот что сразу приходит на ум. Молодым и глупым не ясна такая красота. Да и она не особо стремилась раскрыть свою душу и свой эмоциональный мир, постоянно уткнувшись носом в очередную книгу. Игнорировала она всех и вся, в том числе своих одноклассников и кандидаток в подружки. Мало того, поступала так, не скрывая своих намерений.
Однажды какой-то мальчишка за соседней партой решил проявить к ней любопытство и лучшей идеи для этого не нашел, как дергать у нее волосы по одному. Реакция пришла незамедлительно и положила всякий сторонний интерес на лопатки. Прямо на уроке она засунула указательный палец в нос и принялась с невероятным трудолюбием проводить внутричерепные изыскания. В конце концов, на нее просто повесили негласный ярлык чудачки и быстро потеряли всякое любопытство.
И Марк знал все то же самое, что знал любой другой здесь. Потому заранее был весьма невысокого мнения о ней. Чего ей взбрендило подойти к нему, когда и без нее все шло не очень гладко? Лишь несколько позже, когда Марк стал чаще общаться с ней, его мнение круто поменялось.
Ее лицо оказалось наполнено живой мимикой, забавной, когда было смешно, и выразительно сочувственной, на темах серьезных и грустных. Над переносицей собирались удивительные складки самых разнообразных сложных рисунков, следуя внутренней оценке или мнению. Так было здорово наблюдать, как меняется ее лицо. И даже слова были лишними, чтобы понять ее ответы.
Но глаза, их цвет и выразительность стоит отметить отдельно. Когда она впервые взглянула на Марка в полную силу, только тогда он увидел их удивительный васильковый цвет, в котором утопал невероятный по своей красоте рисунок. Словно глядишь в иллюминатор на живую, ранее невиданную планету. Сквозь ее фиолетовую атмосферу просматривались безлюдные континенты, горы, облака и между ними широкие просторы синего моря. Именно так описал Марк свое наблюдение.
***
Потенциал, заложенный в Ангелу родителями, был весьма велик. Хотя ее семья была и вправду складная, но к прочей радости, ее пытались научить всему и сразу. В три года она начала обучаться игре на фортепиано, под руководством своей матери. В шесть уже обладала бесчисленным количеством наград за свои навыки. Что-то даже простенькое написала сама. Неплохо знала два иностранных языка и владела энциклопедическими знаниями о птицах. Как личность она казалась много взрослее своих сверстниц, а ее приоритеты вообще заходили далеко за детские рамки. Причиной тому послужило постоянное окружение умудренными жизнью людьми и в меньше степени своими одногодками.
Ее внутренний мир тоже впечатлял своим размахом, пусть и открывался далеко не всем и никогда сразу, а был гораздо шире пределов нашей родной планеты. Она могла часами рассказывать о чем-то, что прочитала, что придумала, что ощутила, притом незаметно пришивала какую-нибудь поучительную историю либо озвучивала странные для ее возраста вопросы, над которыми почему-то приходилось как следует поломать голову. Вслед за ее фантазийным миром вскрылись и безграничные арсеналы всяких разных штучек, умело используемых ею, чтобы приближать или отталкивать людей и их интерес.
Ее родителями оказались молодые и амбициозные ученые-биологи эпохи заката Страны Советов. Каждую неделю они собирали большую компанию таких же молодых коллег у себя на квартире, обязательно вместе с детьми, чтобы они с младых ногтей вливались в светскую жизнь. А летом отправлялись на природу, где жарили мясо, пели, танцевали, спорили, много спорили, особенно о работе и политике. Палатки, гитары, волейбол, бадминтон, юмор и смех. Кое-кто из их компании обязательно читал свои новые стихи. Возмутительно-политические пользовались особенным спросом.
Но главное – ее мать и отец очень любили друг друга. Отец, как она помнит, был криворуким и не мог толком гвоздь забить в стену, без того чтобы не испортить саму стену и не поотбивать пальцы. Хотя искусные руки ценились в те времена и в том месте, но этот недостаток он компенсировал какой-то благородной обходительностью и великолепными манерами. Свежие цветы и красивые поступки были частым гостем их жилища. А ритуал «папа пришел с работы» был самой радостной частью дня. Но как Ангела оказалась здесь, спросите вы?
Однажды в научно-исследовательском институте, где и работали ее родители по самым разным направлениям, в том числе и военным, повсюду загорелись красные лампы и оглушительно завыли сирены. Наверно, опять учения, подумали все и, как обычно принято в таких ситуациях, покинули помещения постоянного пребывания. А далее, через длинные вереницы темных коридоров собрались в кабинетах с комплексами по обеззараживанию и дезинфекции.
Как оказалось, сработал датчик, сигнализирующий о падении давления воздуха в испытательной камере. Следовательно, что-то попало из камеры в помещение с людьми как раз в ту самую минуту, когда там проводились опыты.
Отец погибает, по крайней мере, о его смерти сообщили жене через неделю после инцидента. Негласной причиной стал какой-то военный вирус или что-то подобное. Вопросы так и остались без ответов спустя многие годы. Тело же не отдали, а увезли и сожгли по протоколу. Пришлось долго лепить отговорки, зачем родственникам хоронить пустой гроб.
Мать, обезумев от горя, растрепанная, грязная, с оплывшим лицом первым делом бросается на ворота научно-исследовательского института. Сквозь слезы и крики отчаяния она требует отдать ей мужа, позволить хоть последний раз взглянуть на него. В ход затем шли угрозы, оскорбления, плевки, за что ее пытаются успокоить сначала невольные свидетели, затем милиция и скорая помощь.
После очередной серии нападений, в этот раз на машину директора предприятия и проходную местного чиновничьего административного здания, она исчезла. Как выяснилось впоследствии, ее поместили в психиатрическую клинику принудительного лечения, именно в ту, про которую если и заходила речь в разговоре, то знающий человек многозначительно кивал головой и делал про себя нерадостные выводы о серьезности положения обсуждаемого человека.
Вот тогда-то Ангелу, беспрерывно рыдающую девчушку, забрала бабушка из Восточной Германии, а после ее смерти она оказалась в детском доме.
***
Следующий день для Марка начался шиворот-навыворот. Войдя в класс, он с самого порога обнаружил, что за его партой, на вечно пустующем месте, сидела та же самая белесая девица. Ее учебник, тетради и ручки были сложены на доске в идеальном геометрическом порядке, готовые к уроку. Сама же она еле заметно улыбалась, но будто не заметила появление Марка в дверях. Значит, вот в какие игры ты играешь, подумал Марк и сел на другую пустующую парту в соседнем ряду.
Начался урок. Учительница затеяла перекличку и, когда остановилась на фамилии Марка, то оторвалась от журнала и переместила внимание на него.
– Марк, а почему ты не на своем месте? А ну марш на место! – приказала она.
– Но… я…
– Ты что, боишься Ангелу? – продолжала она под сдавленные смешки остальных учеников. – Мне надоело смотреть на вас двоих психов-одиночек, потому и перевела ее сюда из другого класса. Теперь всегда будете сидеть вместе. А ну быстро сел, где сидел, и не задерживай, пожалуйста, урок!
Пришлось подчиниться, но всю трагедию вынужденного переезда обратно Марк выразил плохой актерской игрой. Прижав, наконец, свой зад на старом месте, он тут же получил от своей новой соседки маленькую записку. «Не обижайся, дружок, это не я так захотела, я клянусь!»
Марк кивнул и спрятал записку. В принципе, падать и без того было ниже некуда. Посмотрим, что дальше будет, решил он.
Но дальше все шло просто прекрасно, настолько прекрасно, что вечерние отжимания под пинки Курта стали не самой занимательной частью дня в детском доме. Мало того, менее болезненной частью. Марк и Ангела целыми днями в школе болтали, даже на уроках, и им всегда было чем поделиться друг с другом. Многие преподаватели очень раздражались, взирая на такое безобразие, но вскоре потеряли всякую надежду разорвать этих двух неразлучников. Какой вообще смысл ругать детей, лишенных всего. Но для них самих жизнь вновь заимела свои радости, и самое главное, что понял Марк, а вернее, его надоумил новый друг, это то, что жить можно и гораздо счастливее других, более удачливых в своей судьбе людей. Многократно счастливее! Ее дружба стала для Марка достойным поощрением за все пережитое в прошлом и настоящем, благодарным вознаграждением с самих небес.
Марк часто задумывался позднее и о том, что в конце концов его привлекало в ней. Красота, ум, обаяние или все вместе? А может, он просто жаждал быть признателен ей за то, что она единственная, кто обратил на него внимание? Так ему узнать это и не удалось, несмотря на все его попытки размыслить эту загадку. Наверно, чем дольше подобные мысли остаются в голове неразгаданными, тем более сильным магнитом для нашей души и является связанный с ними человек.
Но было еще кое-что, омрачавшее тот приятный период жизни Марка. С нарастающим страхом он переживал, как эту новую дружбу воспримет Курт. И чем дольше шло время без однозначных событий, тем больший ужас он испытывал. С Ангелой он не говорил об этом, и зачем – ведь это его личная забота. Но она постоянно повторяла ему как-то многозначительно, словно между прочим, что, как бы то ни было, все будет хорошо. Да и вообще, о чем тут думать! Конечно же, Курт будет категорически против общения с ней. А узнав, еще и навешает как следует сверху, думал он про себя. Но здесь я точно останусь непреклонен. Чтобы ни случилось, я не откажусь от нее!
И спустя месяц после начала его новой дружбы это, конечно же, произошло. Марк сидел за обеденным столом и в одиночестве доедал свою булочку с чаем. В соответствии с ранними уговорами, он не встречался с Ангелой в столовой и на улице. Зачем было лишний раз тянуть быка за хвост. Откуда ни возьмись притащился Курт, сел на соседнюю лавку так, что она оказалась у него между ног. В пол-оборота он уставился на Марка, обдавая его своим тлетворным дыханием курильщика.
– Ну что, как дела? – спросил он и, забрав у Марка нетронутый стакан с чаем, принялся его пить.
– Нормально.
– Я сейчас в самоволку на пару часов, будь добр, присмотри за моими шмотками, – сказал Курт и бросил на стол свою сумку с учебниками.
– Я посмотрю, – ответил Марк и прибрал сумку себе.
– О, кстати, я слышал, ты тут подружку себе завел, неплохой выбор, стоит отметить, – протянул он и громко хлебнул еще один глоток горячего чая.
– Нет у меня никаких подружек, – возмутился Марк и вдруг, будто его окатили холодной водой, глубоко удивился сам себе. А кем же все-таки Ангела является для меня и не прозвучал ли ответ трусливо?
– О женщинах мы с тобой еще ни разу не говорили, но запомни мои слова раз и навсегда. Они всегда выдают себя не за тех, кем являются на самом деле. Ад есть на земле, и этот ад не изощренные пытки палача, не раскаленное докрасна железо на твоей коже, а женская изменчивость, ненасытность и легкомыслие. Запомнил?
– Да.
– Заруби себе на носу!
– Хорошо.
– Тем более это далеко не тот типаж, чтобы чему-то полезному научиться. Ловко забалтывать, играть на эмоциях, брать свое и с легкостью бросать – вот что ты должен уметь на пути совершенства. А с ней прямая дорога в стадо слизняков. И она это знает, я уверен. Не веришь мне, как я погляжу. О, кстати, – прервался он и повернулся вполоборота, – вот, похоже, и она. Стоит вспомнить, и дьявол тут как тут.
За спиной Курта прямо из входных дверей появилась Ангела. Она спокойно прошла по длинному проходу, направляясь к раздаче между рядами столов, но, с определенного расстояния заметив Марка, тут же переменила свои прежние решения. Она направилась прямиком в их сторону и, к огромному удивлению своего новоиспеченного друга, уселась вплотную к нему, отчего их ноги и плечи с силой прижались друг к другу.
– Хм… – выразил свое восхищение Курт, а затем скривил губы в неприятной усмешке.
– Вы, должно быть, Курт, – утвердительно сказала Ангела и тоже состроила лицемерную улыбку.
– Рад наконец познакомиться, – ответил Курт. – Я много о вас слышал, хотя не очень-то одобряю вашу интрижку…
– Вашего одобрения я и не просила, – прервала Ангела монолог невероятно нагло для такой малышки. – Главное, следовать определенным правилам, и все будет хорошо, не так ли?
– Разумеется, милая малявочка! Друг другу мешать жить мы никак не должны, – неожиданно доброжелательно согласился Курт.
– Значит, договорились? – подытожила она разговор.
– Железно! – подтвердил он, вытянул ногу из-под стола и встал. – Еще вспомнишь мои слова, – шепнул он на ухо Марку, заодно ударив его по плечу. Далее он развернулся и свалил прочь, почему-то в приподнятом настроении.
– Я же тебе говорила, что все будет в порядке, – улыбалась Ангела, отлепившись от Марка. Сам Марк, все еще огорошенный странным поведением его хороших знакомых и не менее странным их разговором, тщетно пытался размыслить, что это, черт возьми, вообще было. – Тебе взять еще чаю? – весело спросила она таким голосом, словно бы ничего и не произошло.
– Спасибо, Энн, я уже сегодня напился, – ответил ей Марк, взглянув на нее странным взглядом.
***
По какой-то причине, но об этом случае Курт будто и забыл. Мало того, он несколько раз встречал парочку около школы и спокойно проходил мимо, подняв бровь или кивнув головой. Лишь один раз он упомянул давнишний разговор, что-то о женщинах и о той форме их благодарности, что похожа на ад. Марк ни слова не понял, о чем он, как, впрочем, он не всегда понимал его. А говорил Курт много и часто двусмысленно. И вообще, откуда ему знать о женщинах?
Еще больше осмелев, Марк стал чаще проводить время с Ангелой, и эту парочку теперь обсуждала вся школа, вместе со всем детским домом. Даже учителя поделились на два фронта. Одни пытались разъединить их, другие просили своих коллег и учеников убрать от них свои бесстыжие руки.
***
К середине весны Марк ощутил особенный прилив сил и новые, совсем необычные для него настроения души. Свежая трава была зеленее, что ли, а небо глубже и ярче, чем прежде. Как все красиво вокруг, удивлялся он. Отчего так странно радуется сердце? Только сейчас, будто заново родившись, он увидел, как цветущая пора наполняется самыми разнообразными запахами и звуками. Наливается силой и желанием наслаждаться свободой все дни напролет. Хочется благодарить каждого занудного комарика, каждую мелкую мошку, ведь они самые достоверные символы приходящего теплого лета.
К тому времени Марк открылся Ангеле насколько это было вообще возможным, когда жгло желание и ничто не останавливало говорить о чем угодно без тени стеснения. Иногда они отваживались прогулять уроки и бродили по городскому парку. Ангела покупала им двоим мороженое и, для разнообразия, кремовые вафли. Ее проведывали иногда посыльные от дальних родственников и, бывало, оставляли какую-то мелочь. Так было здорово просто сидеть на парковой лавке, впитывать ее тепло и всего окружающего мира и никуда не спешить.
Прошло целых семь месяцев с того дня, как он сдружился с Ангелой. И если бы кто-нибудь спросил, кто же она для него, он бы ни секунды не задумываясь ответил: она моя подруга, она мой самый лучший друг. Марку стали сниться новые сны и, к его удивлению, не мрачные и пугающие, как прежде, а яркие и парящие. Он рассказывал их Ангеле, а она пыталась объяснить их. Так было забавно слушать ее расшифровки. Сама же Ангела никогда не видела сновидений и, что странно, вообще не представляла, как они приходят.
– Тогда я буду рассказывать свои, – обещал Марк, хотя и признал, что ему трудно поделиться всем увиденным, а тем более, точными соображениями на их счет.
До окончания школы оставалось целых три учебных года, а у них уже все было расписано на десятки лет вперед. О женитьбе нет, не было и речи, было как-то неловко. Но та уверенность, что до конца дней своих они будут рядом, сомнению не поддавалась. Мало того, это стремление являлось тем самым прочным камнем в фундаменте их доброй дружбы.
Но однажды Ангела завела странный разговор, совсем не о том, что хотел слышать Марк. Она довольно-таки сосредоточенно заикнулась о каких-то непредвиденных событиях в будущем, которые, в конце концов, могут разъединить их. И на все его попытки сменить напряженную тему она не отвечала взаимностью.
– Ерунда! – резко оборвал ее Марк, а затем, смягчившись, продолжил: – Все будет хорошо, Энн.
– Да, все будет хорошо. Но обещай, если что, ты найдешь меня. Найдешь, где бы я ни оказалась в будущем.
– Обещаю не потерять тебя, – был ответ.
Глава 8
– Мне сегодня приснился очень странный сон, – признался Марк Ангеле, когда они сидели на излюбленном месте в парке. Что странно, он мог рассказать о нем еще в школе, но почему-то решил отложить. – Таких я не видел вот уже несколько месяцев. Хочешь, поделюсь?
– Конечно же, Марк, я с удовольствием послушаю, – отозвалась Ангела. – Как и всегда, я рада послушать твою новую историю.
– Тогда я начинаю! Значит, приснился мне маленький опрятный домик, и вот что странно, ни моя мать, ни мой отец, ни даже я не были центром всех событий, а именно дом. Мне именно так показалось. Он был такой маленький, что если я сейчас начну рассуждать о его размерах, что редко происходит во сне, то пойму, что жить в нем оказалось бы невозможно. Удобные кресла, стол и кое-какое подобие кухонного гарнитура – вот и все, что внутри. Но где следовало спать мне и моим родителям, почему-то в голову не приходило.
Два огромных окна на противоположных сторонах освещали внутреннее пространство, а через них легко просматривалась прямая как струна линия горизонта. С торца болталась дверь без замка, кроме того, всегда открытая настежь. Все в доме казалось мне логичным и понятным, все виделось идеальным для того, чтобы жить в нем до конца своих дней, спокойно и счастливо.
А вокруг только бескрайние степи, только прямые как линейка поля. Можно забросить свой взгляд за сотни, тысячи километров вокруг себя, кричать, петь, играть на барабане – никто тебя не услышит и не увидит. Я хорошо помню, как запечатлел все и сразу будто со стороны. Просторы степи, домик со светящимися оконцами и россыпи звезд на вечернем небосводе. Почему-то в этой картине мне все показалось знакомым, будто я видел все это прежде, но где, я ума не приложу.
К самому дому вела всего лишь одна дорога, петлявшая среди полей. Ее трудно было бы различить чужакам, и это придавало еще больше уверенности, что вокруг только те люди, которых любишь, и никто посторонний не нарушит идиллию.
Я играю с котенком, он совсем маленький, но не отстает от меня ни на шаг. Да и себя я вижу пятилетним мальчуганом, не знавшим никаких забот. Стоял солнечный день, пели полевые птицы, жужжали насекомые среди ясного неба, а в душе приятно и тепло. Отец чем-то иногда стучал за домом, мать вроде готовила ужин.
– Ну что, шалунишка, – спросил отец, потрепав меня за волосы, – проголодался?
– Нет, – отвечаю я, – быть может, наш Персик голоден?
– Этот-то, конечно, голоден, – поддержал отец, – крепчает на глазах! Был бы у тебя такой аппетит, ты бы уже давным-давно вымахал выше меня. Хотя знаешь, вообще это хорошо, что ты растешь не так быстро, как кошки. Я все еще могу тебя многому научить, и ты не покинешь это место, пока не станешь достойным человеком. К тому же мне нужен постоянный компаньон, чтобы ходить на рыбалку. Вдруг я поймаю огромную рыбину, вытянуть которую самому окажется не под силу.
– А я бы хотел быстрее стать взрослым, – говорю я. – Куплю себе, что захочу!
– Никогда не спеши получить то, чего и так избежать не удастся, – ответил отец. – Ну что! Может быть, пойдем посмотрим, приготовила ли наша мама ужин?
Но не успели мы пройти и десятка шагов, как полчище рваных теней нагнало нас по земле. Быстрые и однообразные, будто они принадлежали сотне тяжелых бомбардировщиков, летевших бомбить Кельн. Как оказалось, их оставляла огромная стая ворон, тянувшаяся длинной узкой змейкой до самого горизонта. Тысячи, а может, и сотни тысяч черных тварей сбились в плотный поток, устремившийся как можно быстрее покинуть эти спокойные места. Они летели молча, словно экономили силы и берегли дыхание, и только завидев людей, начали противно каркать одна за другой. Кричали они не так, как обычно приходится их слышать, а будто надменно, с издевкой, с насмешкой.
Отец обернулся и устремил свой взгляд в том направлении, откуда летели вороны. Что-то черное, тяжелое и гнетущее царило в той дали, отчего он замер, ожидая увидеть самое худшее. Вдруг среди этой надвигающейся тьмы что-то вспыхнуло и на миг ярко осветило черноту. Через добрый десяток секунд донеслись еле слышимые раскаты грома. Тут же, будто по сигналу, потянул и легкий ветерок.
Схватив меня за руку, отец влетел в дом и явно с волнением в голосе сказал матери, чтобы она все бросала и шла помочь ему.
– Что стряслось? – спросила она.
– Смерч, будь он неладен! – ответил он.
– В это время года?
– И еще какой сильный, похоже! Нам нужно забить окна щитами, убрать все с улицы и оборудовать погреб.
Они вышли из дома и взялись за свои приготовления. Я же, недолго думая, отправился искать своего котенка.
– Не отходи далеко, прошу тебя, – прокричала мать, когда заметила меня.
Я подобрал котенка и вернулся в дом. Родители к этому времени заколачивали первое окно и внутри поселился полумрак. Я подошел к другому окну и принялся смотреть туда, откуда приближалась беда. За смехотворный отрезок времени туча успела расползтись по горизонту. То здесь, то там тьму прорезали вспышки молний. Было здорово за ними наблюдать, что тут скрывать. Они были кривые, длинные, пульсирующие. Иногда походили на атаку небесного бога, со всей злобой и ненавистью вонзавшегося свой трезубец в земную твердь.
Мать, наконец, присоединилась ко мне в доме, а отец передавал в открытую дверь какие-то предметы, что собирал вокруг дома. Раньше я не сталкивался с таким явлением, как смерч, но сейчас почему-то был уверен, что он обладал страшной силой, способной лишить меня всего того, чем я дорожил. Я так сильно переживал за отца, ведь он все еще оставался снаружи, и просил мать уговорить его вернуться в дом. Ветер уже дул с такой силой, что углы крыши начали отзываться свистом. Она пыталась успокоить меня, хоть и переживала не меньше моего, обещала, что он скоро прибудет. Я не мог ждать и затем уже сам начал звать его, ожидая наихудшего.
– Подожди, Марк, я уже скоро, я сейчас буду, – слышался его ответ. – Закройте дверь, я только соберу инструмент и вернусь.
Словно удар гигантского кулака в стену ознаменовал начало природного деспотизма, на что дом отозвался встряской и тягучим скрипом. В мгновение ока весь внешний мир, едва просматриваемый сквозь щели, исчез в пылевом облаке, а мелкие камешки принялись громко стучать в тонкие щиты, закрывавшие окна. Но где отец, почему его до сих пор нет?
Проходят бесконечно длинные минуты, но он не возвращался. В противовес ожиданиям ветер заметно усилился и принялся еще тоньше выть, и даже где-то пробил дорожку внутрь дома. В тонкую крышу и щиты начали хлестать более крупные камушки, а возможно, это был град. Казалось вместе с тем, кто-то ударял по дому, как-то отчаянно, все громче и сильнее, словно он принадлежал отчаявшемуся путнику, ищущему спасения от смерти.
Мать заглянула сквозь щель в заколоченном окне, надеясь увидеть отца, потом прижалась к противоположному проему и попыталась там что-то высмотреть.