Ратибор. На арене Кузгара

«Кто посмеет мне перечить?!» – самодовольно кумекал про себя главный мучитель. Стоило ли говорить, что ответ на свой вопрос он получил тотчас, как только имел неосторожность приблизиться к Ратибору на расстояние вытянутой руки.

– А ну, иди сюда, помётец куриный! – рыжебровый великан, мгновенно взбесившийся как от прилетевшей по щеке затрещины, так и от возникшей перед ним отвратительной, оплывшей «поросячьей» хари, прервавшей его тягостные измышления да душевное самобичевание, молниеносно сцапал расслабившегося главу надсмотрщиков за мясистую, жирную шею и тут же сжал стальные пальцы на его гортани. Ошарашенный происходящим Гюрхун, силясь вдохнуть хоть толику воздуха, в отчаянии забил короткими толстыми ручонками по могучей длани рассвирепевшего русича, но это было так же бесполезно, как безысходные трепыхания попавшей в паутину глупенькой мошки; железные тиски гиганта лишь ещё пуще сжались.

– Тебе, свиное рыло, как я погляжу, людей истязать нравится?! Попробуй-ка ты так же поизгаляться над рыбёшкой, а мы все вместе погогочем над твоими смешными потугами!.. – Ратибор, с секунду-другую полюбовавшись выкатившимися из орбит, очумевшими от происходящего мутноватыми глазищами рыхлого негодяя, взял его второй рукой за загривок да жёстко приложил огорошенной рожей об угол скамейки, на которой восседал в гордом одиночестве по велению ещё недавно бывшего таким напыщенным мучителя. От страшного удара на лбу у того мигом образовалась налившаяся кровью, здоровенная ссадина, а в очах оказавшегося в состоянии грогги изверга пропали зачатки разума. Тем часом огнекудрый исполин встал; одновременно с этим взмыл в воздух и обрюзгший надзиратель; Ратибор легко поднял его тучные телеса ввысь да живо перебросил через борт корабля, аки куль с навозом. Оглушённый ударом об лавку, грузный Гюрхун, даже не успев толком пискнуть, с шумным всплеском бултыхнулся в черняво-синеватые воды Тёмного моря и тут же камнем пошёл ко дну. По рядам рабов пронёсся еле слышный, одобрительно-восхищённый вздох, полный неприкрытого облегчения и злорадства; садиста-надсмотрщика ненавидели лютой ненавистью все гребцы без исключения.

– Не уразумел… Что произошло?! – Илхамин, отвернувшийся буквально на минутку для того, чтобы справить малую нужду за борт галеры, шокированно осматривал палубу, силясь понять, что за сильный всплеск раздался за бортом и куда нежданно-негаданно испарился его начальник. – Где уважаемый Гюрхун?! – наконец, обескураженные зенки молодого надзирателя испуганно вытаращились на Ратибора, присевшего назад, на «банку» и как ни в чём не бывало взявшегося за весло.

– Кажись, он, ента, за морскими сокровищами нырнул, – своевольный рус исподлобья мрачно уставился на враз оробевшего юного угнетателя. – Ежели подойдёшь поближе, негораздок, я, так уж и быть, подскажу по доброте душевной, как можно шустренько, наикратчайшим путём отправиться вслед за ним. Там, на дне, наверняка найдётся и для тебя сундучок с драгоценностями, лепёха ослиная, да чтоб ты гадил только раз в год, да и то лишь при помощи шила да лекаря!..

– Караул!.. – истошно взвизгнул на всю мореходную ладью пузатый коротышка, выронив хлыст и ошалело попятившись по корме. – Бунт на корабле!.. Убивают!.. – схватившись за болтающийся на поясе нож, перепуганный надсмотрщик растерянно пялился на могучего русича, продолжившего бесстрастно, невозмутимо грести.

Между тем, привлечённые криками, на палубу высыпали из кубрика десятка три заспанных аскеров с ятаганами наголо, готовые порубать на куски посмевших восстать рабов. Следом из капитанской каюты, располагавшейся в кормовой части галеры, спешно вылетел и сам капитан «Бешеной пантеры», бывший также и её владельцем: чуть выше среднего роста, крепкий шалмах лет сорока – сорока пяти на вид. Его обрамлённая клочковатой чёрной бородой смуглая обветренная физиономия мгновенно раскраснелась от пришедшего на смену нешуточному беспокойству облегчения, бойко сменившегося праведным негодованием, когда он окинул быстрым взором палубу галеры и увидел, что накатившие было внезапные страхи оказались напрасны, а тревога – ложной; такое ужасное для каждого мореплавателя слово, как бунт, прозвучало совсем не к месту; невольники уверенно гребли в такт барабану, не представляя никакой опасности как для хозяина корабля, так и для дремавшей в трюме в гамаках воинской братии, возвращающейся в Ослямбию из затяжного похода.

– Что стряслось, Силмыз? – по пятам за владельцем судна из его каюты вылез хмурый, невыспавшийся Зелим, страдающий морской болезнью и оттого бегавший всю ночь сначала к корабельному борту, а после и значительно поближе, к старой деревянной кадке, которую ему не без скрытого презрения к высокородной «сухопутной крысе» предоставил в личное пользование «сердобольный» капитан, не забыв перед тем стрясти за эту услугу с богатого пассажира полновесный золотой дукат.

– Это я и собираюсь выяснить!.. – Силмыз сурово зыркнул на подбежавшего к нему взъерошенного Илхамина, очумело пучившего оловянные зенки. – Ты орал сейчас, как недорезанный поросёнок?! Чего случилось? И где Гюрхун, раздери его жирный зад Ахриман на банановый мякиш!..

– Я как раз по этому поводу и поднял тревогу, многоуважаемый Силмыз!.. – сбивчиво залепетал упитанный надзиратель. – Гюрхуна больше нет на галере! Был да сплыл!.. Причём, похоже, в прямом смысле!..

– Как ента нет? Не понял!.. – главный мореход оторопело впился очами в инстинктивно вжавшего голову в плечи малодушного подчинённого, вдруг осознавшего, что спросят с него сейчас по полной программе. – Как это был да сплыл?! В каком ещё прямом смысле?! Погулять, что ль, вышел?! Исподними портками бабочек махровых половить? Аль в ближайшую бакалейку за румяными ватрушками метнулся?! Отвечай чётко, бестолочь, покудова я тебя не велел выпороть твоим же хлыстом! Повторяю вопрос: где Гюрхун?!

– Его, это, – начал по новой мямлить мечтавший сейчас провалиться под землю (а точнее, под палубу) Илхамин, – в море, похоже, выкинули!.. Или он сам упал!.. Я точно не знаю, ибо не лицезрел воочию…

– Что-о-о?! – Силмыз ошеломлённо крякнул. – По какому борту?!

– По правому!.. Вроде… – прошептал покрасневший до корней волос молодой надсмотрщик, стараясь не встречаться глазами с явно обозлившимся капитаном.

Толпа аскеров, в нерешительности переминавшаяся на палубе, ломанулась к правому борту, пытаясь разглядеть в чёрных водах Тёмного моря хоть какие-то признаки того, что оказавшийся в мглистой пучине Гюрхун всё ещё жив. Но морская бездна надёжно скрыла все следы совершённого Ратибором убийства.

– Я не понял, так его выкинули с галеры или он сам плюхнулся за перила? – Зелим подозрительным взором обвёл продолжавших молчаливо грести рабов.

– Перила ты встретишь на пути к императорской уборной в Кулхидоре, а на судне этот поручень леером именуется… Но у меня тот же вопросец! – Силмыз отошёл от борта и сцапал толстобрюхого истязателя за ворот замызганной рубашонки, гневно зашипев тому в ряху: – Вещай, дубень! Что произошло?!

– Уважаемый Гюрхун, ента, начал пороть вон того, огромного рыжего чужака, ну а я отвернулся в тот миг к борто́чку, нужду малую справить! Чухаю, говор ещё у них меж собой вроде… Но о чём трещали, не разобрал, ибо ветра по палубе гуляют с утреца, да и беседующие далече от меня находились. Потом вроде – хлоп! Звук какой-то глухой, на удар похожий об дерево, опосля опять чьё-то приглушённое ворчание, ну а далее громкий такой – бу-у-ултых! И-и-и бац – всё!.. А затем лишь буль-буль…

– Слышь, буль-буль, я тебе сейчас сам и хлоп, и бац, и бултых сделаю! Причём одновременно! Следом на дно пойдёшь, коли не напряжёшься и не поведаешь, что там за разговор меж ними состоялся! – Силмыз перевёл мрачный взгляд на размеренно гребущего Ратибора, делающего вид, что всё происходящее его нисколечко не касается. На него уже вовсю вылупилась находящаяся на палубе толпа ослямов вкупе с едко усмехнувшимся Зелимом, хотевшим было что-то брякнуть злобливо-ехидное. Но морская болезнь, очередной приступ которой внезапно накрыл состоятельного наследника рода Тупсов, заставила того опять умчаться к левому борту извергать в тёмные неспокойные волны одну лишь желудочную слизь. Вечерний ужин чванливого тысяцкого давно уже весь пошёл на корм морским обитателям.

– Я не уловил сути, – потупив глаза, жалобно пропищал Илхамин. Впрочем, тут же приободрившись, он торжествующе тыкнул указательным пальцем в Ратибора, злорадно прокудахтав: – Зато отлично расслышал, как этот рыжий варвар, опускаясь на скамейку, проскрежетал мне, что начальник нырнул за морскими сокровищами! И что я отправлюсь вслед за ним, коли подковыляю впритык к этому увальню! И ента было очень похоже на угрозу!..

– Опускаясь на скамейку? Так он что, стоял в тот миг, когда Гюрхун за борт навернулся?! – капитан, недобро прищурившись, сначала ослабил хватку, а после вовсе отпустил Илхамина и в сопровождении пары ослямбских воителей торопливо пошёл к Ратибору.

– Ну да! – радостно закивал грузный надсмотрщик, довольный в первую очередь тем, что гнев Силмыза направлен уже не на него. – Я оборачиваюсь на бултыхание, а там этот присаживается!..

– И зачем же ты, раб, поднялся со своей сидушки, а? – подошедший корабельщик холодно вперился яростным взором в неприветливое лицо рыжебородого витязя.

– Хотел ухватить вашего служку за плавник, ведь он ни с того ни с сего изготовился сигануть в море, явно возомнив себя морским осликом… Да опоздал, представляешь?! Какая жалость, я так переживаю! Ента всё ошейник окаянный помешал, будь он неладен!.. – не моргнув глазом, понёс чепуху Ратибор. – Ежели его снять, то в следующий раз я буду половчее!..

– Размечтался! И что за морской ослик?.. В какой ещё следующий раз, чего ты несёшь?! Только не на моей галере! Мне одного бултыхания по горло хватит! – Силмыз раздражённо упёр руки в боки. – А теперь допустим, я поверил в тот бред сивой кобылицы, что ты изрыгнул сейчас! Поведай уж тогда, о чём вы там гутарили меж собой?!

– Пытался отговорить этого, как его там?.. Поросюна вашего от столь опрометчивого поступка, да рыхлый студень и слушать не стал. Прошамкал лишь, что искупаться желает!..

– Его звали Гюрхун… Ты чего, дикарь полоумный, издеваешься надо мной, я не понял?! – Силмыз угрожающе положил длань на посеребрённую рукоять ятагана, болтавшегося в кожаных узорчатых ножнах у него на поясе.

– Да как ты мог такое раскумекать, о великий капитан «Бешеной пантеры», первого в мире ходящего под парусом нужника, у которого даже имечко есть своё, пусть и малость дурковатое, – вполне себе внятно пробурчал рыжеволосый боец, так и не научившийся держать рот на замке, когда этого требуют обстоятельства.

– Что ты сейчас сказал, варвар?! – в очередной раз побледнев от гнева, Силмыз, явно опешивший от такой дерзости, зловеще процедил сквозь зубы: – Кажись, кое-кому жить надоело? Ну так я тебя мигом отправлю следом за Гюрхуном! Правда, по частям!..

– Мыслю, так дело было, – в спину Ратибору зашёл немного оклемавшийся Зелим и, прервав яростную тираду хозяина корабля, задумчиво прогыркал, бросив пред тем мимолётный взор на исполосованный бичом хребет рыжеволосого исполина: – Наш Гюрхун устроил добрую порку этому рыжему великану, но потерял осторожность, и строптивый русич до него каким-то невероятным образом умудрился дотянуться! Ты ведь не предполагаешь в самом деле хоть на секунду, что глава надзирателей мог без чьей-либо помощи оступиться да свалиться за борт?

– Да нет конечно! Гюрхун был опытный мореход, не первый год палубу топтавший!.. Заканчивай уже, Лазар! – вдруг злобно рявкнул Силмыз, обращаясь к долговязому черноволосому рабу-барабанщику лет тридцати пяти на вид, не прекращающему всё это время отбивать размеренный ритм. Барабанная дробь тут же оборвалась. Гребцы, мгновенно сбившись с темпа, принялись махать вёслами как попало, но после повторного грозного рыка капитана уселись смирно, в душе тихо радуясь неожиданной передышке.

– Так, а ну, подь сюды! Рассказывай, что произошло? Ты ведь сидишь харей к галерникам! – Силмыз, поманив к себе пальцем шустро подбежавшего на зов Лазара, подозрительно на него воззрился. – Значит, должен был всё видеть! Однако не прервал ни на миг удары по барабану, я точно слышал! Как так?!

– Повеления же не было остановить барабанную дробь, – недоумённо-смущённо пожал плечами темнокудрый невольник. – А насчёт происшествия… Восходящее солнце слепило моргашки, и я особливо не разглядел. Но мне показалось, что уважаемый Гюрхун сам споткнулся да хлобыстнулся за оградку!..

– Зачем так нагло врёшь прямо в зенки?! Разве, гадёныш, я тебе плохие условия устроил на своей галере? – капитан зло оскалился. – Поднял из гребцов, возвысил до колотушника! Досыта ешь, обильно водицу хлебаешь, крепко спишь, гадишь не по расписанию! Но всё ента можно быстро переиграть! И так и будет, коли не поведаешь правду! Что случилось на самом деле?! Говори честно, не прикрывай этого варвара! Вы с ним даже не знакомы! И словом, поди, не обмолвились! Так что не темни!..

– Я сказал как было! – Лазар вдруг поднял исхудалую моську и смело посмотрел прямо в ошарашенные очи командира корабля, а после окинул твёрдым взглядом согласно закивавших галерных рабов и громко, так, чтобы все слышали, произнёс: – Надзиратель сам за борт плюхнулся! Ахриманом клянусь! – скрестив пальцы за спиной, барабанщик снова обернулся к Силмызу, не без вызова на него уставившись.

– Ах ты тварь неблагодарная! – увесистый кулак капитана глухо впечатался в угловатое лицо Лазара, разбив тому нос и опрокинув смелого невольника на палубу. – Ещё и с Тёмным богом на устах брешешь?! Продам за горсть медяков по прибытии! До конца жизни городские уборные драить будешь! А теперь пошёл вон с глаз моих, собака!.. – бросил взбесившийся аскер, после чего обежал недовольным взором пригнувшихся мрачных гребцов. – Место барабанщика свободно! Кто расскажет правду о случившемся, тот сменит весло на барабанные палочки!

Лишь молчание было ему ответом. Рабы хмуро переглянулись и воззрились пред собой.

– Это сотворил он! Этот рыжий вепрь! – вдруг раздался визгливый крик из последних рядов. Голосил белокожий, среднего росточка, человечек, явно не привыкший к прямым солнечным лучам, знатно его уже опалившим. Не обращая внимания на неодобрительно зашушукавших на него товарищей по несчастью, языкастый говорун поднялся и, умоляюще вылупившись на спешно топающего к нему Силмыза, громко залопотал: – Я всё изложу как было, уберите только меня с солнца; ожоги уже по телу пошли!..

– Кто таков? – капитан быстро подошёл к белокожему рабу, вопросительно его разглядывая. – Из ялминцев, что ль?

– Из них самых. Темель меня звать…

– Как на вёслах оказался? Ты ведь новенький? По крайней мере, на пути к русам тебя на моей галере не сиживало точно! Ибо твоя нежная белёсая задница не дожила бы до конца путешествия, Ахриман свидетель!..

– Исправно я службу нёс простым бойцом в нашем войске. И всё было хорошо до одного треклятого денька!.. В общем, на посту как-то стоял… И дал дёру, когда этот умалишённый дикарь со своей дикой ватагой под покровом ночи пробрался в лагерь да подпалил осадные башни…

– Ах вон оно что!.. – ехидно усмехнулся подошедший Зелим, снова отлучавшийся к борту корабля, ибо его опять укачало. – Как же, помню то нехитрое разбирательство!.. Если не ошибаюсь, ты запамятовал поднять переполох, даже не подумав отыграть на тревожной свирельке, зато драпанул так, что аж меч с щитом при том забеге бросил, дабы легче прочь мчаться было?.. – тысячник презрительно сплюнул.

– Да, – Темель густо покраснел, – случилась оказия… Испужался я тогда знатно!.. Эти свирепые варвары вынырнули из кромешной мглы, аки призраки кошмарные! А я вдруг так жить захотел!.. Что сам не помню, как на противоположном конце нашего лагеря очутился…

– Ну а после тебя за такое постыдное непотребство военачальник Геркант с позором выкинул из войска, лишил статуса свободного человека да велел отправить на галеры, не так ли? – понимающе хмыкнул Силмыз.

– Всё так…

– Вещай, что видел, только честно! Тогда место барабанщика – твоё! Слово капитана!

– Рыжий кабан надзирателя за борт выкинул, пред этим башкой приложив того о скамью! – с готовностью выпалил Темель, плаксивыми телячьими глазами преданно воззрившись на Силмыза.

– Потому и крика не было, что, похоже, рус его оглушил тем ударом… Или зашиб сразу наглухо. Этот медведь может и не такое!.. – задумчиво прокряхтел Зелим.

– Отцепить ентого белозадого ялминца от скамейки, снять кандалы, накормить, напоить и усадить за барабан! – тем временем шустро распорядился Силмыз, обращаясь к Илхамину и Уфуру, третьему надсмотрщику на галере, банально проспавшему в трюме недавние кровавые события на палубе, ибо у него было несколько законных часов отдыха, скрепя сердце выделенных ему нынче уж покойным главой надзирателей.

– Ну что, варвар, допрыгался? Вот кумекаю, что лучше-то: на рее тебя подвесить аль рыбкам на кормёжку пустить, следом за Гюрхуном? – тем часом капитан уже грозно зыркал на проигнорировавшего его животрепещущий вопрос молодого богатыря, незаметно для окружающих (так, по крайней мере, казалось ему самому), пробующего на прочность крепления к палубе свою дубовую лавку. Ратибора интересовало, удастся ли сидушку выдрать сразу, с первой попытки, дабы завалить ею как можно больше врагов перед намечающейся скорой отправкой в чертоги к Перуну. Увесистая скамья держалась на шести ржавых железных гвоздях да паре-другой не менее проржавевших скоб, так что отодрать её с корнем, в случае чего, не представлялось рыжебородому витязю особой проблемой. Умирать, как покорно идущая на заклание овца, Ратибор не собирался, намереваясь перед смертью отправить к Ахриману в подземелье хотя бы десятка полтора-два аскеров.

– Сиди, не дёргайся!.. Доедешь ты до столицы, ручаюсь! – между тем нервно бросил могучему русичу заметивший его нехитрые манипуляции Зелим, вдруг, несмотря на тёплую погоду, заметно поёжившийся, как от озноба. Ослямбский тысячник, только на минутку представив себе этого взбеленившегося «рыжего медведя», яростно носящегося по палубе со скамейкой наперевес да сметающего, аки стремительный ураган, всё и всех на своём пути, внезапно ясно осознал, что менее всего хотел бы оказаться с ним в тот злосчастный миг на одной галере. Да пожалуй, и в одном море тоже.

– Руса этого не тронь! Он мой пленник. И мне велено доставить его в Нурязим. Приказ принца Джушукана, – Зелим спокойно встал перед командиром корабля, преградив ему дорогу к рыжеволосому гиганту.

– Ты что, очумел?.. – Силмыз угрюмо таращился на высокородного наследника рода Тупсов, нервозно поглаживая набалдашник рукояти ятагана. – Он убил моего человека на моём же корабле, понимаешь?! На мо-ём! – отчеканил по слогам капитан. – При свете дня! Я такого спустить не имею права, иначе весь свой авторитет шустро растеряю! Посему сейчас его вздёрнут на рее! В назидание всем бунтарям!.. Правила я устанавливаю, ибо галера – моя!..

– Галера, может, и твоя, но три с половиной десятка воинов, что ты везёшь домой и кои сейчас на палубе толкутся, – подчиняются лишь мне! Беспрекословно! – Зелим неприятно осклабился. – Посему, если не хочешь, чтобы твоя древняя посудина через пару мгновений сменила хозяина и стала уже моей лодочкой, советую заткнуться и слухать, что я тебе глаголю, как можно более чутко и подобострастно! Ты кому, вообще, перечить удумал, ничтожество презренное?! У меня приказ родного брата самого Эдиза, нашего, всеми почитаемого и обожаемого императора, являющегося ни много ни мало наместником Ахримана в царствии живых! Ты что, червяк вонючий, идёшь против воли Тёмного бога?!

– Никак нет… – Силмыз склонился в глубоком поклоне, быстро сообразив, что перегнул палку. Тридцать пять шалмахов, несколькими секундами ранее выросших позади своего тысячника, точно так же, как Зелим, уверенно положили длани на рукоятки клинков за поясами, мигом остудив пыл капитана «Бешеной пантеры». Соотношение сил оказалось явно не в его пользу, ибо команда галеры из двенадцати матросов, совершенно очевидно, была не ровней значительно превосходящему как по количеству, так и по воинским умениям неожиданно обозначившемуся противнику, ещё минуту назад бывшему экипажу корабля верным союзником.

– То-то же! – Зелим самодовольно свысока посмотрел на поникшего Силмыза, снисходительно при этом прокудахтав: – Я понимаю тебя, рыжий громила меня самого порой доводит до белого каления! Прям хочется его на коржики порубать!.. Но нельзя. Он нужен Джушукану живым, уразумел?

– Так точно! – Силмыз вытянулся по струнке, здраво решив, что ссориться из-за какого-то невольника ни с влиятельным родом Тупсов, ни тем более с братцем владыки Ослямбской империи не следует. Ибо его размажут, как плевок по подошве сандальки, даже не заметив. Угроза Зелима ведь была не пустословием; капитан пожил уже на своём веку, и пусть чуть запоздало, но всё-таки вовремя осознал, что удумай он и дальше упрямо перечить, лишился бы своей галеры очень быстро. Впрочем, как и головы.

– Да, и посади к рыжему кого-нибудь в напарники, хоть одного, – вяло пробубнил Зелим, поспешно направляясь к левому борту; тысячника опять накрыла морская болезнь. – А то не хватало ещё, чтоб окочурился в пути… И более его плетями не лупить! Пошалили и будет. «А то осерчает ещё варвар да развалит енто старое корыто пополам», – уже про себя опасливо просопел наследник Тупсов.

– Понял, сделаем, – Силмыз нашёл глазами Лазара, из разбитого носа которого всё ещё сочилась кровь, и громко ему рыкнул: – А ну, вали давай к своему новому дружке на скамью! Теперь у вас одно весло на двоих до самого Амарака, так что развлекайтесь!

– Амарак, это ближайший портовый городок Солнечной державы, из коего ослямы и направились с огнём и мечом в твою страну, – прошептал Ратибору плюхнувшийся рядом на лавку Лазар.

– Ты почему меня не выдал? – могучий великан покосился на измазанное кровью лицо невольника.

– Я что, похож на доносчика? – неловко утираясь, оскорблённо пробубнил новоиспечённый напарник рыжебородого русича по гребле, впрочем, довольно быстро проглотив свою обиду. – Да-а-а, зрелище знатное ты устроил! Я каждый день мечтал, чтоб этот смрадный боров Гюрхун сдох! И очень рад, что мои чаяния сбылись! Ты хоть представляешь, сколько наших собратьев по несчастью он замордовал до смерти? Мы все хотели, прям грезили о том, чтоб этот жирный шакал отчалил в подземелье к Ахриману!.. Надеюсь, Тёмный божок ему раскалённой кочергой в заднице добро пошурует!

– Как-то не очень почтительно ты о своём боге отзываешься…

– Я вифириец, и моя богиня – великая и мудрая Умай! Плодородие и жизнь её призвание! Как и наше! На меня за то и кандалы надели, что не отрёкся я от своей небожительницы!.. – выпалил приглушённо Лазар, гневно при этом сверкнув карими очами. – Ослямы, кстати, тоже ранее ей поклонялись, как и большая часть Ивропии, покудова не пришла к Кулхидору эта старая ведьма Урсула, принеся с собой культ чёрного идола Ахримана. Надо было её прям от дворца и гнать шипастыми палками прочь, да слабину дал Озбек, тогдашний правитель шалмахов…

– Я слышал краем уха по пути сюда, что в Ослямбии за отказ отречься от своих богов в пользу Ахримана сжигают на кострах?..

– Не всех, Ратибор. А лишь тех, кто не в состоянии откупиться от хвороста под огненным столбом. У меня высокородная богатая семья. Она выложила кругленькую сумму ушлому дьяку Бальтуру, что вёл моё дело. В общем, удалось избежать страшной гибели путём продажи в рабство. Правда, за веслом галеры я частенько мечтал о смерти, не раз пожалев, что позволил родным уговорить надеть на себя рабские цепи… Вот уж целых пять лет я в них маюсь! И конца этому не видно, ибо закольцован, похоже, пожизненно. Родичи, конечно, пытались меня выкупить, и не единожды, но фанатичные жрецы Тёмного божества постоянно пресекали эти попытки; как иноверец и смутьян, я у них на особом счету. Эх, одна надежда, что вся Ослямбия разом провалится в преисподнюю к Ахриману, и в первую очередь Нурязим! Ибо столица аскеров – тот ещё рассадник скверны, нечисти да непотребства…

– Вифирия – вассал осов, не так ли?

– Да. Как и Мирградское княжество с недавних пор. Не так ли? – ответил любезностью на любезность Лазар, тем самым слегка передразнив рыжебородого исполина, для которого это была больная тема. Потому могучий русич проигнорировал встречный риторический вопрос, лишь по новой налегая на весло. Но спустя минуту-другую, в конце концов, мрачно гыркнул:

– Ента ненадолго!

– Ну-ну, – еле слышно прошелестел в ответ голос вифирийца. – Мы тоже так поначалу кумекали. И вот уже с тех пор почти сотню лет спины гнём в нижайшем поклоне пред ослами…

– Я их хребтины согну, осов, то бишь! Да так, что мало не покажется!.. – сердито насупясь, сам себе пообещал Ратибор. И сначала насмешливо-недоверчиво зыркнувший на богатыря Лазар, собравшийся отпустить какую-нибудь колкость по поводу столь грандиозных, по его разумению, мечтаний, вдруг прикусил язык, столкнувшись с холодным голубым пламенем, яростно сверкнувшим в бездонных очах дюжего ратника. Вифириец хоть и знал рыжего витязя всего ничего, но нутром сразу почуял, что данная угроза отнюдь не пустой трёп поехавшего черепицей дикаря, не вовремя словившего солнечную оплеуху.