Путь Белой маски

Глава первая. Цирк мадам Анже.

Петух, неуклюже переступая с ноги на ногу, пьяно курлыкнул и завалился набок, заставив темноволосого мальчишку довольно рассмеяться. И так всегда, стоит старой Ани высыпать отбродившее зерно на скотный двор, как половина птиц обязательно нажрется его и начнет буянить. Дальше всех заходил старый петух, который мирно доживал последние дни. Его отец не разрешал резать, предпочитая птицу помоложе, поэтому старому пройдохе дозволялось умереть от старости. Но он не очень-то и спешил. Зато отбродившее зерно любил пуще свежего, наедаясь так, что потом валился с ног.

– Эйд! – крикнула старушка, заметив, что мальчишка хохочет. – Помоги мне.

– Хорошо, – звонко ответил он и, подбежав к ней, улыбнулся. – Ани, а ты дашь мне свиней покормить?

– Запорют тебя, глупый, – покачала головой старая Ани. Она была такой старой, что нянчила еще отца Эйдена. Иногда мальчонка гадал, в чье правление родилась Ани, но устав ломать голову, убеждал себя, что это неважно, и возвращался к забавам. – Воды лучше натаскай, раз хочется. Смотри, у птиц пусто.

– Ой-ёй, Ани. И правда пусто, – шмыгнул носом Эйден и, схватив деревянное ведро, помчался к колодцу. Ему нравилось помогать Ани, потому что старушка частенько давала ему сладкий пирожок за труды, а за сладкое Эйден готов был продать душу. И пусть сыну знатного купца не пристало выполнять работу слуг, он всегда помогал старушке, если была возможность. Отец в Ларахе и пусть он обещал скоро вернуться, но ловить момент нужно сейчас, поэтому мальчишка с чистой совестью помчался на скотный двор, где сразу же получил от Ани работу. Закончив наполнять деревянные корыта водой, он поставил пустое ведро у курятника и подбежал к старушке. Та улыбнулась и ласково потрепала мальчонку по голове, заставив его зажмуриться от удовольствия.

– Молодец, – хмыкнула она и удивленно подняла бровь, заметив, что Эйден мнется рядом. – Чего глаза лисьи? Пирожок хочешь?

– Хочу, – честно ответил Эйден и рассмеялся, когда Ани, словно циркач, выудила из кармана фартука завернутый в промасленную бумагу пирожок. – Спасибо, Ани.

– Лопай, лопай, – проворчала она. – Кожа да кости. Всю рожицу твою в жменю собрать можно.

– Ани, а мы к коровам когда пойдем?

– Я пойду, глупый. Ты вон беги к сестре, – кивнула Ани в сторону рослой девушки, стоящей на крыльце дома и задумчиво за ними наблюдавшей. – Опять отцу нажалится, что со слугами лазаешь.

– Эх, – искренне расстроился Эйден и, посмотрев с тоской на сестру, выдавил из себя улыбку, обнял опешившую старушку и, развернувшись, помчался к дому. Не забыв закричать напоследок, заставив Ани улыбнуться. – Спасибо!

– «Житие великого Парра» прочел? – нахмурившись, спросила девушка, когда Эйден подбежал к ней. Он виновато пожал плечами и шмыгнул носом. – Почему?

– Скучно, Бронна…

– Бронвен! – перебила она его, заставив мальчишку вздрогнуть.

– Бронвен, – исправился он. – Я честно прочитаю, обещаю.

– Ты не мне обещал, а отцу, – холодно заметила девушка, скрестив руки на груди и смотря на Эйдена сверху вниз. – Даже не верится, что ты его сын. Может Тос тебя к нам в дом подкинул?

– Нет! Я твой брат! – возмутился мальчишка и ойкнул, когда рука сестры описала полукруг и влепила ему пощечину.

– Как ты должен говорить со мной?

– С почтением. Прости, Бронвен.

– То-то же. Бегом в свою комнату и после обеда расскажешь мне, как великий Парра изгнал каградов из Эрении, – ответила она, пропустив мимо ушей его слова. Эйден кивнул и, понурившись, вошел в дом. Спорить с Бронвен бесполезно. Если ей надоест, она возьмет пучок рогтеры и исхлещет спину до крови.

Сестра была старше его. Отец говорил, что родилась она, когда империей правил внук Монтона Первого. Эйден не знал её мать, но и сомнений не возникало в том, что Бронвен пошла в отца. Тот же волевой подбородок, черные глаза, острые скулы и тонкий нос. Чистокровная эренка. Белокожая и черноволосая. Горячий нрав и тяжелая рука. Мать Бронвен умерла при родах, оставив безутешному Доввену дочку. Много суровых зим прошло, прежде чем он позволил жрецу Ласа повязать на свою руку новую свадебную ленту. Его женой стала дочь Кагры – высокая, смуглая и молчаливая Элама. Не успело закончиться лето, как она подарила мужу сына. Эйдена. Такого же черноволосого, как отец, но смуглого, как гордые каграды.

Отца Эйден видел редко. Тот почти все время проводил в Ларахе, где находились его лавки. Заключал новые контракты, отряжал караваны, вел переговоры и преумножал свое состояние, домой возвращаясь только с началом зимы, да в редкие моменты, когда тоска по детям становилась сильнее. Элама всегда сопровождала его, как того требовал обычай, но вернувшись, не скрывала радости, увидев сына. Бронвен держалась с ней высокомерно и холодно, однако Эйден ни разу не видел, чтобы мать подняла на сестру голос, отругала или как-то показала, что она неродная. Наоборот, Элама не делала различий и любила их одинаково, несмотря на стену льда со стороны Бронвен. Правда в начале весны Бронвен серьезно поругалась с отцом, когда тот приехал домой на пару ночей. Эйден не застал весь разговор, услышал только его окончание.

– Почему он? – Эйден, спрятавшись рядом с дверью, вздрогнул, услышав голос сестры – неприятно холодный и даже злой. – Чем я хуже, отец?

– Тем, что ты женщина, – голос отца хриплый, усталый, но в нем слышится улыбка. – Бронна, ты знаешь наши обычаи…

– Знаю, – резко ответила сестра. Эйден затаил дыхание, ожидая услышать звук пощечины, но его не последовало. – Неужели все дело только в обычаях? Почему женщина не может быть купцом?

– Потому что так повелось издревле, – спокойно пояснил отец. – Когда пушок тронул мой подбородок, я отправился с отцом и помогал в его лавке, перенимая мудрость и учась вести дела. Пора Эйду становится мужчиной, а не возиться в дерьме со слугами на скотном дворе.

– А я? – голос Бронвен задрожал от обиды.

– А ты, дочь моя, обретешь счастье, найдя себе мужа, – мягко ответил он и добавил. – Тебе нет нужды волноваться. Я приму любое твое решение, а приданное будет богатым.

– Любое решение, – горько усмехнулась сестра. – Но не то, что я хочу на самом деле.

– Ты не купец, Бронна. Ты – будущая мать…

– На островах Гастана женщины равны мужчинам.

– Похвально, что ты интересуешься историей Эренвальда. Но будет так, как я сказал, – в голосе отца послышались суровые нотки. Эйден слышал пару раз, как он разговаривал так с караванщиками и те съеживались, не рискуя смотреть ему в глаза. – На исходе лета Эйден поедет со мной в Ларах и будет учиться вести дела. А ты будешь хранить себя для мужа. А если не угомонишься, то мужа я тебе найду сам. Такого, какого сочту нужным. Такого, кто сможет укротить твой буйный норов. Ясно?

– Да, отец, – снова лёд в словах. И безразличие. Эйден юркнул в кладовую, услышав шаги. И сделал это вовремя, потому что дверь распахнулась и Бронвен, ворча под нос ругательства, выскочила из отцовской спальни. Если бы она узнала, что он все слышал, то пучком рогтеры точно бы не ограничилась. Но о разговоре Эйден вспомнил только сейчас, поэтому вздохнул и, войдя в комнату, взял с кровати тяжелую книгу. «Житие великого Парра». Бронвен оправданий слушать не станет, да и на его мнение ей тоже плевать. Радовало только то, что скоро приедет мать. От этого настроение сразу улучшилось и Эйден, улыбнувшись, раскрыл книгу на нужной главе.

Бронвен пришла в его спальню ближе к полуночи. Взяла в руки книгу, прищурилась и внимательно посмотрела на брата. Эйден замер, гадая, что последует. Сестра нахмурилась, прошлась по комнате и, отряхнув с костюма, невидимые крошки, присела у окна, после чего раскрыла «Житие» на главе про изгнание каградов.

– Что сделал Парра, захватив лидера мятежников? – тихо спросила она. Эйден поежился, увидев в её глазах холод. – Ты читал?

– Да, Бронвен. Парра захватил Канамо Хейфитца после битвы на Ларахских полях. Он отправил в лагерь мятежников посла, но каграды прислали обратно только его голову. За это Парра взошел на стену замка и повелел…

– Говори, – подтолкнула его Бронвен. Эйден поморщился. «Житие великого Парра» всегда давалось ему сложно. Иногда его начинало тошнить от книги, настолько ярко там были описаны некоторые моменты.

– Он повелел поставить на стене большой столб, к которому привязали Канамо Хейфитца, а потом… Бронвен…

– Говори! – прошипела сестра, наклонив голову. – Как ты дела собрался вести вместе с отцом, если блюешь и падаешь в обморок от простой книжки.

– Он… Он снял с Канамо кожу. Заживо.

– Верно. Перед кем?

– Перед мятежными каградами. Канамо не сдержался и закричал, но Парра продолжал истязать…

– Истязать? – приподняла бровь девушка.

– Прости, Бронвен. Я ошибся. Не истязать, а показывать каградам свое величие.

– Дальше.

– Сняв кожу, Парра принялся отрезать от тела Канамо куски мяса и тут же бросал их вниз.

– А Канамо? – улыбка тронула бледные губы Бронвен. Эйден потупился, вздохнул и тихо ответил.

– Он был жив все это время. Великий Парра славился умением свежевать людей так, что они оставались в сознании, пока ему это было нужно. На последнем издыхании Канамо испросил у Парра милости и получил её. Ему… ему отрезали голову.

– Верно. А утром к великому Парра явились лидеры мятежников и склонили колена. Парра изгнал их из Эрении, но то было давно. Сейчас Кагра, наравне с островами Гастана и Алией вошла в состав империи Эренвальд.

– Бронвен? – тихо окликнул сестру Эйден, когда девушка поднялась и направилась к выходу из спальни.

– Что?

– Почему ты меня так ненавидишь?

– Ненавижу? – снова легкая улыбка появилась на бледных губах. – Ненависть – это чувство. Такое же, как любовь. И ненависть, как и любовь, нужно заслужить. Спи. Скоро ты перестанешь мозолить мне глаза и уедешь с отцом в Ларах.

– «Хорошо бы», – подумал Эйден и облегченно вздохнул, когда Бронвен покинула его комнату.

Утром из Лараха вернулся отец. Он вернулся во главе пяти тяжелых телег, которые тянули выносливые алийские жеребцы. Эйден первым выскочил на улицу и, подбежав к улыбающемуся отцу, спрятал лицо у того на груди. От дорожного костюма пахло кислым потом, вином и пылью дорог, но Эйдену этот запах был на удивление приятен. Как и прикосновение тяжелой шершавой ладони к щеке.

Подняв голову, Эйден улыбнулся, но улыбка вышла грустной. Отец постарел, на суровом лице пролегли глубокие морщины, а во взгляде смертельная усталость. Но он не оттолкнул сына. Крепко обнял, похлопал по спине, а потом помахал рукой Бронвен, застывшей на крыльце. Сестра осталась стоять на месте, заставив отца нахмуриться. Но он быстро вернул на лицо привычную улыбку и посмотрел на сына.

– Помоги матери спуститься, – хрипло сказал он. Эйден кивнул и помчался к последней телеге, в которой ехала мать и двое её служанок – Кати и Илана.

– Здравствуй, маленький, – Эйден улыбнулся, услышав тихий и такой родной голос.

– Привет, мам. А я вчера Ани по двору помогал, – похвастался он, вызвав у Кати смешок. Кати ему нравилась. От нее приятно пахло, а еще она умела петь и знала, казалось, тысячи разных песен.

– Да, я наслышана, – усмехнулась Элама и, опершись на руку сына, спустилась с повозки, после чего крепко обняла его. – Небо услышало мои молитвы и сберегло тебя.

– И еще пяток слуг, сгонявших его с крыши, сберегли его, – добавила Бронвен, подходя к ней вместе с отцом. Девушка учтиво поклонилась и добавила. – С возвращением. Легок ли был путь?

– Благодарю тебя, Бронна, – мать поклонилась в ответ. Она давно привыкла к тому, как к ней относится Бронвен, поэтому не удивилась легкому холодку. – Путь был долгим и утомительным.

– Еще и разбойники по южному тракту расплодились, – сплюнул на землю отец и растер плевок сапогом. – Тос их подери. Но Лас был милостив к нам, мы потеряли только троих в одной из стычек. Впрочем, довольно об ужасах дороги. Я устал и хочу есть. В кои-то веки не сушеного мяса и черствого хлеба, а горячего супа и свежего лука. Ани!

– Кожа да кости, Доввен, – проворчала старушка, подходя ближе и всматриваясь в лица. – Пойдем, сынок, пойдем. Будет тебе и суп горячий, и мясо нежное.

Вечером вся семья собралась за одним столом. Ани превзошла саму себя и наготовила столько еды, что хватило бы на десяток человек. Эйден удивленно рассматривал зажаренного на вертеле поросенка, лежащего в центре на серебряном блюде. Большую супницу, от которой валил вкусный пар. Горячий хлеб, свежие овощи, жареный и вареный картофель, тушеная репа и пшеничная каша, запеченные в глине гуси и куры, сладкие яблоки и ларахский мед.

Отец покачал головой и, сев на свое место, улыбнулся. Затем, отломил кусок хлеба, сунул его в рот, налил вина в надраенный серебряный кубок и, залпом его осушив, довольно крякнул. После этого к еде приступили и все остальные. Хозяин всегда пробует еду первым и только потом к ней могут прикоснуться остальные. Таковы эренские обычаи.

– Как продвигаются твои успехи в науках, сын? – спросил отец Эйдена, попутно расправляясь с печеной гусиной ногой. Бронвен поджала губы и метнула в сторону брата недовольный взгляд.

– Вчера я читал о великом Парра, – ответил мальчик. Отец кивнул и довольно улыбнулся. – И о том, как он подавил мятежников Кагры.

– Великая была битва, – кивнул Доввен, искоса смотря на жену. Но Элама не дрогнула, сосредоточившись на еде. – Как успехи в счете?

– Мастер Тео отлупил его розгами, – усмехнулась Бронвен и тут же добавила, заметив, что отец нахмурился. – Впрочем, порка оказалась целебной. Счет ему дается лучше, чем история.

– Отрадно слышать, – вздохнул отец и, расстегнув тяжелый пояс, сыто рыгнул. – Ани, отнеси слугам трех гусей.

– Ого, – удивился Эйден, вызвав у отца улыбку.

– Запомни, сын. Если твои слуги сыты, то и дом будет процветать, – он налил себе еще вина и откинулся на стуле. – Я неспроста покинул Ларах, как ты уже понял. Однажды в конце лета Лас наградил меня сыном. Пришло время оставить детские забавы, Эйд, и повзрослеть.

– Ты заберешь меня с собой, отец. Я готов и буду учиться купеческому делу усердно, как и подобает сыну купца, – кивнул Эйден. Отец снова улыбнулся.

– Да. Ты начнешь с того же, с чего когда-то начал я. С чего начинал мой отец, и отец его отца. Нельзя стать великим купцом, не узнав изнанку дела. Не надорвав спину, таская тюки с товарами, не срывая голос в спорах с торговцами и не отказываясь от сна, чтобы заполнить счетные книги… – он не договорил, увидев, что Бронвен встала из-за стола. – Сядь, дочь.

– Мне нездоровится, отец, – упрямо мотнув головой, ответила она. В голосе уже не холодок, а настоящий лед. – Прошу, позволь мне закончить ужин раньше.

– Хорошо, – проворчал Доввен и, проводив дочь, вздохнул. – Вся в мать. Ладно, говорил я о другом. Готовься, Эйд. Через три дня мы отбудем в Ларах.

– Да, отец, – снова кивнул Эйден. Только в этот раз радости в его голосе не было. Доввен налил себе еще вина и задумчиво посмотрел на сына.

Последующие дни прошли в сборах. Слуги загружали телеги мясом и овощами, фруктами и сладостями, сахаром и мукой. Громко лаяли собаки, норовя влететь кому-нибудь в ноги, а отец проводил вечера, заполняя счетные книги. Эйден давно уже собрался и частенько бесцельно слонялся по двору. На душе было и радостное волнение от путешествия в Ларах, и легкая грусть, что придется покинуть дом. Зато мать будет рядом, а Бронвен перестанет его поколачивать, когда никто не видит, за малейшую провинность. Сестру он видел теперь нечасто. Она завтракала и, не дождавшись, пока доест отец, уходила. Поначалу это заставляло Доввена хмуриться, но Элама что-то шепнула ему на ухо, и он махнул рукой на странное поведение дочери.

В последнюю ночь Эйдену не спалось. Он долго ворочался в кровати, несколько раз вставал, чтобы попить воды, и грустно слонялся по комнате, то и дело бросая взгляд на свой дорожный мешок и приготовленный старой Ани выездной костюм, состоящий из коричневых брюк, теплой рубахи и куртки с вышитым на груди знаком купеческой гильдии, в которой состоял отец. Когда дверь в спальню скрипнула, Эйден подумал, что Ани пришла проверить, спит ли он, но мальчишка удивился, увидев стоящую в дверях Бронвен.

Сестра была одета не в привычную ночную сорочку, а в свой любимый костюм. Бледные губы улыбались, а в глазах не было льда, что заставило Эйдена удивиться. Бронвен неловко хмыкнула, подошла ближе и положила руку брату на плечо.

– Решила попрощаться с тобой. Кто знает, когда ты вернешься, – тихо сказала она. – Может к зиме, а может раньше.

– Я буду скучать, – так же тихо ответил Эйден, заставив её рассмеяться.

– Врать ты так и не научился, – она вздохнула и, поджав губы, добавила. – Знаю, что мы не особо ладили, но я считаю, что прощаться в дурном настроении – это плохо. К тому же сегодня ночь, когда ты родился, а я как-то не баловала тебя подарками.

– Подарками? – глаза Эйдена округлились. Бронвен кивнула.

– Да. Есть у меня для тебя подарок. Одевайся и пошли.

– Куда?

– Подарок рядом со старым амбаром, – улыбнулась сестра. – Впрочем, можешь лечь спать. Утром заберешь.

– Нет! Я пойду, – перебил её Эйден и бросился одеваться.

На улице было холодно. Змеился по влажной траве туман, негромко брехали собаки, услышав посторонний шум. У ворот виднелся Ставт – отцовский конюх, проверявший лошадей перед поездкой. Остальные слуги спали, как и все поместье.

Бронвен прижала палец к губам и махнула рукой, приглашая Эйдена следовать за ней. Мальчишка, чьи глаза горели от возбуждения, кивнул и, пригнувшись, бросился за сестрой. Старый амбар находился на окраине подворья, Доввен давно собирался его снести и построить новый, но постоянно об этом забывал, отвлекаясь на купеческие дела. Эйден любил лазить в старом амбаре. Там пахло прелым сеном и мышами, а еще можно было спокойно спать, не боясь, что тебя найдет Бронвен или старая Ани. Но сейчас он бежал туда не для того, чтобы спать. Маленькое сердце радостно билось в ожидании подарка.

Бронвен, прячась в тени, скользила от одной постройки к другой, пока наконец не добралась до амбара. Шикнула Эйдену, призывая и его укрыться в темноте, после чего осмотрелась и, улыбнувшись, тихонько свистнула. Через несколько мгновений послышался ответный свист и сердце Эйдена забилось сильнее. Неужели сестра решила подарить ему собственную лошадь? А может это статный каградский жеребец, как у отца?

– Иди, он ждет, – лукаво улыбнулась Бронвен, подталкивая брата в спину. Мальчишка кивнул и завернул за угол. Затем оторопело посмотрел на огромную тень, стоящую у забора. Удивиться Эйден не успел, потому что на затылок обрушился удар и в глазах потемнело.

Очнувшись, он понял, что крепко связан, во рту привкус старой кожи, а одежда мокрая, потому что его бросили на влажную траву. Изогнувшись, мальчик смог повернуть голову и увидел, что неподалеку стоят две темные фигуры. Одна из них была маленькой и хрупкой. Бронвен. А вторая огромная, вонючая и ужасная.

– Как договорились, – в голосе сестры знакомый лёд. Эйден попытался пошевелиться, но веревки, которыми его связали, лишь сильнее впились в кожу, причинив боль.

– Восемь медяков, девица, – у огромного и ужасного даже голос был под стать. Хриплый, низкий и злой. – И не медяка больше. Слишком он мелкий и тощий.

– Идет, – изобразив раздумье, ответила ему Бронвен. Она повернулась в сторону Эйдена и понизила голос, но он услышал. – Проснулся.

– Не боись. Никуда он не денется, – усмехнулся огромный мужчина. Луна, появившаяся из-за туч, осветила его лицо и не будь рот Эйдена заткнут кожаным кляпом, он бы закричал. Мужчина был огромным, косматым и уродливым. У него не было носа и вместо него на лице зияла дыра. Правый глаз закрыт мутной белой пленкой, а левый колючий и злой. Губы толстые, слюнявые, изгибаются в паскудной ухмылке. Но пугал он только Эйдена. Бронвен спокойно стояла рядом, пересчитывая монеты, полученные от мужчины. Закончив считать, она кивнула и улыбнулась. Затем подошла к брату и опустилась на корточки. В глазах привычный лед и равнодушие, но Эйден углядел и радость.

– Прощай, братец. Видишь, как и обещала, я дарю тебе подарок. Такой, какой заслуживает маленький и глупый Эйд. Куда вы отправитесь, Эрик?