Путь Белой маски

– В Кагру, – хрипло ответил мужчина, подходя ближе. От него несло потом и дерьмом, но Эйден так перепугался, что запахи перестали для него существовать. – По южному тракту от Лараха. Осень и зиму мадам предпочитает проводить в тепле.

– Счастливого пути, – улыбнулась Бронвен, убирая деньги в карман. Она на миг задумалась, еще раз посмотрела на связанного брата и, развернувшись, отправилась к дому. Эйден замычал, когда огромная ручища Эрика схватила его и закинула себе на плечо, словно гуся. Мужчина откашлялся, мотнул безобразной головой и, перемахнув через забор, скрылся в лесу.

Бежал он быстро и совершенно не заботился о том, удобно ли его ноше. Эйден не видел ничего, кроме спины Эрика и редких ветвей деревьев, бьющих по лицу. Хорошо хоть кляп ослабили, и он не захлебнулся, когда желудок скакнул к горлу и его вывернуло. Эрик злобно засопел, но как бежал, так и продолжил бежать вперед. От вони носильщика слезились глаза, желудок болел, еще и голова была тяжелой, словно в неё раскаленного металла налили и оставили остывать.

Эрик остановился лишь на рассвете, когда небо на востоке начало алеть. Остановился, шумно прочистил горло и сплюнул. Затем снял Эйдена с плеча и бросил рядом с плешивой ивой. Мальчишка замычал от страха, увидев потухший костер и кучу костей рядом с ним, но Эрик на его стоны не обратил внимания. Его безумный глаз снова завращался в глазнице, а потом на губах появилась ехидная усмешка. Мужчина нырнул в ближайшие кусты и, не успел Эйден удивиться, как он вытащил из зарослей еще одного мальчугана. Тот тоже был связан, во рту кожаный кляп, но в отличие от Эйдена, мальчик смотрел на Эрика без страха. В голубых глазах плескалась одна лишь ярость. Мальчишку он бросил рядом с Эйденом, вытащил кляпы из их ртов и вернулся к костру, рядом с которым лежал дорожный мешок.

– Ты воняешь, как обосратый, жалкий и никчемный бродяга, – злобно заявил незнакомый Эйдену мальчишка. Остроносый, волосы светлые, а глаза голубые, как летнее небо. – И на спине у тебя блевотина.

– Скажешь еще слово, и я оторву тебе башку, – буднично проворчал Эрик, не слишком-то уж обращая внимания на обидные слова. – Мадам Анже не будет против, если вместо двух рабов я доставлю ей только одного.

– Мадам Анже? – удивился мальчишка. – Цирк мадам Анже?

– Он самый, сопляк. Единственный в своем роде и неповторимый. А теперь заткнись, иначе вместо жратвы снова получишь по зубам.

– По зубам я уже получил, – улыбнулся он, повернувшись к Эйдену. Тот увидел, что у второго пленника не хватает двух передних зубов. – Тебя как звать?

– Эйден.

– Лёфор, – представился мальчишка и кивнул в сторону ворчащего мужчины, который разводил костер. – А это Эрик Безносый. Он же Вонючий и Тупорылый.

– Лёфор… а, что мы здесь делаем? – осторожно поинтересовался Эйден. Мальчишка ему нравился. Он не боялся огромного Эрика и вел себя так, словно все это шутка.

– Слыхал про мадам Анже? – вопросом на вопрос ответил Лёфор. Когда Эйден мотнул головой, он сдул с лица длинную грязную челку и снова улыбнулся. – Наверное ты сынок какого-нибудь барончика, да?

– Мой отец – купец, – гордо ответил Эйден, заставив Лёфора рассмеяться.

– Ну, сейчас мы с тобой одного поля ягоды. Короче, мадам Анже владеет цирком. Знаменитым, дружище Эйден. Просто так в этот цирк не попасть. И я сейчас не о представлении говорю. Сам увидишь, когда время придет.

– Жрите, – буркнул Эрик, подходя к ним и бросая на траву два ломтя хлеба и кусок сыра.

– Мы бы с радостью, Эрик, да руки связаны, – ехидно ответил Лёфор. – А ногами, как ты, я жрать еще не научился.

Вместо ответа Эрик развязал руки Эйдену и кивнул в сторону Лёфора.

– Он тебя покормит. А надумаете бежать, догоню и оторву башку.

– Это мы уже слышали, – зевнул Лёфор и повернулся к Эйдену. – Сунь мне в рот кусок хлеба, дружище. Не жалей, пасть у меня большая. Ты тоже не теряйся, ешь. Эрик ждать не будет.

– Хорошо, – кивнул мальчик и откусил кусок хлеба. Хлеб оказался черствым и жестким, но после гонки по лесу, есть хотелось невероятно, поэтому Эйден принялся молча жевать, прерываясь, чтобы покормить Лёфора, который жрал так, что за ушами трещало. – А как ты… ну, оказался здесь?

– Колбасу тиснул, – просто ответил Лёфор. – Дай сыр. Ага…

– Колбасу?

– Колбасу. В Рамайне самая вкусная колбаса, дружище Эйден, – усмехнулся он. – А я ходил, как тень. Желудок к позвоночнику прилип. Жрать хотелось, мама моя. Ну и иду я мимо торговых рядов, а там колбасу продают. Копченую, с перцовой посыпкой, вареную и вяленую… Запах такой, что голова кругом. Ну я и тиснул палку копченой, да по сторонам не посмотрел. Только кусочек откусить успел, как меня по шее и в яму. В Рамайне с ворами строго. Либо в рабство, либо на копи. Вот в яме этот вонючка меня и нашел. За пять медяков сторговался. А ты-то тут что забыл?

– Не знаю, – честно ответил Эйден. – Сестра мне подарок обещала…

– Продала, значит. Хорош подарок, – серьезно ответил Лёфор. – Видать сильно ты ей поперек горла-то встал, а? Ладно, дружище Эйден. Где наша не пропадала. Эрик, а вода нам не положена? Во рту после твоего сыра будто мыши срали.

– На! – отмахнулся Эрик, бросая в их сторону меха с водой. Эйден вытащил пробку и дал напиться Лёфору, после чего и сам сделал пару глотков. Вода была теплой и противной, на вкус отдавала болотом, но сейчас он был благодарен и такой воде.

– Вот, – улыбнулся Лёфор. – Румянец на щёки вернулся. Еще б табаком разжиться.

– Мечтай, – проворчал Эрик, подходя к ним и забирая меха. Он наклонился и отвесил мальчишке подзатыльник, после чего гадко рассмеялся. – Мадам Анже таких на раз ломает. Видали, парнишка. После первой ночи весь гонор слетает, а спесь в жопу забивается, как белка в дупло.

– Моя спесь слишком жирная. Не пролезет, – буркнул Лёфор. Эрик не стал его снова бить, лишь сунул в рот кожаный кляп. Затем точно так же поступил с Эйденом и оттащил мальчишек в заросли.

Вернулся он в полдень. Вместе с телегой, запряженной рамайнским осликом, серым, как мышь, но способным тащить любой груз, и с двумя собаками – здоровенными алийскийми псами, которые не отходили от него ни на шаг. Первым из кустов Эрик вытащил Лёфора и, не церемонясь, швырнул его в повозку, закидав сверху грязным тряпьем и пустыми мешками. Затем пришел черед Эйдена, но с ним Эрик вел себя поласковее.

– Орать будете? – спросил он и усмехнулся, увидев синхронное мотание двух голов. Затем вытащил изо рта кляпы и бросил их рядом с мальчишками. – Пискните хоть раз и дальше поедете в мешках.

– Ты очень добр, Эрик, – ехидно ответил Лёфор. Впрочем, он был рад, что избавился от кляпа, как и Эйден.

– Как звать тебя, малец? – спросил Эрик, повернувшись к Эйдену. В руках он держал бумагу с жирной печатью и самописное перо.

– Эйден Мордред.

– Откликаться будешь на Эйдена Годолфи, понял? – буркнул он, записывая что-то на бумагу.

– Да, – тихо ответил Эйден.

– Сначала доберемся до Древа ночной жизни, там дождемся мадам и двинем дальше, – кивнул Эрик и снова паскудно улыбнулся, кивнув в сторону двух псов, запрыгнувших в повозку. – Знаешь, что это за порода?

– Алийские волчарники, – ответил за Эйдена Лёфор.

– Верно, парнишка. Крона и Лира их звать. Щелчка пальцев хватит, чтобы они разорвали вам глотки и всласть напились крови. Смекаете?

– Да, – кивнули мальчишки.

– Охранять! – бросил псам Эрик, и Эйден попятился, когда черная сука с внушительными клыками уселась напротив него. Стоило немного пошевелиться, как собака начинала рычать, поэтому Эйден забился в угол телеги, поближе к Лёфору, который тоже не был против такого соседства.

– Злые, что родители Ганики, мельниковой дочки, – фыркнул он, с трудом устраиваясь поудобнее. – Эрик, может развяжешь?

– Мечтай в одну руку, сри в другую. Там увидишь, какая быстрее наполнится, – сплюнул на землю Эрик. Затем, чуть подумав, снисходительно добавил. – Будете вести себя тихо, развяжу. А надумаете бежать… Лира, заяц!

Черная сука, сорвалась с места и исчезла в кустах, откуда послышался писк, а потом хруст разрываемого мяса. Произошедшее заняло один удар сердца и побледневший Эйден увидел, как собака вылезает из кустов с окровавленной мордой, неся в пасти растерзанного зайца. Эрик довольно хмыкнул, похлопал широкой ладонью по борту телеги и, когда собака запрыгнула, забрался на место возницы. Затем легонько стеганул ослика и телега, скрипнув, двинулась.

– Таким палец в рот не клади, дружище Эйден, – тихо заметил Лёфор, задумчиво рассматривая сидящую напротив него Лиру, из пасти которой ему на ногу капала заячья кровь.

Эрик не соврал и к исходу второй ночи все-таки развязал им руки, оставив связанными ноги. Впрочем, и за это Эйден был ему благодарен. Лёфор, конечно, поворчал, но поймав ледяной взгляд Эрика заткнулся.

Ехали они почти без остановок, минуя деревни на пути. Изредка Эрик прятал телегу в лесу и, оставив с мальчишками собак, уходил за припасами. Возвращался всегда с доверху набитым мешком, в котором помимо хлеба и сыра, лежали меха с вином. Лёфор попытался воззвать к доброте Эрика и попросил немного вина, но получил подзатыльник и лишился ужина. Эйден спрятал в сапог кусок хлеба и, пока Эрик не видел, сунул его Лёфору. В голубых глазах блеснуло признание, а тонкие губы тронула благодарная улыбка. Эрик, если и заметил это, предпочел не вмешиваться. Ему было плевать, что свою порцию Эйден отдал второму пленнику.

Трижды их останавливали конные патрули герцогов тех земель, через которые они проезжали. Но Эрик протягивал им бумагу с печатью и патруль сразу отпускал их. Естественно, любознательный Лёфор не мог не спросить о том, что это за бумага, а Эрик, к удивлению Эйдена, поворчал и ответил.

– Купчая на двух рабов, – ответил он. – Без купчей сразу вопросы бы возникли. Что за мальцы, почему связаны, куда едут. С моей рожей уж точно вопросов много было бы.

– А мы рабы? – тихо спросил Эйден, заставив Эрика рассмеяться. К нему присоединился и Лёфор.

– Рабы, парнишка, – усмехнулся Эрик, правя телегой. – Тебя за восемь медяков купили, этого доходягу за пять. Знал бы, что язык у него без костей, пару монет бы скинул. Но мадам Анже быстро таких ломает. Шептуна пустить не успеет, как шелковым станет.

К началу четвертой ночи путники достигли Древа ночной жизни. У Древа всегда было многолюдно. Там постоянно звучал веселый смех, рекой лилось вино и эль, велись разговоры на разных языках, пелись веселые трактирные песенки и грустные, щемящие душу, баллады забытых бардов. Хмурые эрены, выносливые эмпейцы, хитрые алийцы, смуглые жители Кагры, воинственные гастанцы – у корней Древа ночной жизни каждый находил приют на ночь, а утром, как и все остальные, уходил по одной из четырех дорог. На север, юг, запад или восток. Пустела большая площадка под великим Древом, пока ближе к вечеру, под его ветвями не находили приют другие люди. Бедные и богатые, грустные и веселые, злые и добрые. Идущие своей дорогой.

Древу ночной жизни было очень много лет. Давным-давно умерли те, кто посадил семя, из которого на свет появился первый, слабый росточек Древа. Менялись названия стран, языки жителей, короли и королевы. Только Древо оставалось неизменным и все так же давало под своей кроной приют людям, идущим своей дорогой. Даже безжалостные убийцы не смели нарушить древний закон и спокойно ели и пили рядом с тем, кого им предстояло убить на следующий день. Здесь все были друзьями. Но только на одну ночь.

– Приехали, – проворчал Эрик, подъезжая к врытой в землю коновязи. Он спрыгнул с телеги, привязал лошадей и повернулся к собакам. – Охранять!

– Да куда мы денемся, – буркнул Лёфор, устав трястись в телеге. Больше всего на свете ему и Эйдену хотелось пройтись по мягкой траве, побегать и попрыгать, но два алийских волчарника внимательно следили за пленниками. Когда Эрик вернулся, Лёфор развлекал себя тем, что дразнил Крону: он легонько дергался, заставляя рыжую суку скалить зубы и рычать. Эйден, не шевелясь, сидел в уголке телеги и, обхватив колени, думал о доме. Хватился ли его отец? Плакала ли мать? Что сказала родителям Бронвен? Бронвен… Эйден пока не понимал, за что сестра так с ним поступила.

– Слушать меня, – негромко произнес Эрик. Эйден с Лёфором тут же повернулись в его сторону. – Я сниму ваши путы, потому что у Древа нет места насилию и крови. Но если один из вас сбежит, я пущу по его следу собак. Поверьте, пока вы под защитой Древа, вам ничего не грозит. Но стоит только оказаться вдали от него, как… – он красноречиво провел большим пальцем по горлу. – Ясно?

– Да, – кивнули мальчишки. Эрик довольно хмыкнул и ловким движением распутал их веревки. Эйден так и не понял, как он завязал хитрый узел и как развязал его, а вот в глазах Лёфора блеснуло веселье.

Этой ночью у дерева было не так много народу. Эйден заметил трех гастанцев, сидящих на корточках возле костра, над которым весело булькал большой котел. Напротив, эрены. Мужчина, женщина и две девочки, напомнившие Эйдену о собственной сестре. Один бородатый каград, сидящий в сторонке с курительной трубкой в руках, и два рыжеволосых алийца, весело болтающие с тремя эмпейцами.

Когда мальчишки подсели к костру вместе с Эриком, один из гастанцев вытащил из мешка три деревянные тарелки, а второй их наполнил густой и ароматной похлебкой. Третий сунул им в руки ложки и дал по куску поджаренного на костре хлеба, но Эйден и за это был благодарен. После сухарей и сыра, которыми их потчевал Эрик, похлебка напомнила о доме и стряпне старой Ани. Глаза против воли предательски заблестели, но Эйден быстро вытер их и, уткнувшись в свою тарелку, принялся молча поглощать похлебку.

– Ты не похож на каграда, но кожа у тебя смуглая, – сказал бородатый мужчина, присаживаясь на бревно рядом с Эйденом. Эрик исподлобья на него посмотрел, но в итоге вернулся к похлебке.

– Моя мать из Кагры, господин, – ответил Эйден, скользнув взглядом по богатому одеянию каграда и кривой сабле на поясе, которой пользовались только жители Кагры.

– Полукровка, значит, – улыбнулся мужчина и приложил ладонь к груди, после чего сжал руку в кулак и поднес его ко лбу. Эйден поступил аналогично, только вдобавок оттопырил указательный палец, заставив мужчину улыбнуться еще шире. – Не часто встретишь того, кто знает наше приветствие.

– Он не полукровка, а раб, – проворчал Эрик, которому надоело сидеть молча. Лёфор презрительно фыркнул в ответ, но от подзатыльника его спасло лишь то, что Эрик сосредоточил внимание на бородатом каграде.

– Раб он или не раб, но в нем течет кровь Кагры, – усмехнулся мужчина и склонил голову. – Меня зовут Роэлл Шеймнит. Зельевар из Кагры.

– Эрик из Коксли, – буркнул в ответ мужчина, но протянутую руку проигнорировал.

– Работорговец?

– Циркач, – широко улыбнулся Эрик, снимая повязку, прикрывающую нос. Каград, приоткрыв рот, отпрянул. Красотой улыбки Эрик не обладал, в этом Эйден успел убедиться, а отсутствие носа лишь добавляло красок жуткой маске, в которую превратилось лицо мужчины. – Что? Не нравится?

– Ты из цирка мадам Анже, – тихо ответил Роэлл. – Да?

– Верно, бородач. Там-то я носа и лишился, зато с ножами сумел совладать, – кивнул Эрик. Он поднял голову, услышав серебристый звон колокольчиков, и поднялся с бревна. – Приятно с тобой поболтать, но мне надо встретить мадам.

К коновязи, где уже стояла телега Эрика, подъехал небольшой фургон, который тянули крепкие эмпейские жеребцы. Эйден видел лошадей отца, а эти были сущими гигантами по сравнению с ними. Но удивило его другое. Из леса за фургоном на других лошадях выехали странные люди. Высокие, мускулистые, все в разноцветных обтягивающих одеждах. Лица суровы, губы поджаты, а глаза настороженно осматривают всех, кто нашел сегодня приют у Древа ночной жизни.

Эрик подбежал к остановившемуся фургону и замер у двери, как послушная собачонка. Эйден и Лёфор удивленно переглянулись, однако продолжили внимательно наблюдать за странным шествием. Дверь фургона открылась и в проеме появилась высокая, статная женщина в бежевой мантии. Она была белокура, белокожа и обладала острыми чертами лица. Но стоило Эйдену встретиться с ней взглядом, как он тут же потупился, увидев в черных глазах лед и презрение.

– Мадам Анже, – тихонько шепнул Эйдену на ухо Лёфор. Затем гаденько усмехнулся и напряг ноги, готовясь сорваться с места в одну секунду. Правда моментально передумал, услышав за спиной знакомое вибрирующее рычание. Обернулся и грустно посмотрел на Крону, не сводившую с него злобного взгляда. – Проклятые шавки. Нет бы кости мусолить…

– Глупо бежать сейчас, – подал голос Эйден. – Они на лошадях. Еще и собаки.

– Верно, дружище Эйд, – хмыкнул мальчишка, проигнорировав, как скривился Эйден. – Ничего, еще будет шанс. Вот удивишь. И я его не упущу.

– Доброй ночи, уважаемые, – манерно произнесла мадам Анже, подходя к костру. Эрик, семенящий за ней, тащил в руках резной стул с мягкой подушкой, который тут же поставил рядом с бревном. – Позвольте угостить вас добрым элем и порадовать душу представлением.

– Благодарим, госпожа, – поклонился ей эрен, закрывая собой жену и дочерей. Его жест вызвал у хозяйки цирка презрительную усмешку.

– Не стоит так бояться за своих женщин. Мы – артисты, а не насильники.

– По крайней мере, сегодня, – мрачно добавил Эрик, занимая место позади мадам Анже. Остальные циркачи уже подкатывали к костру бочки с элем, а кто-то из них принялся жонглировать разноцветными шариками. Люди немного успокоились и скоро рядом с Древом снова послышался мерный гул праздных разговоров.

– Таков твой улов, Эрик? – пользуясь моментом, спросила мадам Анже и повернулась в сторону мальчишек. Она прищурила глаза и надменно улыбнулась, после чего взмахнула рукой. – Встань, мальчик.

– Госпожа, – тихо ответил ей Эйден. Женщина поцокала языком и улыбнулась.

– Мадам. Мадам Анже, мальчик.

– Простите, мадам Анже.

– Уже лучше. Повернись, – скомандовала она. – Худенький, руки и ноги длинные. Как думаешь, Калле, получится из мальчонки акробат?

– Еще молод, мадам. Растянуть и вполне, – откликнулся высокий, жилистый мужчина в черно-белых штанах. В его левом ухе блестело золотое колечко, а когда он улыбался, Эйдену казалось, что он смотрит на змею. Змею, готовую его сожрать, как только мадам Анже отвернется.

– Встань, мальчик, – она повернулась к Лёфору. Тот рывком поднялся с бревна и сделал сальто, заставив её сухо рассмеяться.

– Грубовато, но неплохо.

– Я много в чем неплох, мадам, – сверкнул оставшимися зубами Лёфор. Эрик за спиной мадам Анже тяжело заворчал, но она мягко подняла руку, и он умолк.

– Вижу. Язычок твой так и норовит ужалить, несмотря на жизненный опыт.

– Наша жизнь – игра, мадам. От игры нужно получать удовольствие.

– Калле… – небрежно обронила она. Высокий циркач подошел к притихшему Лёфору и бесцеремонно поднял его руку. Затем пощупал мускулы, потрогал ногу и удовлетворенно хмыкнул.

– Гибкий, госпожа. Мускулы еще не закостенели. Размять, растянуть и будет колеса хоть всю ночь крутить. С клинком умеешь обращаться, малец?

– Дай мне один и я покажу, чего стою, – оскалился Лёфор. Эйден покачал головой, не одобряя вспыльчивость собрата по несчастью, но промолчал. К его удивлению, Калле кивнул и ловким движением вытащил из-за голенища сапога метательный нож, который бросил к ногам Лёфора. Того упрашивать долго не пришлось. Он схватил клинок, подкинул в руке, а потом резко и без предупреждения швырнул его обратно. На миг Эйдену показалось, что циркач не успевает уклониться. Он отвел взгляд, но звука упавшего тела не услышал, а когда рискнул посмотреть, то увидел, что Лёфор с отвисшим ртом смотрит на Калле, который задумчиво подбрасывал в руке нож и смотрел на мальчугана.

– Запомни, малец. У Ночного Древа нельзя проливать чужую кровь без нужды, – тихо сказал он и, улыбнувшись, добавил. – Я позанимаюсь с тобой отдельно. Ты научишься метать ножи.

Эйдена от его голоса пробрал мороз, но Лёфор так и продолжил стоять, с вызовом глядя на Калле. Мадам Анже довольно улыбнулась и повернулась к Эрику.

– Хороший улов, дорогой.

– Благодарю, мадам, – неожиданно покраснел тот. – Если мадам позволит, я покину вас утром. Меня ждут еще двое близ Эмпеи.

– Хорошо, Эрик. Постарайся вернуться до холодов. Мы отправимся в Кагру через одну луну и ждать не будем.

– Да, мадам.

Пока все остальные циркачи веселились и развлекали нашедших приют у корней Древа, мадам Анже удалилась в свой фургон в сопровождении Калле. Лёфор, проводив его взглядом, фыркнул, после чего лениво зевнул.

– Зачем ты его провоцировал? – спросил Эйден, заставив мальчишку рассмеяться.

– Так надо, дружище Эйден. Уличный закон гласит: найди самого сильного в стае и заставь его тебя бояться.

– Он тебя не боится.

– Это пока, – снова зевнул Лёфор и, свернувшись, калачиком около бревна, пробормотал. – Спи, Эйд. Что-то мне подсказывает, в ближайшие ночи нам спать не дадут.

– Почему? – искренне удивился Эйден. Лёфор раздраженно на него посмотрел, но увидев, что мальчишка не шутит, приподнялся на локтях.

– Если ты и правда сын торговца, то знать не знаешь, каково это – добывать себе еду на улицах. Не знаешь, что такое голодные стаи оборванцев, которые за свежую булку убьют тебя и даже не поплачут над твоим истерзанным трупом. Там все животные, дружище Эйд. Побеждает самый сильный. И здесь, мне думается, так же. Будешь слабым и трусливым, тебя сожрут. Так что спи. Или не мешай спать другим.

Но уснуть Эйден не смог. Слова Лёфора отгоняли сон сразу же, стоило только вспомнить о них. Теперь на мускулистых циркачей, храпящих рядом с фургоном мадам Анже, мальчишка смотрел с ужасом, а воспаленное воображение рисовало ему страшные картины.

Утром Эйдена разбудили пинком в живот. Пока он откашливался и ловил ртом воздух, хмурый циркач, у которого косой шрам шел от правой брови до подбородка, безразлично на него смотрел. В итоге ему это надоело. Он схватил мальчишку за шкирку, как бездомного щенка, и потащил к лошадям. Так же беззвучно и безразлично закинул ближе к передней луке седла, а сам сел сзади. Эйден увидел Лёфора, который ободряюще ему улыбнулся. Сам Лёфор ехал вместе с Калле, а на лице мальчугана расцветал лиловый синяк. Не иначе разбудили так же, как и Эйдена.

Лошади тронулись следом за фургоном мадам Анже. Эйден кисло улыбнулся и помахал рукой Эрику, который задумчиво провожал их взглядом. На миг ему показалось, что безносый здоровяк ему тоже улыбнулся. А потом его скрыли густые ветви деревьев.

Сидеть спереди было неудобно. Седло натирало и Эйден принялся елозить, пока не получил оплеуху от своего сопровождающего. От него пахло потом и злобой, поэтому мальчишка замер, стараясь не провоцировать циркача. Спереди послышалась ругань и звук шлепка. Лёфор тоже получил свою порцию любви от Калле.

Остановились они лишь раз, но вместо отдыха Эйден и Лёфор вместе с Калле и еще одним циркачом отправились в чащу леса. Калле остановился около крепкого дуба и кивнул на ветви, после чего хрипло добавил:

– Повисли на руках.

– А можно… – нагло перебил его Лёфор и тут же полетел на землю, получив кулаком по скуле.

– Говорить будешь, когда я разрешу, – хмуро ответил Калле и выразительно посмотрел на Эйдена. Мальчишка вздохнул и подчинился. Он забрался по стволу наверх, схватился за ветку и повис. Ноги лишь немного не доставали до земли, но легче от этого не становилось. Спустя пару мгновений рядом с Эйденом повис и Лёфор, получивший в подарок к синяку под глазом еще один кровоподтек.

Сперва начали ныть плечи. Боль тупая, а потом резкая, словно кто-то втыкал в мышцы иголки. Затем свело шею и верх спины. Следом заболели предплечья и у Эйдена заныли пальцы. На лбу выступил пот, а губы пересохли. Калле подошел ближе, склонил голову и гадко усмехнулся.

– Тяжело, малец?

Эйден промолчал и, судя по улыбке циркача, поступил правильно. А вот Лёфор, как обычно, решил выделиться.

– Тяжело? – спросил его Калле.

– Сам как думаешь? Легко на земле стоять и скалиться.

– Убрал одну руку, – скомандовал циркач и скрежетнул зубами. Лёфор нехотя отпустил руку. Теперь он болтался над землей на одной руке. Его лоб тоже покрывал пот, а мышцы неприятно дергались под тонкой кожей. Побелевшие пальцы задрожали, но Лёфор закусил губу до крови и с яростью посмотрел на Калле. Тот улыбнулся и вытащил метательный нож, который подставил снизу. Если мальчишка отпустит руку, то приземлится грудью на лезвие. – Тяжело?

Лёфор промолчал, пытаясь сосредоточиться на хвате. Дерево было шершавым, но ладонь вспотела и удержаться мальчишке было сложно. Калле равнодушно следил, как он извивается, а потом хохотнул, когда пальцы разжались и Лёфор рухнул на землю. Нож циркач убрал в последний момент. Причем Эйдену показалось, что Калле сделал это очень неохотно.