Скованные
– Ты кто? – вибрация голоса ощущается даже на таком расстоянии.
В карих радужках клубится желание показать, где мое место и куда стоит засунуть язык.
Кажется, рука расслабленно висит вдоль туловища, если бы не вздыбленные мышцы, неприкрытые коротким рукавом футболки-поло.
– Человек. По внешним признакам непонятно?
– Кара, – шепот Нэнси вперемешку с писком похож на ультразвук. – Не надо, давай уйдем. Он же убьет тебя!..
Парень, очевидно, услышал.
– Послушай подружку, биомусор. Свали, пока я не нашел твоему рту достойное применение. Хотя… и до тебя очередь дойдет, не волнуйся.
До боли сжимаю зубы, глядя в отвратительные глаза. Злость раздирает изнутри. Как лучше поступить: смолчать и уйти, или остаться и…
Резкий скачок эмоций кружит голову. Шатаюсь, но стою – Нэнси незаметно поддержала со спины. Злость смешивается с диким восторгом, утягивающим в сторону. Жар, сконцентрированный в груди, тягуче разделяется: течет в низ живота и разбегается по венам.
Сглатываю образовавшееся во рту жжение.
Малин.
Не вижу – чувствую.
Здоровяк напротив впивается в меня мерзким взглядом.
– Что, уже потекла? – он паскудно ухмыляется.
Пальцы грубо хватают за щеку. Треплет как беззащитного ребенка, только не мило, а унизительно.
Отбрасываю его руку, вкладывая во взгляд все мыслимые проклятья.
– Не трогай меня, – цежу зло.
Управляемая внутренним порывом смотрю направо. Малин наблюдает за нами, сунув руки в карманы брюк. На губах лишь намек на усмешку, на глаза спадают черные пряди волос. Бледно-желтые радужки совершенно безразличны.
Обида против здравого смысла щемит грудь.
Чертова истинность! Тело магнитом тянет к Малину.
Упираюсь ладонью в грудь здоровяка. Хочу оттолкнуть его, получилось лишь стукнуть.
Не смотря больше по сторонам, вылетаю на лестницу.
– Ты такая бесстрашная, – Нэнси торопится следом. – Я бы так не смогла.
Бурчу в ответ что-то невразумительное. Внутренности выворачивает от желания вернуться и пасть в объятья Малина. Нервные окончания будто скручены в канат.
Чем дальше убегаю, тем слабее становится необходимость в нем. Оказавшись на свежем воздухе, обнимаю голову ладонями, поднимаю лицо к небу.
Один вдох. Второй.
Свежий воздух.
Чистый.
– Я боялась, он тебя ударит, – тихий голос Нэнси тек в уши. – Ты молодец, не отступила. Хотя это глупо, наверно… Наверняка глупо! Кара, не делай так больше. Их не исправить, а тебе здесь еще учиться.
Ее беспокойство звучит искренне, но отчего-то раздражает. Я не привыкла, когда кто-то обо мне печется. Заботится. Это слабость, она унижает.
Прикрываю глаза, сдерживая резкую реакцию. Не хочу грубить Нэнси. Она хорошая девушка, безобидная, я же и покусать могу.
Распахиваю глаза после очередного вдоха. В груди растекается приятное томление, легкие заполняет самый вкусный запах.
Передо мной – полупустая территория универа. Резко разворачиваюсь и утыкаюсь носом в мягкую ткань на твердой груди. Бешеная концентрация запаха врывается внутрь, заполняет собой всю грудную клетку. Сжимаю кулаки, чтобы ни в коем случае не прикоснуться к Малину.
– Брысь, – он небрежно бросает в сторону Нэнси.
Она настороженно, неуверенно отходит.
Я отступаю на шаг, увеличивая расстояние. Не глядя на Малина, схожу с асфальтированной дорожки, прохожу между деревьев. Здесь воздух чище.
Дышать не хочется. Дайте мне возможность только выдыхать.
Сбиваюсь с нетвердого шага из-за неприятных тисков на локте. Рывок. Зажмурилась на миг, чувствуя сквозь ткань спиной все неровности жесткой коры.
Взгляд бледно-желтых глаз холодно, безразлично скользит по лицу. В глубине зрачка маячит непонимание.
Давлю ладонями в грудь Малина, не позволяя недопустимо приближаться. Он этого не замечает – упирается локтем в дерево над моей головой и не двигается.
– Ты что-то скрываешь? – его голос как сильнодействующий афродизиак.
– Нет.
Усиливаю давление на ладони… Тщетно.
– Вчера я почувствовал запах истинной.
– Рада за тебя. Я здесь при чем?
Малин наклоняется, но не дотрагивается. Ведет носом вдоль шеи, шумно втягивая воздух. Разгоняет по телу с ума сводящие импульсы.
– Я почти не чувствую твой запах.
– Насморк? Сочувствую.
Он усмехается мне прямо в шею.
Будь ты трижды проклят! Вместе с истинностью.
– У всех, кто вчера находился рядом, иной запах, и только ты вызываешь вопросы, – Малин задержал нос над волосами, вновь заглянул в глаза.
Теперь в них не безразличие. В них злость.
– Ты мне лжешь?
Конечно! И буду лгать. Всеми возможными способами, лишь бы ты не понял, что я твоя истинная.
– Нет, – дергаю рукава пиджака наверх, оголяя кисти обеих рук. Протягиваю запястьями кверху, – разрешаю облизать, если поможет.
Он прожег недовольством. Горячие пальцы сомкнулись на запястьях. Касание обжигает, подкидывает дров во внутренний пожар.
Кусаю губу изнутри. Держать лицо. Держать!
Под пристальным вниманием это делать очень, очень сложно.
Кончик носа Малина задевает тонкую кожу запястья, пуская дрожь по телу.
Рваный выдох вылетел через нос. По языку растекся металлический привкус. Прикусила губу до крови, лишь бы случайно не обронить непреднамеренный стон. Нежеланный.
Отвешиваю себе мысленных подзатыльников.
– Все? Или дать другие места понюхать?
Издевку в голосе Малин не проигнорировал. Рывок за запястья сперва на себя, а после снова в дерево.
Морщусь от болезненного столкновения, впившейся в позвонки коры. Горячее дыхание опаляет щеку и ухо.
– Не надо играть со мной, – голос угрожающе вибрирует. – Узнаю, что намеренно скрываешь запах…
Злость переплелась с буйствующим пожаром.
– И что ты сделаешь? – предпринимаю очередную попытку его оттолкнуть.
Он отстраняется. Одним взглядом прижимает к дереву. Физическое касание не требуется.
На губах заиграла усмешка. Звериная, пугающая до дрожи в пальцах. Он подставил на обозрение спину с широкими плечами, неторопливо, уверенно направляясь к корпусу.
Дыхание, словно почувствовав, что можно – ускорилось. Разогналось вместе с пульсом, разнося по крови адреналин, страх и массу всего другого.
Глубоко-глубоко втягиваю чистый воздух, с каждым выдохом выгоняя из себя Малина. Надо успеть выбраться в город, найти крем и вернуться до вечера.
Глава 3
Злость бурлит внутри. Звенит в голове, кричит, что никто не смеет вести себя со мной таким образом. Никто.
Преследовать, запугивать, вдавливать в дерево… Я ведь запомню. И никогда не прощу.
Нэнси молча плелась за мной в сторону общежития. Мысленно благодарила ее за молчание. В таком состоянии я легко могу нагрубить и потом жалеть.
Стоит утихомирить эмоции. В столице они мне не помощники.
Нам остается пройти два перехода. Здесь ответвление в корпус столичных. Не обращаю внимания ни на кого. Безразличны эти лица, не имеют и сотой доли значения.
Буквально чувствую спиной тревожное состояние Нэнси. Оно словно само по себе притягивает проблемы.
– Очкастая, стой, – невыразительный глухой голос донесся с подоконника.
Его обладатель с надвинутым капюшоном опирается спиной на окно. Тень закрыла глаза, оставляя на обозрение чуть искривленные улыбкой полные губы.
Останавливаюсь вместе с Нэнси. С ее и без того бледного лица схлынула вся кровь.
Что ему надо?
– Не трясись, – усмехается он, не двигаясь. – Будешь подо мной?
Наивные глаза Нэнси за очками поблескивают огромными сапфирами.
– Под тобой? – тихо лепечет она, сжимая натянутые рукава.
– Плохо слышишь?
Нэнси мотает головой, смотря на неизвестного в капюшоне.
Чертовы столичные. Кроме презрения ничего не вызывают. Ненавижу.
– Сам под собой будь, – бросаю зло, хватая Нэнси за руку. – Тебе понравится.
Не вижу – чувствую пристальный взгляд.
– Заступница? – Его спокойная насмешка подогревает раздражение. – Пятая комната. Когда передумаешь – придешь, – он небрежно махнул рукой в мою сторону. – Ее с собой не бери.
Пальцы колет от желания врезать по наглой роже.
– Не передумает, – заявляю твердо и утаскиваю Нэнси за собой.
Парень хмыкнул так, словно уверен в обратном.
Моей злости хватит на двоих. Нэнси будто пребывает в некоем вакууме, где никаким эмоциям, кроме страха, нет места.
– Он идиот, вот и все. Не думай о нем.
В ответ донеслось тихое: «Спасибо».
Дверь моей комнаты наконец-то перед глазами. Переоденусь, быстро соберусь…
Потрачу на поездку часа три. Если повезет – меньше. Вернуться до закрытия ворот успею точно.
Вечером в девять часов они блокируются, открывает дежурный охранник. Столичных до одиннадцати впускают всех без исключения, а нас, приезжих, оставляют до утра на улице.
Возможно, улыбнется удача в виде загульного столичного, чтобы пройти вместе с ним, но лучше на это не рассчитывать.
***На выходе приложила кулон с личным кодом к сканеру на воротах. Система зафиксировала покидание территории университета.
Серебряная цепочка поблескивает под лучами солнца. Прячу топаз в форме сердца под ворот бежевой худи.
Личный код записывают на любую удобную человеку вещь при въезде в столицу, не приходится таскать с собой документы.
Высотки впереди отражают друг друга, небо, свет. Высятся гигантами, давят своей внушительностью.
Микроавтобус неторопливо увозил все дальше от универа.
Зеленый район – один из немногих спокойных территорий столицы. Благодаря университету, здесь по-прежнему много парков. Отдельно стоящие коттеджи различаются размерами и вычурностью. От одних веет очевидным безвкусием из-за обилия денег, от других чопорностью.
Табличка на въезде в Оранжевый район подсвечивается светодиодной лентой в цвет. По краям дороги друг напротив друга высятся узкие сканеры. Автобус замедлился, проезжая между ними, чтобы система зафиксировала личные коды всех, кто пересек невидимую границу.
Такие штуки установлены на въездах и выездах каждого района. Неусыпный контроль.
Не люблю столицу так же, как она не любит приезжих.
Вдалеке небоскребы престижного Желтого района привлекают внимание. Яркое солнце словно намеренно выделяет их. Делает доступными для обозрения с любого уголка города.
Автобус замедлился перед очередными рамками на въезде в Голубой район с кучей маленьких магазинов. Один из моего списка располагается здесь.
Я внимательно слежу за дорогой, чтобы не пропустить остановку и не бродить в поисках нужной улицы. У меня не так много времени.
Теплый ветер бьет в лицо едва ступаю на тротуар. Дверь за спиной беззвучно закрывается, автобус едет дальше, оставляя меня в незнакомом месте.
Автомобили проносятся мимо, создавая беспрерывный шум. Погруженные в себя прохожие никого не замечают.
Поправляю сумку на плече и направляюсь к пешеходному. Первый магазин находится через дорогу. Он оказывается маленьким квадратным помещением с развешанными по стенам сомнительными амулетами. Мужчина за прилавком внимательно выслушал, что мне необходимо, и сообщил неприятную новость: такого крема у него нет.
Вероятность найти искомое в двух других магазинах оставалась. Надежда теплилась и не угасала всю дорогу. Приятная женщина в следующем пункте назначения с сожалением покачала головой.
Трещина в уверенности достать чертов крем разрасталась. Хрустальный шар грозил взорваться миллионом осколков.
Последний магазин расположился в Красном районе. До последнего надеялась, что ехать туда не придется. Черный, Красный, Серый – три района, в которые хочется попасть в последнюю очередь. Лучше бы их вовсе обходить стороной.
Поборов тревожное покалывание в стопах, захожу в полупустой автобус. В Красный район желающих ехать немного. Четыре экземпляра – все мужчины сомнительного вида.
Неприятные взгляды прилипли к телу. Борясь с желанием демонстративно скривиться, отворачиваюсь к окну.
Тепло уверенности немного успокаивает – в потайном кармане сумки припрятан перцовый баллончик. Слабая защита, и все же поможет выиграть время. К поездке в столицу я подготовилась. Учла практически все, кроме истинности.
В голове не укладывается: как это возможно? Макс Малин. Кто он? Помимо того, что столичный и, очевидно, неприятный. Его поведение отвратительно даже в том малом, что меня коснулось.
Каким бы он ни был, истинность с ним мне не нужна. Мы никогда не станем парой. Никогда столичному не быть рядом со мной. Они все – животные. Беспринципные чудовища, для которых жизнь приезжих ничего не стоит.
Пальцами непроизвольно сжала твердый камушек на груди через худи.
Запутавшись в мыслях, не замечаю свою остановку. Водитель трогается с места.
– Подождите-подождите! – кричу, срываясь с места.
Неприятный комментарий ожидаемо догнал меня в спину. Едва коснулась кедами асфальта, автобус рванул вперед.
С виду ничего примечательного: старые высотки с множеством вывесок на первом этаже, редкие деревья по обочинам. С другой стороны дорога упирается в многоэтажку и разделяется, справа и слева скрываясь за углами домов. Обыкновенные на первый взгляд прохожие не обращают на меня внимания, я их тоже не рассматриваю.
Так и не скажешь, что Красный район имеет славу неблагополучного. Злокачественный нарост на теле столицы, наполненный притонами, борделями, подпольными клубами разной направленности. Место распространения болезни общества – наркотиков. Оружием владеет едва ли не каждый житель района. Или все это лишь слухи.
Возможно, повлияло соседство с Черным районом. Там сконцентрированы все места заключения преступников, властвуют группировки. Где должен быть порядок, – тюрьмы в теории хорошо охраняются, – фактически правит беззаконие.
Поскорее найти магазин и убраться отсюда, времени для беспроблемного возвращения немного.
Заворачиваю за угол, пробегаюсь взглядом по скромным вывескам. Нужная нашлась в конце длинного дома.
На двери противно звякнул колокольчик, в нос проник запах смеси трав и каких-то курительных веществ.
Здесь точно магазин, а не притон?
Сквозь задернутые шторы на окнах едва пробивается свет. Полумрак и общая атмосфера подсказывают скорее уносить отсюда ноги.
Развернулась на пороге, сжала дверную ручку. За спиной разнесся скрипучий голос.
– Что вы хотели?
Незаметно убежать.
Не удалось.
Растягиваю губы в наигранной улыбке и оборачиваюсь.
Пожилая женщина с растрепанной копной седых волос курит трубку. Морщинистые веки щурятся. При таком освещении, вернее, почти полном его отсутствии, кажется, что глаз у нее нет вовсе.
Она крайне медленно шаркает по полу обувью, приближаясь мелкими шагами.
Пшикать в старушку перцовым баллончиком как-то невежливо, но рука все равно тянется к сумке.
Натужный хриплый кашель пронзил тишину. Вздрогнула от неожиданности, не спеша расстегивая замок.
– Ну?
Недовольство молчанием сопровождалось кашлем.
– Крем, убирающий запах.
Нащупала прохладный вытянутый баллончик, на всякий случай сжала.
Старушка остановилась в нескольких шагах, всматриваясь в мое лицо блеклыми глазами. Трясущейся дряблой рукой поднесла к губам трубку. Тонкие, будто ниточки, они обхватили кончик.
Она снова закашляла, на этот раз не раскрывая рта.
– Крем… – хрипит они, делая маленький шаг ко мне.
Холод по спине разбегается от ее потустороннего пристального взгляда.
– От истинного бежишь? Ну, так, побегай, коль хочется, – женщина неторопливо разворачивается и бредет обратно.
– Я не бегать хочу, а связь разорвать. Он меня еще не почуял.
Хриплый смех смешался с кашлем, разбавленный шарканьем мягких подошв по полу.
– Разорвать? Ну, пробуй, пробуй. Не ты первая, не ты последняя.
Женщина исчезла в темноте. Глухое покашливание донеслось откуда-то из глубин.
Куда она ушла? Мне стоит подождать или лучше уйти?
Желание получить крем сильнее желания сбежать.
Зуд в ногах не дает стоять спокойно. Адреналин бежит по венам, будоражит. Заставляет топтаться на месте, невесомо похлопывать себя по бедру.
Шарканье стало громче, вместе с ним появилась и старушка. Дрожащие пальцы сжимают крупную белую баночку без опознавательных символов.
– Это поможет тебе скрыть запах. Вода смоет крем, не забывай. Долго будешь пользоваться, прыщи полезут.
Она сунула мне баночку.
– Я прыщей не боюсь.
– Правильно. Лучше другого эффекта страшись: непрерывное использование твой запах скроет, это верно, – блеклые глаза вновь пристально заскользили по моему лицу. – Месяц, два… а потом…
Старушка многозначительно замолчала, сунула трубку меж тонких губ.
– Что потом?
– Вонять начнешь. Да так, что никто на тебя и не посмотрит.
Неприятные последствия. Об этом информации не было.
– За месяц я найду способ избавиться от истинности.
– Хе-хе, кхе-кхм, кха…
Женщина кашляла и хрипло посмеивалась.
– Сколько я вам должна?
Перехватила баночку поудобнее, вытащила из сумки единственный и небольшой запас наличных.
Старушка не переставала кашлять и пугающе посмеиваться, смотря в пол.
– С вами все в порядке? Вам помочь?
Тонкие костлявые пальцы отделили одну купюру. Дрожь ее пальцев даже меня зацепила.
Продолжая кашлять, она махнула купюрой на дверь. Разворачиваясь, вновь приложилась к трубке, по-прежнему бухая легкими.
Я вышла на свежий воздух. За закрытой дверью глухо звякнул колокольчик.
Спрятала крем в сумку, прижала ее к себе, как сокровище.
Солнце плавно клонилось к закату, окрашивая небо в оранжево-розовые тона. Полупрозрачные облака обрели новые краски.
На полпути к остановке застыла. Гул моторов разрезал тишину улицы, асфальт вибрировал под ногами.
Шаг в сторону, поближе к крыльцу с выцветшей вывеской. На стекле двери с обратной стороны табличка «Закрыто».
Рев оглушает до звона в ушах. Рефлекторно нащупала баллончик. Неизвестно чем он поможет, просто так спокойнее.
Впереди пронеслись два… три мотоцикла. Следом вылетел синий автомобиль, с рокотом мотора скрылся за домом. Шум по-прежнему заполнял округу, но уже не так явно.
Чем скорее уберусь из этого района, тем лучше.
Перехватываю отяжелевшую от крема сумку и иду дальше. Легкий ветер играет с волосами, ласкает лицо и руки.
Пустота на остановке и на улице пробуждает тревогу. Она слабо зудит, курсируя под кожей мелкими иголочками.
Сажусь на обломанную скамейку, посматривая в разные стороны. Над дорогой между домами висит красный диск солнца. Кровавый закат горит ярко, не ослепляя, позволяя увидеть все оттенки. Вечное непостижимое сияние.
Каждый закат уникален. В нем можно утонуть, затеряться во времени, раствориться в его беспечности, непоколебимости.
Рождение, смерть, разочарование, радость, разрушения, – что угодно произойдет, а закат будет всегда, как и рассвет. Незыблемая сила вечности.
Подперев голову кулаком, наслаждаюсь красками и тишиной, отрешившись от места.
Зря. Поздно замечаю подкативший автомобиль. Неторопливо выпрямляюсь, садясь ровно. Желудок сжимается.
Тонированное окно с тихим шелестом опускается. Парень, предлагавший днем найти моему рту «достойное» применение, паскудно ухмыляется.
– Биомусор в моем районе…
Крепкие пальцы барабанят по рулю, сам парень будто негодует.
– Таким, как ты, здесь не рады.
Холод перцового баллончика помогает сохранить внешнее спокойствие. Любая провокация с моей стороны плохо кончится.
– Учту.
Тяжелый взгляд проходится по мне, задерживается на лице.
– Днем ты больше болтала. Дерзкая рядом с сородичами? Садись в машину.
Тело каменеет. Подходящие случаю выражения вертятся на языке. Проглатываю их. Риск часто паршивое дело.
– Чтобы мой труп нашли утром в сточной канаве?
В ответ незнакомец продемонстрировал улыбку с белыми и ровными зубами.
– Будешь послушной и обойдемся без трупа. В машину садись.
Из его голоса исчезла легкость: он стал тяжелее, более осязаемый и пробирающий.
– Я жду автобус.
– Последний уже уехал.
– Лжешь, – сжимаю сумку, не двигаясь с места.
Ему точно нельзя верить.
– Как хочешь, – безразлично заявляет столичный и плавно трогается с места.
Думал, я поведусь. Фыркаю, хмуря лоб.
Допустим, автобус действительно уехал… Черт. Добираться пешком до перехода в Голубой район, там попытаться поймать попутку…
Черт! Опоздаю. Уже опоздала.
Синее авто снова оказалось перед глазами, на этот раз водитель сдавал задом.
Задумчивость парня указывала в пользу того, что ему есть, чем думать.
– Не побежала за машиной, умываясь слезами и умоляя подождать. Долбанутая? На улице и ночь не переживешь.
Его слова подтвердили то, о чем я не хотела думать.
– Какое тебе дело? Я биомусор, забыл?
Он раздраженно качает головой.
– Заканчивай выделываться и залезай в машину.
Хуже отсутствия выбора только выбор из двух одинаково хреновых вариантов.
Глава 4
Холодное кожаное сиденье засасывает, сковывает. Я словно сижу в вязкой, липкой жиже. Измазалась с головы до кончиков пальцев ног.
Дыхание застревает в груди. Легкие не торопятся отдавать воздух.
Автомобиль стартовал без рывков. Плавно скользит по дороге, управляемый уверенной рукой столичного.
Нагревшийся от ладони баллончик умиротворяет самую малость.
– Что у тебя там? – Парень косится на сумку, не забывая следить за дорогой.
– Ничего.
– Показывай.
От командного тона вся ощетинилась. Буду я еще свою сумку перед столичным выворачивать. Сжимаю крепче, подушечкой указательного пальца ощущаю распылитель баллончика.
Машина на скорости несется по зеленым лабиринтам улиц Красного района. Знак пересечения с другим районом пока не проехали.
Несколько вычурно одетых девиц, одна пугающая компания парней и настораживающих типов вышагивают вдоль дороги.
Да, добираться в одиночку пешком было бы проблематично.
– Показывай, – повторяет столичный, добавляя настойчивости в голос.
– Ничего нет, я же сказала.
– Грозная, огрызаешься, – протягивает неприятным одобряющим тоном. – Так даже интереснее.
Хватает сумку, глядя на дорогу, и дергает на себя.
– Ты чего творишь?! – шиплю, не отпуская свою вещь.
Столичный раздраженно цокает и выдирает сумку. Машина резко вильнула, но водитель быстро вернул ее на полосу.
Баллончик остался зажатый в руке и не укрылся от внимания парня.
– Не советую, – хохочет он. – Толку от него как от водяного пистолета. Только сильнее разозлишь или себе же в лицо зарядишь.
– Убежать успею.
– От такого же биомусора – да.
Парень мельком посматривает на дорогу, копаясь в моей сумке.
Раздражение колет шилом, толстыми иглами протыкает кожу изнутри.
– Это что? – столичный рассматривает банку с кремом.
Не твоего ума дело.
Не дождавшись ответа, открутил крышку, принюхался. Кожа на носу сморщилась гармошкой, лицо искривилось.
– Фу, черт! Что это? Ты решила отравить весь биомусор?
Какой ты мерзкий. Тошнит от тебя.
Забрала у него крем, закрутила крышку. Выдернула свою сумку, лежащую между его ног.
Столичный с ухмылкой следил за моими дергаными движениями, не забывая смотреть на дорогу.
– Такая серьезная, прям искришь.
Мы проехали сканеры на границе Голубого района. Долгая дорога. До универа еще два района проехать.
Сумерки окутали Амок. Ненавистная столица. Внешне красивая, но отвратительная по сути.
– Мне нравится твоя непокорность. Биомусор обычно жалкий, заикающийся, сопливый, вечно ноющий о несправедливости жизни.
Вы же в этом виноваты! Столичные. Пупы мироздания.
Молчу, сжимая зубы. Лучше не провоцировать и доехать целой.
– Слушай, что я тебе предлагаю. Расклад такой: ты идешь под меня – тебя никто не трогает, пока я не скажу «фас».
Снова это выражение. Сдерживаю короткий нецензурный ответ. Послать успею, а вот добавить ясности…
– Что значит «под тебя»? Как тебя вообще зовут?
– А, у вас посвящения еще не было, – столичный задумчиво чешет подбородок.
Авто плавно повернуло. Впереди маячат сканеры на въезде в Оранжевый район.
– Дрейк. Все просто: ты моя собственность, живешь, дышишь, ни в чем не нуждаешься. Лучшее предложение, которое ты можешь получить.
Его ухмылка злит, но главное не это. Он искренен. Он действительно считает, что сделал мне шикарное предложение, даже одолжение. Что быть чьей-то собственностью – привилегия, а не унижение.
– Нет.
– Чего? – усмехается он. – Точно долбанутая. Биомусор без хозяина и года не протянет.
– А вас, таких уникальных и возвышенных, не напрягает владение «биомусором»?
Раздражение льется в каждом слове. Сочится из каждой буквы.