В плену вожделения

Варя была околдована Мироном, его властностью, харизмой и, конечно же, деньгами, которых у него явно было много. Она сразу же позабыла об Игнате, который, наверно, так и валялся на асфальте, сложенный пополам. По закону Варвары Терентьевой мужчину красят три вещи: способность постоять за женщину, возможность и желание обеспечить свою семью и уважение, присущее только своей даме сердца. Она посмотрела на Мирона, который уже сто раз успел прочитать ее мысли. Она нежно провела рукой по своей ноге, поднимая вверх белое ажурное платье, взятое у Евы. Она оголила перед ним бедро, предоставляя взору мужчины кончик своего бесшовного нижнего белья. Она намеренно и без стыда соблазняла Мирона с целью заворожить его, так же, как и он лишил ее самообладания. Варя томно на него смотрела, следя за его взглядом, который поедал ее белоснежную кожу, лишенную изъянов. Терентьева была красивой и раскованной, чем часто брала в оборот многих мужчин, предлагая им себя. Но, заметив, что дыхание Мирона не замирало, не сбивалось, а в машине не летал запах его возбуждения, она осеклась.

– Что? Не нравлюсь? – спросила она.

– Нравишься, – шепотом ответил Мирон, открывая окно, доставая из пачки сигарету. – Но мне нужна не ты.

– А кто? Ева? – с грустью спросила Варя, но он отрицательно покачал головой.

– Еве нужен я, – спокойно и уверенно ответил Мирон, выдыхая сигаретный дым в ночную пустоту.

– Ты ошибаешься, – с унижением, задергивая обратно платье, ответила она. – Еве никто не нужен. Даже я, – последние слова прозвучали громом для нее самой. – Но она нужна мне… Без нее моя жизнь не будет иметь смысла. Она моя единственная подруга, – Мирон внимал каждое слово Вари, понимая, что ее очень просто разговорить, в отличие от ее подруги. – Когда мне было пятнадцать лет мои родители ушли в тягостные долги. У нас не было возможности даже купить себе палку колбасы. Тогда ее семья очень помогла нам, подкинув кругленькую сумму денег. Мои родители постепенно начали выходить из банкротства, а Ева давала мне свои вещи, косметику и даже деньги на гулянки. Она во всем мне помогала и ни разу не попросила ничего взамен. Я благодарна ей и ее семье. Все, что у меня сейчас есть, это только благодаря им.

Мирон смотрел на скупые слезы, катившиеся из ее глаз. У него не было к ней жалости. Возможно, понимание, но не больше. Он молча обдумывал слова Вари и то, что он собирался провернуть с ее помощью. Она была падшей женщиной в его мире. Он не ценил тех, кто продается. А она продавалась. Мирон всегда видел в женщинах погоню за кошельком под видом любви. Они все становятся такими кроткими, втирая слезные речи. Но стоит им дать в руки хоть один доллар, в них поднимается волна доминантности. Они садятся на шею, впиваются своими нарощенными коготками и высасывают из тебя все до последнего.

Он открыл бардачок, в котором лежали двести тысяч. Для него это маленькие деньги, но не для девушки, сидящей рядом. Он увидел, как Варя облизнула губы. Она была похожа на анаконду, готовую вцепиться в свою жертву, утаскивая на дно Амазонки. Мирон положил ей их на колени, замечая растерянность.

– Расскажи мне все, что знаешь о Еве, – спокойно сказал Мирон, не собираясь комментировать ее вышеизложенный рассказ, давящий на жалость.

Варя смотрела на деньги, борясь с собственной верностью к подруге и своим диким желанием положить эту сумму себе в сумку. Она сопротивлялась, пытаясь не дотрагиваться до купюр, сталкиваясь с мыслью, что Мирон мог специально ее провоцировать. Она понимала, что эта могла быть обычная проверка мужчины на ее добросовестность. Но больше это была проверка для нее самой. Готова ли она предать Еву за новый золотой браслет или шикарный люксовый пиджак? Или все-таки нет? Но тогда она пожертвует своими капризами.

– Ты предлагаешь мне предать подругу?

– Я предлагаю тебе деньги за информацию. А до твоей битвы с благородством мне фиолетово.

Варю оскорбили слова Мирона, в которых отсутствовала лояльность. Она долго молчала, обдумывая свое решение, когда тот уже знал, какой выбор она сделает. Он уже успел докурить сигарету и облокотил локти на руль в ожидании долгожданного рассказа. Варя проклинала себя за слабость к деньгам, но успокаивала себя на мысли, что, возможно, Мирон сможет помочь Еве. Она не знала, каким образом, но верила, что у этого мужчины есть все шансы на ее спасение.

– Хорошо, – она взяла в руки деньги. – Но этого мало.

Мирон усмехнулся.

– Если меня устроит продолжительность твоего рассказа, я докину еще сотку.

– Что именно тебя интересует?

– Все, – он посмотрел ей в глаза. – Отношения с парнем, кто родители, почему пьет, – Варя сглотнула, теребя пальцы. Она боялась, что Ева узнает о ее предательстве. – Не бойся, – сказал Мирон, видя ее тревогу. – Она ничего не узнает.

Забавно видеть, как человек предает того, о ком несколько минут назад пел воодушевленные речи. Варя готова была поклоняться Еве, словно та ее Бог. Но за какие-то гребаные бабки продала своего Бога и даже саму себя. Надежность – самая сильная составляющая женской дружбы. Именно женской. Ведь в мужской нет критериев. Зато есть постоянство, заостренное на каком-нибудь факторе, будь это совместная проститутка или неуплаченный долг. Мужчины отличаются от женщин своим отсутствием косых взглядов.

Вот почему женский пол так часто стремится оказаться в мужской компании. Сидя среди мужчин, женщина чувствует себя на высоте, ведь никто не будет смотреть на ее сумку или туфли, перебирая в голове суммы, за которые та их купила. Частенько женские разговоры не выходят за рамки общепринятых тем. Их языки довольствуются только сплетнями о мужиках, о том, что у них есть, и тем, что они могут им дать. В компании мужчин можно посмеяться, расслабиться, а не находиться в постоянном напряжении, обдумывая свои сказанные слова. А потом приходить домой и жалеть, что где-то взболтнула лишнего.

– Пообещай мне, что не воспользуешься этой информацией в корыстных целях, – тихо сказала Варя, на что Мирон посмеялся.

– Сначала положила деньги себе в карман, а теперь выставляешь условия? – он насмехался, услышав столь глупое заявление.

– Я себя никогда не смогу простить… – Варя всхлипнула.

– Еще не поздно уйти, – он улыбнулся, зная, что она этого не сделает.

Варя набиралась смелости, чтобы просто начать говорить. Она уже получила деньги и знала, что Мирон не из тех, кто будет ждать. Как только пульс пришел в норму, она расслабилась на сидении и принялась открывать ему карты Евы.

– Отец Евы – чиновник, а ее мама заведует своей медицинской клиникой… – ей было сложно говорить, не зная, что именно хотел услышать Мирон. – Несмотря на такие должности, родители Евы – прекрасные люди. Они не подверглись звездной болезни, имея очень много денег. Ева всегда училась в лучших учреждениях, хотя и не очень хорошо.

– Они били ее за оценки?

– Нет, – с глазами полного отрицания произнесла Варя. – Они никогда ее не трогали, ничего не запрещали, давали ей все, что она попросит.

– Завидуешь? – усмехнулся Мирон, видя, что попал прямо в точку.

Варя действительно завидовала Еве, что старалась никогда не показывать. У нее не было той жизни, что была у нее: любящая семья, вечный достаток, даже парень, с которым она живет уже шесть лет, пусть и не очень счастливо. У Вари тоже есть на данный момент не бедная семейка, но она хорошо знает, что такое жить с отключенным светом, когда нет возможности заплатить за квартиру. И если Ева даже в свои двадцать два года могла опереться на родителей, то Варя не могла. Она зарабатывала себе на жизнь довольно простым для себя способом, пробуя на вкус роль содержанки. Она могла переспать с каким-нибудь старикашкой, извиваясь под ним, симулируя стоны, не получая даже малейшего удовольствия. Зато уходила с сумочкой, в которой лежало больше половины миллиона за ночь. Правда, эти деньги быстро улетали на ее хотелки и тусовки.

– Мне нечему завидовать, – она соврала. – Пусть что-то у Евы и идет лучше, но оказаться на ее месте я бы не хотела.

– Почему же? – вот теперь Мирон навострил уши.

– Потому что ее жизнь весит на волоске. Она умирает. И физически, и морально.

– Ты про алкоголь?

Варя кивнула.

– И про таблетки, – дополнила она, как увидела, что Мирон напрягся.

– Что за таблетки?

– Обычные успокоительные.

– И как часто она их пьет?

– Каждый день на протяжении трех лет.

– Причина? – он ждал полноценного рассказа, а не выманивание из Вари хоть одно словечко. – Говори, девочка, а не жди моих вопросов. Ты получила деньги.

– Она начала их пить после того, как перестала себя контролировать и чуть не убила Глеба. Своего парня.

Мирон прищурился, прокручивая в голове ее слова. Он бы подумал, что ослышался, но со слухом у него было все в порядке.

– Каким образом? Только с самого начала.

– Три года назад я стала свидетельницей одной из их ссор, – Варя сглотнула, вспоминая тот день. – Ева лежала со мной на кровати. Мы смотрели фильм, и в тот момент как раз Глеб пришел с работы. На сушилке лежал ее плащ. Я не знаю, чем он помешал Глебу, но он начал кричать, что она свинья, которая разбросала свои вещи. Хотя сам он хуже свиньи, – Мирон видел, с каким пренебрежением Варя говорила о Глебе. – Он кинул ее плащ на пол и сказал, чтобы она его убрала. Тогда Ева встала с кровати, подняла свой плащ и принялась хлестать им Глеба по спине, как кнутом. Да так, что на его спине появились кровоподтеки. На плаще было много замков, и видимо, они так сильно разрезали ему кожу. Это был не единственный случай… – Варя выдохнула, продолжая рассказывать: – Был еще момент. Очень странный. Если бы мне кто-нибудь о таком рассказал, я бы не поверила. Но это происходило при мне. Мы сидели с Евой и пили чай. Я не знаю, что творилось в голове Глеба, но он просто снял свои вонючие носки и начал ими размахивать перед ее лицом, при этом громко смеясь. Она предупредила его несколько раз, что если он не перестанет этого делать, то она плеснет в него чай. Я думала, что она шутит. Видимо, так же думал и Глеб. Но она это сделала. Плеснула ему в лицо кипяток, а потом спокойно встала и пошла в комнату.

Мирон снаружи не выразил ни одной эмоции, когда внутри его пробирала дрожь от жестокости Евы и паранойи ее паренька. Какой адекватный человек будет махать грязными носками перед лицом?

– Она всегда была такой?

– Кто? Ева?– рассмеялась Варя. – Она всегда была милым созданием. Но в один прекрасный день все изменилось. Это был ее день рождения. Ей исполнялось семнадцать лет. Глеб испортил его ей. И теперь она такая… Настоящее исчадье Ада.

– Что он сделал?

– Расстался с ней. А потом она нашла переписку, в которой он сказал друзьям, что просто трахал ее на протяжении полугода. Оскорбил ее родителей, назвав их зажравшимися тварями. А Еву назвал потаскухой. Было смешно, потому что у Евы никого не было, кроме него в плане секса.

– И почему они до сих пор вместе? – Мирон не понимал, как Ева может столько лет жить вместе с человеком, который нанес такой удар.

– Он вернулся к ней через неделю… Наплел на уши свои оправдания, что якобы ревновал ее к Кириллу. Он тогда был ее лучшим другом, – пояснила Варя. – А Ева просто дала ему испытательный срок, который этот гаденыш прошел. Он был паинькой. Но через пару лет оказалось, что люди не меняются…

– Разве такое можно простить? – нервно усмехнулся Мирон.

– Можно, – твердо ответила Варя. – Когда это твой первый мужик в постели.

– Это чушь.

– Это слова Евы.

В голове Мирона наконец-то сложился пазл. Ева не чокнутая, не сумасшедшая, не сумасбродная. Она просто считает себя грязной. Этот урод в подростковом возрасте вбил ей в голову слово «шлюха». И теперь она в заточении собственных кошмаров, лишающих ее попытать свое счастье с другим мужчиной.

– Но ты говоришь, что на успокоительные она подсела три года назад.

– Да, – ответила Варя. – Совместная жизнь с Глебом ударила ее под дых. Отсутствие романтики, внимания, гулянок, постоянные ссоры на фоне бытовых проблем. Все это ее потрепало. Она начала потихоньку сходить с ума, и я это видела. Она начала пить. Каждый день. Потом тяга к эмоциям, которые исчезли. А уже после таблетки.

Мирон бы никогда не подумал, что такая, как Ева, могла падать в колени такому подлецу. Он даже представить не мог, что та когда-то была покладистой, не знающей плохого слова. Прощение, дарующееся людям один раз, тоже должно быть с умом. А она дала его тому, кто этого не заслуживал. Ева позволила вытереть об себя ноги, а теперь отрывалась, пытаясь это забыть. Заливала себя алкоголем, приглушала таблетками, но при этом тянулась к опасности, которая еще держала ее на плаву. Она хотела чувствовать, но не всеми силами, боясь, что агрессия победит.

– Она убьет его… – прошептал Мирон самому себе.

– Да, – тихо ответила Варя. – Если прекратит пить успокоительные.

– Но если не прекратит, она убьет себя.

– Какой бы сукой Ева не была, она всегда предпочтет смерть себе, нежели чем кому-то из близких.

Они оба замолчали, осознавая безысходность девушки, которая собственноручно предопределила себе свою судьбу. Пока Варя сожалела о взятых деньгах, за которые продала Еву, Мирон уже знал свой следующий шаг. Он принял решение, которое убьет в Еве последнюю нервную клетку. Но именно ее отсутствие станет путем к выздоровлению.