Кто не знает братца Кролика!

– Ну, милый Дон Жуан! На такую глупость как страсть, могу даже я попасться!

– Он, скорее, Казанова! – вставляю рассеянно.

– Нет, нет! – бурно протестует Зимовский, радуясь возможности пройтись по классике жанра. – Поведение Казановы – голый расчет коллекционера: пришпиливает в альбом красавиц, точно бабочек. Итальяшка исключительно пуст! Господь, в конце концов, возмущен подобным цинизмом – и вот наказание пакостнику: пошлейшая и безобразная старость! Дон Жуан не представляет собой подобную арифметическую машинку. Напротив, друзья мои, вся сила его – в великой искренности вожделения. О, женщины чувствуют подобную искренность всеми порами кожи! Дон Жуан желает по-настоящему. Причем всякий раз, как последний! Награда: великолепная смерть!

У Николая поразительное чувство времени. Бармен не прибегает к часам. В двадцать один ноль-ноль актера сдергивает с эмпирических небес все тот же ненавистный им «ящик».

При виде глинистой Сунжи вновь впадаю в прострацию. Где сейчас упертый мой предок? На какой исцарапанной, облепленной мешками БМП, которая разве что от рогатки может спасти?

– Боже мой, а у меня голова совсем другим забита! – внезапно прозрел Киже. И ужасается собственным шорам: – По сравнению с тем, что творится, глупо бегать за бабой…

Портос взорвался, словно кумулятивная граната. Набрасывается на него самым ожесточенным образом:

– Какое невежество! Какое поистине детское непонимание! Да как вы смеете то, на чем всегда будет держаться мир, припечатывать словом «глупо»? Вы лепечете «глупо» в отношении Шекспира и Данте? Оставьте свое кощунственное поношение! Мы только что рассуждали о единственно великом! К черту войну – она всегда завершается: победой или поражением – какая разница! К дьяволу потрескавшийся по швам рубль! Безработицу, холод, голод – к чертям собачьим! Одно непререкаемо: обладание женщиной на батарее в парадной. Швыряйте в меня даже не камни, а целые монолиты с египетских пирамид, если я не сказал правду! Жгите, топите, тащите на крест.

– Сам понимаю – психическая болезнь! – уныло твердит Киже.

Обвинитель согласен. Но есть и слова утешения:

– Поверьте, лучше этим забивать голову! Один мой товарищ, доктор филологии, отец семейства и всяческий лауреат, вколотил в свою рак собственного желудка. Теперь равнодушен даже к котировкам валют! Постоянно взвешивается, зеркало оккупировал, а главное, всякий раз в конце разговора прощается навсегда. Убеждать его, что существует такая мелкая вещица как «плод воображения», – самое утомительное из занятий. Вот теперь представьте, каково прожить еще лет пятьдесят, поливая грязью врачей, которые с похвальной регулярностью строчат один и тот же диагноз: клиника имени Кащенко! Хорошенькая перспектива? Так что лелейте свои безнадежные планы, молодой человек! Изощряйтесь в эротических фантазиях! Мечтайте завалить возлюбленную хоть на угле в кочегарке! Бьен?

Младший раскромсал чудовищно тупым ножом батон: глотает его, словно карась наживку.

– Сейчас направлюсь к Адке! – сообщает. – Чудесная девочка!

– И чем же она чудесна?

– Курит индейскую трубку! Не ароматизаторы, а настоящую коноплю!

Монтекки и Капулетти нашли друг друга. Все для парочки сводится к тому, чтобы добыть «балдеж»: любую дрянь готовы попробовать! Уписывая булку за обе щеки, мой баран повествует – у возлюбленной на старинном комоде прописан фарфоровый китаец с качающейся головой:

– Стоит подуть – у китаезы тоже сносит крышу! – Вот и все впечатления. Правда, лирике находится место: – Адка – классный дизайнер. За пять минут экибану создаст – закачаешься. Последнюю приготовила из ветки, двух шишек, еловой хвои и презерватива. Ее какой-то японец учил, настоящий «сэнсей». И, вообще – не жадная. Вот только с братцем часто ругается. Кстати, ты его разыскал?

Ах вы невинные глазки!

– Не прыгайте на диване! Не плещитесь в ванной. Мне плевать на вашу «дурь», но не оставляйте гадость на виду, потому что мать плачет. И, вообще, что ты без толку болтаешься!

– А ты с толком?! – восклицает младшенький, смешивая рукавами разводы чая и крошки, которыми щедро посыпан столик. Вновь в нем пускает корни снисходительность, которая так меня бесит. Далее следует программное заявление: – Я никому не мешаю. Что касается платка, сама за шкаф полезла. Что ей было там делать? Не убивалась бы потом! Нет, сунулась! Заметь, ей это нужно.

– Что нужно?

– Ну, поплакать, себя пожалеть. Она ведь не может, чтобы не пострадать, – а причина найдется. У любого человека всяких скелетов навалом! Матушке порыдать захотелось, вот и нагрянула. Старый трюк! Скажи, отчего ей не сидится на даче с хахалем? Живи – не хочу, не то что с папашей. Ты не задумывался над тем, почему люди являются, когда их не ждут? Возвращаются мужья из командировок, ну и прочее. И ведь железно знают: есть в кроватях у жен любовники, и таблетки за шкафом. Но лезут. Это – чтобы самим пострадать. Да плевать мне на ее страдания! – совершенно искренне продолжает. – Пусть притаскивается, когда ее об этом не просят. Она обязательно что-нибудь найдет. Главное – захотеть!

Всласть насвинячив на кухне, он двигает ходули к выходу. Джинсы – сплошные винные разводы, даже на мосластой, как у верблюда, заднице – впечатляющее пятно. Что касается свитера – в нем не только спят, но и принимают редкие ванны. В прихожей брат стаскивает с трюмо вонючий рюкзачок, в котором уже полгода похоронена «Игра в бисер» Гессе. И прежде чем милостиво позволить мне закрыть за его высочеством трижды проклятые замки, советует: