Они выбрали ночь

Юноша заметил совсем молодую девушку, испуганно отшатнувшуюся от двух веселых и сильно пьяных солдат. На его лице загорелась довольная улыбка. Слишком легкая и удачная жертва, – пронеслась в голове юноши мимолетная мысль.

Невил шмыгнул носом и выжидательной походкой, словно крадущийся зверь, направился следом.

Он был не вполне успешным и молодым вором. Потеряв семью, юноша слишком рано попал на улицу и, хотя учился своему ремеслу у одноглазого Таша, проявлению должного мастерства все время мешали какие-нибудь непредвиденные обстоятельства.

Однажды, Невил попытался утащить у одного подвыпившего офицера дорогой мушкет, но оружие, выпав из рук незадачливого вора, попало в отхожую яму. А был случай: юношу чуть не придавило мешками с мукой, когда он попробовал завладеть достаточно крупным барышом заезжего мельника.

Невил не любил вспоминать прошлые неудачи. На этот раз у него все получится, – убеждал он себя. Не может не получиться. Предвкушая скорую победу, Невил потер руки. Таш наверняка будет гордиться им, когда увидит в руке юноши пригоршню золотых.

Невил не сомневался в успехе. Девушка была одета слишком хорошо для простолюдинки, а то отвращение, с которым она взирала на веселящихся жителей Прентвиля, лишний раз подтверждая тот факт, что данная особа, изысканная неженка и не слишком часто выходит на улицы в одиночестве. Да и к чему, собственно говоря, в такое время скрывать лицо полупрозрачной вуалью, если не хочешь утаить свое высокое положение от косых взглядов в столь неблагочестивом месте.

'Только бы не перехватили Ночные псы', – не спуская с девушки глаз, подумал Невил. Но грабители, словно чувствуя опасения юного вора, обходили девушку стороной, не обращая на нее никакого внимания.

Дождавшись, когда жертва свернет в один из переулков, Невил последовал за ней. В нос ударил отпугивающий запах гнили. Юноша, осторожно прижавшись к стене, и чтобы не закашлять, зажал рот рукой.

Зачем эта молодая особа устремилась в столь отвратительное место, он не знал, но в душе возникло странное беспокойство.

Невил боялся в жизни лишь двух вещей – ходячих покойников и огромной тучи диких пчел. Правда, ни тех, ни других, он за свою короткую жизнь так и не встретил.

Мрак окружил вора, заставив того испуганно выставить перед собой руки. Почувствовав нарастающий страх, Невил все-таки продолжил движение.

Где-то в темноте послышались тихие шаги. Крохотные каблучки, словно спасительный знак разрушили тьму. Невил вынырнул из непроницаемой пелены настолько стремительно и внезапно, что едва удержался на ногах. Тусклый свет далеких окон вырвал из пустоты лоскуток старого заброшенного проулка. Возле слегка покосившегося, разрушенного дома, прямо напротив остова стены, стояла его жертва. Не пытаясь понять, в чем дело – юноша шмыгнул за лежащую поблизости кучу хлама и притаился.

Луна с чванливой ухмылкой наблюдала за неопытным воришкой. Возле стены послышался шорох. Невил почувствовал, как ритмично бьется его сердце.

'Что эта чертовка там делает?'

Юноша осторожно выглянул из-за укрытия и, разинув рот, замер на месте. Склонившись возле полуразрушенной стены, девушка аккуратно откладывала в сторону камни.

Все казалось слишком таинственным, чтобы предугадать смысл происходящего. Но в тот момент Невил был увлечен слежкой и не уделял внимания сложным размышлениям. Его взгляд приковала небольшая дамская сумочка, которую девушка небрежно откинула в сторону.

Невероятная удача не могла оказаться дешевой фикцией. Воришка стал осторожно ползти вперед.

Прекрасный шанс, который нельзя упустить. Другой такой возможности у него точно не будет!

Осторожно, стараясь не издавать ни малейшего шороха, он подкрался к девушке. Протянул руку. Пальцы предательски задрожали, словно он пытался дотронуться до холодного безжизненного тела. Невил старался не думать о страхе, внезапно сковавшем его. На лбу выступил пот, но он небрежно смахнул пару капель и вновь потянулся к заветной сумке.

Рука дернулась. Невил задержал дыхание.

'Сейчас ни в коем случае нельзя проколоться'.

Сердце готовое вот-вот вырваться из груди колотилось в бешеном ритме. Юноша попытался успокоиться и совладать с нервами.

На мгновение девушка остановилась, отложила в сторону очередной камень и прислушалась к тишине.

Невил замер на месте, растворившись в пустоте ночи.

 'Ни единого шороха. Что ее встревожило?'

Старясь как можно ниже пригнуться к земле, вор осторожно убрал руку и стал ждать.

Девушка внимательно посмотрела на полуразрушенные крыши соседних домов и продолжила свое странное занятие.

Вор облегченно вздохнул.

 'Не заметила!'

Рука в очередной раз потянулась к сумке. Пальцы ловко подцепили кожаную ручку, и осторожно приподняв сумку, потянули… Но…

Девушка резко обернулась.

Невил отпрыгнул, словно испуганная мышь.

Сейчас нужно было бежать – мгновенно исчезнув в темноте, выскочить на Ремесленную улицу и затеряться среди хитрых переулков. Только существовало одно 'но': девушка крепко держала вторую ручку. Сумка повисла в воздухе как неделимый приз, между старым и новым хозяином, требуя немедленно определить единственного обладателя.

Невил поднял взгляд – вуаль, скрывающая лицо жертвы, нехотя пала вниз.

5

– Слишком молодой и слишком рьяный. Так я и думал, что вам юноша обязательно надо будет влезть в какую-то немыслимую историю, – бурча себе под нос, старший инспектор Риджи Ла Руф все же пустил констебля в свою, более чем скромную, обитель.

По-старчески кряхтя и неуклюже придерживая обмотанный вокруг пояса теплый плед, пожилой служитель закона, заметно улыбнулся:

– Знаю, знаю. Это очень важное дело. Иначе, вы никогда не посмели бы поднять меня среди ночи, друг мой.

Не смея возражать наставнику, Джинкс беспрекословно последовал за ним.

Он был именно таким: старым, уставшим от постоянных тревог и беспокойства стариком, с проникновенным усердием, изучающим любое, даже самое простое и предсказуемое дело. За долгие годы службы Ла Руф выработал иммунитет на глупых и недальновидных начальников, и не выносил вычурного подхалимства. Может именно поэтому, он в тайне симпатизировал молодому, но излишне дотошному констеблю, который только постигал азы розыскного искусства.

Не обладая выдающейся внешностью, слегка полноватый и достаточно низкорослый старший инспектор, походил сейчас на ощетинившуюся морскую выдру, которая ни как не могла понять, кто посмел потревожить ее спокойствие.

Поставив подсвечник на стол Ла Руф сел в кресло и указал на соседнее констеблю. Джинкс молча подчинился.

– Ну, так поведайте мне о вашем неотложном деле? Ну-ну, смелее…

Инспектор смущенно кашлянул в кулак, начал:

– Происшествие на улице Откровений. Умер возница Ларкис Фрит. Ничего особенного. Заключили, что сердце не выдержало, хотя сам не стар. Серьезных болезней не имел. Никакого насилия, ни следа.

– Но?

Ла Руф прищурившись, уставился на ночного гостя.

– Вы правы, наставник. Есть одно обстоятельство… Все, как бы это выразиться, слишком предсказуемо. И прямолинейно.

– Думаешь, этот возница перешел кому-нибудь дорогу? И коварные убийцы подсыпали обычному извозчику яд, вместо того, чтобы просто тюкнуть его ржавой кочергой по темечку…

Джинкс заметил в голосе старшего инспектора нарастающую иронию и, не согласившись, покачал головой.

– Нет, совсем не так. Я разговаривал со Смотрителем: у Ларкиса Фрита, насколько ему известно, не было врагов. Да и не в этом дело, мистер Ла Руф. Я говорю о другой составляющей преступления.

– Что? – на лице наставника возникло изумление.

– Я говорю, о чем-то потустороннем. Мистическом… не знаю, как точно это называть. – Констебль смутился, но все-таки договорил: – Все в этой смерти говорит именно о неком необъяснимом факте. Словно убийство без следов, потому как их и быть не может.

Задумчиво почесав подбородок, Ла Руф одарил юного инспектора пристальным взглядом.

– Вы это серьезно, мой друг?

В ответ, тот вынул из кармана иссиня-черное воронье перо и положил его на середину небольшого дубового стола. Старик обыденно покосился на возникший перед ним предмет.

– Это я нашел возле кэба? И еще брат покойного… Его слова о тьме и проклятье, не выходят у меня из головы!

– Всего-то? – кажется, данная тирада нисколько не удивила старшего инспектора.

– Простите, но я не совсем понимаю вашей иронии? Вы считаете все мои слова предрассудком? – поразился Джинкс. Ему-то казалось, что здесь он найдет поддержку и понимание, а может случиться – Ла Руф подскажет ему нужную ниточку, которая сотрет все сомнения будничности вечерних событий. Но, к сожалению, наставник был непреклонен, не видя в рассказе своего подчиненного ничего не обычного. И наотрез отказывался верить в доводы инспектора.

Молчание нарушил его голос:

– Я часто сталкивался с подобным сомнением, а по причине чего, и заблуждением, мой юный друг. Поверьте мне: в жизни гораздо меньше непонятного и непознанного, чем может показаться на первый взгляд. – Ла Руф улыбнулся. – Но прошу вас, не повторяйте моих ошибок. Чтобы не произошло, не покупайтесь на пустой цирк, нашей, довольно предсказуемой и не такой уж таинственной жизни. Поверьте, у меня был подобный шрам, который я, к сожалению, не могу забыть до сих пор.

Не став уточнять, что именно хотел сказать старший инспектор, Джинкс поспешил откланяться и покинуть дом, который он столь опрометчиво, осмелился посетить в столь поздний час.

'Сон, это был всего лишь сон!'

Констебль, хоть убей, не хотел верить самому себе. И уж тем более произносить эти мысли вслух. Тогда, Ла Руф, уж точно принял бы его за безумца.

'Сон, это всего лишь сон!'

Ночной кошмар, который медленно но верно обретал реальность, не отпуская свою беспомощную жертву ни на секунду. И доказательство тому лежало у инспектора во внутреннем кармане жакета.

 6

Завтра по городу обязательно поползут нехорошие слухи, – подумал Шрам, и нервно облизывая ссохшиеся губы, быстро отошел от окна. Смерть молодой девушки всегда вызывала в напуганной толпе множество недомолвок и нелепых предположений:

' В Прентвиле появился новый душегуб!',

' Отрешенные вышли на охоту за пределы установленной границы!'.

Всеединый! Если бы они только знали, как далеки от истины.

Устало, переваливаясь с ноги на ногу, мастер подошел к верстаку и посмотрел на результат своего кропотливого труда. Деревянная фигурка маленького мальчика уныло болталась на темной шерстяной нити так, словно являлась каким-то новогодним украшением, а не проклятой расплатой за прежние грехи.

– Ты маленький проказник, как ты мучался, в моих руках… – обратился к фигуре Шрам и застыл в ожидании ответа.

Игрушка оставила слова убийцы без ответа. Старый мастер осторожно провел по нежной детской шейке, где виднелись едва заметные кровавые полосы, аккуратно нарисованные багряной краской. Убийца помнил каждое движение, каждый взмах зловещего ножа. Сотая жертва. Самая сложная – а потому и самая любимая. Улыбнувшись, Шрам представил себя в профессорской мантии среди множества белых, гремящих костями скелетов. Его умению убивать могла бы позавидовать сама смерть.

Только теперь от кровавого ремесла не осталось и следа, и только все еще крепкие руки, осторожно обхватывая поделочный нож, дрожали в нервном возбуждении.

Сердце заколотилось в невероятном ритме. Виски застучали, и мастер, отступив назад, обхватил голову и тяжело повалился на стул. Незримой нитью, связывающей его с прошлым – были лишь эти фигуры и редкие воспоминания, иногда посещавшие изможденное сознание.

Много раз Шрам пытался лишить себя жизни. Так просто и без особых изысков: петлю на шею или лезвием по предплечью, но… Работа была не окончена, а значит – умирать было рано.

Убийца затравленно покосился на бесчисленное множество фигур. Они словно смеялись над своим измученным хозяином, который давным-давно отнял у них самое ценное в этом мире.

Внезапно, игрушки закружились в призрачном хороводе, и по комнате разнесся злорадный смех сотни непохожих друг на дружку голосов. Немыслимый танец возник вокруг мастера, проклиная и унижая его.

Шрам хватался за длинные веревки, на которых болтались игрушки – ему катастрофически не хватало воздуха.

Запутавшись, он попытался разорвать неожиданно сдавившую шею рубаху. Если бы он точно знал, что последний глоток воздуха сейчас раствориться в пустоте и глаза закроет сумрачная пелена, то ни за что на свете не стал бы сопротивляться. Но это были всего-навсего страдания....

В этот миг ставни окна распахнулись, и во мраке ночи, мелькнуло темное крыло. Нарушая тишину, с улицы раздалось пронзительное карканье.

На лице мастера застыл ужас.

Завывая волком, Шрам выскочил наружу – тусклый свет масленой лампы остался за спиной, а впереди его встретила кромешная тьма.

Перед глазами, словно из-под земли вырастали невысокие кряжистые дома, которые походили на уродливых карликов. С немым пренебрежением, они внимательно наблюдали пустыми окнами за хромым безумцем, убегающим от собственной тени.

Не понимая, куда несут его ноги, бывший убийца, задыхаясь, продолжал устало семенить по дороге, в отчаянье цепляясь за кирпичную кладь домов.

Скрытая сумраком улица путала дороги, которые разбегаясь в разные стороны, прятались в подворотне и терялись в многочисленных городских тупиках.

Но Шрама не пугала ночь. Он уже давно забыл, что такое дневной свет, и темнота с радостью заключила своего старого знакомого в крепкие объятия.

Когда-то, выслеживая очередную жертву, он, растворяясь в пустоте, становился с ней единым целым, чувствуя всем телом каждую крупинку коварного мрака. Сейчас, напротив, тьма пугала его.

Сбегая по длинной крутой лестнице, Шрам спотыкнувшись, покатился кубарем вниз.

Встал. Отряхнулся. Ужасно болела нога, но его это не заботило. Неведомая сила как искусный кукловод вела свою игрушку к неизвестной цели, словно сейчас он был той самой деревянной фигуркой – и кто-то умело дергал его за неведомые нити.

За спиной осталась Печальная площадь и Скорбная гавань, а впереди поджидая невинную жертву, начинался квартал Отрешенных. Хотя никто не осмеливался называть эту часть города вслух. За спиной послышался шепот сотни голос, словно кто-то тихо обсуждал несчастного пленника мрачных трущоб.

Шрам возвращался туда, где прошла его юность.

– Пошел прочь, грязный ублюдок! – ударив непрошеного гостя в живот, здоровяк оттолкнул его в сторону.

Мастер бросил на него быстрый взгляд.

Обычный шулер. Ретивый, но очень глупый, да ко всему прочему и настоящий трус. Шрам видел таких насквозь. Чтобы с ловкостью фокусника блефовать за игральным столом, нужно гораздо больше, чем напор и присущая этому дерзкому простаку, наглость. Раньше он с легкостью бы сломал ему шею – даже не поморщившись – лишь за один косой взгляд, неосторожно брошенный в его сторону. Позже, мастер-убийца, конечно, стал более осмотрительным и в сложившейся ситуации проучил бы наглеца. А сейчас, Шрам только удосужил его острого взгляда…

Отскочив в сторону, мастер растолкал вульгарных девиц, которые явно не были довольны столь низкой клиентурой, а потому 'раскудахтались' не хуже опытных товарок. Их бывший убийца тоже видел в числе своих жертв.

Миновав мост Отчаянья, душегуб оказался в одном темном проулке, который откликнулся в памяти немой болью. Именно здесь он впервые познал вкус убийства; и именно здесь, сегодня кричала девушка, попавшая в руки неумелого воришки.

Отдышавшись, Шрам осторожно сел на землю. Холодный камень казалось, горел, обжигая уставшее тело – но встать на ноги так и не смог. Осторожно коснувшись раскаленной поверхности, он мгновенно одернул руку – под ладонью зловеще красовалось огромное кровавое пятно. Впервые в жизни он испугался багряного цвета, будто его застали на месте преступления.

Перед глазами поплыли белые круги, и Шрам не сразу заметил, что в глухой, пропахшей нечистотами подворотне, он был не один. Неподалеку, у крутого моста, мастер узрел сгорбленный человеческий силуэт. Трудно было различить, кто склонился над бездыханным телом, но Шраму не нужно было доверять своим глазам – остальные чувства работали безотказно; также как и много лет назад.

Только сейчас он понял: зачем оказался именно здесь. Почему внезапное безумство привело его в эту часть города, на место недавнего неумелого убийства. Шрам оплошал. Ошибся так сильно, как не ошибался до этого никогда.

Неумелый воришка не был убийцей, нет – только не он. В голове мастера, словно отголосок прошлого, возникли призрачные фигуры, открыв ему весь ужас, произошедших здесь событий. Зажмурившись, он ощутил, как тело бьет мелкая дрожь. Булыжники мостовой еще минуту назад источающее тепло, сейчас казались холоднее льда.

– Уйди прочь, Проклятый. Ты совсем некстати появился в этом месте. Ни ты, ни этот сопляк, – произнес молодой женский голос.

По жилам напуганного до смерти убийцы, разлился зловещий мороз. Приятные нотки голоса незнакомки, показались Шраму мертвой мелодией, будто с ним разговаривала не молодая девушка, а восставшая из небытия колдунья, познавшая изнанку мира.

– Я здесь не по своей воле, – выдавил он из себя.

На лице девушки возникло удивление – хотя об этом Шрам мог только догадываться.

– Мне это не интересно, Проклятый.

Лицо девушки озарилось голубым призрачным светом, осветив пустые, будто окрашенные мелом щеки и лоб. Мастер не смог разглядеть даже глаз, потому как их просто не было.

– Иди вон, Проклятый. Иначе я не посмотрю на твою черную, словно смоль душонку!

Не понимая, кто сейчас разговаривает с ним, мастер молча повиновался, ощутив исходящую от девушки силу.

Она была ни призраком, ни восставшим из небытия мертвецом. От нее веяло тысячью тысяч не упокоенных душ и сотней, а может быть даже дясяти сотен прожитых лет. Шрам знал это наверняка.

Бросив последний взгляд на бездыханное тело юного воришки, мастер покорно приклонил колено и почувствовал, как кружиться его голова. Рядом с телом виднелись следы, совсем крохотных ног…

Мгновение спустя мастер находился в окружение своих деревянных кукол. Сердце сдавленно стучало в груди, пытаясь в отчаянье вырваться наружу. На лице каждой из его поделок красовалась злорадная улыбка, а ужас и страх, которые с такой тщательностью вырезал бывший убийца, ушли в небытие.

Шрам тяжело вздохнул и положил нож на стол. Ему могло показаться – но, видимо, он так не выполнил возложенную на него миссию. Смерть пришла в город раньше, чем он успел создать свою бесчисленную коллекцию игрушек.

Устало стерев со лба внезапно выступивший пот, Шрам впервые в жизни пожалел, что совершил такое количество изысканных убийств.

Куклы продолжали весело смотреть на умельца, всем своим видом уничтожая в нем последнюю надежду на спасение.

2. глава – Городские сплетни.

В этом холодном темном месте, человеческие тела последний раз ощущали на себе всю бренность и скоротечность грешной жизни, отправляясь в далекий неизведанный путь. Мрачные стены давили своей серостью, а комнаты казались низкими и безжизненными, что впрочем, было вполне понятно – место не для живых. Поэтому, даже угрюмые, но не лишенные чувства юмора доктора казались только гостями в этом затхлом хранилище бесполезных человеческих оболочек.

Прямо у входа в узкий коридор стоял небольшой письменный стол, на котором деловито расположился толстенный журнал с учетными записями всех усопших, коим 'посчастливилось' пройти через острый нож врачебных виртуозов.

Мистер Форсберг, недовольно поморщившись от внезапно накатившего помутнения, все же сдержался и учтиво поклонившись, спросил:

– Могу я узнать, проводилось ли вскрытие Ларкиса Фрита? Его привезли сегодня, около полуночи с улицы Откровения.

Бледная молодая студентка, завидев на лацкане пиджака знак констебля, радостно заулыбалась и сделала свет масляной лампы сильнее, так что стало видно, как ее щеки налились пунцовым оттенком. Пару секунд, она с интересом пожирала глазами молодого человека, и только потом, отвела взгляд и уткнулась в изрезанную острым пером книгу.

Джинкс наблюдал за юной особой и не мог понять: зачем хрупкой симпатичной девушке работать в столь отвратительном и не совсем благочестивом месте, где людям, пускай и почившим с миром, без всякого сожаления и с детской непосредственностью, вскрывались черепа и выпускались наружу кишки. От подобных мыслей инспектора вновь замутило, и он в очередной раз удержал напор того мерзкого осадка, который столь рьяно бурлил в его животе.

– Так вы говорите: Ларкис Фрит? – видимо, поддерживая разговор, уточнила девушка.

Констебль сдержано кивнул, всем видом показывая, что ему не нужна пустая болтовня.

– Сейчас, сейчас…– не унималась красотка.

Ее палец быстро пробежал по ровным строчкам. Пожав плечами, она подняла взгляд на служителя закона, разочаровано захлопав глазками.

– Наверное, он еще на вскрытие… Доктор Харк Монсфрит не любит задерживаться допоздна. И бывает, что тех, кого привезли ночью, он начинает вскрывать только с утра.

– Судебный врач боится темноты? – ухмыльнулся Джинкс и тут же добавил: – Он, по-видимому, еще слишком молод для подобной работы?

– Ну что вы? Доктор Монсфрит старейший специалист…

В глазах девушки отразилось неподдельное уважение, отчего Джинксу стало стыдно за свои достаточно скорые, и как оказалось, ошибочные выводы.

– Только скажу вам одно… – слегка приподнявшись и приблизившись к констеблю, шепотом произнесла красотка. – Вы правы. Какой-то он все-таки странный. Не от мира сего.

– Вот как?

Джинкс заметил в глазах девушки некое беспокойство.

– Да, мистер инспектор, странный он. Очень странный.

Из глубины коридора послышался протяжный скрежещущий звук и сильный хлопок двери. Помощница как ошпаренная отскочила назад и испуганно прикрыла рот руками.

– Ну, кто там еще, Ирби? Опять эти, Кронос их побери, слюнявые родственнички?! – раздался из темноты старый дребезжащий голос.

Мистер Форсберг, загадочно улыбнувшись, с интересом посмотрел в пустоту, откуда донесся недовольный возглас доктора. Затем его взгляд перешел на напуганную студентку. Прижав указательный палец к губам, инспектор подмигнул ей и пошел на голос.

Неординарные, а стало быть, загадочные и непредсказуемые люди – всегда интересовали молодого инспектора. Еще с институтской скамьи он усвоил, что именно они могут дать наиболее полную и ценную информацию для размышления. К тому же – именно они в состоянии, с легкостью, присущей малому несмышленому ребенку, направить на путь истины. Хотя с такой же непосредственностью они способны пустить и по ложному следу, отчего подобный разговор становится приятен вдвойне.

Смело шагнув в полумрак коридора, откуда доносился острый запах спирта и еще множеств неведомых ему лекарств, Джинкс ощутил в ногах легкую дрожь. В кармане огнем горело иссиня-черное воронье перо. Но отчего-то мистер Форсберг был уверен, что доктор Монсфрит прольет свет не только на загадочную смерть Ларкиса Фрита, но и на другие необъяснимые моменты, произошедшие в Прентвиле этой ночью.

Подойдя к двери, констебль почувствовал рядом с собой чье-то незримое присутствие, но, не обратив на тревожные ощущения особого внимания, потянул за ручку.

 2

Мистер Форсберг с детства ненавидел покойников, и сколь часто не пересекала его жизнь с этим странным явлением, прозванным в народе – смертью, инспектор никак не мог привыкнуть к холодным, застывшим в нелепой позе телам. Может быть, именно поэтому, когда он попал в кабинет доктора Монсфрита, по странному стечению обстоятельств, помимо яркого света, ему в глаза брызнул еще и настоящий фонтан крови.

Едва удержавшись на ногах, констебль отскочил в сторону, наткнувшись спиной на стеклянный стеллаж. Сверху, словно гром среди ясного неба, полетели огромные банки с человеческими внутренностями, погруженными в жидкость.

– Какого демона, раздери тебя грехи! – проревел доктор.

Еще миг, и Джинкс, не выдержав, сплоховал и потерял сознание – но тяжелый бас Монсфрита живо привел его в чувство, заставив удержаться на ногах. Ловко подхватив одной рукой несколько банок, инспектор стал нервно копаться в кармане, пытаясь найти самый свежий и самый чистый платок, и немедля избавиться от темного пятна крови.

– Я спрашиваю: что за проклятый Минос принес вас сюда?! – с еще большим раздражением в голосе повторил доктор. В окровавленном халате, и с тонким хирургическим ножом в руке, он походил на заправского убийцу, который готов резать кого угодно в свое удовольствие.

– Разрешите представиться, констебль Форсберг, – пережив подобное потрясение, тихо произнес Джинкс, вытирая платком окровавленное лицо.

– Да по мне хоть призрак лысый! Какого, вы здесь делаете?! А? – продолжил возмущаться доктор.