– Да нет же! Но нам ничего иного уже не оставалось! И ради всего святого, Дитя, не нужно так шуметь! Мы же не в казарме! —
Конечно, это Нити! Она ковыляет к нам, прихрамывая и шаркая ногами. Все в тех же вчерашних шлепанцах. Во что они меня втягивают?! … А ведь вчера так хорошо все начиналось!
– Что? Нити, как это понимать? – Говорю я, забирая свою курительную трубку из руки Эльми.
– Мы переадресовали… э-э… перенаправили всю мощь и злобу Нижних Миров на Империю Теодора. – Говорит Ниэтель. – Он, как ты помнишь, мечтал о внешних врагах! Меня эта идея занять его любимым развлечением сильных мужчин посетила еще тогда, у него в дирижабле… Теперь какое-то время, пока он их не истребит под ноль, ему будет не до нас! А там … – Она делает многозначительную паузу и разводит руками. – Мы конкретно с ним не воюем! Но наших врагов натравили на него. Точнее, даже и не натравили, а… просто открыли Нижним то, что есть некая дивная страна, где все возможно. Как говорится, «слили инфу!» Ну и как туда попасть… И по прежнему делаем вид, что мы его друзья! Вот так! —
Я стою, тупо глядя сквозь людей на линии моего зрения и никак не могу поверить в то, что уже проснулась!
– А ничего, что я в той дивной стране теперь Верховный Канцлер? – Мямлю я тихо и обреченно. Но тут Нити говорит.
– Это ничего! Тео с ними либо разберется, либо… поладит. В любом случае он выпустит пар и временно забудет о том, что ломать собственное прошлое – это… как бы сказать, даже не самоубийство, а самоубийство с отягчающими… Стол накрыт на веранде, в саду. – Говорит она. – Так что собирайтесь все, и пойдем обсудим… это все там. Там прохладнее! —
Алессандро остается в моей комнате навести порядок. Быстренько убирает засохший стакан с мухой, крошки, пустую бутылку и исчезает в недрах усадьбы. А мы неспеша движемся вслед за Нити туда, куда она нас ведет. Однако, впереди всех почему-то идет не она, а Тали.
В самом конце коридора, рядом с дверями в туалет, стоит молодой слуга, который со мной вчера разговаривал во дворе, когда я нечаянно туда вышла. Он ожидает нас. И когда мы все подходим к нему, Ниэтель обращается к нему на итальянском.
– Ignoceo, ci porta nel giardino! (Игносио, выводи нас в сад!) —
Игносио прислоняет руки к ажурному гобелену, закрепленному прямо на стене, и… гобелен исчезает. Вместо него появляется почти квадратный проход, радужный, переливающийся, со скругленными углами, и Тали входит в него первой. Ниэтель стоит рядом со мной и Эльмуальдом и говорит.
– Яна, дорогая, поспеши. Потому что проводник тратит очень много сил на поддержание портала. Эльми, … давай, не ссы! – Добавляет она абсолютно ровным тоном. И толкает внезапно вспотевшего Эльмуальда в этот, не знаю даже как это назвать? … В портал. Эльми исчезает, а вслед за ним туда шагает и Нити, крепко сжимая мою руку. Я делаю шаг вслед за ней и мгновенно оказываюсь в… заснеженном саду. Я ступаю в шлепанцах по снегу, которого сантиметров пять, и не могу поверить своим глазам. И тут же вспоминаю сцену из какого-то древнего фильма, в котором две бабы дрались на мечах в японском саду, и одна другой снесла начисто макушку со скальпом. «Все же мне определенно нравится ее Безвозвратный Период!» – Думаю про Ниэтель, наблюдая за тем, как на снегу бежево-коричневого оттенка сидят две огромные бабочки.
– Мы в… параллельном … – Начинаю я, но Нити меня прерывает.
– Нет, дорогая, в смежном миру. Если проводить геометрическую аналогию, то все смежные миры скорее перпендикулярны друг другу, а не параллельны! Собственно, этот мир просто продолжение моей усадьбы в Ницце. Здесь все такое же, как и у нас на родине, даже топография местности практически такая же, но точка замерзания воды смещена на двадцать пять градусов в плюс. И поэтому снег, конечно, не тает в то время как ты можешь гулять тут нагишом! —
Я оглядываюсь и вижу как Игносио захлопывает за собой портал, присоединяясь к нам с нашей стороны. Нити мне говорит.
– Игносио – Проводник. Это очень редкий дар! Среди людей. —
Но я это понимаю уже и сама. И тут же вспоминаю, что знала таких же людей раньше!
– Расскажи о том как это происходит! – Говорю я Нити, пока мы неспешно шагаем по теплому снегу. Нити кивает куда-то вперед и говорит мне.
– Тебе расскажет физику процесса вон тот молодой мальчишка! – Сказала мне Нити и мило улыбнулась.
Я смотрю в направлении ее кивка и замечаю, что метрах в двухстах от нас, рядом с добротным бревенчатым срубом, отдаленно напоминающим мне раскольничий скит, сделан навес, и там две фигуры. Но кто они я пока не могу определить.
– Очень талантливый мальчишка! – Добавляет Нити.
– Нити, это все … – Я жестом показываю на окружающий нас мир в ярких бежево-голубых тонах.
– Красиво? – Спрашивает она.
– Да. Я никогда не сомневалась в изысканности твоих вкусов, но – говорю я ей, – я не об этом! —
Нити все понимает и говорит.
– А! Нет, это – не магия. Это физика. Просто есть масса вещей, очень похожих друг с другом по внешним признакам! Помнишь, в четырнадцатом веке за что сжигали на кострах? – И продолжает еще через несколько шагов. – Магия начинается там, где… э-э… Ты не забыла, о чем мы говорили вчера днем? —
– Конечно нет. – Отвечаю я. – О пространствах с нестационарными законами. —
– Да. Так вот. Когда законы видоизменяются под действием, точнее в связи с влиянием Кардинали, которая так сказать «держит» весь этот мир, то это, очевидно только физика. Никакая не магия. А вот гораздо ниже, там, где кардинали можно создавать и, стало быть, миры, с помощью лингвистических потенций, называемых заклинаниями, либо же с помощью определенных технологий, которые еще называются обрядами, вот там уже магия! То есть магия начинается там, где в физику вмешивается сознание. Причем, вмешивается напрямую и совершенно осознанно. Но это… отсюда функционально, не в пространственном понимании, а именно функционально очень далеко! Те миры отвратительны и жестоки! Я там бывала. – Она на секунду замерла, проваливаясь в собственные воспоминания, как в омут, и сказала. – Женское любопытство! … Вкупе с любознательностью исследователя! Мы сейчас примерно рядом с миром самайнов. Хоть и намного ближе к дому. Ты мне лучше вот что скажи. Тебе вчера Алессандро много поведал? —
Я понимаю, о чем речь, и говорю.
– Не много. Но достаточно, чтобы понимать проблему! И… Нити, как давно ты не выходила в Ортовремя? – Говорю я, припомнив свои странные ощущения этой ночью на пляже Ниццы. – Это не ты случайно работала надо мной вчера, когда я купалась в море? —
– Боже мой! Конечно же нет! – Восклицает Нити, и я замечаю в ее голосе неподдельную искренность. – Я по ночам только э-э… борюсь с бессонницей! С чего ты взяла? —
– Очень яркие, статичные образы. – Говорю я. – Это совершенно… хм-м? … Это же мой стиль работы! Очень похоже. Поэтому я и заметила! —
– Но… Значит это ты и есть. Навеяла сама себе. – Говорит Ниэтель. – И, кстати, что? —
Я от удивления даже останавливаюсь на секунду. Такое в самом деле возможно! Почему бы и нет? Выходишь к себе самой и… работаешь. Это если ты не хочешь, чтобы ты сама себя видела воочию! А я именно очень не люблю видеть себя саму вживую со стороны. Почему-то мне это всегда неприятно. Следует, однако, признать, что эффективность такой работы по внедрению весьма высока, поскольку, очевидно, дзета-совместимость максимальна! Психика-то одна и та же! … Либо есть еще вариант…
– Но есть еще вариант, – внезапно говорит Ниэтель, как будто прочитав мои мысли, – когда ты саму себя должна срочно предупредить… в какой-то момент своей истории… и при этом не хочешь, чтобы это… видели… слышали … —
И тут мы обе останавливаемся, смотрим друг на друга и синхронно шепчем.
– Алессандро! —
Все же, что ни говори, а организаторский талант – великое дело! Тут главное правильно определить приоритеты выполнения задач. И у талантливого руководителя это вообще не занимает ни времени, ни творческих ресурсов. Нити поворачивается в сторону Тали и говорит.
– Тали, бегом сюда! – Эмпат оборачивается к нам лицом и быстрым шагом идет в нашу сторону. Сразу же вслед за этим Нити смотрит на Игносио, который уже совсем рядом с нами и теперь уже говорит ему.
– Игносио, дорогой, возвращайся в дом и под любым благовидным предлогом пригласи Алессандро к нам. Он нам нужен здесь и сейчас! И это срочно! —
– Мне пробить портал прямо здесь? – Спрашивает Игносио.
– Да! – Говорит Нити. – Не нужно возвращаться в исходную точку и тратить время на… на прогулки по этому дивному, заснеженному, летнему саду! —
И пока Игносио занимается порталом Нити говорит нашему эмпату.
– Тали, дорогая, ты не замечаешь ничего странного в сегодняшнем поведении Савелии? —
– Конечно! – Отвечает Тали. – Но я ее не видела слишком долго. Я не знаю что теперь является для нее… э-э… странным? —
– Сколько по… То есть сколько времени в твоем потоке прошло с того момента как вы расстались? —
– Сложно сказать. – Говорит Тали. – Я пребывала в разных рукавах Великой Реки и даже в разных октантах! Но приблизительно лет около тридцати. Я ведь была у себя и в Обители. В той, которая в Юрском. На Земле время течет с другой скоростью. И еще много где. —
Нити молчит. А у меня с мыслями сегодня совсем как-то скудно! Потом Нити говорит, обращаясь ко мне.
– Яна, что ты ела и пила вчера и сегодня? —
– Только вино. – Говорю я. – А еды вообще никакой со вчерашнего ужина. —
– Да. Но ужинали мы вместе. – Говорит Нити. – Так что ужин не в счет. —
Потом она обращается к эмпату.
– Ты можешь снаружи определить, что находится у нее в крови? —
– Конечно! Я не буду ее вскрывать! – Отвечает Тали с улыбкой. – Это… Не сложно. Я еще там, в комнате определила состав. Но я полагала, что это в вине или в еде было намеренно, легально. —
– Что «это»? – Спрашивает Ниэтель.
– Полынь, чистотел и совсем чуток беладонны. – Говорит Тали. – А так же микродоза сложного органического вещества, которое в этом времени еще не синтезируется. Очень ядовитого. —
– Что?! —
– Дифторат 4-полифенола натрия. – Моментально произносит Тали. – Но это могло быть и в табаке, который она курит. Это абсолютный синтетик. В природе это вещество технологически появиться не может. Действует угнетающе на ЦНС… Почки, печень, зрение… Я подумала… раз она курит, то возможно, … это ее… кхм, … потребность? Дело в том, что этот полифенол – легкий наркотик. Наподобие некоторых зепамов. И он вызывает устойчивое, хоть и излечимое привыкание. Как и все зепамы! —
– Откуда ты это знаешь? – Спрашиваю я у Тали. А она смотрит на меня так, как мать на маленького ребенка. С какой-то любовью и жалостью, и говорит.
– У меня это в природе. А… А то, чего у меня нет в природе, я восполняла образованием. – Потом подумала и сказала. – В Ивановском Химтехе… Митресс меня туда отправляла в приказном порядке… в командировку! —
Я понимаю, что очень многое пропустила за миллион лет собственного потока. Пока жила в Ортовремени и была на службе в Конторе. А Нити все это знала. И никак не проговорилась ни разу за нашу долгую с ней… долгие отношения начальника и подчиненного.
– То есть, – говорит Ниэтель, – этот состав из трав и наркотика не был призван Яну отравить? —
– Кого? Саврика? – Спрашивает Тали.
– Саве… да, ее. —
– Да нет, конечно! – Восклицает эмпат. – Этот состав должен был по идее заставить ее проспать пару суток. Не меньше. И только! —
– Пару суток? – Переспрашиваю я.
– Ну, учитывая твои нынешние габариты … – Говорит Тали и улыбается. – Учитывая вес и привычку пить на ночь … —
– Тали, можно без намеков? —
– А, да! Конечно. Можно. Пару суток. Как я и сказала. И выпитый тобой на ночь алкоголь учетверил действие этого зепама и трав. – Сказала она. – Так что, да. Пару суток! —
– Нити, – говорю я, – какую подготовку – организаторскую или военную может провести Алессандро именно за пару суток? —
– Все, что угодно. – Спокойно ответила Ниэтель. – Если он нас предал, во что я категорически не хочу верить, то все, что угодно. И даже не за пару суток, а за гораздо меньший п… меньшее время. —
– Тогда я поставлю вопрос по другому. – Говорю я. – Что… Точнее, на что, на какую работу Алессандро может потребоваться такое время? —
Нити только качает головой. Понятно, что любой ответ или прогноз сейчас является просто гаданием на кофейной гуще. У нас слишком мало информации.
– Только на нечто глобальное! Но… Я не могу поверить, что он слинял! – Скрипит Нити и вздыхает.
В этот момент возвращается Игносио. В двух шагах от нас. Портал возникает резко и с хлопком, напоминающим хлопок от вскрытой бутылки Шампанского. «Разница атмосферных давлений, вероятно.» – Думаю я. Игносио протягивает Ниэтель какую-то бумагу и говорит.
– Его нигде нет. Это… эту записку мы нашли в его кабинете. Она – для вас! —
Нити берет у него бумагу, разворачивает и хочет прочесть, но, вероятно, очков для чтения у нее с собой нет. Поэтому она протягивает бумагу Тали и говорит.
– Прочти, милая! —
Тали разворачивает пергамент серого цвета и мы слышим высокий, нежный ее голос, читающий от имени Алессандро.
– «Дорогая, моя любимая Митресс!
Спасать мир людей, их цивилизацию, принося в жертву все остальные смежные миры, включая и мой родной дом, это то, чему я не могу дать определения! У вас, в вашем мире так поступали те, кто потом был объявлен вне закона, вне морали и даже вне времени. Это – фашизм.
Ты для меня все, все, что я имею, знаю и люблю! Ты заменила мне моих родителей и любила как родного сына, и мне этого не забыть. Но в настоящее время я не могу преступить те внутренние заповеди, которым ты же меня и учила!
Поэтому я ухожу. Я не уйду к врагу и не выдам секреты. Просто я больше не могу принимать участия в грядущем разрушении того, что я люблю. И видеть, наблюдать гибель существ, которые мне не менее дороги, чем и люди!
Я очень тебя люблю. И в такой же высокой мере проклинаю и ненавижу все то, что ты вознамерилась сделать! Слышишь? Ненавижу!
Твой Алессандро.
P.S. Передайте Савелии, что она мне глубоко противна в ее плохо
скрываемом стремлении к власти. И совершенно не оправдывает тех легенд о ней, на которых выросло не одно поколение самайнов! Пусть проспится!»
Число. Подпись. – Сказала Тали и умолкла.
Полагаю, и я, и Ниэтель, мы обе чувствовали себя совершенно одинаково. Как люди, только что выловленные дуршлагом из нужника. Алессандро искупал нас в таком отборнейшем дерьме, что… А самое поганое… самое обидное было в том, что он был стопроцентно прав!
Глава 5. Лис и другие
«Страх – это вера в плохое! Никогда не поддавайся ему!» Эти слова, сказанные одним плененным христианином своему товарищу, так же навечно обрученному с медными кандалами и прикованному к стене камеры пыток в одном из ходов подземелья, в стороне от арены Колизея… Эти слова были мною подслушаны в тот момент, когда я на минутку выходила первести дух. Из ортовремени в системное. Прямо у них в камере. Потому что мой костюм для перемещений в ортовремени герметичен. И на тот момент в нем закончился автономный кислород. Весь. Мне приходилось, как мы говорим, «выныривать» в системное время просто для того, чтобы хватить ртом побольше воздуха, отдышаться, и снова уйти в ортовремя. Вот и сейчас я уже во второй раз выходила к ним в камеру. Но они меня не видели. Да и не могли видеть. К этому моменту у них уже давным-давно отсутствовали их глаза. Второй узник почувствовал мое внезапное присутствие рядом и настороженно произнес «Кто здесь? Это опять ты, нечестивый Савл?» А я тогда, переведя дух, опять нырнула в ортовремя. Просто они не должны были общаться со мной вживую ни при каких обстоятельствах в том времени, которое пронизывает Историю. Я была там, у них в камере, с миссией по коррекции. И моей задачей было сказать именно этому пленнику некие слова. Не допустить пагубной хулы и не дать ему предать по слабости свою веру. Сразу скажу. Делала я это абсолютно незаконно. Согласно Эдикта о Конфессиональном Невмешательстве, существующем у нас в Конторе, никто не мог напрямую вмешиваться ни в какие религиозные вопросы. Это правило существовало задолго до того как я пришла туда на службу. Но христианка во мне говорила иное и всякий раз подвизала делать глупости и совершать ошибки. Вот и сейчас я сказала – «Не ругай Савла!» Я шепнула ему это в… в остатки его ушной раковины. Шепнула максимально тихо, ибо даже легчайшее дуновение в ортовремени могло отразиться ураганным ветром во времени системном, в том, в котором пребывали эти двое, и в том, в котором и созидается История Мира. «Не ругай его!» – Повторила я снова. – «Савл призван Господом Иисусом на служение Ему! Сейчас он, как и ты слеп, ибо потерял свои глаза от невыносимого сияния Славы Божьей, когда узрел воочию Христа! И сейчас Савла больше нет. Есть Павел. Он родился в руках Господних из той человеческой глины, что раньше именовалась Савлом. Теперь он Павел. Так его зовут. И ты вскоре встретишься с ним здесь, в столице. Как со своим братом!»
Я заглянула в его внезапно расширившиеся зрачки и поняла, что моя работа выполнена. Можно было уходить домой, в Оффтайм. Я приготовилась открыть лаз в «рукав», протянутый во времени и пространстве прямо из нашей Конторы внутрь этого жуткого места, но вместо этого внезапно остолбенела. Потому что меня саму ослепило сияние настолько мощное, что у меня самопроизвольно закрылись глаза. Однако, тот образ, который успел отразиться в моих глазных яблоках, был… он соответствовал… в общем, это был Ангел. Именно такой, какими мы их видим на изображениях. С той лишь разницей, что он вселял в меня одновременно неимоверный страх и трепет, парализуя меня целиком. Я не в силах была пошевелиться и даже дышать! И тогда я услышала некий язык, не похожий ни на один из тех, на которых говорят люди, но при этом очень понятный. Мне было сказано несколько кратких слов, но тот смысл, которые они в себе несли, мог бы быть вполне выражен только средствами небольшого рассказа! Настолько емкими были понятия, которые я услышала и которые мне почему-то были абсолютно доступны к пониманию. Если кратко, то смысл сказанного этим Посланником сводился к следующему.
– Христианские мученики – это вспаханное и засеянное поле Господа. Возделанное Им Самим. Это та Его пшеница, которую ни взращивать, ни тем более убирать вам, смертным, не дано! Никогда больше не вмешивайтесь в Промысел по вашей прихоти и исходя из ваших благих намерений. Поскольку ваши благие намерения по сути, не благи. Ибо вы не видите картину мира целиком. Ваши благие намерения не благи даже в вашем родном периоде истории, не говоря уже о прошлом, в котором вы не живете и которое вы не понимаете. Уходи и обо всем расскажи другим. Все ваши попытки по вмешательству в судьбы Свидетелей Христовых в дальнейшем будут мною безусловно пресекаться! – Голос Его умолк, но картинки, которые еще несколько мгновений посылались напрямую мне в мой мозг, они, эти картинки, не оставляли ни малейших сомнений в отношении истинности сказанного Посланником! И это было жутко. Потом исчез и сам Светлоликий Ангел, но напоследок я услышала еще. Эти слова были сказаны им на русском языке и совершенно без какого-либо акцента!
– Да. Страх – это вера в плохое. Вера в неизбежность наступления чего-то крайне для тебя нежелательного, неприятного или губительного. Как и сказал наш брат. Никогда не поддавайся страху! – И клянусь, в последнем предложении, сказанным мне Посланником, содержались нотки иронии! Я представила себя, беспомощную и перепуганную насмерть, стоящую в этом нелепом костюме для работы в ортовремени, в камере пыток, в Древнем Риме. За две тысячи лет до моего рождения и в пяти тысячах километров от моего родного дома… Немая сцена в театре абсурда! …Тогда мне стала понятна вся безнадежность того, что мы делали! Да, вероятно можно как-то влиять на Историю мира. Но… Но… Существовали силы, которые вершат все по своему. А ты… как раб у господина, довольствуешься лишь крохами той мощи и… той власти, которую тебе никогда не позволят иметь в объемах чуть больших наперстка!
Через час я была с подробным и очень покаянным докладом у Арти. Побывав до этого с отчетом у своего босса – Ниэтель Футон. Нити, вопреки моим ожиданиям, тогда не устроила мне разнос. Но лишь сказала, чтобы я начала думать головой, а не… Да. А вот шеф…
Меня отстранили от Коррекции и сослали в средневековую Европу наблюдателем. Должность, прямо скажем, самая ссыльная! Тогда мы вовсю искали некоего субъекта по имени Тессей. Тщательно затерявшегося во времени и идеально заметающего следы. Для командира «семерки» такое положение означало крах всякой карьеры, граничащий с изгнанием. И почти на тысячу лет собственного времени я выпала из активной работы нашей организации. Вот так… Пока случайно не обнаружила… этого Тессея… И тот случай помимо крайне негативных последствий для моей карьеры, имел так же и положительное значение. Я поняла две вещи. Во-первых, я поняла то, что мы ничем не управляем. А во-вторых, то, что я… я грубо нарушаю Устав нашей конторы, который прямо запрещает человеку быть верующим. Вот так. Я, в отличие от моего отца, который всегда прямо отрицал существование Бога, в Бога верила и верю. Но набожностью никогда не отличалась. В то же время… если бы на моих глазах стали рушить храм, я, всего скорее… Впрочем, нет. Та Присяга, которую я давала, вступая в ряды защитников Истории, она во мне всегда побеждала человека, готового за веру пойти на смерть. Ответственный и дисциплинированный сотрудник всякий раз брал во мне верх над христианкой.
«Не поддаваться страху? А что происходит сейчас со мной? Что Произошло с Алессандро? И каким таким образом не поддаваться страху, если страх это одна из функций души?» – С такой мыслью, анализируя свои внутренние ощущения, я проследовала в сторону группы людей, сидящих под навесом в этом дивном заснеженном, летнем саду. Выглянуло солнце и стало заметно теплее. Однако, снег по прежнему еще не собирался таять. Солнце, такое же яркое, как и на Лазурном Берегу, откуда мы только что вышли, оно неистово искрилось на снегу, и это создавало нереально правдивое ощущение того, что ты ступаешь по россыпям алмазов. Зелень листвы на деревьях сада, цветение розовых черешен, чьи ветви были сплошь покрыты цветами вкупе с сугробами совершенно не холодного снега под ногами, это все… создавало нереально правдоподобное ощущения твоего присутствия в сказке! Откуда-то налетела стайка мелких пичуг, с гомоном и свистом носящихся возле нас. Это было так сказочно-прекрасно! Но меня не радовало. Тот ушат дерьма, который вылил на меня Алессандро в своей записке, не позволял моим эмоциям настраиваться на позитивный лад. Нити вообще осталась с резко затосковавшим Игносио. Они вдвоем поднялись на веранду этого загородного дома с другой стороны от нас и там уселись в кресла-качалки. «Они с Алессандро были близки!» – шепнула мне Нити на русском. Мне было не понятно, что означает слово «близки» применительно к отношениям двух молодых мужиков, но в принципе, и мне, и Нити сейчас было не до этого. Они просто решали сейчас свои проблемы. А я? А мне необходимо было решать свои. Вот и все. Очень много всего возникло нового и очень много всего обнаружилось из прошлого. Нерешенного. И еще очень для меня неясного! И по всей видимости, это только лишь вершина айсберга. Все эти вопросы, все их великое сонмище предстояло распутать оперативно и… правильно! «Это хорошо – подумала я, – что Нити меня вытащила сейчас от Тео, пока я еще окончательно не увязла в делах его Империи. И это паки хорошо, что мы переместились сюда, в этот очаровательный лентий садик, скрытый от глаз в одном из Смежных Миров и заваленный прекрасным не тающим снегом. Здесь намного приятнее!» В конце-концов, в отношении меня Алессандро был прав. И обижаться на правду о себе даже если ты привыкла к постоянной сладости лести и вранья, … эти детские обиды… они только еще более все усугубляют. Как и всегда! Он и сам поддался этой «вере в плохое». Хоть это в нем жило не как страх, а как… как неверие людям. Потому что вера в плохое, это вера в то, что веры нет. Как нет и доверия между людьми. Вера в то, что тебя неправильно поймут и не помогут, расскажи ты все честно… друзьям. «Вера в плохое» – она так многогранна! А еще она называется унынием. Алессандро просто самоустранился от всякого участия в решении проблем, которые внезапно перед ним образовались, обвинив во всех бедах нас с бабушкой Ниэтель. «Что ж? Это его выбор!» – Сказала я самой себе, подходя вплотную к тому столу, за которым уже сидел Эльми в обществе Тали, какого-то маленького мальчишки-подростка и, что было весьма для меня ожидаемо, моего отца. Присутствовал так же за столом немолодой и очень по мужски красивый человек, среднего роста, с сединой в висках, орлиным взглядом и в таком же комбинезоне, как и у папы. Он был мне отдаленно знаком, но я никак не могла припомнить где я его видела?