Застенец
И мы поехали за счет Фигурнова-старшего в Москву, точнее в Подмосковье, на довольно сильный турнир. Он даже автобус для родителей оплатил. Понятное дело, ничего мы не выиграли. Из шестнадцати команд седьмое место заняли. Вот только потом началось самое интересное.
Играл я тогда нападающим. Не совсем моя позиция, все же не такой длинный, как Макс. Но он очень уж не вовремя сломался. И так случилось, что стал я лучшим бомбардиром турнира. Даже дали награду в виде дешевенькой пластиковой бутсы на постаменте.
А после игры подошел ко мне тренер из одной столичной команды, достаточно известной. Похвалил, спросил, где мои родители. Очень с ними поговорить хотел. Я его к тетке-то и отвел. А сам будто отошел, но все же рядом крутился.
И оказалось, что этот хороший и красивый дядя звал меня в академию. На полный пансион, где я смогу развить свои футбольные качества. И возможно, когда-нибудь стану профессионалом с хорошей зарплатой и перспективой играть в лучших клубах страны. А там, чем черт не шутит, и за рубеж можно. У меня даже крылья за спиной выросли.
Правда, потом обмолвился, что таких как я много и конкуренция серьезная. Поэтому неплохо бы посодействовать в денежном эквиваленте для попадания в академию. Мне тетя потом говорила, что она озвученную сумму и в руках никогда не держала. А я все понял. Про футбол, государственные академии, свое будущее. И крылья сами собой отвалились.
Либо тебя Бог целует в ногу и все называют гениальным с детства, либо ты очень богат. К слову, мою теорию через пару лет подтвердило появление в той же академии Фигурнова. Видимо, папа лазейку нашел. И пусть он плотно сидел на банке, но суть я уловил. И надежды связать свое будущее с профессиональным футболом отмел.
Планы на жизнь у меня были простые. Закончить школу, поступить в училище и побыстрее слезть с теткиной шеи. Первые два пункта удались. Теперь остался третий. Да и вообще, я хотел тетю Машу вылечить. Нашел одну клинику с хорошим отзывами на Демократической улице. Вот только стоимость лечения там была совсем не демократическая, что в очередной раз говорило в пользу клиники.
Все было просто, понятно и рационально – не надо витать в облаках. Необходимо зарабатывать деньги. Как можно быстрее. Однако в те самые моменты, когда я выходил на поле, в душе все равно просыпалось какое-то детское чувство. Хотелось двигаться с мячом как Рональдиньо, обводить как Зидан и забивать с дальних ударов как Бэкхэм.
Вот и сейчас, стоило почувствовать запах резиновой крошки и увидеть блестящий на солнце газон, как внутри все затрепетало. Тем более вдалеке стояли наши парни, большей частью уже переодетые и довольно злые. И было отчего.
На всеобщем фоне выглядели мы не очень-то презентабельно. Стоптанные и видавшие виды бутсы, самые дешевые гетры, старая, почти выцветшая форма, которой уже не год и не два. Последнюю мы берегли как зеницу ока, надевая только на официальные матчи. Но та все равно поистрепалась.
Понятно, что пацанам тоже хотелось выглядеть достойно. Вот только все из самых обычных семей, где родители получают совсем не миллионы. Тут попробуй просто одень-обуй своего балбеса, про футбольные аксессуары речь не идет. Я это понимал довольно четко.
И что-то мне подсказывало, что именно на этой почве моя команда сейчас собиралась подраться. С теми самыми москвичами. Я сбросил рюкзак и припустил так, что тоже ускорившийся Максон остался далеко позади.
Глава 2
С генетической лотереей мне не сказать чтобы повезло. К примеру, я не был высоким. Что для футболиста в нынешних реалиях большой минус. Да и откровенно красивым меня назвать нельзя. Не урод, конечно, лицо симметричное, но на этом природа решила остановиться. Мол, с тебя хватит.
Однако в чем я вытащил счастливый билет – пошел комплекцией в отца. Коренастый, как старое кряжистое дерево. Бывало, так корпус поставлю, что соперники отлетают, будто кегли. А мне хоть бы хны.
Вот и сейчас я влетел между ругающимися, так оттолкнув главного мажора с капитанской повязкой, что тот чуть не упал. Его подхватили товарищи, иначе бы оценил собственной задницей самарское гостеприимство.
– Чего хотел? – сразу перешел я к сути.
Высокий пацан в красно-белой футболке стиснул зубы, однако драться не кинулся. Ага, с ним все ясно. У нас бы из-за такого уже точно махач начался. Видимо, хорош только на словах. Если начать давить, то может и заднюю дать.
– Да я говорил своим, что на турнир «Зенит» вроде не заявлялся, – сверлил он меня взглядом. – А бомжи все же приехали.
Противный смех его дружков резанул слух. Словно шакалы скалятся.
– Шел бы ты отсюда, пока не наваляли, – вежливо предложил ему я.
– Кто мне наваляет? Ты, что ли, козел?
Тут я понял, что дипломатические переговоры зашли в тупик. Я сам был сторонником мирного разрешения конфликта. Таким становишься, когда с десяток раз получаешь по морде. Вот только есть индивидуумы, которые миролюбие принимают за слабость. Поэтому тут действовать нужно быстро и резко. Как в футболе. Чуть зазевался – упустил момент.
Удар у меня тяжелый, выверенный, мажор даже среагировать не успел. Лишь плюхнулся на газон, удивленно хлопая глазами и схватился рукой за лицо. Мои ребята подобрались, готовясь накинуться на противника. Они тоже тонко чувствовали ситуацию. Только москвичи драться не собирались. Обступили поверженного товарища и завопили на все лады, привлекая внимание. Сам мажор с запозданием вскочил, почему-то глядя поверх меня. А потом закричал.
– Реф! Товарищ судья, вы видели?! Он меня ударил. Дисквалифицируйте этого…
Видимо, мажор хотел добавить какое-то обидное слово. Возможно, намекая на очередное парнокопытное животное. Однако сдержался. Ага, мышечная память она такая. Его бы к нам на Портянку дня на три, совсем бы человеком сделали.
– Кого дисквалифицировать? – будто бы удивился проходящий мужчина в ярко-желтой футболке. – На нем и формы нет. Да и вообще, турнир не начался. Давайте лучше расходитесь.
Из взглядов москвичей сейчас можно было высекать искры. Но совету они вняли. Медленно и неохотно побрели прочь, то и дело оглядываясь.
– Не можешь ты спокойно жить, Коля? – вкрадчиво поинтересовался рефери.
– Стараюсь, Василий Степаныч, – ответил я, – получается плохо. Москвичи первые начали.
– Первые начали, – передразнил меня пузатый судья. – Как ребенок, ей богу, Коля.
Он обернулся посмотреть, не глядят ли на нас, а после подал руку. Я ее пожал.
– Ты хоть знаешь, кому в морду дал? – спросил он.
– Мудаку, который не умеет себя вести, – честно признался я.
– У мудака фамилия есть. И фамилия эта – Спиридонов.
– Сын того самого, который за «Динамо» гонял?
– Ага. А этот за нашу молодежку уже привлекается. Непростой парень. Ты бы аккуратнее, хотя, чего уж теперь… Петрович где? – спросил он.
– Обещал прийти. Задерживается, наверное.
– Давайте, через двадцать минут начало. И не лезь сегодня больше никуда. Выясняйте все на поле, – сказал он и тут же поспешил добавить. – В пределах правил, разумеется.
– Постараюсь.
Я проводил его взглядом и открыв рюкзак вытащил фишки. А после расставил их по полю, а сам быстро переоделся. Прямо здесь. Не хватало еще время тратить, чтобы до раздевалки добежать.
– Федя, Белый, мячи принесли?
– Ага.
– Давайте, в три колонны. Ведение мяча до середины, потом передача. Я пока Ибру разомну.
Ибрагим – худой длинный татарин, был нашим вратарем. Вообще, талантливый пацан, что называется, с данными. Если бы у нас еще тренировки вратарей были – так он точно бы стал профиком. А так – играл в основном на рефлексах. Единственное, за все годы научился позицию правильно занимать. Но его техника была сыровата.
Вот и сейчас он ловил мячи с моих подач, пытаясь сразу фиксировать их стертыми почти до пальцев перчатками.
– Ибра, твои сегодня будут? – спросил я.
– Не-а. Отец на работе, мать с малым, – ответил тот.
Я кивнул, хорошо. Когда на матче присутствовали родители, играл наш вратарь плохо. Всегда волновался, оглядывался, ожидая реакции. А реакция была. Отец то и дело орал на него, вводя в еще большее смятение. Иногда родитель – самый худший враг начинающего футболиста. Да что там иногда – очень часто.
– Пацаны, пас через стеночку. На месте не стоим, семеним ногами! Что вы как мухи сонные? Щас вас москвичи разбудят.
Команда у нас подобралась неплохая, но уж очень подвержена переменам настроения. Могли лидеров обыграть, а порой аутсайдерам сливали. Я надеялся, что небольшая стычка с москвичами настроила всех на боевой лад.
– Длинные пасы в одно касание! Темп, темп! Макс, ногой об наковальню постучи! Почему ему три шага надо делать после твоего паса?
– О, Коля, начал уже, молодец!
На поле, постепенно заполняющееся зрителями, появился наш тренер, Геннадий Петрович. Ну или просто Петрович. В прошлом профессиональный футболист, даже в ФНЛ играл до тридцати восьми. А потом, когда вышел в тираж, выяснилось, что никому он особо не нужен. Без образования, без специальности. Благо, хватило ума, прошел какие-то курсы на детского тренера и оказался у нас.
Вообще, мужик он неплохой. Детей любит, и не орет, в отличие от других наставников. Он научил нас многому. Одна у него беда – бутылка. Вот и сейчас Петрович шел неуверенной походкой, оглядывая собравшихся мутными глазами. Либо с жуткого похмелья, либо еще пьяный.
– Команда, давайте сюда, – сказал он. – Размялись? Молодцы. Короче, не слушайте никого, играйте в свое удовольствие. Нам тут все равно ничего не светит.
– Ты, Петрович, мотиватор от Бога, – ухмыльнулся я.
– Как есть, так и говорю. Не садитесь под противника. Главное, высокий прессинг, заставляйте их ошибаться, а свои позиции не прое… не теряйте. Не давайте им поднять голову и принять решение. Коля, по полю расставишь всех? Я схожу водички возьму.
Я кивнул.
– Максон центральный нападающий, Шиха, ты под ним. Я и Горян опорники. Правый край нападения – Илюха, левый – Князь…
Все слушали меня внимательно, будто это был последний матч в нашей жизни. Хотя, наверное, так оно и есть. На подобном уровне вряд ли мы еще когда-то поиграем. Скоро каникулы закончатся, кто поступит куда, кто в армейку пойдет. Да я и сам собирался с футболом завязывать. Слишком много времени отнимает.
– Пацаны, садимся чуть глубже, мы их все равно не перебегаем. Но и бить не даем. Наш шанс – контратаки.
Василий Степаныч свистнул и махнул нам рукой, приглашая к центру поля. Я глубоко выдохнул, пытаясь унять волнение, и пошел вперед. Команда поплелась за мной. Москвичи уже стояли, негромко переговариваясь. И что-то мне очень не понравились их довольные лица.
– Команде напротив наш физкульт-привет, – сказал тот самый мажор, а остальные вяло поддержали последние слова.
Ну-ну. «Напротив»? Ведь знает название нашей команды. В протоколе написано. Видимо, пытается вывести из себя.
– Команде напротив наш физкульт-привет, – ответил я.
Шеренги двинулись навстречу друг другу, пожимая руки. Я все ожидал какой-нибудь подлянки, вроде выставленной подножки или чего-то подобного, но Спиридонов-младший шепнул, когда мы приблизились: «Тебе конец».
Интересно, он действительно думает, что сможет меня подобным напугать? Я лишь усмехнулся и подошел к судье, как капитан команды. Следом двинулся и сам мажор. В самую старую игру под названием «Орел и решка» выиграл я, выбрав ворота. Взял те, которые располагались по солнцу. К тому моменту светило периодически пробивалось из-за туч. Ибре будет неприятно играть, поэтому его надо обезопасить. А вот во втором тайме может быть все, что угодно. Сегодня обещали переменную облачность. Вдруг какая туча и набежит.
Мяч, соответственно, достался москвичам. Его установили на центр, а разыгрывать подошел сам Спиридонов. Понятное дело – нападающий. С такой-то фамилией и родословной, куда ж ему еще? Не вратарем же. Блин, и вратарь у них здоровый, под два метра. Ну ладно, мы еще посмотрим, что да как.
Мне показалось, что свисток прозвучал даже несколько тревожно. Спиридонов отпасовал мяч ближайшему партнеру, а тот уже катнул назад. И игра москвичей мне не понравилась с первых минут.
Они не стояли и смотрели, что там делают товарищи. А заполняли нужное пространство, отлично двигаясь без мяча.
Как только наше нападение дошло до защиты, попытавшись показать хоть какой-то прессинг, они тут же поменяли фланг. Короткая стеночка, если не прошла, то отдать назад, потом диагональ, и вот игра переместилась на другую сторону.
– Миха, твой, твой, добегай! – орал я, рискуя сорвать голос. – Уже! Не растягивайтесь. Максон, садись ниже, все равно в офсайде!
Пару раз я пытался вступить в отбор, вот только безрезультатно. Они играли слишком быстро для нас. И это при том, что даже не собирались переходить к плотному наступлению. Скорее, катали мяч, присматриваясь. С другой стороны, присматривался и я.
Опорник у них, к примеру, левой играет довольно средне. Правда, его средне – как у Максона правой хорошо. Но пару пасов пришли не сказать чтобы в ногу. Хаву пришлось делать несколько шагов для приема мяча. А это время.
Правый центральный защитник у них здоровый, но медленный. Поэтому в пару к нему поставили бегунка среднего роста. Видимо, тот и страхует.
Края защиты – великолепны. Тут уже ничего сказать не могу. Правда, левый бровочник слишком высоко поднимается. На этом можно попытаться поймать. Если удастся отобрать мяч, конечно.
Что до Спиридонова, то он, зараза, оказался хорош. Пару раз накрутил наших центральных защитников и ударил. Первый раз с фланга успел выдвинуться Сема, подставив ногу в самый последний момент, а второй сыграл Ибра, переведя на угловой. Если так пойдет, то нас порвут как Тузик грелку.
И именно в этот момент живот неприятно заныл. Блин, ну почему сейчас? Я сделал два шага и остановился, следя за мячом.
Атака москвичей как раз разбилась о нашу оборону. Ибра забрал мяч и вынес его далеко вперед. Мы сначала пытались играть в короткий пас возле своих ворот, но не преуспели. Поэтому упростили футбол до невозможности. Правда, Максону зацепиться не удалось. Тот самый здоровый защитник легко выиграл единоборство и отпасовал опорнику.
Вот только сейчас что-то изменилось. У меня создалось ощущение, что все стали двигаться намного медленнее. Словно перешли на энергосберегающий режим. А еще я внезапно понял, что знаю, куда сейчас отдаст передачу опорник. Он на ходу сначала поднял голову, мельком оценив диспозицию на поле, потом оперся на левую ногу, вытянул правую, вывернул стопу…
Я выдвинулся навстречу весьма вовремя, буквально, пролетев несколько метров на одном рывке. И даже почти не удивился, когда мяч оказался у меня в ногах. В отличие от команды противника. Что-то кричал вратарь, матерился Спиридонов, но я уже несся на всех парах. Передо мной лишь два защитника – тот самый бегунок и здоровяк.
Первого я убрал чуть качнув корпусом. Оперся на правую ногу, а сам рванул в левую. Тот даже пытался цепляться за футболку, но стартовал я всегда хорошо. Да и черта с два ты руками остановишь такого шкафа как я.
Передо мной встал здоровяк. Только вблизи я понял, какой же он огромный. Просто гигант. Примерно на две головы выше меня. А руки… как мои ноги. И взгляд какой-то недобрый, словно хочет сделать мне что-то плохое.
Я не люблю эффектные финты, предпочитая им эффективные. Да и вообще, дриблеров, которые нарочито издеваются над противником, никто не любит. Такие обычно сразу получают по ногам.
Но именно сейчас все сошлось. «Марсельская улитка», он же финт Зидана, пришелся как нельзя кстати. Я крутанулся вокруг рослого защитника и вывалился один на один с вратарем. Который уже быстро пятился, растопырив огромные руки. Зараза, какой же комбикорм вам вместо еды выдают?
Я сделал ложный замах, заваливая голкипера на газон. И уже был готов отправить мяч в пустые ворота, когда почувствовал удар по ногам. Тот самый здоровяк, видимо, обиделся, и вмазал со всей дури по ахиллу. Испуганную тишину разорвала длинная трель свистка. А уже после звуки заполнили пространство вокруг.
Судя по движухе, намечалось что-то вроде драки. Я даже на месте подскочил, кинувшись разнимать ближайшую ко мне парочку. Тут уже подоспел и Василий Степанович, врубившись своим внушительным авторитетом в толпу. Полетели желтые карточки, но самое важное, в его руках появилась красная. Для моего обидчика. Ну да, что тут скажешь? Фол последней надежды. А еще рефери показал на точку. Хотя, в справедливости пенальти ни у кого не оставалось сомнений.
– Ты как? – спросил недовольный Максон, получивший одну из желтых.
– Да нормально. Все в порядке.
– Он шипами тебя сзади по ахиллу ударил. Я думал, все, хана. А ты вскочил, будто даже боли не почувствовал.
– И не надейся, – усмехнулся я. – Пенальти я сам бить буду.
И отошел к точке, прислушиваясь к своему организму. Странно, но ахилл действительно не болел. Словно и удара никакого не было. Зато неприятно пульсировал низ живота. Зараза!
Раздался свисток. Я разбежался и влупил. Сильно и точно. Вратарь не реагировал, а гадал. И даже направление нужное выбрал. Вытянулся в струну, пытаясь достать рукой мяч. Но тот предательски ушел выше, под самую перекладину, «сбив паутину» с девятки.
Наши праздновали так, будто мы только что выиграли лигу чемпионов. Даже на руки меня подняли, придурки. Мои придурки.
– Собрались, – тормошил я каждого, оказавшись на ногах. – Сейчас самое тяжелое начнется.
И оказался прав. Вместо хава тренер москвичей выпустил центрального защитника, высокого пацана с квадратным лицом. Вот только легче нам не стало.
Совершенно не ощущалось, что у противника не хватает одного игрока. Напротив, нас возили, будто это мы были в меньшинстве. Вдобавок и стыки стали еще жестче, противник то и дело норовил нарваться на карточку. Только мне в центре поля раза четыре хорошенько дали по ногам. Но даже здесь чувствовался профессионализм. Фолили москвичи именно в тот момент, когда перекрывали судье обзор. Степанычу приходилось свистеть по факту, когда он видел, как я валился на газон.
– Реф, сколько осталось? – спросил я пробегая рядом.
– Две минуты, – мельком взглянул на часы Василий Степаныч.
Хотелось, чтоб меньше. Москвичи устроили настоящий навал на наши ворота. Как мяч еще не залетел в сетку – я до сих пор не понимал. Точнее, понимал. Мы сейчас показывали, наверное, свою лучшую игру. Бегали на морально-волевых. Все же стычка перед матчем пошла на пользу. Все понимали, что именно сейчас нельзя пропускать никак. Попросту никак. Надо выстоять.
Мы опустились так низко, как только могли, не помышляя о нападении. Даже Максон «сел» на свою половину поля. А все остальные и вовсе не пытались выйти из штрафной.
Забавно, но несмотря на нарастающую боль, я, наверное, был самым подвижным из всей команды. Даже не чувствовал, что устал. Прямо сейчас готов еще тайм отбегать.
– Бить не давайте! – кричал Ибра, которому мы закрыли почти весь обзор.
Оно и верно. Если сейчас отскочит какой-нибудь рикошет, он даже среагировать не успеет.
Мяч перешел к Спиридонову. Тот сделал ложный замах, прокинул вперед, чтобы следующим касанием пробить по воротам. Именно тогда я успел выскочить и обокрасть его, после чего помчался, как подорванный. Бежал так, словно не было сыграно тайма, а меня, свежего, только что выпустили на поле.
Опорник соперника попытался схватить за плечо, но я двинул им так, что он улетел в сторону. В грязном подкате, даже не пытаясь сыграть в мяч, на меня несся один из защитников. Не знаю, как мне удалось в последний момент подпрыгнуть. Теперь между мною и воротами соперника были всего лишь половина поля, второй защитник и вратарь. Голкипер вышел слишком далеко, и сейчас с прытью испуганного кабана бежал обратно. Такое ощущение, что даже быстрее меня.
Но я увидел то самое окошко, в которое и можно было забить. Перекинуть голкипера. Раньше меня бы смутило расстояние. Все-таки, так далеко я точно никогда не бил. Однако именно теперь вкупе со все более нарастающей болью в животе укреплялась и решимость. Поэтому я прокинул мяч на несколько шагов вперед, разбежался и шмальнул.
Замерли все. И мои пацаны, и москвичи, и зрители. Лишь вратарь вытянулся в тщетной попытке достать мяч, пущенный ему за шиворот. Но тот пролетел под самой перекладиной и оказался в воротах.
Первые несколько секунд никто даже не поверил. Сначала опомнился Василий Степаныч, свистнув и указав на центр. А уже потом ко мне рванула вся команда, крича нечто невразумительное. Я шел им навстречу, пытаясь сдержать эмоции, но губы сами растягивались в улыбке. Вот только шел все медленнее и медленнее. Потому что боль в животе не просто вновь ослепительно вспыхнула. Она нарастала с каждой секундой, пока терпеть ее не осталось сил. И последнее, что я увидел – испуганное лицо Максона.
Глава 3
Очнулся я на чем-то мягком, приятном. И это было довольно странно. Газон не похож на перину. И бровка, с избытком засыпанная резиной, тоже.
А когда открыл глаза, то стал изучать новое место своего пребывания. Я находился в больнице. Причем довольно крутой, насколько мог судить по мебели и каким-то навороченным приборам. Одноместная палата с решетками на окнах – не хухры-мухры. Так, а зачем здесь решетки?
Тюрьма? Так я вроде ничего такого не делал. Ну, немного физиономию Спиридонову поправил, он даже лучше стал. И ума точно прибавилось. Если за это закрывать, у нас вся страна сидеть будет. Тогда что?
Как я ни силился, не мог придумать ничего такого, за что меня можно было закрыть. Я не ангел, конечно, но законы старался не нарушать. Потому что мне в голову вбили – делать херню легко и весело. А вот расхлебывать ее – долго и уныло.
Первым делом я проверил конечности. Нет, свободен, даже наручников нет. Значит, все не так уж плохо. Я медленно привстал, ожидая возобновления боли в животе. Даже на тумбочку возле кровати оперся на всякий случай. Но нет, чувствовал себя почти как космонавт. Ну, или Илья Муромец, вставший с печи за банкой холодной «Колы». Или за чем он там вставал?
Более того, состояние было как после хорошего долгого сна. Голова ясная, тело свежее. Еще бы добавить в котелок немного понимания, что произошло.
Одежда на мне тоже была чужая. Какая-то серая пижама, подогнанная точно по размеру. Что же это за странная такая больница? Я осмотрел себя и обнаружил на правой руке следы от шприца. Либо кровь брали, либо уколы делали.
Мягкой походкой я подошел к двери и попытался открыть ее. Ручка ушла вниз, но замок не подался. Зато с той стороны началось какое-то оживление. Рассыпались шорохом голоса, застучали каблуки мужских туфель, щелкнуло что-то вдалеке. И сразу все стихло.
Ладно, понял, не дурак. Был бы дурак, не понял. Я вернулся к кровати и прилег обратно, ожидая тех, кто меня запер. То, что они придут, сомнений теперь не вызывало. Хотя бы телефон оставили. Нет, я не собирался звонить в полицию, внутреннее чутье подсказывало, что без нее тут не обошлось, но хотел узнать, как там ребята сыграли.
Вскоре мое терпение было вознаграждено. Сначала щелкнул замок, затем повернулась ручка и открылась дверь. В палату вошли три человека. Собственно, врач, и двое невысоких мужчин почти одинакового роста в костюмах. Я даже удивился, насколько похожи и невзрачны были их лица, зацепиться не за что. Ни носа картошкой, ни большого разреза глаз, ни волевых подбородков. Все отличие у них в том, что первый был одет в костюм серого цвета, а второй – синего. А еще у Серого была кожаная папка. У меня как-то сразу неприятно заныло внутри.
А вот врач располагал к себе. Высокий дядька с мясистым красным носом и густой щеткой усов. И голос у него оказался громкий, с первых секунд заполнивший всю палату.
– Коля, как себя чувствуешь? – спросил врач.
– Спасибо, хорошо. А где мы?
– В госпитале ФСБ.
Серый дернулся было, собираясь что-то сказать, но усатый будто почувствовал его движение, и отмахнулся. Ого, значит, это не простой дядька, а какой-то авторитет в здешних кругах. Или просто тот, кого нельзя заменить.
– Ох, и напугал ты нас. Вчера полуживого привезли, сердце еле бьется, пульс нитевидный, а к вечеру уже стабилен. Кровь мы у тебя взяли, все в порядке. Давай еще давление проверим, – продолжал врач, заодно поводив фонариком перед глазами. И вытащил из прикроватной тумбочки навороченный автоматический тонометр. – Рукав закатай. Ага…. Так… Так… Сто двадцать на восемьдесят. Хоть сейчас в космос. Ладно, тогда я готовлю выписку. А ты пока пообщайся с товарищами.
– Привет, Коля, – улыбнулся Серый, доставая из нагрудного кармана удостоверение темного, почти черного цвета, и раскрывая перед моими глазами. – Меня зовут Павлов Иван Иванович.
«Военная разведка» – успел скользнуть я взглядом, и рядом раскрылась вторая корочка.