Наказ атамана

– Позвольте ваши документы?

Оба незамедлительно, привычным движением достали и развернули для ознакомления служебные удостоверения Госохраны. Всё было верно: агент Рулёв и филёр Спиридонов. Поехали.

До трёхэтажного здания бывшего Степного генерал-губернаторства, где ныне разместилось Министерство внутренних дел Российского правительства, добрались быстро. Спиридонов с водителем остались в автомобиле, а Рулёв и Туманов незамедлительно проследовали к кабинету начальника особого отдела Государственной охраны. У дверей Рулёв попросил подождать, сам скрылся за массивной дубовой створкой, и через несколько секунд открыл её, пропуская Туманова в кабинет:

– Прошу вас.

Из-за стола поднялся полковник и, приглашая Туманова, жестом указал на стул.

– Проходите, Сергей Аркадьевич, присаживайтесь. – сухо представился: – Полковник Львов, Николай Васильевич.

– Благодарю. Слушаю вас.

– Я пригласил вас для беседы, в связи со следующими обстоятельствами.

По долгу службы наше ведомство наблюдает за местами массового посещения, в этом нет никакого секрета. Вчера вечером, филёрами уголовной милиции зафиксирован инцидент в ресторане городского сада, в котором были замешаны четверо казаков генерала Анненкова, и вы-с, Сергей Аркадьевич. Инцидент был мелким, однако, после того, как все его участники убыли в неизвестном направлении, четверо из них пропали. За исключением вас. Пропавших ищут, милиция и сослуживцы. Что вы можете пояснить по этому поводу?

– Не много, господин полковник. – Туманов спокойно осмотрел кабинет и его хозяина, – Разговор был по частному вопросу, я разыскивал фамильное украшение моей матери, пропавшее после убийства родителей, зимой прошлого года. Мои собеседники оказались достаточно любезны, чтобы помочь мне в этом, и сами передали то, что я разыскивал. За сим мы расстались.

– Эта вещь при вас?

– Извольте. – Туманов аккуратно вынул из кармана мешочек с кулоном и положил его на стол.

Полковник развязал узел и внимательно осмотрел алмазный кулон, обратив внимание на вензель оправы.

– «ПТ» это фамильное?

– Да. Инициалы моей мамы, Полины Тумановой.

– Кто может подтвердить принадлежность кулона вашей семье?

– Разве что соседи родителей. Возможно. Не берусь утверждать.

– Рылёв! – полковник нажал что-то под столом, и приказал появившемуся в дверях агенту:

– Немедленно проверить у соседей принадлежность этой вещи погибшим родителям. – и, протягивая мешочек с кулоном агенту, поинтересовался: – Вы не станете возражать, Сергей Аркадьевич?

– Не стану.

– Пока уточняют этот момент, поговорим вот о чём, – полковник взял в руки несколько листов с текстом, бегло просмотрел и продолжил, – Пропавшие после общения с вами собеседники, известны в нашем ведомстве исключительно в криминальной ипостаси. Откровенно скажу, нет никакого желания беспокоиться по поводу их исчезновения, тем более, что в отношении вашей персоны получены самые лестные характеристики. Однако эти люди из близкого окружения атамана Анненкова, а это чревато разного рода последствиями. Нехорошими. Собственно, поэтому дело из уголовной милиции и передали нам, в особый отдел.

Полковник встал из-за стола, прошёлся по кабинету, заложив руки за спину и остановился у окна. Помолчал, наконец спросил:

– Ответьте, почему в ломбарде вы сказали, что кулон принадлежит вашей жене, а не матери? Ведь вы не женаты?

– Я сказал про жену, и о своём предстоящем отъезде для того, чтобы встреча с этими людьми состоялась быстрее.

– Мда, так и думал: заинтриговали и ограничили во времени. Что-ж, толково. Надеюсь, концы спрятаны достаточно надёжно?

Полковник развернулся к Туманову и посмотрел на него с некоторой иронией.

– Не понимаю вас. – Туманов спокойно выдержал взгляд и неожиданный вопрос, – Мы расстались с ними без претензий, и разошлись каждый в свою сторону.

– Представляю. – Львов взял трубку телефонного аппарата и буркнул в неё: – Кастрицина дайте… Вячеслав Леонтьевич, зайдите ко мне.

Через некоторое время в кабинет вошёл подполковник, держа в руках зелёную папку.

– Здравия желаю, господин полковник.

– Каковы последние результаты наблюдения по вчерашнему делу?

– Старшим агентом-наблюдателем Суриным выявлено, что за… объектом ведётся скрытное наблюдение, силами двух человек. Личность одного из них удалось установить, это некий Сазонов Вениамин Карлович, проживающий…

– Довольно. Дайте рапорт, – полковник протянул руку, в которую Кастрицын тут же вложил лист бумаги.

Львов просмотрел рукописный текст, и спросил Туманова:

– Вам знаком некий господин Сазонов, Сергей Аркадьевич?

– Не имею чести…

Полковник словно ожидал такого ответа и кивнул Кастрицыну:

– Задерживайте, Вячеслав Леонтьевич. Устанавливать личность второго нет времени.

– Слушаюсь, – подполковник чётко развернулся через левое плечо и вышел из кабинета.

– Видите, насколько вы популярны: третьи сутки, как приехали, а вокруг вас столько событий. – полковник сел на своём место и как ученик сложил руки на столе, – Неужели вы не заметили за собой слежку?

– Не считаю её опасной для себя, господин полковник. Любая слежка закончится действием, а к неожиданностям я готов.

– Да, наслышан-с… Мы вас пригласили на беседу прямо с улицы, публично, не просто так. Сия сцена была для топтунов, шедших за вами. Не наших, позвольте уточнить. Лишних вопросов вам задавать не рекомендовано, но обезопасить ваше нахождение на вверенной мне территории обязан-с, поэтому был вынужден доставить на разговор таким вот, демонстрационным образом, и предупреждаю о непонятных пока движениях вокруг вас. Со всем разберёмся, уверен, и буду рад – если с вашей помощью… Не желаете? – полковник раскрыл портсигар и протянул Туманову.

– Благодарю. Я не курю.

– А я, с вашего позволения…

Львов чиркнув спичкой закурил сигарету, и затушив огонь резким взмахом руки, подвинул к себе пепельницу. В этот момент затрезвонил телефонный аппарат, и полковник снял трубку:

– Львов у аппарата… Ясно, Рылёв. Жду. – он положил трубку, и сделав несколько неспешных затяжек затушил сигарету.

– Принадлежность кулона установлена, им действительно владели ваши родители. Мне кажется вероятной следующая версия событий: вы искали кулон матери, обладатели кулона узнав об этом вас нашли, после цивилизованных переговоров вы смогли убедить их в том, что кулон принадлежит вам по праву наследования, после чего ваши собеседники передали кулон вам и вы расстались. Вы согласны?

Туманов нейтрально пожал плечами: да мол, примерно так.

– У меня к вам больше вопросов не имеется, Сергей Аркадьевич. Сейчас явится Рылёв, заберёте свой кулон и не смею вас больше задерживать.

Ожидая возвращения Рылёва полковник предложил кофе, и они успели побеседовать о разных пустяках. От любезного предложения подвезти до гостиницы Туманов отказался, и из здания Министерства он вышел уже ближе к вечеру.

Ужинать решил в ресторане гостиницы. По вечернему времени зал ресторации был полон, и официант проводил его в самый дальний угол, где за столиком был единственный посетитель – молодая дама, скучающе рассматривавшая публику. Учтиво поинтересовавшись у неё, не будет ли она возражать соседству, официант смахнул со стола несуществующую соринку и, приняв заказ Туманова, моментально удалился.

– Сударыня, прошу простить за вторжение. Серж Туманов, к вашим услугам. – Туманов вежливо поклонился.

– Виктория Грацианова, – любезно ответила дама, – рада приятному обществу, господин Туманов. Наконец-то судьба одарила собеседником, представьте только: даже о погоде поговорить было не с кем. А она замечательна, не правда ли?

– Много лучше ситуации на фронте, сударыня.

Дама засмеялась, слегка шлёпнув веером по руке собеседника, окутав его терпким ароматов духов.

– Чувствуется юмор военного человека! Как я рада, что вечер не будет томным!

Он и не был томным, особенно после первых бокалов шампанского и завязавшейся своим чередом непринуждённой беседы. Туманов выдерживал в разговоре определённую дистанцию, не предпринимая попыток нарушить приватность собеседницы. Время от времени незаметно осматривал зал, понимая, что ход событий последних суток только набирает обороты, и бдительность ослаблять не следует. После второго бокала ему стало жарко, и панорама зала медленно спланировала в сторону, поменяв местами ковры на полу и хрустальные люстры, которые, брызнув в стороны алмазными искрами, тут же погасли…

…Темнота постепенно наполнилась звуками, сначала стали различимы незнакомые голоса.

– Zabijete ho, doktore (Вы его угробите, доктор)!

– Podívej, přijde k rozumu (Смотрите, он приходит в себя).

Хлопнула дверь. Какие-то глухие крики в соседнем помещении. Пришла боль: первым заныл затылок, словно оттаивая от холода, потом кольнуло сердце, неожиданно невероятно часто стучавшее в груди. Туманов не открывая глаз попробовал шевельнуть руками, и не смог – они оказались чем-то приторочены к плоскости, на которой он лежал.

– Hýbe se, sláva Všemohoucímu (Он шевелится, слава Всевышнему), – голос был с хрипотцой, с командными нотками.

Кто-то грубо похлопал его по щекам, отчего в висках выстрелило болью, и Туманов открыл глаза.

Мрачное помещение, плохо освещённое тусклой лампой под потолком, тёмное, узкое и высокое окно, голые, салатного цвета стены, и трое людей в штатском, стоящие вокруг него. Судя по всему, лежал он на столе.

– Очухались, сударь? – с лёгким акцентом спросил тот, что был постарше и имел единственное отличие от остальных – пышные усы. Голос тот же, с хрипотцой, скорее всего он и был старшим.

Стоящий ближе к двери тронул запястье Туманова и молча сосредоточился на его пульсе, видимо – врач.

– Пульс частый, но хороший. Годен, – кивнул старшему.

– Отлично. Лежите пока тут, – усач удовлетворённо окинул взглядом фигуру Туманова, – За вами придут.

И все трое вышли из комнаты, больше походившей на камеру. Туманов осмотрелся, насколько позволяло ему неудобное положение связанного по рукам и ногам: он действительно лежал на большом, длинном столе, привязанный к нему за все четыре конечности. Кроме этого стола в помещении была медицинская капельница рядом, пара стульев, и ещё один, меньший, письменный стол у самого окна. Окно было забрано в решётку.

Осмотрел как мог себя. Лежал в брюках и рубахе, без обуви. Правый рукав был закатан, и сгиб локтя заклеен пластырем. Судя по всему, это ему ставили капельницу. Попытался вспомнить, что с ним произошло, но кроме короткого общения с дамой, после которого он потерял сознание, ничего в памяти не осталось. Во рту был горький привкус какого-то медикамента. Отравили? Чем? Шампанское? Эти, судя по речи – чехи. Почему в штатском? Контрразведка, вот почему. Это умозаключение ему не понравилось. Чешский корпус, каким бы он союзником не числился, был в армейской структуре войск государством в государстве, у которого была своя разведка, контрразведка и особый отдел. И постоянные конфликты с российским руководством: с такими союзниками никаких врагов не нужно. Очень просто можно было исчезнуть в его казематах, и концов не отыщут. Кстати, о концах: а что им нужно? Это следовало выяснить.

Прошло не менее получаса, прежде чем тишину прервал стук отодвигаемого запора и скрип двери. В камеру зашли двое. Одеты в офицерские френчи английского сукна и без погон, с золотой тесьмой на нарукавных нашивках, шестиугольные картузы с белокрасными кокардами – точно чехи. Судя по нашивкам: майор и капитан. У майора папочка, которую молча развязал, усаживаясь за стол у окна, у второго в руках пиджак Туманова и бумажный пакет.

– Ожили, голубчик? – майор говорил чисто, совершенно без акцента, – Отлично, давайте поговорим. Вы находитесь в военной контрразведке, я майор Дворжак, мой помощник капитан Соучек. А вы кто?

– Оригинально знакомитесь. Не желаете прилечь рядом, для беседы, господин майор? – спокойно ответил Туманов.

– Посадите его, Соучек.

Капитан перевязал левую руку Туманова к спинке стула, затем развязал ему ноги и помог сесть на стул. Получилось не многим лучше: руки по прежнему остались привязаны – одна к стулу, другая к столу.

– Мои документы в кармане пиджака, ознакомьтесь.

Капитан вытряхнул из пакета на стол его вещи и документы. Майор раскрыл удостоверение личности и разглядывая его спросил:

– Ну? Я жду. Назовитесь.

– Генерального штаба капитан Туманов. На каком основании я здесь?

Майор взял в руки бумагу из папки, пробежал её глазами.

– Ответьте, где вы находились с 13-го по 20-е августа прошлого года?

– Воевал. Обоснуйте ваш интерес прежде, чем задавать вопросы.

– Постараюсь освежить вам память. В этот период времени вы находились в районе Епанчино. Вспоминаете?

– Нет. Мои перемещения не в вашей компетенции.

– Вот рапорт сотрудника контрразведки Поволжской группы наших войск, надпоручика Кадлеца. В нём утверждается, что вы в означенный период были причастны к убийству семерых солдат Чешской армии, на переправе у села Епанчино. Это уголовное преступление, совершённое в отношении наших солдат, а это входит в нашу компетенцию.

– Чепуха. Вы меня с кем-то путаете.

– Поэтому и ответьте: где вы были в августе прошлого года. Это серъёзное обвинение в отношении вас, капитан, советую приложить усилия и вспомнить.

Вспоминать тут было нечего. Связать его фамилию с исчезновением семерых караульных на переправе можно было в одном случае – имея на руках ориентировку Комуча того периода на поиск и задержание Туманова. Никак иначе. Простое сопоставление фактов внимательного контрразведчика. Значит интерес чехов в обозе, и ни в чём ином. Пора прощаться, и он начал разгонять организм для работы.

– Хорошо. Дайте мне бумагу и перо, мне нужно время, чтобы точнее восстановить ход событий за тот период.

– Это правильное решение. Вот вам бумага, карандаш.

Майор подвинул на край своего стола письменные принадлежности, и кивнул капитану:

– Uvolni mu jednu ruku, Marku (Освободи ему одну руку, Марек).

Капитан положил на стол, к которому был привязан Туманов, лист бумаги и длинный карандаш, и развязал ему правую руку.

Дальнейшее произошло молниеносно: капитан ещё падал с торчащим из уха кончиком карандаша, а Туманов уже припечатал стулом к стене не успевшего ничего понять майора. Добавил кулаком по картузу, освободился от пут и первым делом связал его. Стулом подпёр дверь, надел свои штиблеты, оказавшиеся под столом, и привёл в чувство контуженного майора, энергично растирая тому уши и нос.

Едва тот пришёл в сознание и открыл глаза, сдавил ему кадык и задал несколько вопросов:

– Кто дал команду на моё задержание?

– Господин полковник Зайчек… – майор сотрудничал инициативно, кося глазами на тело лежавшего в лужице крови капитана.

– Как и чем меня отравили?

– Веер… чем не знаю.

– Как отсюда выйти?

Майор внятно объяснил расположение коридоров, камер и охраны здания. Их помещение находилось на втором этаже. По ночному времени караул был только внизу, у входа, плюс по охраннику на каждом этаже. На вопрос, а где те трое, что приводили Туманова в чувство, майор пожал плечами, виновато втянув в них голову. Миндальничать с ним не стал – подхватил за затылок и крепко приложил виском об угол стола. На войне, как на войне…

Забрал свои вещи и пиджак, привёл себя в порядок, поправил шляпу. Из камеры выходил вальяжно, с папкой в руке. Дверь приоткрыл не широко, чтобы хватило самому, и не было видно с коридора, что там творится в помещении. И правильно поступил: почти напротив двери, у стены расселся на стуле один из той троицы, крепко сбитый человек в шерстяном костюме в полоску, и в шляпе канотье. Туманов вежливо ему улыбнулся и придерживая дверь сказал:

– Просимо пана.

Человек удивлённо поднялся и, сделав шаг к двери, заглянул внутрь. Пропустив его мимо себя, Туманов коротко ударил костяшками пальцев в горло, и когда тот запрокинул голову, пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха, положил ладонь на лоб и резко надавил вниз, направляя затылок к пяткам. Под хруст шейных позвонков тело осело внутрь камеры.

Так же вежливо прикрыв дверь, Туманов направился по коридору к лестничному пролёту. Таких камер, как та, из которой он выбрался, было не много – три или четыре, остальные двери выглядели обычными для служебных кабинетов. Окна в обеих концах коридора были темны, и он освещался неяркими лампочками, света которых едва хватало рассмотреть, где находится лестница да фигуру охранника перед ней. Не торопясь, но уверенно прошёл мимо солдата в форме, на что тот отреагировал безразлично (чем спас себе жизнь), спустился по идущей дугой лестнице до первого этажа, и толкнул дверь на улицу. Небрежно держа папку левой рукой кивнул охраннику у двери, сошёл с крыльца и зашагал в темноту улицы.