Осада Будапешта. 100 дней Второй мировой войны

Предисловие

Значение работы Кристиана Унгвари является по крайней мере двойным. Во-первых, она не знает себе равных с точки зрения военной истории. Ни одно из вполне грамотно составленных описаний военных историков битв под Сталинградом, в Варшаве или Берлине не может даже близко похвастать столь же подробно приведенными деталями и живыми реконструкциями того, где, когда и как перемещались и вели бои отдельные подразделения. Военным историкам следует изучать данный труд глазами ювелиров. То же можно сказать и о жителях Будапешта и том ничтожном количестве людей среди них, кому довелось стать свидетелями осады города 60 лет назад (так поступил и я, историк, обнаруживший в этой великолепной реконструкции множество деталей, неизвестных мне ранее).

Вторая заслуга Кристиана Унгвари, возможно, еще более весомая. Данный труд является не только типичным примером работы военного историка. Он представляет собой реконструкцию тех ужасных и горьких (а иногда и героических) событий с гражданской и политической точек зрения и сопровождается подробнейшим графическим материалом. Перед нами встает драматическая картина осады крупной столицы, в которую невольно оказались втянутыми до одного миллиона местных жителей, умы и само существование которых оказались во власти жесточайшей гражданской войны, то есть для которых осада явилась войной во время войны. И поэтому не только протяженность во времени и сложность тех ужасных (да-да, полных ужаса, трудно подобрать лучшее определение) драматических событий не знают себе равных, в том смысле, что они являются выдающимися даже на фоне всей истории Второй мировой войны.

Эта история с ее множеством сложностей ставит читателя перед расстоянием в тысячи километров и давностью времен, за которые сменилось как минимум два поколения. Поэтому я взялся за написание предисловия к данному научному труду. На сложности предмета исследований я намерен остановиться подробнее.

Один из психологических факторов остается действующим даже в наше время. Возникла любопытная ситуация, которая, насколько мне известно, до сих пор не только не анализировалась, но и совсем не рассматривалась психоисториками. Речь идет о явном нежелании многих гражданских людей говорить о своем ужасном, унизительном опыте времен войны. (Недавно исследования данного феномена провел прекрасный немецкий ученый В. Себальд. Его поразило то, как мало немецких мужчин и женщин говорят о страданиях, причиненных им воздушными рейдами. Это странно, так как им, как и нам, известно о все более нараставшем масштабе бомбардировок немецких городов. Там же рассмотрена довольно распространенная тенденция немцев жалеть себя. Особенно характерным это стало после военного разгрома.) То же психологическое состояние, пусть и не полностью, но в значительной степени, можно отнести и к участникам событий в Будапеште и во всей Венгрии в 1944 и 1945 гг., когда к прочим пережитым мирным населением ужасам войны прибавились деяния советских солдат, изнасиловавших тысячи женщин. Нежелание говорить и пробелы в памяти, возможно, иногда можно объяснить стыдом или страхом. Но в случае с Будапештом, помимо всего этого, было и остается что-то еще. По многим причинам, и не только политическим или психологическим, многие венгры не могли или не хотели заново возвращаться мыслями к той трагической странице в истории своей страны и своего народа в 1944–1945 гг. И это в городе, где на немногих специально оставленных развалинах и многочисленных зданиях до сих пор сохраняются следы артиллерийского огня, ясно различимые и в наши дни.

Теперь я хотел бы коротко остановиться на обстановке в Венгрии в 1944 г. и последующих днях. Венгры – народ, практически (пусть и не полностью) независимый последние несколько десятков лет существования двойной Австро-Венгерской монархии. После Первой мировой войны по многим причинам, скорее несправедливым, чем правильным, западные державы и их новые «союзники», такие как Чехословакия, Румыния, Югославия, под предлогом сомнительного принципа «национального самоопределения» решили сильно ослабить исторически сложившееся государство Венгрия. По условиям Трианонского договора 1920 г. страна потеряла две трети своей территории, в результате чего более трех миллионов венгров оказались за пределами своего государства. Трианон больнее ударил по Венгрии, чем Версаль по Германии. Все это произошло вскоре после революции в Венгрии в 1918 г., которая в марте 1919 г. вылилась в короткое (до 1 августа) правление режима коммунистов, за которым последовала контрреволюция националистов. Под знаком всех этих трагических событий, революции, поражения и расчленения страны осуществлялась политическая деятельность Венгрии в последующие двадцать лет. Венгрия все еще была «королевством», но лишь номинально. Главой государства был адмирал Миклош Хорти, имевший полномочия регента. За 1920-е гг. Венгрия в какой-то степени восстановилась. В 1930-х гг. снова возник германский рейх под руководством Гитлера, он быстро стал доминирующей державой в Европе, отменяя и разрывая одно за другим положения Версальского договора. Неудивительно то, что в то время в Венгрии многие восхищались Третьим рейхом, в особенности это было характерно для представителей офицерства. Но сам Гитлер не испытывал по отношению к Венгрии особой симпатии. Настроение офицерства объяснялось в основном почти неизбежным союзом Венгрии и Германии, а также тем, что стране с 1938 по 1941 г. удалось вернуть часть ранее утраченных земель.

Но после этого единственным путем Венгрии стало участие в приближавшейся Второй мировой войне. После того как в марте 1938 г. Гитлер аннексировал Австрию, гигантский Третий рейх стал непосредственным соседом Венгрии. Постепенно становилось очевидным (или, по крайней мере, так должно было быть), что главной проблемой Венгерского государства больше не было возвращение потерянных территорий. Речь шла, в той или иной степени, о государственном суверенитете. Но это осталось не замеченным и не признанным ни большинством представителей правящей верхушки, ни большинством населения страны, ни в особенности военными. Последние единодушно стремились подчинить себя и свою страну политической стратегии Германии Адольфа Гитлера (в том числе и потому, что искренне верили в ее непобедимость). Были приняты антиеврейские законы (о чем будет сказано ниже). В ноябре 1940 г. Венгрия присоединилась к так называемому Тройственному пакту, союзу между Германией, Италией и Японией. В апреле 1941 г. Венгрия приняла участие в войне Гитлера против Югославии, за несколько месяцев до которой подписала с Германией пакт «О вечной дружбе». (Премьер-министр консерватор граф Пал Телеки после этого застрелился.) В декабре 1941 г. Великобритания объявила Венгрии войну, а еще через несколько дней Венгрия объявила войну США.

Венгерская армия была направлена в Россию, чтобы воевать там на стороне немцев. Однако в 1942 и 1943 гг. произошел ряд изменений. Немногочисленная патриотически (но не националистически) настроенная прослойка консерваторов и сам регент приняли тайное решение постепенно отойти от тесных обязательств перед Гитлером. Среди них был и новый премьер-министр Миклош Каллай. Предпринимались попытки тайно установить контакты с британскими и американскими официальными представителями. В январе – феврале 1943 г. советские войска нанесли тяжелое поражение 2-й венгерской армии и вынудили ее отступить (2-я венгерская армия была фактически уничтожена, потеряв 135 тыс. человек. – Ред.). По молчаливому согласию армады британских и американских самолетов, пролетавшие через территорию Венгрии, не наносили ударов по Венгрии и ее столице Будапешту. (Будапешт лишь однажды подвергся довольно слабому воздушному рейду советской авиации в сентябре 1942 г.) Если не считать трагедии 2-й венгерской армии, Венгрия и Будапешт (в том числе и еврейское население страны) по большей части, пусть и не вполне, не понесли какого-либо заметного ущерба от войны, даже на момент, когда наступающие советские армии уже подходили к территории страны с северо-востока.

Наконец терпение Гитлера лопнуло. 18 марта 1944 г. он вызвал регента к себе. Фюрер приказал Хорти создать максимально прогерманское и пронационал-социалистическое правительство. У регента не было никакой альтернативы, кроме как подчиниться. В Будапешт и другие города вошли немецкие дивизии. Вскоре американская и британская авиация нанесла первый бомбовый удар по венгерской столице. Еврейское население Венгрии стало подвергаться безжалостному преследованию, угнетению и унижению. Выполняя указания немцев, многие представители венгерской военной и гражданской администрации приняли участие в отправке сначала в гетто, а оттуда – в лагеря, в первую очередь Освенцим, около 400 тысяч венгерских евреев. Большинству из них не суждено было пережить войну. Последней партией предполагалось отправить в лагерь примерно 160 тысяч евреев из Будапешта. В конце июня – начале июля Хорти наконец вынырнул из апатии. Подстегиваемый посланиями президента Рузвельта, короля Швеции и папы Пия XII, он отдал распоряжение приостановить депортацию евреев из Будапешта. Еще через семь недель недружественный сосед Венгрии Румыния повернула оружие против Гитлера и примкнула к русским. А еще через месяц первые советские солдаты вошли на территорию Венгрии с юго-запада. 15 октября регент без проведения каких-либо серьезных подготовительных мероприятий объявил, что Венгрия прекращает боевые действия и сдается союзникам. По прошествии всего нескольких часов после этого он был захвачен и арестован немецкими военными. А еще через несколько часов под давлением немцев в Венгрии было создано правительство венгерского национал-социалистического движения «Скрещенные стрелы», в состав которого, помимо откровенных фанатиков, входили и преступные элементы. После этого в Будапеште потянулись месяцы террора, который сразу же сменился осадой города.

Первые советские части подошли к юго-восточной окраине Будапешта 2 ноября, а полностью город был окружен в католическое Рождество. Осада закончилась полным поражением немецких и венгерских войск и их капитуляцией 13 февраля 1945 г. За это время паровой каток войны прошел по большей части территории страны, через горящие города и села, калеча жизнь миллионов людей, иссушая их тела и умы. Мы должны упомянуть и об этом тоже, поскольку битва за Будапешт затронула гражданское население в той же мере (если не больше), как и военных. Это было не только сражение армий, но и битва умов.

Когда началась осада города, его население оказалось трагически и бескомпромиссно разделенным. Сейчас не представляется возможным привести точные данные того разделения. Тогда не проводились общественные опросы (как и выборы после мая 1939 г.). Более того, зачастую разделение и противоречия зачастую царили в умах отдельных людей. Тем не менее на правах историка и свидетеля и участника тех незабываемых месяцев я попытаюсь нарисовать примерное соотношение различных групп разобщенного измученного населения.

По моим оценкам, на момент осады примерно до 15 процентов нееврейского населения Будапешта желали продолжения войны на стороне Германии. К этим людям относились и фанатики из организации «Скрещенные стрелы», и многие другие представители мужской и женской части населения (не обязательно члены этого движения), – все те, кто был убежден, что перспектива прихода в города Красной армии была наихудшим вариантом, и поэтому предпочел сопротивляться такому развитию событий. Еще 15 процентов населения имели прямо противоположные убеждения: союз Венгрии с гитлеровским рейхом означал для страны политическую и моральную катастрофу, и с этим необходимо было тем или иным способом бороться. Движение «Скрещенные стрелы» и его ставленники в правительстве являлись преступниками. И поэтому чем скорее русские оккупируют Будапешт, тем будет лучше. (Среди этого меньшинства коммунисты и симпатизирующие им составляли очень незначительное количество.) Наконец, оставшиеся примерно 70 процентов населения (еще раз прошу считать все эти цифры очень условными, даже спорными в соответствии с правилом большого пальца – очень приблизительного подсчета) были полностью заняты собственными проблемами. Иногда они задумывались над общим ходом событий, иногда – нет. Но по большей части они были озабочены лишь вопросами выживания и нависшей над ними и их семьями угрозой. Эта часть населения не имела ясной идеи того, что будет после осады, в их умах царили путаница и смятение.

За исключением нескольких обобщений, невозможно дать социопсихологическое объяснение этому глубокому, порой фатальному разделению населения на группы. Интересно отметить, что оставшаяся часть венгерской национальной аристократии была настроена в основном антинацистски (то есть по существу эти люди, по крайней мере на какое-то время, были сторонниками русских). И это несмотря на то, что этот класс ждали самые большие потери с приходом русских и коммунистического правления, а значит, он, казалось бы, должен был больше всего его бояться. В то же время в рабочей среде были широко распространены пронемецкие и социал-националистические настроения и даже убеждения. (То же самое можно сказать и о сторонниках теории Маркса и прочих.) Так называемые христианские (в те времена это обозначало, что такие люди не принадлежат к евреям и социалистам) представители среднего класса также делились на те же группы и приблизительно в тех же пропорциях 15:70:15. То же касается и разделения людей, отличавшихся отношением к религии: верующих и неверующих; священников и паствы. И остальных общественных групп: учителей, судей, адвокатов, гражданских служащих, торговцев, полицейских и т. д. Во время осады взгляды некоторой части представителей внутри различных общественных групп неизбежно должны были кардинально измениться в связи со страшными испытаниями, через которые этим людям пришлось пройти.

То же самое относится и к памяти людей. Как я уже писал выше, слишком многие предпочли совсем подавить ее, нежели попытаться все осмыслить заново и восстановить в уме цепочку событий.

К одному из сложных моментов до настоящих дней, когда нас от тех событий отделяют шестьдесят лет, все еще относится вопрос о еврейском населении Будапешта тех лет и его отношениях с другими группами населения. Условия сложились так причудливо, что (в отличие от науки в истории зачастую на передний план выходят именно исключения, а не правила), когда в конце 1944 г. началась битва за Будапешт, еврейское население города представляло собой самую большую группу выживших евреев в гитлеровской Европе, то есть фактически во всей Европе. К ним применялись законы дискриминации, их преследовали и угнетали. Многие успели погибнуть, но большинство все же было все еще живо. И конечно, они испытывали сильнейший страх за свою жизнь и ждали «освобождения», кто бы ни принес им его.

Самые смертельные и резкие противоречия между и внутри отдельных групп населения Будапешта зачастую были связаны с тем, как эти люди относились (физически или морально) к своим еврейским соседям. Сами евреи тоже были неоднородны по составу и делились на множество подгрупп. С одной стороны, было (и остается в наши дни) невозможно оценить их точную численность. В основном это связано с большим количеством смешанных браков между евреями и христианами, а также с наличием значительного количества евреев, исповедовавших христианскую веру. Можно сказать, что вплоть до начала Второй мировой войны быстрыми темпами шел процесс ассимиляции еврейского населения, его растворения в венгерском народе. Но царивший в то время антисемитизм носил не религиозный, а расовый характер. Преследованиям и нападкам подвергались уже ассимилировавшиеся, богатые и успешные представители еврейской части населения Венгрии. И венгерский антисемитизм, случаи проявления которого были единичными до Первой мировой войны, получил огромный толчок в форме национальной реакции на короткое время правления коммунистического режима в 1919 г., когда две трети комиссаров были евреями. Результатом явился и антисемитизм режима Хорти, ставший официальной государственной политикой, антиеврейские законы и ограничения, принятые в 1938–1941 гг., иногда отнюдь не как реакция на требования немецкой стороны, хотя были и такие случаи. Двадцать пять лет антиеврейского воспитания и пропаганды оказали влияние на многих. А теперь судьба евреев висела на ниточке, вернее, на нескольких быстро рвущихся хрупких нитях.

У власти в Будапеште теперь стояло «правительство» фанатиков-юдофобов из движения «Скрещенные стрелы». Но на дворе стоял ноябрь 1944 г. Все еще могли отдаваться распоряжения о депортации, отправке транспортом в Освенцим. Но транспорта не было. Представители «Скрещенных стрел» по требованию немецких властей (тотчас после 15 октября на территории Венгрии объявился Эйхман со своими подручными) сразу же распорядились, чтобы евреи, независимо от пола и возраста, были отправлены пешком на запад, в сторону границы с Австрией и Германией. Но формирование большинства таких пеших конвоев вскоре было приостановлено, так как выполнение этого указания оказалось невозможным. К началу декабря, фактическому времени начала осады Будапешта, положение евреев в столице было следующим. 1) Распоряжением правительства было создано гетто в наиболее плотно заселенных еврейским населением кварталах города, куда была вынуждена переселиться большая часть еврейского населения. Никому не разрешалось проникать на его территорию через высокие деревянные заборы. В гетто жили примерно 72 тысячи евреев. Большинству из них удалось пережить осаду города. 16–17 января первые советские части вошли в эту часть города. 2) Еще примерно 25–30 тысяч евреев селились в разбросанных в других частях города многоквартирных домах. Эти «еврейские» здания (с апреля 1944 г. они были отмечены большой желтой звездой на входе) по капризному стечению обстоятельств пользовались чем-то вроде статуса «международной защиты». Шведское правительство (и храбрый Рауль Валленберг, находившийся в Будапеште во время осады), представительства Швейцарии, Португалии, Испании и Ватикана провозгласили, что временно венгерские евреи, проживавшие в этих домах, находятся под их защитой. Ради того, чтобы продолжать поддерживать дипломатические отношения с оставшимися немногими государствами, министерство иностранных дел правительства «Скрещенных стрел» пошло на это. Но преступное сообщество не согласилось с таким решением. Было зафиксировано много случаев, банды нападали на дома, где в обстановке общей скученности ютилось множество еврейских семей. Они выгоняли евреев на холодные улицы и вели их к нижним причалам на Дунай, где убивали, а тела бросали в ледяную воду. И все же большинство евреев в домах, находившихся под «международной защитой», также сумели пережить осаду. (В дальнейшем их храбрый защитник Валленберг исчез.) Сумели выжить и примерно 50 тысяч евреев, которых, зачастую с фальшивыми документами, прятали неевреи – соседи, друзья, знакомые в монастырях, домах священников, церквях и других религиозных учреждениях вплоть до окончания осады. А теперь подведем небольшой итог нашему наблюдению: внутри битвы за Будапешт, боев, побед и поражений советской и немецкой армий, внутри гражданской войны, затронувшей и поделившей население города, среди всех тех, кто надеялся, что в результате окончания осады им принесет освобождение либо возвращение немецких войск, либо наступление Красной армии, происходила еще и смертельная борьба, часто в умах мужчин и женщин города, между теми, кому была безразлична судьба евреев Будапешта, и теми, кому нет. Только это делает историю битвы за Будапешт настолько сложной, что она выделяется этим среди всех остальных глав общей истории Второй мировой войны и еврейского холокоста.

Но исход битвы за Будапешт определяло не его население, и даже не те массы солдат, что сталкивались и сражались на улицах города. Многое решали главные хозяева воюющих армий, Сталин и Гитлер.

В августе 1944 г. советские армии вышли к пригородам Варшавы. Но после этого Сталин остановил дальнейшее наступление на запад. Он принял решение продвигаться на Балканы, в Румынию, Болгарию, Сербию, а затем и в Венгрию. Этот ход был логичен не только с точки зрения стратегии и географии, но и с политической точки зрения. Немцы уже собирались уходить из Юго-Восточной Европы (но не из Венгрии). Сюда нельзя было допускать британские или американские войска, которые сразу же помогли бы заполнить военный и политический вакуум. Черчилль знал это. Это было одной из двух главных причин (второй была судьба Польши), что заставили его в октябре 1944 г. вылететь в Москву для того, чтобы постараться достичь соглашения со Сталиным. Так и получилось. В рамках соглашения (как тогда казалось, лишь временного), регулировавшего англо-американскую и советскую зоны влияния на Балканах и в Венгрии, Сталин согласился оставить Великобритании Грецию. В отношении Венгрии первоначально Сталин согласился с Черчиллем поделить страну пополам, но через несколько дней по настоянию Молотова Иден согласился, что советская доля должна вырасти до 75 процентов. К тому моменту русские уже успели захватить значительные территории на юге и востоке страны и теперь уверенно продвигались к Будапешту. (Здесь сказалась еще одна причина, по которой Черчилль одобрил эту поправку: неудачная попытка Венгрии заключить перемирие именно в тот момент, когда Черчилль находился в Москве.) В конце октября Сталин вызвал маршала Р.Я. Малиновского, командующего одним из двух советских фронтов, действовавших на территории Венгрии, и приказал ему как можно скорее занять столицу страны. Через несколько дней передовые части советских войск вышли к окраинам города. Но в тот момент маршал Малиновский не имел возможности войти в город и захватить его. Настоящая осада венгерской столицы началась не ранее чем в рождественские дни, когда другой советский фронт под командованием маршала Ф.И. Толбухина завершил окружение города с юго-запада. Здесь мне придется отметить небольшое, почти незаметное расхождение во мнениях с моим блестящим коллегой Унгвари. Разумеется, Сталин хотел, чтобы наступление на запад осуществлялось как можно более высокими темпами. Но я не думаю, что в то время это было его главной заботой. Конечно, он был разочарован задержкой в захвате Будапешта, долгой осадой. Но пусть он и был раздосадован этим обстоятельством, оно его не слишком огорчало. Одним из косвенных доказательств этого являются относительно низкие темпы захвата Будапешта советскими войсками. Ибо тогда русские наступали очень осторожно. А это значит, что при любом развитии событий Сталин хотел, чтобы Венгрия и Будапешт оказались под его контролем. И его подчиненные представляли себе это вполне отчетливо. Одним из примеров их политической воли является то, что они арестовали Рауля Валленберга и переправили его в Москву уже на следующий день после того, как был занят Пешт.

Цели Гитлера, возможно, заслуживают еще более пристального внимания. Его общие стремления были понятны. Они заключались в том, чтобы остановить и как можно дольше задержать наступление советских войск на Вену. Если в результате будет разрушен Будапешт, что ж, пусть будет так. И в этом ему удалось преуспеть: осада Будапешта стоила советской стороне многих солдат и значительного времени. Она продолжалась довольно долго. Именно поэтому Гитлер запретил идти на прорыв гарнизону Буды даже тогда, когда две деблокирующие группировки немецких войск были уже у самого города и когда такой прорыв, возможно, мог бы увенчаться успехом. Пусть Будапешт (или хотя бы Буда), считал фюрер, будет подобен шипу в теле русских, мешая их наступлению на Вену. И еще примечательным является тот факт, что самый крупный контрудар в Западной Венгрии немцы нанесли уже после того, как Будапешт пал. После нескольких успешных прорывов последнее немецкое наступление на Восточном фронте и даже во всей войне тоже провалилось. Но его значение состоит в том, что оно помогает нам понять логику Гитлера. Его главная (и единственная) надежда, как мы сейчас знаем, состояла в том, чтобы рассорить между собой противников. Достичь этого политическими или дипломатическими шагами оказалось невозможно. Но может быть, этого можно было добиться, одержав неожиданно крупную победу на поле боя на том или ином фронте. Именно это, а не что-то вроде отвоевания Парижа заставило Гитлера пойти на наступление в Арденнах (Битва на выступе); в этом состояла отчаянная попытка нанести сокрушительное поражение русским в Западной Венгрии в марте 1945 г. И если даже цели не были достигнуты, они помогли задержать наступление победоносных армий его противников.

Здесь я хотел бы добавить нечто, о чем очень редко вспоминают историки. Речь идет о тайном поощрении Гитлером попыток некоторых его приспешников создать трения в отношениях между англоамериканцами и русскими. В 1944 г. было сделано много подобных попыток. В случае с Будапештом можно привести по крайней мере два подобных примера. Первый относится к Раулю Валленбергу, который, не будучи даже шведским дипломатом, движимый лишь своими убеждениями гуманиста и стремлением помочь представителям еврейских и американских организаций, отправился в Будапешт. Немцы разрешили ему прибыть в город и остаться в нем и обращались с ним иногда как с полномочным представителем западных союзников (что во многих случаях соответствовало действительности). Они поступали так в силу ряда причин, в том числе и стремления поссорить между собой американцев и русских. Советская сторона знала об этом (немцы сделали все, чтобы эта информация была доведена до русских), и это послужило причиной немедленного ареста Валленберга и отправки его в Москву. Другим важным примером были инструкции Генриха Гиммлера, который недвусмысленно запретил разрушать будапештское гетто и убивать его обитателей. (Кстати: за два дня до того, как наступающие советские войска вышли к гетто, некоторые подразделения СС и боевики движения нилашистов планировали захватить его территорию и уничтожить всех жителей. Немецкий генерал остановил выполнение этого плана, пригрозив его непосредственным вдохновителям арестом.) Есть все основания полагать, что директивы Гиммлера были составлены не в противовес пожеланиям Гитлера.