Ну, ладно, придется рискнуть! И я произнес заклятие поиска. Синей полупрозрачной птицей метнулось оно в темноту и исчезло. Мне оставалось только ждать. Я замер, стараясь слиться с камнем.
Внезапно во тьме послышался легкий шорох. Кто-то приближался. Воздух словно наполнился электричеством, и волосы на моей голове сами собой поднялись дыбом. Ужас сдавил горло. Даже если бы я не боялся дышать, опасаясь выдать свое присутствие, все равно бы не смог. То, что кралось в сырой мгле, было жутким до отвращения. Я не видел его, но чувствовал всей кожей, и от этого становилось плохо. Даже учитывая весь свой довольно богатый опыт общения с разными порождениями ночи и им подобными, я не мог совладать с дрожью. Казалось, вот-вот я не сдержу крик ужаса перед тем приближающимся, что видит меня насквозь, слышит каждый мой трепещущий нерв.
И все же я молчал, сжав зубы и не дыша. Вот оно! Проплыло-проползло рядом со мной, сквозь меня, колыхнувшись, словно ком непрозрачной слизи, состоящей из кромешного мрака и боли. Обожгло, смяло, раздавило своей тяжестью, даже не коснувшись, так и не став видимым, но заполнив мой зрачок целым роем кошмаров из преисподней. Проползло – и кануло куда-то в ночь. Только воздух, ставший вдруг жирным и отвратительным, хлынул в мои исстрадавшиеся легкие. Все померкло…
Я стоял на коленях. Меня рвало.
Чуть позже, когда дурнота отступила, и я смог более-менее твердо держаться на ногах, я двинулся наощупь, чтобы убраться поскорей с обезображенного отвращением и ужасом места. Что же это была за мерзкая тварь?! Таких я не встречал прежде. И даже не слышал о них. Вероятно, что-то новенькое из бездонных арсеналов тьмы!
А вот и моя синяя «птица удачи». Подлетела, сделав круг над головой, и медленно взмыла в воздух, приглашая следовать за собой. Я пошел за крылатым витком дыма, соблюдая максимальную осторожность и ступая так неслышно, как только был способен. Но больше, к счастью, мне никто не повстречался, и мы без приключений добрались до освещенной неверным зеленоватым огнем площадки. Вокруг тоже никого не было, и в пределах освещенного пространства – тоже, – я осторожно прощупал тьму. Птица-заклинание взлетела вверх, схлопнула крылья и исчезла, а я медленно двинулся к огромной яме-котловану, находящейся посередине утоптанной площадки: очевидно, предмет моих поисков находился здесь. И действительно, отвесные края ямы круто уходили вниз, гладкие и блестящие, словно изготовленные из стекла, а на дне я увидел человек двадцать в разных позах: кто спал, кто сидел, прижав колени к груди и вперив взгляд в пространство. Среди детей были и совсем маленькие – матери держали их на руках, были и подростки. И все они казались страшно изможденными.
Я приблизился и попытался наклониться вниз, но натолкнулся на прозрачную преграду. Однако снизу уже заметили меня; кто-то из детей показывал пальцем, кто-то замахал руками. Я приложил палец к губам, призывая к молчанию. Мне послушно закивали в ответ.
Если воздушная преграда именно той природы, что я думаю, то мне не сложно будет убрать ее. Я мысленно сосредоточился: да, так и есть. Те, кто запер здесь пленников, не отличались особой изобретательностью. А впрочем, к чему им повышенные меры предосторожности против беспомощных женщин и детей. Им все равно не выбраться самостоятельно из этой тюрьмы.
Я рубанул ребром ладони задрожавший воздух и ощутил, как прозрачная подушка трескается, обретя вдруг твердость. Полдела было сделано. Теперь необходимо было соорудить некое подобие лестницы, имея под рукой лишь нехитрые приспособления, вроде крюков и веревок, да некоторого запаса магии.
Люди внизу явно воспряли духом, наблюдая за моей возней. А я пожалел о том, что не взял с собой ни одного помощника. Будет сложновато вытащить из ямы и вывести из крепости такое количество народа. Впрочем, – сказал я сам себе, – вряд ли те запуганные, с отчаявшимися лицами мужчины являли бы собой надежную помощь; скорее, они бы стали дополнительной обузой. С этой мыслью я зацепил, наконец, крючья самодельной веревочной лестницы за край ямы, укрепил их дополнительно несколькими несложными заклинаниями и стал спускаться вниз.
На дне стеклянной ямы я был встречен весьма восторженно, но без лишнего шума: никто не забывал об осторожности. Я велел им побыстрее подниматься наверх, пока нас не обнаружили. Многие настолько ослабели, что мне пришлось буквально тащить их самому. Наконец, последний из пленников оказался на краю ямы, и молча они двинулись за мной узкой цепочкой.
Так, стараясь соблюдать тишину, шли мы до самой наружной стены. Пока все было неплохо. Но, конечно, так гладко продолжаться не могло, и вскоре побег обнаружили. Я понял это по мгновенно загустевшему вокруг мраку, перед которым даже мое зрение оказалось бессильным. Ночь плотной стеной обступила нас, излучая угрозу, и в этой ночи послышалось какое-то шевеление.
– Тихо! Быстрее сюда! – прошептал я, нащупывая рукой нишу в стене, —
– Замрите и не двигайтесь!
Настала пора применять магию в полную силу, таиться больше не имело смысла, и ослепительные вспышки, сорвавшись с кончиков моих пальцев, разорвали тьму. Я вызывал огонь на себя.
Внезапный свет на какое-то время сделал моих врагов незрячими. Зато я получил возможность в полной мере рассмотреть их, похожих на громадных раздувшихся жаб, замерших в удивлении, с выпученными желтыми глазищами. За их спинами возвышался с десяток воинов в черных шипастых шлемах и с оружием наизготовку.
И вновь все поглотила ночь, но я уже увидел все, что хотел. Следующей моей целью была крепостная стена. Несколькими ударами я проделал в ней брешь, дав пленникам возможность действовать самостоятельно, а сам полностью переключился на стражу. Дальше события развивались стремительно, словно кто-то внезапно отпустил сжатую до предела пружину. Вспышки света чередовались со всполохами огня; я кого-то рубил, подвернувшимся под руку черным мечом, кто-то пытался удержать меня за ноги, обвившись кольцом, чьи-то желтые глаза опасно приблизились к моему лицу, но тут же закрылись, когда их обладатель угодил под удар верного посоха; свистели черные стрелы, со всех сторон душил мрак; и, задыхаясь, я начал отступать к пролому в стене, но лишь когда убедился, что все пленники уже снаружи. Через ров они перебрались по камням, вывороченным из стены моим же ударом, и ждали меня на другом берегу. Выбравшись сам, я, недолго думая, запечатал проход одним из мощнейших охранных заклятий, обведя его затем вокруг всей стены. Чтобы преодолеть его, порождениям мрака потребуется не один час. За это время мы будем уже далеко.
Не позволяя никому останавливаться, я потащил их за собой, хотя несколько человек были ранены. Пока расслабляться было рановато. И безропотно, из последних сил, все они пошли следом, видя во мне, очевидно, некоего ангела-спасителя. Некоторых несли на руках, хотя все без исключения казались очень изнуренными и едва живыми. К счастью, идти было недалеко: в лесу ожидала повозка, запряженная парой крепких крестьянских лошадок. Но дошли до нее, однако, не все. Одна из женщин, раненная черной стрелой, умерла по дороге, можно сказать, у меня на руках. Я склонился над ней, проверяя, смогу ли что-нибудь для нее сделать. Но, похоже, рана была смертельной, с ней не справился бы и опытнейший лекарь. Так что все, что произнесли ее губы напоследок, – это несколько бессвязных слов: «На запад… Они ускакали на заход солнца…» О ком она говорила? – Возможно, о всадниках в черном. Но почему-то эти слова показались мне невероятно важными, они пронзили меня, как удар молнии. И я вдруг понял, что это еще одна подсказка на моем пути. Отныне я должен двигаться именно на запад, туда, где сгущаются силы тьмы, туда, где некто ожидает меня…
На сердце, словно плита, лежала свинцовая тяжесть. Несмотря на то, что я, хотя и медленно, но все же двигался к своей цели, в душе моей было пасмурно. И ответы, приходящие ко мне один за другим и приближающие меня к этой цели, на самом деле, словно бы, наоборот, отдаляли нас друг от друга. Последнюю из полученных мной подсказок будто сама смерть презрительно выплюнула мне в лицо. Что совершила ты, Воин Света, если даже редкие твои следы, словно морская вода, заполняет мрак?
Невидимая рука сдавила мне горло. И я поклялся: «Где бы ты ни была, чтобы ни произошло с тобой, Алиен, я все равно отыщу тебя, чего бы это не стоило; я все равно пойму и приму тебя!» Ветер подхватил мои слова и унес их за синее ожерелье холмов, застывших вдали.
Я въехал под полог леса, пожелтевшего, неживого. В самый разгар июльской жары на меня вдруг пахнуло сырой плесенью. Не было слышно птиц – только потрескивание опадающей с сухих стволов коры. Здесь тоже ощущалось во всем присутствие тьмы, пока еще едва заметное, но уже отравившее собой ветви и листья, пропитавшее покрытую хвоей землю.
Мне неожиданно захотелось повернуть назад, но съезжать с торного пути казалось неразумным. Да и кто сказал, что в других местах будет лучше?
Снова дал знать о себе скребущийся изнутри ястреб. Эх, расправить бы крылья, взмыть вверх сквозь душную муть, разметав во все стороны вопросы без ответов! Оставить за спиной тяжелую, страшную землю, порабощенную кошмаром, словно неведомой болезнью! Стать свободным, хоть ненадолго… Но слиплись яркие перья – не распахнуть воздушный веер, не покинуть темницу, не убежать от себя самого… Только плачет ветер среди засохших деревьев, только напрасно и безутешно машут вслед оголенные ветки.
Это было безумно давно, кажется, целую вечность назад. Мы ехали вдвоем через такой же лес, только живой, еще не смятый жадным дыханием мрака. Алиен, слегка прищурившись, смотрела вперед, словно постоянно выискивая затаившуюся опасность – она не расслаблялась ни на секунду, кажется, даже когда спала. А я пытался, помню, растормошить ее непробиваемую серьезность. Но она лишь высылала вперед вороного громадного Ская, преданного ей, как собачонка, и отзывалась односложно на все мои шутки.
Внезапно – как это всегда происходит – в воздухе запахло грозой. Что-то случилось, и виной тому не были черные мрачные тучи, заслонившие синь горизонта. Я пока не мог понять, что именно вызывало столь острое чувство тревоги, и Алиен тоже ничего не сказала, кроме короткого:
– Быстрее!
Наши лошади двинулись крупной рысью, почти нога в ногу. Они тоже ощущали сгущавшееся вокруг электричество. Мы поняли, что уже не успеем укрыться от нагоняющей нас грозы, и первые длинные струи обрушились на нас, словно холодный душ. Громыхнуло.
Сквозь застлавшую пространство водяную завесу мои глаза различили впереди на дороге маленькую фигурку в коричневом плаще. Похоже было, что путник, как и мы, оказался застигнут врасплох непогодой. Он быстро шагал, вжав голову в плечи и опираясь на посох. Расстояние между нами неизбежно сокращалось, и мы вот-вот должны были настигнуть его.
И тут я понял, что не так!
– Алиен! – крикнул я, —
– Стой! – и сам резко натянул повод.
Моя спутница в кратком замешательстве взглянула на меня, но тут же остановила Ская и обнажила меч, – она быстро ориентировалась.
Посох в руке у идущего впереди странника засветился. Фигура в плаще обернулась и развела руки в стороны. Кажется, прямо над ним ударила молния, и прогремело так, что кони в испуге присели. А он стоял перед нами неподвижно, и вместо глаз на нас глядели черные провалы оскаленного черепа. Сложно было предположить, что его появление здесь оказалось случайным.
– Что тебе надо?! – спросил я, —
– Отвечай!
Но он молчал, а дождь лил нескончаемым водопадом, стекая по лицу, мешая смотреть.
– Ты что, не слышишь, исчадие тьмы?! – воскликнула Алиен, —
– Прочь с дороги!
Череп оскалился в подобии улыбки:
– Вы идете за Смертью? Вы найдете ее!
– Я никогда не обнажаю меч понапрасну, – процедила Алиен, и, прежде чем я успел ее остановить, пришпорила Ская. Жеребец в два прыжка преодолел расстояние между нами и фигурой в плаще.
– Алиен, не делай этого! – крикнул я, но ее дивный огненный меч одним движением снес демону голову. Белый череп, покатившись, несколько раз подпрыгнул на ухабах и остановился.
– Твоя дорога, – проскрипел он, уставившись на Алиен, —
– Приведет тебя совсем не туда, куда ты направляешься, —
– А твоя… твоя и вовсе свернута в кольцо. Ты заплутал, ястреб, – и он захохотал беззубым ртом.
– Да пошел ты!.. – и Алиен, выразившись совсем не по-дамски, пнула череп носком сапога, отчего тот скатился на обочину.
– Путь свободен, – повернулась она ко мне и вложила вибрирующий меч в ножны, —
– Мы можем ехать дальше.
И, как ни в чем не бывало, села в седло.
А потом мы расположились с ней в придорожной таверне, пили подогретый эль, и она задумчиво молчала, пропуская меж пальцев мокрые пряди пшеничных волос.
– Тебе даже не интересно знать, кто это был? – спросил я.
– Да, какая разница? Чудовищем больше – чудовищем меньше, – вполне резонно заметила она.
Одним из качеств, всегда удивлявшим меня в Алиен, было полное отсутствие праздного любопытства, что так несвойственно для представительниц ее пола.
– А ты хочешь мне что-то об этом рассказать?
– Ну, это был маг. Темный маг, предсказатель.
– Во всяком случае, сражаться он не умел, – подытожила моя спутница.
– Знаешь, справедливости ради надо сказать, вряд ли он мог сделать что-нибудь против волшебного меча, – заметил я, —
– Да и зачем? – Думаю, существенного урона ты ему не нанесла.
– Что значит «не нанесла»? Я отрубила его проклятую башку.
– Должен тебя разочаровать. Это была не просто пешка, а довольно сильный чародей. Неужели он мог оказаться настолько наивен, чтобы ни за что, ни про что подставляться под непобедимый меч? – Как ты считаешь? Наверняка, все шло по его собственному сценарию, возможно, то была лишь уловка, игра, а сам он остался цел и невредим.
Алиен подперла кистью тонкий подбородок.
– У вас, магов, свои правила, конечно, – произнесла она задумчиво.
– Вот если бы ты не вмешалась, – продолжил я, —
– Исход мог бы стать совершенно иным.
Она иронично усмехнулась:
– Ага, например, наша смерть.
– Например, наша смерть, быть может, – серьезно подтвердил я, —
– А быть может, и нет. Не все так прямо, как дорога, и не все так бескомпромиссно, как отточенный клинок.
Алиен взглянула на меня чуть искоса, с грустинкой в глазах.
– Кстати, что он там бормотал насчет дорог? Можно ли верить этим предсказаниям?
Хотелось бы мне ее успокоить!
– Не знаю. Я предпочитаю не думать об этом. Что хорошего может пообещать темный предсказатель?
– Да, ты прав, – кивнула она, —
– Ну, что, пойдем?
И мы поднялись из-за стола.
Воспоминания о том, что последовало дальше, были настолько сладки, что я сам не заметил, как погрузился в глубокий сон. И приснилась мне девушка. Не Алиен – другая. Смуглая, черноглазая, смоляные волосы, блестящей волной покрывающие плечи и темным покрывалом спускающиеся ниже, до самой талии, тонкой, как у осы. Вокруг ее хрупкой шеи звенело-переливалось монисто, а платье из красного шелка ровно облегало точеную фигурку.
Девушка улыбалась и смотрела на меня уверенным, чуть зовущим взглядом. Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь, но я не успел, так как первые лучи восходящего солнца беззастенчиво пробились под мои сомкнутые веки, прогнав сон.
Я поднялся, перекусил, разыскал пасшегося в лугах Джокера. Он казался не слишком довольным, когда я взгромоздил на его высокую холку седло, и мне было понятно его настроение, но нам нельзя было отдыхать слишком долго: по моим внутренним ощущениям не так уж много времени всем нам оставалось.
Когда мы добрались до очередного жилого селения, я вновь взялся за расспросы. И напрямую, и обходными путями я пытался выяснить, не проезжал ли здесь интересующий меня рыцарь, и не знает ли кто-нибудь случайно живописную поляну, скрытую в лесу, на которой стоит деревянная изба с алыми петушками на ставнях и двумя раскидистыми дубами вместо ворот – место из моих видений.
Но, несмотря на подробное мое описание, повторенное не один десяток раз, я лишь впустую потратил более двух часов: никто не сумел рассказать мне ничего конкретного.
Поэтому я продолжил путь на запад, дальше и дальше, и поскольку никакие приключения пока меня не находили, и я сам их искать не собирался, а монстры и прочие творения тьмы на время, видимо, решили держаться от меня подальше, делать в дороге было все равно нечего, я вновь погрузился в воспоминания.
В этих воспоминаниях Алиен – не рыцарь в блестящих доспехах, с забралом, закрывающим лицо, – а уставшая девушка с грустными глазами, сидела, опираясь о мое плечо и задумчиво глядя в пламя костра. Светлые волосы длинными прядями закрывали лопатки, которые казались чуть ли не хрупкими – тому, кто не знал, какая сила в них таится. Тонкие, но мускулистые руки выглядывали из рукавов суконной мужской рубахи, которая, как ни странно, придавала еще более женственный вид ее обладательнице.
Я вдруг увидел ее воочию, словно она вновь была рядом, словно не разделила нас эта неожиданная пропасть. Как она склонилась чуть ближе и, дохнув на меня ароматом мяты, одними губами произнесла:
– Помнишь земляничную поляну?
Еще бы я не помнил! Мое зимнее колдовство, когда среди белых сугробов я создал для нее кусочек лета. Мне хотелось тогда произвести на нее впечатление, и, замечу без ложной скромности, мне это удалось. Но сколько сил было потрачено впустую, из одного лишь бахвальства, – об этом ей знать было вовсе необязательно.
– Да, конечно, помню, – ответил я, —
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто вдруг захотелось чего-то такого же, похожего. Чтобы вновь мы вдвоем, и доброе волшебство, словно нет никакой войны, нет бесконечной битвы, и нет ощущения, будто все катится в пропасть, – Алиен подняла на меня взгляд, и в ее зрачках плясали крохотные искорки костра.
– Не могу. И хотел бы, но не могу. Ты знаешь, что сейчас не время. Любая мелочь может внести перевес, поэтому нам пока не до игры – выжить бы, на самом деле!
– Да, я понимаю. Извини, – она обхватила плечи руками, словно ей стало зябко, —
– Иногда я становлюсь совсем слабой.
Я улыбнулся, привлек ее к себе.
– Мне сложно представить тебя слабой. Это нонсенс, оксиморон.
Алиен улыбнулась в ответ, но в глубине ее глаз, по-прежнему, таилась печаль.
Значил ли на самом деле что-нибудь этот миг? Изменилось бы хоть что-то, если бы я ответил тогда по-другому? Разумом я понимал, что нет, но сердце начало придавать значение всякой мелочи, отыскивая причину ее поступка, причину, которой попросту не существовало! Видимо, я тоже становился слабым. И этому тоже не умел найти объяснения. Прежде мне не доводилось столь глубоко копаться в собственных чувствах, я считал, что не подвержен подобному пороку, которым обычно почему-то так гордятся люди. С моей точки зрения это всегда было не более чем глупым способом времяпрепровождения. А мне всегда было, чем заняться. Но сейчас…
Резкий толчок седла вывел меня из задумчивости. Джокер остановился и тревожно втягивал воздух широко раздутыми ноздрями.
– Ну, чего ты испугался на этот раз? – спросил я как можно бодрее.
Конь повел чуткими ушами и скосил на меня один глаз.
– Поехали? – но он не сдвинулся с места.
– Все ясно. Опять решение проблем полностью на моих плечах, – я спрыгнул с седла и, покрепче перехватив посох, шагнул вперед, раздвигая зеленые заросли.
Моему взору открылась река. Абсолютно черная, непрозрачная. Вода в ней, нарушая все законы природы, не текла, а словно бы еле ползла, густая, похожая скорее на сладкую патоку, чем на жидкость. Я подошел ближе. Воздух над берегом был неестественно, мертвенно неподвижен, и вокруг стоял отвратительный запах чего-то гниющего.
– Да, что-то купаться не хочется, – проговорил я сам себе.
Надо подумать, как перебраться на другую сторону. И не бросать же здесь Джокера!
В смоляной воде слабо виднелись какие-то длинные размытые силуэты, не похожие ни на рыб, ни на что-то еще, известное мне. Они скользили мимо, оставаясь совершенно неподвижными, словно привидения. Меня не сильно интересовало их происхождение, но приближаться к реке вплотную явно не стоило.
От мерзкого запаха начинало тошнить, и пора было предпринять что-нибудь действенное. Однако ничего умнее, чем мост, мне в голову почему-то не приходило. Высокий, полукруглый мост, достаточно прочный, чтобы перевести по нему коня, – он возник перед моими глазами, словно уже существовал на самом деле. Это потребует много затрат – физических и ментальных – и большое количество времени – того, которого особенно не хватало. Но другого пути, похоже, не было – реку ведь не обойдешь.
Я вздохнул и принялся за работу. Вначале я создал воздушный каркас, он перепрыгнул с одного берега на другой и застыл, словно бесцветная радуга. Дальше я сосредоточил все усилия на придании ему максимально возможной материальности. Дурацкая работа! Пространство вокруг скрипело, создавалось впечатление, будто гигантская рука скручивает давно заржавевшие болты. По моему лицу градом струился пот… «Пожалуй, – подумал я, – при помощи обычного топора и досок результат мог быть достигнут гораздо быстрее и легче». Но плотником я не был. Поэтому приходилось пользоваться своим привычным инструментом – магией. И сейчас я, наверное, больше всего напоминал человека, который при помощи дорогостоящего хрупкого прибора забивает гвозди.
Усмехнувшись про себя этому сравнению, я удвоил усилия, и где-то через полчаса мост был готов. Он не отличался особым совершенством, но я вовсе не задавался целью создавать архитектурное произведение; для меня самым важным являлось, чтобы по нему можно было перебраться на тот берег.
Джокер сперва противился моим отчаянным усилиям и ни в какую не хотел приближаться к черной воде. После еще получаса борьбы и уговоров я почувствовал себя совершенно измотанным. На лошадь не действовали ни обычные слова, ни особая, специальная магия – именно из-за этого свойства мой выбор когда-то пал именно на нее, несмотря на излишнюю пугливость, лень и множество других отрицательных качеств. Но это имело, как оказалось в дальнейшем, и свои неприятные последствия.
– Ну, все! – вспылил, в конце-концов, я, —
– Если хочешь – оставайся. Может, послужишь для кого-нибудь славным обедом. Туда тебе и дорога! – и повернувшись к нему спиной, вступил на слегка прогнувшийся мост.
И – к моему величайшему удивлению – покорно понурив голову, Джокер шагнул за мной. Видно, здравомыслие все же взяло верх (если в его упрямой голове, конечно, водились какие-нибудь мысли). Во всяком случае, оставаться в одиночестве ему явно не хотелось. Поэтому, или по какой-либо еще причине, презрев опасность, мой верный конь двинулся за мной следом по подозрительно шатавшемуся мосту.
Я старался не смотреть вниз, и вовсе не потому, что боялся высоты, а потому, что скорее чувствовал, чем видел, как подо мной плывут-ползут черные маслянистые волны, и некие бесформенные твари перемещаются в их глубине. Доски под моими ногами скрипели, и мне казалось, что вот-вот какая-нибудь из них не выдержит, и я рухну вниз, прямо в черные скользкие глубины. Отвращение, граничащее со страхом, сковывало каждое мое движение, но я вынуждал себя думать о том, что каждый шаг приближает меня к противоположному берегу. Позади я слышал тяжелую поступь и дыхание Джокера. Если мост выдерживает его, то почему он должен сломаться под моим весом? – Эти мысли придали мне бодрости, и я едва не сломал тонкие перила, шарахнувшись в сторону от возникшего внезапно фонтана черной воды прямо передо мной.
Что за?.. Сквозь просветы между досок я увидел, как внизу возникло движение, река вздулась горбом, и некая огромная туша поднялась к поверхности, явно пытаясь дотянуться до моста. У нее были выпученные глаза и осьминожьи щупальца, которые извивались в отчаянном порыве, устремленные вверх. И – ей почти это удалось! – я едва успел отдернуть ногу, когда одно из них попыталось обвиться вокруг моей лодыжки. Следующее едва не выбило опору у меня из-под ног, ударив по доске впереди так, что весь мост зашатался с жалобным скрипом.
Сражение в нескольких метрах над темной водой не входило в мои планы, и я, перепрыгнув еще через несколько протянутых ко мне щупальцев, почти бегом устремился к берегу. Тварь внизу бесновалась, выбрасывала вверх фонтаны воды. Я пару раз поскользнулся, уворачиваясь, один раз едва не упал, но, когда мне стала уже надоедать эта игра в «догонялки», я, наконец, достиг противоположного берега и спрыгнул на твердую землю.
Следом послышался безумный топот, будто дикий слон пытался уйти от погони, и весь покрытый пеной, с выкаченными от ужаса глазами, Джокер соскочил следом за мной, чуть не растоптав меня на месте.
– Эй, полегче! – прикрикнул я на него и замахнулся посохом.