Авиатор: назад в СССР 4
– Дыхни, сказал, курсант! – воскликнул он, схватив меня за плечо.
Вот бы сейчас выкрутить его кисть и посмотреть, как он будет выкручиваться. А нельзя, офицер, всё-таки. Наверняка ещё и дипломированный. Надоел он! Освободиться как-то надо от его гнёта?
Вспомнил! Капитан Гнётов из первой эскадрильи. Старший лётчик-инструктор и редкостная мразь по рассказам других курсантов.
– Не буду я дышать. Я не употреблял, и не надо нашу эскадрилью называть «алкашной». Она, между прочим, по лётной подготовке впереди вашей и остальных. И прозвище «пьющая» ей не мешает. Ваша, первая эскадрилья, на месте под кодовым названием «Двадцать один»?
– А ты, значит, вспомнил кто я? Прекрасно. Собирайся и пошли к командиру твоему.
Со спины Гнётова показалась физиономия Валентиновича. Командир звена тут же нахмурил брови, видя подобную сцену.
– Идти не надо никуда, товарищи. Здесь я уже, – сказал он, выходя перед Гнётовым.
– Роман Валентинович, вот, учу вашего курсанта манерам. Внешний вид заметил, какой у него?
– Григорий Максимыч, у вас других дел нет, как вот только моих курсантов за трусы ловить? – усмехнулся Новиков. – Родин, на высотку, а то простудишься… в каком-нибудь месте.
– Я с ним не закончил, Валентинович, – возразил Гнётов.
Сначала я немного застопорился, увидев меняющееся лицо Валентиновича. Он всем видом мне показывал, что недоволен моим торможением.
– Курсант Родин, шагоммарш на «высотку», – дал мне команду Новиков, и я не смел задерживаться ни на секунду.
Как-то эта беседа несильно у меня отложилась в голове, поскольку сегодня предстояла ещё куча селекторов. На очереди был разговор у Доброва после ужина.
Состоялись эти переговоры в четырёхсторонем формате в кабинете командира. Он знал мою версию событий и материалы объективного контроля. Теперь же предстояло сделать выводы. Предварительные, конечно.
– Итак, что в итоге. Разрушение фонаря, разгерметизация, растрескивание смотрового щитка гермошлема курсанта, – продолжал Добров перечислять весь список бед, свалившихся на меня сегодня. – Частичный отказ радиосвязи, отказ курсового прибора и высотомера. Это в воздухе.
– Товарищ командир, сегодня курсант Родин полностью подтвердил поговорку «Беда не приходит одна», – сказал Ребров, сидевший за столом напротив Доброва.
– Согласен. Ну и на закуску – обрыв тормозного парашюта и отказ тормозной системы. Ничего не пропустил, Сергей Сергеевич? – спросил он у меня.
– Никак нет, товарищ полковник.
– А всё-таки пропустил. Да, Иван Фёдорович? – обратился Добров к Швабрину.
– Посадка с аварийным остатком, – сказал Фёдорович.
Вот так номер! Швабрин очень рисковал, пытаясь мне помочь. Он же был не один в самолёте, и тем не менее пошёл на выручку. С моими приборами было бы сложно зайти на посадку, вот он и вызвался лидером ко мне.
– Ладно, со старшим лейтенантом Швабриным поговорим отдельно. Есть что добавить у командира эскадрильи? – спросил Добров у Реброва.
– Никак нет. Мы отдельно обсудим этот случай на полном разборе в эскадрильи. Действия обоих считаю правильными, товарищ командир, – сказал Вольфрамович, взглянув на нас.
– Да. По мне так главное, что все живы и здоровы. Самолётов, если что, нам промышленность ещё построит, если этот не починим. Оба свободны, отдыхать, – произнёс бодро командир и подошёл к нам, чтобы пожать руку каждому.
За дверями кабинета мы перекинулись парой фраз с Фёдоровичем, пока ждали Реброва.
– Спасибо, Иван Фёдорович. Выручили всё-таки, – начал я первым обсуждение.
– Не стоит. Это было нужно.
– Вы уж не обижайтесь, но ведь меня могли и «по командам с земли» завести на посадку. Возможно, не нужно было рисковать? – спросил я.
– Об этом в тот момент не думал. Может, и слишком было рискованно, однако все сели и хорошо…
Из кабинета командира выскочил Ребров, которого снова накрывала краснота. Пару секунд молчаливой сцены нам потребовалось понять, что он отправляет нас в свой кабинет. Здесь он продолжил молчать и только вопросительно смотрел на нас.
– Я не знаю, как так получается у меня, товарищ подполковник, – сказал я, и Ребров смиренно кивнул. Далее он начал сверлить взглядом Швабрина.
– Все на земле, а это главное. Вывод командира полка, Гелий Вольфрамович, – сказал мой инструктор.
– Здесь соглашусь. Я сейчас о другом. С полётом мы разобрались, а вот что будем дарить товарищу Рыжову?
Совершенно вылетело из головы сегодняшнее радостное событие. Тёмыч стал отцом!
– Командир, стандартная такса на покупку детской коляски, правильно? – спросил Фёдорович.
– Да я уже и не помню, сколько стоит коляска. Мои уже выросли давно. Родин, сколько нынче коляска стоит? – спросил у меня Ребров.
Нашёл кого спрашивать! Детей только на расстоянии видел.
– Не могу знать, товарищ подполковник. Мне такие заботы пока не грозят.
– Эх, вот и не заметишь, как и твоё время придёт по ночам не спать, а утром на полёты вставать невыспавшимся. Я это прошёл и знаете что, птенцы Белогорского гнезда? – Ребров подошёл к сейфу, повернул ключ, мощно пнул его и тот послушно открылся. – Это самое замечательное, что может с вами случиться.
Комэска достал из сейфа пару плиток шоколада «Кола». Одну плитку дал мне. Интересно, что на голубой пачке с непонятным обрамлением, была написана фраза: «Детям шоколад «Кола» давать нельзя».
– Ты Родин, уж извини, мал ещё. А мы с Фёдоровичем подумаем пока о таксе на коляску. Беги в казарму, подумаете о подарке своим коллективом.
Закрыв за собой дверь, я ещё некоторое время разглядывал плитку этого известного шоколада. Его особенность в том, что у него была очень насыщенная ингредиентами рецептура. Благодаря добавкам, «Колу» использовали как антистрессовый и укрепляющий продукт с тонизирующими свойствами. На этикетке, вдобавок к запрету употребления детьми, как раз написано, что по нормам применения, обычно одна-две дольки в сутки. Сомневаюсь, что дети не кушали этот продукт.
Отходя от кабинета, я услышал за дверью обрывки тоста за новорождённого и тихий звон стопок.
В казарме подготовка к празднованию радостного события в жизни нашего товарища шла полным ходом. Теперь наш рыжий друг Тёмыч стал отцом, и он, как мне кажется, ещё пока не особо осознаёт себя в этой роли.
Столы вынесены на центральный проход. Из авосек и коробок вытаскиваются кастрюли, тарелки и другие сосуды. В воздухе витает праздничная смесь салатов, варёного и жареного. Из нашей «Электроники-311с» играет «Шокинг Блю», наполняя расположение еще большей атмосферой праздника.
Без помощи четы Рыжовых и всей станицы Кучугуевской такое приготовить нереально. Представляю, что сейчас происходит там.
– Тесть сегодня на отпуск написал сразу. Борщев отпустил, – сказал Артём, выкладывая из банок соленья.
– Понял, что просто так с Кучугуевки ему не уехать? – посмеялся я вместе с ним.
– Алевтина Егоровна как знала, что нужно на целый взвод готовить, – сказал Макс, раскрывая ещё пару коробок. – Знаменитый компот твоих родителей. Или это от Никодимыча подгон?
– От него в другой коробке, – сказал Тёмыч.
– Артём, ну ты уже держал богатыря своего? – спросил я.
– Да пока не дали. Смена там сегодня в роддоме строгая. Пришлось в окно смотреть. Хорошо Новиков бинокль скомуниздил у помощника со старта и мне дал. Я своего сына и разглядел.
– Ну и как? На кого похож? – интересовался Костян.
– Вроде на ребёнка. Только… там непонятно, мужики. И рыжий, и смуглый, и глаза на месте. Цвет не видел в бинокль. Но мне вот, прям, на душе хорошо, мужики.
В нашем взводе это первый случай, когда у кого-то родился ребёнок. Вспоминая посиделки по таким поводам в своей прошлой жизни, наполнены они были кучей разговоров о будущих проблемах молодых отцов.
Мол, когда становишься отцом, помни, что ты – родитель. В первые полгода о спокойном сне можно забыть, потому что малыш будет просыпаться по ночам и плакать, ему нужно будет менять пелёнки.
О личной жизни тоже придётся забыть, как и о супружеских долгах. Мать ведь тоже устаёт. Возможно, даже больше, чем отец.
Все потихоньку расселись, и слово взял наш заместитель командира взвода Макс.
– Короче, Темыч, давай за тебя… а, кстати, чего не налито у нас? – спросил он.
– Вот, а самое-то главное забыли достать, – сказал я и отправился к ящику, в котором были несколько двухлитровых стеклянных банок с прозрачной жидкостью.
По одной выставив на столы, я попросил штык-нож у одного из наряда по роте. К слову, на тумбочке не было никого. Все за столом в ожидании первого тоста за рождение сына Артёма.
– А как назвали? – спросил Костя. – Ты же так и не сказал.
– Света захотела Серёгой. А я и не против. Родин у нас в очередной раз сегодня проявил чудеса в полёте…
– Никаких чудес. Делал всё, как учили. Вы все бы справились, – ответил я, занося над крышкой нож, чтобы продырявить крышку.
Во входную дверь постучались нашим условным кодом. Его обычно знали только свои. Опасности никакой не было.
Пока шли обсуждения и предположения качества напитка, который я собирался открыть, один из дневальных пошёл к двери. И почему я чувствую какой-то подвох в этом приходе. Осмотрев стол, я не обнаружил отсутствия наших ребят.
– Стой! – крикнул я, убирая под стол банку, которую только что хотел открыть, но было уже поздно.
Засов предательски щёлкнул.
– Чего делаем, третья эскадрилья? – зашёл в казарму Гнётов.
Глава 3
Когда капитан увидел, на какое мероприятие он попал, глаза этого зализанного воспылали в предвкушении снятия сливок от наказания нашей эскадрильи. Это ж всегда так – хорошо тогда, когда другим плохо.
Наш магнитофон как раз заиграл бессмертную композицию группы «Кридэнс» про сына удачи.
«Но, когда сборщик налогов заходит в дверь, боже, дом становится похож на распродажу хлама», – звучал второй куплет этой песни.
– Хорошо… нет не так… круто живёте, товарищи курсанты, – подошёл он к нашей «Электронике» и нажал на «Стоп». – Столы, музыка, кушанья, а то, что по распорядку дня сейчас должна быть вечерняя прогулка, вы и не в курсе, да? – подошёл к столам Гнётов. – А чего мы не встаём, когда офицер перед вами. Вас к четвёртому курсу не научили этому ещё?
Все медленно поднялись с табуреток, всем видом показывая отвращение этому человеку. Однако, он будто питался от нас этой злобой и ещё больше улыбался.
– Вот видите. Всё очень даже просто. Так что празднуете? – продолжил он свой поход вокруг сдвинутых столов.
– У меня сын родился, товарищ капитан. Можете присоединиться к нам…– начал говорить Артём.
– Спасибо. На ночь наедаться вредно. С рождением поздравляю, – без особой искренности бросил Гнётов крайнюю фразу. – Ты вот сам чего здесь делаешь? – спросил он у него.
– Это наша казарма, вот мы здесь и…
– Я про другое, балбес. Чего не пошёл отмечать с роднёй, а решил с парнями своими?
– У родных застолье. Супругу я проведал. Да и ребят хотел угостить.
– Ну это не угостить, а накормить прямо! А вот скажи мне… как тебя зовут? – подошёл Гнётов поближе к Тёмычу.
– Артём.
– Разве так представляются старшему по званию? Фамилия твоя, – наехал на него капитан.
У него прям пунктик на фамилиях и правильном подходе. Любит себя и своё положение.
– Товарищ капитан, это курсант Рыжов, – начал говорить Макс, подойдя к ним ближе. – У человека событие радостное, вот мы и решили отметить.
– В отпуске отметите. Ты замком взвода, что ли? Видел тебя где-то. К психологу постоянно бегаешь. С головой не всё хорошо? – сощурился Гнётов.
Ох, щас бы его огреть чем-нибудь. Не сильно, но чтобы запомнил. Макс сильно напряг свои скулы, чтобы не высказать что-либо в ответ. А ведь специально этот Гриша Гнётов припёрся. Запомнил сегодняшнюю нашу стычку у здания высотного снаряжения. Валентинович его, видать, хорошо на место поставил после моего ухода. Решил отыграться на нас.
– Наоборот. Всё замечательно, товарищ капитан, – проговорил Макс сквозь зубы.
– Тебе чего-то не нравится, сержант, или кто ты там по своему званию? Думаете, если у товарища праздник и вы четвёртый курс, то всё можно! Гуляем, ребята! – начал скакать перед нами Григорий Максимович.
Мерзко выглядит. И как это раньше меня обходили стороной встречи с ним? Обычно, мне везёт на таких вот… субъектов.
– Ладно. Садитесь, – сказал Гнётов, и мы спокойно сели на свои табуретки. – Слушай, Рыжов, а чего это ты решил стать отцом? Или у вас с ней… ну…
Это он зря! Хоть бы только Артём сдержался.
– Товарищ капитан, – встал я с табуретки, опережая действия Тёмыча, который уже налился краской. – А вы в нашем училище учились?
Надо, чтобы этот гоблин на меня переключился. Правда, у меня под ногами алкогольная продукция. Мои реплики могут завлечь Гнётова и на эту приманку.
– Я тебе разрешил обращаться, Родин? Ты мне сегодня уже надоел…
– Ответьте на вопрос. Что тут такого.
– Ты кто такой, чтоб мне вопросы задавать, щегол?
О, парень, я гораздо тебя старше. И сейчас мне всё равно.
– Просто, будь вы выпускником Белогорского училища, вы бы знали, кто у Артёма тесть. Может, вам стоит извиниться за сказанное?
– Сосунок. Перед кем извиниться? Рыжим недоразумением или недоразвитым вроде тебя? – перешёл на оскорбления Гнётов.
– А вот оскорблять нас не надо. Казарма-то, закрыта, товарищ капитан, – сказал я.
Зря я, наверное, сейчас начал угрожать офицеру. Можно и получить за такое. Хотя… четвёртый курс, думаю, простят. Тем более, что кроме слов Гнётова, который, выходит, не любит третью эскадрилью, доказательств нет. Парни с моего взвода меня не сдадут.
– Два шага назад, товарищ курсант. Это приказ, – спокойно произнёс капитан. – Чего у тебя там под столом?
Здесь лучше не спорить. Хоть, и я на своём поле, но есть Устав. Надо подчиниться. Правда, влетит теперь нам. Будем давить на то, что никто не знал, что в банках.
– Давай проверим, а? – сказал Гнётов, подходя к моей табуретке и доставая так и не открытую мной банку.
В глазах ребят начала угасать надежда, что спесь с этого зализанного сошла. Правда, её ещё нужно открыть.
– Думаете, я идиоти не понимаю для чего это застолье? Выпить захотелось в честь рождения ребёнка? – продолжил он наслаждаться своей победой, доставая из специального кармана стропорез.
В данный момент он и, правда, был похож на маньяка. Так у него горели глаза, когда он делал разрез в крышке.
– Кружку придвинь, – сказал он мне, указывая на железную посуду. – Может быть, ты теперь извиниться надумал, герой? – спросил Гнётов, наливая из банки.
– Было бы за что, всё равно бы не извинился, товарищ капитан.
– А я давал тебе шанс.
Капитан поставил банку, взял кружку и начал опробовать переданный нам Никодимовичем продукт. Вот и всё! Теперь нужно смотреть, что скажет Гнётов после пробы.
Странная реакция у этого парня на целую кружку самогона. Не передёрнуло даже. А рожа недовольная – просто жуть! Будто у него есть «Ламборгини» и этот спорткар только что поцарапал на «Запорожце» пенсионер.
– Гадость какая. Лучше бы реально самогон притащили. Через час приду, проверю, что вы в кроватях, – погрозил нам пальцем Гнётов и направился к двери.
Никто не сдвинулся с места, пока дверь не закрылась. Сам я совершенно ничего не мог понять, почему этот непонятный элемент сначала испортил нам настроение, угрожал, был на грани нашего разоблачения в вопросе спиртного, а потом просто ушёл после всего одной кружки самогона.
– Может, ему самогон не понравился? – предположил Тёмыч. – Отец говорит, что у Никодимыча вечно тухляк получается. Пить невозможно.
Странно, что и запаха нет от этого народного продукта. Самогон издаёт специфический аромат, если только Никодимович не открыл новый секрет приготовления.
– Сейчас проверим, – сказал я и налил себе немного в кружку.
– Не пей из этой кружки. Заразишься ещё дебилизмом от Гнётова, – предостерёг меня Макс.
– Ну чего там? – спросил он, когда я испил прозрачной жидкости.
– Тёмыч, не знаю, как самогон, но берёзовый сок Никодимыч делать умеет, – улыбнулся я, и весь взвод облегчённо выдохнул.
Пришлось нам без горячительных напитков отметить рождение моего тёзки и сына нашего друга. А сок и, правда, отменный получился!
Прошло пару недель с момента моего полёт без фонаря на больших высотах. В причинах данного инцидента особо не разбирались, поскольку и самолёт цел, и у меня проблем не было со здоровьем.
Поработали специалисты по безопасности полётов из самого управления Белогорского училища, сделали выводы, и вернулись к своим обычным делам. Основной причиной, как обычно бывает во многих подобных случаях, был объявлен износ конструкции.
– Как выразился командир по итогам расследования нашего инцидента, главное – все живы и здоровы, – объяснил в большом классе эскадрильи Ребров на очередном контроле готовности. – Теперь о завтрашних полётах. Наши повзрослевшие птенчики приступают к нанесению ударов по полигону с МиГ-21.
А вот это уже будет интересно. Как объявил нам на постановке комэска, работать будем неуправляемыми авиационными ракетами С-5 или НАРами.
Мишенную обстановку изучали уже на спортгородке со Швабриным, который для нас выложил на земле схему полигона.
– Выходим на боевой, включаем прицел и пикируем на мишень. Предварительно запоминаем её месторасположение, поскольку поле большое. Всем надо поработать. Вот двести двадцать первая мишень, – указал Фёдорович на выложенный из маленьких камней силуэт машины.
– Автомобиль будет хорошо видно? – спросил я.
– В простых метеоусловиях всё будешь хорошо видеть. Главное – не торопись, прицеливайся. Если что-то не так – работаем тактически и уходим на повторный. Что ещё нужно сделать, помимо работы с органами управления вооружением?
– С двигателем проблемы могут быть. Рычаг управления двигателем на «Малый газ». Только это при работе с С-24. У нас С-5, так что ничего страшного, – сказал я, имитируя движение левой рукой.
– Верно. Перед пуском за три-пять секунд поставил малый газ, а после через три-пять секунд обороты увеличиваем. Не забываем про кнопку «Запуск в воздухе» и доклад об этом в эфир, а то будем потом подпрыгивать на разборе.
– А если помпаж, Иван Фёдорович? – спросил Костян.
– Бардин, ну всё тогда. Выходим из кабинета, – со всей серьёзностью сказал Швабрин. – Ручки дёргаешь и ждёшь приземления на парашюте.
– Правда? – забеспокоился Макс, на что я покачал головой, похлопав его по плечу.
– Нет, конечно. Рычаг управления двигателем на «Стоп» и далее, согласно инструкции. Что ещё по полигону не уяснили?
– А вот это что? – указал Тёмыч на предмет, на краю схемы полигона.
– Это камень, Артём. Вот именно его на полигоне не будет, – улыбнулся Швабрин вместе со всеми.
Вечером я слегка задержался на тренировке в бассейне, поэтому возвращался уже к вечерней поверке. Обычно в это время она у нас проводилась в лежачем режиме, если только кто-то из инструкторов не пришёл.
– Забрал. Сегодня игра идёт. Нормальная пуля, – услышал я знакомый карточный термин, когда поднимался по лестнице в казарму.
– Вообще сегодня бесполезно с тобой, Вася, играть – прозвучал знакомый мне голос Червеня. – Давай отыграюсь?
Разговоры шли с третьего этажа, на котором никто не жил. Он был вечно на ремонте.
Поднявшись наверх, я обнаружил несколько человек, сидящих за столом прямо по центру расположения под единственной работающей лампочкой на этом этаже. Среди них были и Басолбасов, и Червень, у которого, судя по выражению лица, игра сегодня не шла. За столом сидели ещё несколько парней с других курсов.
– Родя, присоединишься? – сказал Басолбасов.
– Спасибо. Вы с деньгами аккуратнее. За это и отчислить могут, – сказал я, разворачиваясь к выходу. – Хоть бы дверь закрыли, а то слышно хорошо.
– Ай, Серый, ну без тебя как-нибудь разберемся, святоша ты наш. Давай раскладывай, Вася.
Азартные игры не приветствовались в армии. Тем более, когда на деньги. В моё время много парней на этом деле закончили свою службу. Кредиты, долги, проблемы в семье – малая часть проблем от таких игр. Надеюсь, что это не тот случай.
На следующий день ощущалось приближение чего-то нового и неизведанного. Хоть мы и применяли вооружение с Л-29 ранее, но вот применять реактивные снаряды с настоящего истребителя – совсем другое чувство. Это и скорость другая и манёвр интереснее. Да и вообще должно быть очень круто!
Подойдя с Федоровичем к нашему борту, мы приняли доклад от нашего техника Петьки.
– Боевая зарядка – два блока УБ-16-57УМП по шестнадцать С-5К в каждом, – доложил он.
– Хорошо, – сказал Швабрин, пожимая ему руку. – А гондолу под фюзеляж подвесили?
– Контейнер с пулемётом А-12,7А, боекомплект – шестьдесят патронов – подвешен.
– Хорошо. Пошли осматривать, – позвал меня Фёдорович к блокам.
– А как же фотоплёнка в фотоконтрольном приборе? – спросил я.
– Согласен. Проверена, в наличии, – доложил Петька.
– Молодец, Родин. Думал, не заметишь отсутствия доклада. Пошли.
Поздоровавшись с техниками, мы приступили к нашему стандартному осмотру самолёта перед вылетом.
– Первое, что мы с тобой сделали – приняли доклад. Теперь пошли проверять, – сказал Швабрин, пригибаясь под левой консолью.
– Мы ещё забыли кабину проверить, Фёдорович, – отметил я.
– Справедливо. В кабине никого, пойдём глянем тогда на приборы.
Тумблеры автоматов защиты сети и системы вооружения стояли в выключенном положении.
– Теперь посмотрим, соответствует ли у нас вариант вооружения нашему заданию, – сказал Федорович.
Подойдя к блокам с реактивными снарядами, мы осмотрели их на предмет внешних повреждений. Количество С-5 соответствовало заявленному. Гондола с пулемётом была закреплена на своём месте. Количество патронов в ней не пересчитаешь.
– Серега, а чего на тебя Гнётов с первой эскадрильи постоянно ходит, настукивает замполиту? – спросил у меня Фёдорович, когда я приготовился надеть на голову шлемофон.
– В трусах меня увидел, когда я в туалет выскочил с высотки.
– А-а-а, знатный случай! Ребров до сих пор вспоминает, как ты перед психологом дефилировал, – улыбнулся Швабрин. – Ладно, «кастрюльку» на голову и в кабину.
Заняли свои места, пристегнулись, включили радиостанцию, и я подал команду «От двигателя».
– Пру… Зорька! Руки на колени! – крикнул по внутренней связи Иван Фёдорович. – Давайте, товарищ Родин, всё, как полагается. Будешь хотя бы капитаном, тогда и начнёшь сачковать, понял?
С моей общей выслугой за две жизни, мне уже в подполковниках надо ходить. А я всё курсант! Вечно молодой!
– Только не таким, как этот Гнётов.
– Что, сильно достал? Я краем уха слышал, что он там чего-то про казарму ещё нёс. Надеюсь, не побили вы его там?
– Нельзя. Он старше по званию. Сами понимаете, во что тогда превратится армия, если каждый будет на офицера руку поднимать. Это будет конец всему.
– Это ты верно сказал. Давай, все действия на проверке проговаривай и запускаемся.
Гашетка боевой кнопки в предохранительном положении, остекление кабины, отражателя и светофильтра прицела чистые. Проверил на специальном пульте выключатель «Тактический сброс» в правильном положении.
– Автоматы защиты сети на правом борту? – спросил Швабрин.
– Включены, под стеклом, – ответил я. – Световая сигнализация боевой зарядки есть.
– Прицел?
– Проверен, режим на выруливании включим.
– Хорошо. А вот теперь «От двигателя»! – крикнул Швабрин, и я начал запускать самолёт.
Уже в полёте я продолжил готовить прицельное оборудование к работе. Не совсем удобно одной рукой управлять, а второй что-то щёлкать.
– Давай я возьму управление, а ты пока настраивай яркость прицела. Режим «Гиро» у тебя стоит? – спросил по внутренней связи Швабрин, забрав себе контроль над ручкой управления.
– Да. Сделайте пару отворотов. Вот! Всё в работе, сетка прицела отклоняется. Ввожу базу цели и дальность.
До полигона осталось пару минут лёту, так что нужно уже переходить под их управление.
– ФеритВосемьсот восьмидесятому, – запросил я руководителя полётами на полигоне.
– Отвечаю, Восемьсот восьмидесятый, – бодрым голосом вещал он.
–Восемьсот восьмидесятый, иду к вам с Сопки, работа по двести двадцать первой мишени. Высоты работы – пятьсот и тысяча.
–Восемьсот восьмидесятый, понял, под моим управлением. К третьему – одна тысяча.
Занимаю курс к третьему развороту круга полётов на полигоне. Схема та же, что и на аэродроме, только весь расчёт идёт от мишени.
– Дальность пуска тысяча триста, база сорок, – сказал я по внутренней связи. – Ферит, Восемьсот восьмидесятый, первый заход тактический, без применения.
–Восемьсот восьмидесятый, понял. Выполняйте третий.