– Типун тебе на язык, – Сашка делает квадратные глаза и, отмахнувшись от меня Сашка, обреченно бормочет: – Губернатор дочурку пристроил на практику. Два дня прошло, а я уже вешаюсь. Не знаю, как целый месяц ее тут терпеть.
– Ничего, привыкнешь, втянешься, а там и до ЗАГСа недалеко, тем более, если высокопоставленное руководство очень попросит.
– А ты что ли ревнуешь, Истомина? – зная меня как облупленную, Волков бьет точно в цель, за версту чувствуя мое предвзятое отношение и хитро так, удовлетворенно ухмыляется.
– Боже упаси, – стараясь звучать как можно более равнодушной, я небрежно поправляю растрепавшуюся челку, да так и замираю с прижатой к виску правой рукой. Потому что тепло в Сашиных глазах сменяется холодной отчужденностью, а бесстрастным голосом и вовсе можно заморозить десяток Антарктид.
– Замужем? – Александр нервно сглатывает и немигающим взглядом сверлит кольцо на моем безымянном пальце, пока я пару минут собираюсь с ответом.
– Помолвлена, – говорю рвано и снова прячу ладонь в карман. Тело лихорадит от озноба, а тонкая полоска металла словно раскалилась и выжигает на коже клеймо.
Глава 4
Саша
– С какой скоростью я должен жить,
чтобы вновь встретиться с тобой?
(с) «Пять сантиметров в секунду»,
Такаки Тоно.
Неделя выдалась какая-то гадкая. Начиная от издавшей предсмертный хрип кофемашины, заканчивая многокилометровой пробкой, в конец которой я умудряюсь угодить. Сетую на перекрывших движение в час-пик дорожников, узкие улицы и таких же, как я, неудачников, спешащих на работу. И глупо мечтаю о выключенном телефоне и отпуске где-нибудь на берегу лазурного океана.
Не желая признавать реальность, в которой вместо прозрачной воды – горе-сотрудники, вместо палящего солнца – перманентно лажающие подрядчики, а вместо бодрящего «Куба Либре» – вечно горящие сроки. Потому что оставить компанию с громким названием
«Ма́ксима» в разгар тендера не представляется возможным от слова «никак».
Я протяжно, длинно вздыхаю и, пытаясь заглушить тоску по несбыточному, врубаю радиоприемник. Бодро вещающий о том, что луна в тельце и козероги сегодня столкнутся с прошлым, которое перевернет их жизнь вверх дном. Знатно поплевавшись, меняю станцию, но и там меня ждет облом. Калейдоскоп новостей об очередном повышении цен на бензин, отстранении российских спортсменов от крупных соревнований и прочая белиберда грозят окончательно испортить и без того не радужное настроение.
– Митина, не нарывайся, – войдя в приемную, я обнаруживаю привычную атмосферу, поражающую стабильностью – в отсутствие начальства секретарша способна делать одновременно тридцать три дела, ни одно из которых не относится к ее непосредственным обязанностям. Вздрогнув, застигнутая врасплох девушка оборачивается на звук моего голоса, смущается и начинает неловко суетиться, пытаясь захлопнуть глянцевый журнал и спрятать в тумбочку пузырек из-под лака для ногтей: – двойной эспрессо мне занеси.
Приняв покаянный вид, Ольга моментально выскакивает из-за стола и со скоростью кометы мчится за кружкой. Ну а я оставляю нравоучения про запас, не желая омрачать обещающий стать долгим и нудным день. Готовлюсь зарыться в бумажную волокиту, от которой сводит зубы, и ловлю себя на мысли, что соскучился по стройке и с радостью бы сейчас ругался с прорабом вместо того чтобы ждать инспектора на проверку. Но Макс, учредитель фирмы и мой хороший приятель по совместительству загнал меня в четыре стены, отрезав: «Пора взрослеть, Сашка, не солидно с твоим опытом по котлованам бегать».
– Войдите, – с тихим щелчком отворяется дверь, пока я сглатываю слюну и предвкушаю порцию ароматного, свежезаваренного напитка. Только вместо запаха кофейных зерен я улавливаю до боли знакомые цитрусовые нотки и мгновенно выныриваю из горы бумаг, все еще не веря своим рецепторам.
Светло-бежевые балетки неслышно ступают по ковру, а я не могу оторвать взгляда от стройных, худых ног, затянутых в облегающие песочного цвета штаны и совершенно точно понимаю, что скоро мой мир полетит к чертям. Потому что на пороге кабинета стоит Истомина Елизавета Андреевна собственной неотразимой персоной.
– Лиза? – моя неожиданная посетительница цветет и пахнет и, кажется, практически не изменилась. Только отрезала челку и зачем-то обкорнала длинные роскошные каштановые волосы, превратив их в каре чуть выше плеч.
– Александр, – Истомина изящно опускается в кресло и безмятежно облизывает соблазнительные полные губы, на которых я залипаю, как пятнадцатилетний пацан. И пока я жадно рассматриваю каждую деталь полузабытого образа и выискиваю в жестах Елизаветы отголоски былой привязанности, она небрежно вытаскивает из сумочки договор, подталкивая листы ко мне.
Отрешенно моргнув, я возвращаюсь к действительности, вчитываясь в сухие строки контракта, и едва сдерживаю короткий истерический смешок. Находясь в непрекращающемся цейтноте, я беспечно пропустил информацию о заказчике проекта, поэтому сейчас вынужден пялиться на Лизу как баран на новые ворота. Прикидывая, как выстраивать наши отношения спустя семь лет после разлуки.
Все мое существо рвется к прямой, будто струна, брюнетке, настаивая на том, чтобы заключить ее в крепкие объятья. Все, лишь бы заполнить тянущую пустоту, образовавшуюся в груди после ее переезда. Только вот рассудок услужливо подсказывает, что девушка может совсем не обрадоваться такому проявлению чувств. Поэтому я усилием воли пригвождаю себя к креслу и откидываюсь на его спинку, наблюдая за тем, как бьется тонкая синяя жилка на шее у Лизаветы.
Выдержав короткую паузу, я бомбардирую ее вопросами, на которые Истомина что-то рублено отвечает. Правда, единственная фраза, каленым железом отпечатавшаяся на подкорке – «Может быть, насовсем». Эти лаконичные слова разрываются внутри атомной бомбой, заставляя позабыть обо всем вокруг и пренеприятно удивиться, что в здании находится еще кто-то, кроме нас двоих. Я едва не выставляю за дверь сначала проштрафившуюся Митину, намереваясь посоветовать бывшей однокласснице сходить в интересный пеший маршрут эротического характера. А потом и вовсе бешусь, с трудом переживая появление в офисе избалованной губернаторской дочки, непонятно на какой хрен вознамерившейся добиться моего расположения.
В конце концов, я все-таки избавляюсь от этого цунами и тонны ванили в одном флаконе, пробегаюсь глазами по записям в планере и уже почти собираюсь пригласить Лизавету куда-нибудь. Когда фраза обрывается, так и не начавшись, застывая липкими осколками на языке.
На безымянном пальце правой руки у Истоминой красуется кольцо с массивным бриллиантом посередине – вычурное такое, абсолютно безвкусное. Но важна вовсе не стоимость этой чертовой драгоценности, а то, что к подобной новости я совсем не готов. Я отказываюсь осознавать, что Лиза принадлежит другому мужчине, тру виски и все-таки выталкиваю веющее обреченностью.
– Замужем? – секундная пауза придавливает, будто бетонной плитой, мешает дышать полной грудью.
– Помолвлена, – глухо выдыхает Лиза и прикрывает подрагивающие веки, а я не замечаю, как ломаю пальцами карандаш.
Охватившее меня напряжение отступает, по новой закачивая в легкие воздух, и я отворачиваюсь к окну. Только вот перед глазами стоит совсем не привычный пейзаж.
Глава 5
Саша, 7 лет назад
Пока ты молод, ты должен попробовать все,
совершить кучу глупостей, которые
впоследствии станут для тебя уроками жизни.
Пока ты молод, ты должен выпустить из себя
свои бесы, ведь потом у тебя появится семья, дети.
Пока ты молод, ты должен вытрясти из себя
всю свою дурость при помощи вечеринок, алкоголя,
и безбашенных поступков, чтобы в зрелости быть
более спокойным, мудрым и подавать
своим детям хороший пример.
(с) «50 дней до моего самоубийства», Стейс Крамер.
В переполненном баре шумно, тесно и весело. И я уже даже успел пожалеть, что согласился прийти на встречу выпускников в ирландский паб с красными стенами, трилистниками и одетыми в белые блузки и короткие расклешенные юбки официантками. Желание что напиваться, что откровенничать с однокашниками отсутствует, поэтому я медленно цежу вишневый сок, забившись в дальний угол и стараясь не отсвечивать.
– Сань, а где Глеб? – вездесущая Олечка достает меня и здесь, приковывая внимание собравшихся к моей скромной персоне и усаживаясь рядом на свободный стул. Ее щеки разрумянились, волосы растрепались, а глаза сияют пьяным голодным блеском, который я распознаю за версту и на всякий случай просчитываю возможные пути отступления. Потому что поездка домой к нетрезвой однокласснице, как и ночевка непонятно где в мои планы не входит.
– Без понятия, Митина, – сообщая спокойно, двумя пальцами катая стакан по барной стойке и думая, что завтра надо пораньше встать и заскочить к Григоричу на тренировку.
– Да брось, вы же были не разлей вода, – Ольга пытается прильнуть щекой к моему плечу и разочарованно вздыхает, когда я сую ей в руки виски с колой и отодвигаю чужой стул на безопасное от себя расстояние.
– Ты б еще вспомнила, как мы в песочнице куличики лепили, – фыркаю равнодушно, удерживая бесстрастную маску на лице и не подавая вида, что от разговоров о бывшем друге противно царапает по ребрам.
– И Маринки нет, – от необходимости продолжать неприятную тему меня избавляет мобильный, мигнувший голубоватым светом и доставивший послание от Лизы.
«Саш, я взяла билет на самолет. Завтра».
Зная Истомину, врезающееся под дых сообщение может подразумевать любую локацию, начиная от Камчатки, заканчивая Гондурасом. Тем более, что я и сам не прочь свалить как минимум на неделю из города, чтобы разобраться с тем, что мы с Лизкой натворили.
«Куда?»
В ожидании Лизиного ответа время останавливается, убирая назойливую Митину и обсуждающих третью беременность Сидоровой одноклассников на второй план. Я одним махом опустошаю стакан с соком и напряженно гипнотизирую экран телефона, пытаясь избавиться от липкой паутины волнения.
«Переезжаю в Москву. К отцу».
Я могу поклясться, что внутри у меня что-то хрустит и становится труднее дышать. И пока я борюсь с внутренними демонами, пальцы быстро выводят и отправляют сухое бездушное.
«Ок».
Молчание Истоминой вкупе с не затыкающейся Ольгой, решившей выложить все последние сплетни, напрягает, так что я по-английски сваливаю из бара. И, минуя подсвеченные огнями витрины магазинов, достаю из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Жадно затягиваюсь, глотая терпкий горьковатый дым, и не подозреваю, что Лиза сейчас сидит в темноте на кровати, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, и до крови прикусывает нижнюю губу.
Утро я встречаю в боксерском клубе, ставшим для меня чуть ли не первым домом. Я неторопливо потягиваюсь, смахивая с себя остатки сна, и ныряю на ринг. Мое тело исправно выполняет отточенные до автоматизма движения, только с защитой сегодня полный швах. Мне никак не удается сосредоточиться и, когда в десятый раз прилетает лапой по затылку, Вронский останавливает бой.
– Разобранный весь Сашка! – сетует Григорич, пропуская меня вперед и прикрывая за нами дверь в тесную каморку, где хранятся многочисленные кубки и медали, заработанные его воспитанниками. – Где мыслями витаешь?
– Лиза уезжает, – выдавливаю нехотя и прислоняюсь спиной к шкафу с инвентарем, скрещивая на груди руки с взбугрившимися венами.
– Когда рейс? – вроде бы равнодушно осведомляется тренер, переставляя рамку с фотографией так, что теперь мне хорошо виден старый снимок, запечатлевший нас с Лизой после моей победы на городских соревнованиях.
– В двенадцать, – я нервно щелкаю костяшками, ощущая, как внутри сильнее сжимается невидимая глазу пружина, и нащупываю в кармане мобильник.
– И даже не проводишь девочку? – стоит только Вронскому вскинуть лохматую бровь и задать простой вопрос, как пружина с грохотом распрямляется, выталкивая меня из кабинета.
Спустя каких-то минут двадцать такси подъезжает к зданию аэропорта, и я на всех парах вваливаюсь в зал ожидания, пытаясь отыскать хрупкую фигурку подруги. Одинокая, Елизавета стоит в самом центре, вцепившись тонкими пальцами в воротник свободного черного худи с большим капюшоном. Люди с негромкими ругательствами огибают застывшую на месте девушку и спешат дальше: кто за газетой с кроссвордами, кто за минералкой, а кто-то – в объятья близкого человека.
– Лиз, – я протискиваюсь сквозь толпу, задевая молодого человека в нелепой желтой фуражке, встаю напротив Истоминой, и рассматриваю свои ладони, не зная, куда их деть.
– Да? – отрывисто бросает девушка, поправив небольшую спортивную сумку, грозящую сползти с ее острого плеча и с глухим стуком удариться о пол.
– Теплые вещи взяла? Обещают похолодание, – брюнетка коротко кивает, крепко стиснув зубы, и хватается за горловину как будто сделавшейся ей тесной кофты. Ее губы белеют, а синева под глазами отчетливо выдает бессонную ночь, отчего совесть начинает грызть меня все сильнее. – Лиз, я не имею права тебя привязывать. Я никогда не смогу дать тебе то, что ты заслуживаешь. Понимаешь…
– Не надо, Саш! – Истомина резко меня обрывает, тряхнув головой, и явно прощается с тлеющей надеждой, смаргивая застывшие на длинных пушистых ресницах слезы. Грустно, вымученно улыбается и еле слышно бормочет: – я понимаю.
Поставив точку в нашем разговоре, Лиза порывисто устремляется к багажной ленте, дрожащими пальцами цепляясь за ремень сумки, как за спасательный круг. Протягивает паспорт хмурой блондинке в форменной рубашке, и, возможно, еще верит в то, что я ее остановлю и не дам улететь.
Но я убежден, что Истоминой будет без меня лучше, поэтому упрямо молчу, плотно стиснув зубы. Несмотря на то что реальность острыми осколками впивается в бок, а каменное сердце начинает кровоточить.
Мой вечер заканчивается у входа в боксерский клуб, где я терпеливо жду, пока Вронский выйдет на крыльцо после тренировки. Мальчишки прощаются с тренером, неторопливо расходятся, и только после этого я достаю из сумки початую бутыль коньяка, неуверенно спрашивая.
– Выпьешь со мной, Григорич? – о негативном отношении тренера к спиртному знают все, поэтому я испытываю неловкость, мнусь и оправдываюсь: – правда, надо.
– Надо – значит, надо, – на удивление покладисто соглашается Вронский, по-отечески потрепав меня за щеку, и приглашает в свою старенькую белую волгу: – поехали ко мне.
Пьем мы одинаково, только я надираюсь после шестой рюмки и пускаюсь в бессвязное повествование о том, как Лизавета писала мне письма в армию. Я отключаюсь прямо за столом около двух ночи, и Григорич перетаскивает меня на диван в небольшую гостиную, заботливо накрыв уютным пледом в красно-коричневую клетку.
Так начинается моя жизнь без Лизы.
Глава 6
Лиза
Ты и вправду ничего не знаешь о девушках.
Им нужно самое лучшее – или ничего.
(с) «Жена башмачника»,
Адриана Трижиани.
Сколько раз я представляла этот день, когда после долгой разлуки столкнусь с Сашкой и продемонстрирую ему дорогущее обручальное кольцо. Он обязательно задаст вопрос, вместо ответа на который я легкомысленно улыбнусь, беспечно передерну плечами и только потом пущусь описывать все достоинства своего избранника.
«Дура ты, Истомина», – думаю с грустью, пока Волков рассматривает что-то в большом окне высотой во всю стену.
«Что кому доказать хотела? Его задеть?» – и если еще пару дней назад я планировала триумфальное возвращение домой под звук фанфар, то сейчас ожидания растекаются отвратительной грязной кляксой, полоснув ножом по сердцу и ударив под дых.
От давящей тишины становится трудно дышать, ну а непроницаемая маска, застывшая на лице у резко развернувшегося ко мне Сашки, так и вовсе вгоняет в ступор. Недвусмысленно намекая, что хозяин фирмы вот-вот пожелает мне катиться колбаской по Малой Спасской. Или, чего хуже, жариться в аду в котле у чертей.
Однако то ли хваленая женская интуиция сбоит, то ли Волков надо мной потешается, потому что спустя пять минут моих душевных терзаний он широко улыбается и вполне дружелюбно интересуется.
– И кто этот счастливчик? – я окидываю Сашку долгим оценивающим взглядом и очень хочу найти в нем хоть что-то отдаленно напоминающее ревность, но собеседник расслабленно складывает подбородок на сцепленных в замок пальцах и спокойно на меня взирает.
– Алик Меньшов, – вопреки моим ожиданиям, известное имя ничего не значит для Александра, поэтому приходится уточнять: – тот самый продюсер.
– Серьезно? Он в столице, ты здесь? Странные у тебя представления о семейной жизни, Истомина, – мягкий бархатный голос насквозь пропитан скепсисом, который я, если уж быть до конца честной, полностью разделяю.
– Да, брось, Саш, два часа на самолете. Не дольше, чем с одного конца Москвы на другой, – я стараюсь казаться рассудительной, излагаю доводы и сама в них не верю, подтягивая колени к груди и пачкая пыльной подошвой балеток обивку дорогого кресла.
– А дорога в аэропорт? Регистрация? У него там кастинги, съемки, у тебя – ремонт, стройка, – Волков жестко меня перебивает и озвучивает не слишком приятные вещи, которые по идее должны обидеть нормальную влюбленную девушку.
Только вот ни я, ни мои отношения с Аликом никогда не были нормальными, поэтому я нагло изучаю пульсирующую жилку у Сашкиного виска и сосредоточенно облизываю обветренные по прилету губы.
– На самом деле, Алик не верит, что я настроена серьезно. Говорит, надоест тебе эта провинция, наиграешься и вернешься, – да, вся богема смотрела на меня как на умалишенную, а сестра Меньшова так и вовсе посоветовала первоклассного психиатра, однако меня переезд устраивал в полной мере, и менять принятое решение я не собираюсь.
– А ты?
– А я хочу, чтобы у меня все получилось здесь. Без папиных советов и связей, – сейчас, когда первое волнение от нашей встречи схлынуло, я могу смотреть на Сашу прямо. Не пряча глаза и не испытывая ощущения, что вернулась в те времена, когда мы только познакомились: мне было четырнадцать, и я совсем не умела врать.
– Значит, будем сотрудничать, Лиса-Алиса. Плодотворно и долго, – Волков улыбается краешком губ, ставя заковыристую размашистую подпись на белом листе. И подчеркнуто небрежно добавляет: – у нас ведь раньше это неплохо получалось.
И если я думала, что новизна ощущений истерлась, а неловкость осталась позади, то я сильно ошибалась. Кровь приливает к щекам, а из легких будто выкачали весь воздух. И я абсолютно не знаю, что говорить, как реагировать и как стереть дурацкий румянец с лица.
– Александр Владимирович, извините, – я рада тому, что могу не продолжать приобретающий опасные оттенки разговор, и почти готова расцеловать мнущуюся на пороге секретаршу, деловито докладывающую Саше: – там вас инспектор из пожарки заждался. И от пятой чашки кофе он отказался.
– Лиз, извини, проверка. Мы с тобой обязательно все детали обсудим позже.
– Не извиняйся, – с видимым облегчением я выпрыгиваю из кресла и машу ему на прощание, следуя за Митиной и ощущая знакомое электрическое покалывание в районе поясницы.
Кабинет остается далеко позади, лифт медленно и бесшумно спускается вниз, мысли путаются, эмоции переполняют и вновь просыпается зверский аппетит. Намекающий, что калорий во время нашей душевной беседы я сожгла не один десяток и было бы неплохо их восполнить. Т
ак что расположившийся на первом этаже ресторанный дворик подворачивается весьма кстати. С удобными маленькими столиками, плетеными креслами и небольшим фонтаном он так и манит затеряться здесь на часок-другой.
– Добрый день, определились с заказом? – стоит мне только оторваться от меню, как рядом появляется высокий и очень худой официант. Как две капли воды похожий на небезызвестного Антошку из советского мультфильма: непослушные густые рыжие волосы, россыпь веснушек и небольшая щербинка между передними зубами. А еще открытая заразительная улыбка, на которую невозможно не ответить.
– Зеленый чай с жасмином. Греческий. И два шарика клубничного мороженого, – я окончательно расслабляюсь, вытягиваю ноги и ерошу непривычно короткие волосы. Прикидывая, что бабулиной квартире не помешал бы ремонт, а мне – сон и загар.
И совершенно не подозреваю, что к обеду первого дня в Краснодаре уже успела обзавестись заклятым врагом в лице Анжелики. Лелеющей далеко идущие матримониальные планы на Александра и распознавшей во мне серьезную угрозу их воплощению.
Глава 7
Лиза
Эти чувства из прошлого иногда ко мне
Возвращаются. Вместе с тогдашним
шумом дождя, тогдашним запахом ветра…
(с) «Дэнс, дэнс, дэнс», Харуки Мураками.
Несмотря на долгое отсутствие в городе, я не горю желанием ворошить старые связи, сообщать знакомым о возвращении или организовывать встречу выпускников. Потому что будни в школе помнятся как эдакое подобие цирка уродцев, который одним оставил комплексы и паранойю, в других развил манию величия, ну а мне окончательно испортил и без того не ангельский характер.
Я неспешно иду по прогулочному проспекту, подставляю лицо мягким лучам осеннего солнца и радуюсь, что в кои-то веки не нужно никуда торопиться. Не нужно бежать с переговоров на склад, не нужно проводить планерку и можно посвятить день самой себе. Зайти в ближайший к дому гипермаркет, купить продуктов и приготовить пасту с морепродуктами. Или затеять уборку в квартире, где долгое время никто не жил. А можно и вовсе завалиться на диван с ведром попкорна и целый день залипать на мужественного Генри Кавилла в «Ведьмаке».
Стремление навести чистоту, в конечном итоге, все-таки побеждает лень, и я начинаю педантично избавляться от накопившейся пыли. Попутно любовно поглаживая корешки книг обширной бабулиной библиотеки и переставляя в сервант фигурки слонов, которых когда-то коллекционировал отец. Разных цветов и размеров, из дерева, оникса, фарфора, они смотрят на меня своими глазами-бусинами и словно обещают, что все обязательно будет хорошо.
Спустя полчаса я окончательно обретаю равновесие и недоумеваю, почему так всполошилась из-за Волкова. Да, он по-прежнему невероятно, чертовски притягателен, еще шире раздался в плечах и явно не брезгует спортзалом. Только к почти полным двадцати восьми годам мне давно пора научиться следовать доводам разума, а не идти на поводу у шалящих гормонов. Тем более, что Сашка уж точно не создан для семейной жизни.
Авгиевы конюшни вычищены, за окном темнеет, и мне почти удается убедить себя в том, что Волков ничем не выделяется среди сотен других мужчин. И озорная ямочка на левой щеке не дает ему перед ними никакого преимущества, а темно-карие с золотистыми крапинками глаза не обладают гипнотической способностью смотреть прямо в душу.
Я вытираю пот со лба и скатываюсь со стремянки, вслушиваясь в трель дверного звонка и не заботясь о внешнем виде. Наверное, Зинаида Петровна заскучала за просмотром русского сериала. Соседка по лестничной клетке была очень дружна с моей бабушкой, так что по приезду я не могла не заскочить в квартиру напротив и не порадовать пожилую женщину рассказами о столице и ее любимым «Наполеоном».
Я открываю дверь, да так и застываю на месте. Потому что на пороге стоит Сашка, и мне сразу же становится неловко и за растянутую темно-бирюзовую футболку, и за короткие домашние шорты, и за небрежно собранные в пучок волосы. Правда, он этого как будто не замечает, скользя взглядом по моему подбородку вниз.
– Ты забыла, – с договором в руках, он протискивается внутрь и сообщает с виноватой улыбкой: – а я проголодался. Собирайся.
Я сдаюсь без боя, потому что у меня нет ни единого шанса отказать Волкову, который всегда с легкостью очаровывал лиц женского пола. Начиная от капризной пятилетней сестры Глеба, заканчивая непримиримой бабушкой Полей из соседнего двора. Так что я останавливаю выбор на стильном черном платье с тонкими бретельками и глубоким треугольным вырезом. И быстро наношу естественный макияж, чуть тронув губы бежевым блеском.
Мы направляемся в тихое уютное место, где практически нет посетителей, и я эгоистично надеюсь не встретить здесь знакомых. Саша помогает мне снять куртку, придвигаясь чуть ближе, чем необходимо, и опаляет мятным дыханием мою оголенную шею. Он не затягивает этот интимный момент и практически сразу отстраняется, только мои щеки все равно пылают, выдавая смущение с головой.