– Это ваших рук дело, – шипит она. – Вам и разбираться.
Ректорша отпихивает меня. Начинаю мёрзнуть. Слишком сыро и холодно здесь. Слышу бряцанье железа. Это мой сосед. Поймав мой взгляд, парень садится в позу лотоса и закрывает глаза. Он тоже вымок, но самообладания, видимо, не потерял.
– Для начала, успокойтесь, – говорит мне Грымза своим обычным голосом, неприятным, чуть скрипучим, но уже без примеси злобы.
Киваю.
– Теперь сосредоточьтесь. Вспомните, что вы делали для того, чтобы пошёл дождь, – её голос приобретает гипнотическое звучание.
Я продолжаю кивать, а потом признаюсь, что ничего особенного не делала. Просто пела.
– Пойте, – ректорша поднимает одну бровь. – Разрешаю.
Смотрит на меня свысока.
– Что петь, товарищ Грымза? – срываясь на фальцет, спрашиваю я.
– Что угодно, лишь бы не про дождь, – отмахивается она.
По её лицу бегут струи воды, с носа падают капли. Я стою уже по щиколотку в воде.
– Может, вы нас выпустите?
– Исключено, – сухо отвечает Грымза.
– Но мы можем погибнуть, – всхлипываю я.
– Это ваши проблемы. Считайте, что вы казнили сами себя. И того парня.
Смотрю на эту злобную тётку. Её щупальца в воде кажутся ещё ужаснее. И больше. Ладно, была не была. Попробую спеть что-нибудь солнечное. В голове вертится "Солнце моё". Начинаю тихонько. Дождь будто бы усиливается. Тувинец открывает глаза и пристально смотрит на меня. Что он пытается мне сказать? Кивает. Чем придаёт мне уверенности. Припев звучит ярче, а к концу песни дождь почти прекращается. Сами капли уже не такие холодные. Тёплые, приятные.
– Дальше вы сами справитесь, – криво усмехается Грымза и шлёпает к лестнице.
Свет на пятачке между дверями гаснет. Я замолкаю. Ставшие редкими капли падают на кожу.
– Продолжай, – тихонько произносит Мир и с грохотом поднимается.
Пою всё, что помню. Тувинец ладонями отбивает ритм. Солнечные песни помогают прекратить дождь. Вода из подземелья медленно отступает. Впитывается в землю. Но мы по-прежнему мокрые. Холодно.
Развешиваю одежду на спинке кровати и закутываюсь в простыню и полотенце.
Если к вечеру не просохнет, придётся спать стоя. Матрас тоже мокрый. Ну и дел я натворила. Безумный сон. Мама, я хочу проснуться!
Феекоты, что принесли нам обед, нервно подёргивают лапками, пытаясь стряхнуть с них воду. Они недовольно урчат и торопятся покинуть подземелье.
– Элла, – окликает меня Мир после скудного обеда, – спой ещё.
– Я уже боюсь рот открывать, – честно признаюсь я. – То дождь идёт, то штукатурка сыплется. Куда я вообще попала? А главное, как выбраться теперь? Мир.
– Не знаю, – отвечает парень. – Грымза не отпустит.
Пятачок освещается, и сосед замолкает. На лестнице появляются чьи-то ноги. Упс! К нам пожаловал декан гипно-предсказательного, а я в одной простыне. Так, главное, делать вид, что всё в порядке, и ни в коем случае не смущаться. Бабуля учила. Она-то у меня была ого-го! Рассказывала, как однажды так отплясывала на концерте, что сцена под ней проломилась. Бабуля застряла по пояс. Но номер отпела. Да так, что публика решила, что это элемент шоу. И трижды вызывала бабушку на бис. В общем, важно не терять самообладания и делать вид, что ничего странного не происходит.
Действительно, ничего странного в том, что я смотрю на рыжего, как под гипнозом, кутаясь в мокрую простыню и босиком. Волосы хоть отжимай, но пусть он думает, что я принимала душ.
– Товарищ Куприянова, – декан приближается, а я втягиваю носом его парфюм с нотами пачули.
Обожаю этот запах.
– Анакондовна сказала, вы прирождённая шаманка.
– И актриса, – не отрываясь от его гипнотических глаз, зачем-то говорю я.
– Вы несомненно очень талантливы. Я бы очень хотел вас, – пытаюсь протиснуться сквозь решётку, но безуспешно, – видеть на своём факультете.
– Я согласна, – шепчу. – Только вытащите меня отсюда, товарищ Ни.
– Я доложу Грымзе о вашем решении, и уже вечером или завтра утром вы будете свободны, – проводит пальцем по моей щеке.
Простыня соскальзывает, но я вовремя её ловлю и закутываюсь по самую шею.
– Я буду ждать вас, товарищ Ни.
– Я вас не подведу, – шепчет он. – Вы вернётесь домой, как только наш факультет получит благословение главного шамана.
– Когда? – невольно хватаю декана за руку.
Не отпущу, пока всё не расскажет.
– Когда мы получим высший балл на выпускном и кубок турнира. Если гипно-предсказательный победит в общем зачёте, я лично укажу вам нужную дверь. Вы вернётесь домой, к родным.
Киваю.
– А телефон? Тоже вернёте? – спрашиваю с надеждой.
– Не сомневайтесь, – одаривает меня улыбкой.
Могу поклясться, ТАК умеет только он. Ни Колька, ни мама, ни отец. Никому не удавалось лишить меня разума одной лишь улыбкой.
– До вечера, леди, – вижу, что он сейчас хлопнет в ладоши и исчезнет.
Не даю ему этого сделать, хватаясь за вторую руку. Простыня падает, машинально пытаюсь удержать её коленкой. Какая глупость!
– Товарищ Ни, – слышится голос Анакондовны, – что вы… Леди! – восклицает она. – Вы… Вы… Наказаны.
А я и так наказана. Николас Иявич, раскланявшись перед Грымзой, растворяется в воздухе. А я стою в одном белье перед ректоршей.
– Немедленно оденьтесь. Сейчас за вами придут.
