Манекенщики
– Чей это труп ты таскаешь? – проигнорировал вопрос тот, у которого была «блевотина» в стакане.
– Это труп «девахи».
– Ты уже сказал, что андромеды. Я имею в виду кто она? И что эта бедняжка теперь делает в твоем «хиппи-чемоданчике»?
Такой нездоровый интерес раздражал байкера.
– Что ты пристал? Остывает. К тому же жутко воняет. По крайней мере, с того момента, когда я настиг ее, – эй, приятель, принеси мне пива и вашего фирменного картофельного пирога – окликнул он бармена, – хочется съесть чего-нибудь и расслабиться за разговором с этим приплющенным лемом.
Потом он обратился к «приплющенному» лему.
– Вроде, это Я глотал калискую дорожную пыль, что у меня лицо сморщилось, как целлюлитная задница тридцатилетней старухи. Что ж ты так уродливо выглядишь, Цуке? Что с твоей физиономией? – байкер скосил улыбку и похлопал ладонью по столешнице, в знак того, что всего лишь подтрунивает над товарищем, – труп мне нужен потому, что за него мне заплатят деньги. Ведь, дела нынче так и делаются: убиваешь тунеядца, и тебя вознаграждают монетами, как в игровом автомате. И мертвяка, главное, не разделывать – такой несмышленый момент. – На этом месте он сделал паузу, чтобы осмотреться, а потом как будто бросил на размышление, – забавно, правда, у андромеды, наверное, были мечты, планы на эту раскуроченную и отбитую, как дорога досюда, жизнь? А сейчас она просто кусок туши.
Цуке сплюнул на пол и с любопытством оглядел чемодан, а вслед за этим, как будто это был тост, изрек:
– Давным-давно существовал мир, когда никто никого не убивал.
– В альтернативной реальности? – усмехнулся Кенг, – и принялся вылезать из-за стола. Сняв свою кожаную куртку и повесив ее на спинку стула поблизости, он добавил, – послушай, я пойду умоюсь, калиская пыль у меня аж в порах.
Когда мужчина отошел, кто-то начал настраивать рояль, что заставило Цуке отвлечься. Брошенный на горящий камин взгляд разбудил в нем какие-то неизвестные миру воспоминания.
Спустя несколько минут, Кенг вернулся в хорошем настроении – свежий и взбодрившийся. Его русые короткие волосы были сырыми от воды, а свернутой в трубочку салфеткой он протирал в ушах.
– Ты сам не свой, мой дорогой друг, – заметил он, присаживаясь за стол, – наверное, так на тебя воздействует эта синяя «блевотина» в твоем стакане. Что это? Черт возьми!
– Это кисель из голубой агавы. Хорошо освежился?
– Да. Тебе бы тоже не мешало. Кажись, еще немного и тебя тоже можно будет в чемодан пихать.
– Шутка – первый класс.
– А вот и мой «эликсир жизни»! – торжественным басом провозгласил Кенг и тут же вытащил из-за пазухи «Бэньг-43», который приставил к бармену, несущему ему пиво, – ну, значит, как-то я бывал в одном баре, так там один «перец» заплатил за выпивку, убив бармена. Как ты на это смотришь, приятель?
– Да пошел ты, Кенг! За такие шутки в следующий раз ты заплатишь по двойному тарифу.
– Давай уже мой пирог и пиво, – разочарованным голосом произнес обладатель чемодана с трупом и, схватив бутылку из рук непонимающего юмора бармена, превратил револьвер в приспособление для открывания бутылочного пива, коим и воспользовался по назначению.
Бармен же оскалился и деловито исчез, как делают все проигравшие злодеи.
– Так ты, значит, устроился манекенщиком? Но ты ведь, черт возьми, Кенг, не киллер, а всего лишь «долбанный» байкер. А иногда и «шестёрка» Операциониста…
Стремительным рывком, как на охоте за гепардами-киборгами, жесткая и еще сырая от воды рука «долбанного байкера» выловила воротник рубашки приплющенного и застигнутого врасплох Цуке. Не обращая внимания на разлитый кисель и привлеченных зрителей, Кенг пристальным взглядом уставился на то, что у его приятеля называлось лицом. Лицо насторожилось, в горле застрял комок. Подержав его так секунд десять, байкер отпустил парня.
– Цуке, ты – мой друг, но, клянусь робокойотом, еще раз меня так назовешь, и я т***ну твою приплюснутую задницу вот этим вот пистолетом.
И на столешнице рядом с бутылкой оказался потускневший от времени «смит-энд-вессон».
– Как скажешь! – отчеканил Цуке, поправляя воротник и размазывая по виноватой физиономии подобие улыбки. – Бармен, один кисель, пожалуйста!
Придя в норму, мужчина глотнул хмельной жидкости и посмотрел на бутылку. Пойло заслуживало похвалы. Как будто бы напиток с прошлого его посещения стал другим – более вкусным и более насыщенным. Тут же отведал пирога, а потом призадумался пуще, словно старался припомнить какую-то важную вещь, попутно осмотрел посетителей в баре и, поспешил вернуться к диалогу:
– Да я просто ЛЮБЛЮ убивать людей и, мне кажется, ничего в этом плохого нет. Знаешь, почему жизнь человека никогда не ценилась? Потому, что сама по себе она ничего не значит. Все, что делает человек за отпущенное ему время – так это потребляет ресурсы матушки планеты, ничего не отдавая взамен. Люди всю историю занимались только войнами и разрушениями. Везде и во все времена сеяли смерть, мать их, черт возьми, за ногу! – тут он прервался и крикнул в сторону, – эй, Брассар, поставь что-нибудь заводное, сидим как в могиле, ей богу! – сказав это, рассказчик вернулся к прежнему слушателю, – мы сами себе придумали, что человеческая жизнь есть что-то стоящее. Скорей всего, она, возможно, имеет относительную ценность. Вот, Цуке, попробуй кто-нибудь покуситься на твою жизнь, и я, бесспорно, заступлюсь за тебя. Ты для меня что-то значишь. Потому, что я знаю тебя. Но вот этим паршивцам до тебя дела нет. Порешат за кусок любой х**ни, которую можно затолкать в желудок, даже глазом не моргнут – он обвел пальцем сидящих в баре, – хоть та андромеда, обхаживающая толстяка; хоть тот парень в смокинге, который сидит за роялем… сыграл бы хоть что-нибудь, а? В то же время, пристрели я кого-нибудь из них: ту барышню «заработкового» характера, или того лема, что чистит ногти, и мы не почувствуем абсолютно ничего. Я их не знаю – ты их не знаешь. Что они такого нам сделали, чтобы вызвать внутри нас какие бы то ни было эмоции? Ты скажешь: «возлюби ближнего своего» – чаще всего за этими словами прячется тот, кого обезоружили, а я скажу: «держи мозги на чеку», – запомни это, Цуке. Великая Катастрофа ничего в этом мире не поменяла: ублюдки как были, так и остались. Завуалировали грехопадение человека библейскими россказнями о Еве и Сатане в образе Змея и довольные успокоились: «наши сущности уже от рождения порочны», «не мы такие, а жизнь такая», «Асус придет и спасет нас, если мы покаемся». Что за х**нь?!
– Честно, мне плевать, куда катится этот мир… – оповестил приятель.
С немаловажным видом к парочке подошел всеми печально известный бармен и начал прибирать стол. Потом поставил перед Цуке стаканчик свеженького киселя, а перед байкером новую бутылку пива, и поспешил удалиться.
– Люди без угрызения совести смели ставить памятники убийцам – вот до чего все доходит. Френсис Дрейк, Роббер Сюркуф, и еще какой-то х**н из двадцать первого века, не помню его имени, тому блестящие примеры. Знаешь, – рассказывал убийца, – из кожи и скелетов этих трупов делают потом манекены. То есть, идешь ты по Торговому Центру, смотришь на витрины, а оттуда, этот мертвец с заклеенной челюстью, в безвкусных шмотках, обвешанный блестящей бесполезной «х**нотенью», которую нужно продать, безжизненными глазами на тебя «пялится». Да при этом выглядит он так, – герой скривил лицо и высунул язык, – как будто он сейчас пойдет «отрываться» с «девахами». А-ха-ха-ха… – байкер постучал ладонью по столу, как это делали пьяные ирландцы в одном довоенном фильме, и опрокинул бутылку залпом, – никогда не забуду первые впечатления от этого места. Иду вдоль витрин с этими манекенами и собственными глазами вижу, как какие-то чудища с волосатыми щупальцами и лоснящимися кусками гнилья по всему телу стоят и фотоклонируются около этого чуда фэшн-индустрии. Черт побери! Думаю, как же эти существа оказались на Островах Большой Надежды? Стоят тут и губы в трубочку вытягивают в объектив фотоклонитора, убогие твари. А манекенщикам выдают специальные очки. Ну, вот я в них. Потом снимаю и вижу, что стоят это довольно симпатичные сексуальные «принцесски». Надеваю – опять монстры, снимаю – принцесски. Думаю, не был бы так занят, сейчас подзаработал бы на них деньжат. Они, ведь, знали, что это «трупешник». Вечно в этом Торговом Центре «ошиваются» тупые ублюдки с зашкаливающей деградацией личности, не зная чем себя занять. Думают, там манна небесная потому, что можно самоутверждаться за счет обслуживающего персонала. А в голове у них только одно – чем бы брюхо набить и чего поглазеть. Работники Корпорации бесплатно паркуют там свои «тачки» и чувствуют себя привилегированным сословием. Повсюду мамаши со своими «ушлёпками», всем своим видом демонстрирующие какой они совершили подвиг, когда рожали их. Еще там торгуют скользким полом, вычурной одеждой поддельных брендов, воздухом и неудобной обувью, – потребитель пива вытащил пачку «Канберры» и задымил, – нельзя прожить эту жизнь и совсем ничего не сделать! Ты же дышишь «36-8-5», ходишь по земле, «жрешь», мать его, пьешь!
– Поздравляю, Кенг. Ты выбрал работу с философской подоплекой. В вентиляционщики не думал вернуться?
– Эй, бармен, можно моему приятелю в синюю «блевотину» подлить текилы?
Бывший «вентиляционщик», или кем его там назвали, ухмыльнулся и медленно освободил еще некоторую часть хмельной жидкости из бутылки, с таким довольным выражением лица, словно жизнь удалась.
– Меня раздражают эти манекенщики. И как только местной власти пришло такое в голову?
– Все правильно, – рассказчик ловко откупорил вторую бутылочку и с не меньшим наслаждением отпил, – зачем человеку жить, если он не двигает цивилизацию? Для себя?
– Ну, знаешь ли, никто не обязан заниматься совершенствованием мира, – Цуке откинулся на стуле и опять cплюнул.
– Ну, тогда пусть эти «никто» и не пользуются его благами, – подытожил байкер, взмахнув рукой, в которой держал бутылку.
– Черт побери! Кенг, да неужели?
– Именно поэтому мы строили нашу цивилизацию такими медленными темпами. Все слишком были заняты всякой тупой е**тнёй.
Глаза паренька сузились, а уродливое лицо ехидно исказилось.
– Меня все подстегивает поинтересоваться у тебя, Кенг, кем ты себя, твою мать, возомнил?
– Ё**ным богом! – буркнул байкер, – вот, что я тебе скажу, – медленно начал он говорить, и вытянул указательный палец руки, в которой была бутылка в сторону своего обеспокоенного чем-то собеседника, а потом принялся ею дирижировать, – мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.
– Ну, наконец-то, а то я начал думать, что ты позвал меня в «дыру» за две с половиной тысячи километров от цивилизации только для того, чтобы «побухать». Какое дело у тебя ко мне? – и любопытный Цуке глотнул синей «блевотины», предварительно зажав пальцами нос.
Он вспомнил, как во время телефонного разговора Кенг был взбудоражен.
– А чего ты такой странный весь вечер: лицо перекошено, голос охрипший. Сидишь как на Страшном Суде?
Цуке принял заправскую позу – выпрямил спину, не без самодовольства поднял подбородок. Только все равно оставался нелепым.
– Будь другом, скажи Операционисту, что я хочу личную встречу.
Цуке сначала хотел было засмеяться, но вместо этого поправил свой воротник с важным видом, и спросил, с какой целью это нужно байкеру потому, как для президента мафии нужен очень весомый повод.
– О чем ты говоришь, господи? – с язвительной усмешкой произнес мужчина, – никогда такого не было, Цуке!
– С того «никогда» прошло много времени.
У Кенга от удивления даже подобрело лицо. Он с удовольствием почесал свою щетину и тоже решил усесться удобнее. Смахнув песок с куртки, и наградив свои легкие порцией угарного газа, он промолвил:
– А повод самый, что ни на есть – так и передай. Скажи, что связи на новой работе дяди Кенга позволили ему узнать, где находится та, которую Операционист ищет уже последние четыре года.
Глава пятая
«Откровенный разговор»
2112 год
14 апреля
23:15
В продолжающем свой путь Локомотиве, Лейла Элси Улита Айслэй сидела связанной на стуле в своей комфортабельной каюте, обставленной по последнему слову постапокалиптической техники.
– Беатрис, но ты нужна мне, – не раз повторял 908-ой, стоя на коленях перед девушкой с Пистолем в руке, – я… я люблю тебя!
– Разве это любовь? Посмотри на меня, Алекс и скажи, что затеял все это ради любви ко мне – похитил, связал, а теперь угрожаешь мне оружием.
– А какие еще есть варианты?
Лицо Лейлы как будто треснуло от отчаяния. Да что же это такое?! Она никак не могла пошевелить кистями рук, настолько плотно сжимала их веревка. Также и все ее тело было будто в оковах. Казалось, если потянуть за свободный конец, то девушка в своем желтом платье распустится подобно бутону цветка под утренними лучами зеленого солнца. Даже, сейчас вся растрепанная и под давлением обстоятельств, она оставалась прекрасной.
– Все кончено, Алекс, я уже выхожу замуж за другого!
С несвойственным ей раздражением, она предприняла несколько попыток подпрыгнуть на стуле, проверяя его на прочность. Но все оказалось безуспешно.
– Нет, это невозможно, – не принимал парень, – невозможно! Невозможно! Невозможно! – он швырнул оружие в стену и, обхватив голову руками, разрыдался. В этот раз девушка подпрыгнула от неожиданности.
– Ты занедужил! И ты меня пугаешь!
– Я хочу, чтоб ты была со мной.
– Я не буду с тобой потому, что ты лжешь, якобы возжелаешь меня. Ты постоянно лжешь. Я знаю, зачем я нужна тебе.
Ничто, наверное, больше не могло так сильно привлечь внимание убийцы барменов как вот эти вот слова, прозвучавшие обвинительным тоном, позже подкрепившиеся взглядом Лейлы, под натиском которого парень на миг счел, что зашел слишком далеко.
– И ты смеешь так говорить после всего, что было?! – возопил то ли его голос, то ли душа, – то есть, находясь рядом с тобой, я, по-твоему, преследую какие-то иные цели?! Верно?!
– Это все Пистоль делает с тобой, Алекс. Пойми, что я пыталась уберечь тебя от его влияния. Но ты не слышишь меня, ты не хочешь этого…
– Уберечь? В 94-ом ты твердила тоже самое, а сама лепила снеговиков с другим чуваком! – выпалил парень.
Лейла ахнула и еще больше разозлилась.
– Чего же ты от меня хочешь теперь?!
– Что я хочу? Чтобы тебе было не наплевать на мои чувства – вот, что я хочу! Мы пять веков провели вместе, а когда расстались, ты даже не пострадала для приличия!
– О чем ты говоришь?
– Я видел тебя с тем парнем в ресторане!
– С тем панком? – девушка напрягла память, – господи! И что? Я его даже не знаю. Он подошел ко мне и просто предложил с ним выпить.
– Просто предложил, и ты как всегда легко согласилась?
– Да, согласилась! Потому, что мне было скучно ехать одной.
– Вот это меня всегда в тебе и раздражало. Все у тебя просто и легко.
Ярость, взыгравшую в 908-ом, остановить теперь было нереально. Раскалившись, сердце стало жестким, и кипящая кровь ошпарила остатки его разума.
– Что я должна была сделать? Носить траур? Тебе стало бы легче от этого?
Отрешившись от желания схватить в руки магическое оружие, он позволил полностью овладеть собой ревности.
– Знаешь, что? Это, ведь, я убил Милана!
– Что-что ты сделал? – не поняла до сих пор связанная Лейла.
– Я убил Милана. Тогда в баре на 2564-ом километре. Всадил ему пять пуль прямо в сердце и закопал неподалеку.
У андромеды перехватило дыхание.
– Скажи, что ты лжешь! Немедленно!
– Нет, не лгу!
– Перестань, Алекс! Поверить не могу, что ты это сделал? Он ни в чем не был виноват.
– Как и Констанзо?
Это был настоящий шок для девушки.
– Ты сумасшедший… Ты неадекватен, Алекс. И с тобою неспокойно.
– Тогда давай умрем! – таково было умозаключение.
– Опять?! – тут прелестная андромеда, дочь изобретателя Айслэя не могла уже сдерживать эмоций, – сколько уже можно?! Так и будем до конца времен искать тебе подходящую жизнь?!
От этих слов парню стало еще дурнее. И следующие его действия руководствовались только обожженными злостью животными инстинктами. Бессознательное тело его вскочило с колен и, шатаясь, отошло на пару метров. Дрожащая рука вытащила из-за спины «смит-энд-вессон» и вытянулась с ним в направлении «фантастическиволосой» головы.
– Сейчас я убью тебя, …Беатрис.
Как только взгляд, устремленный на угрожающее дуло наполнился разочарованием и обреченностью, губы андромеды тоже задрожали. Адреналин напропалую искал выход! Она все поняла. И ее, вдруг, озарило: «…и увидела она в его глазах обиду за обманутую любовь, разочарование в верности и предательство. Увидела в его глазах так все явственно, как будто сама его до этого любила и грела надежду быть с ним вечно; словно не она от него, а он от нее отказался. Прочувствовала, поставив себя на место этого парня. Ощутила всеми сосудами своего тела, всю ту ненавидимую, непередаваемую, душевную боль, лекарством для которой может быть только полное отчуждение от этого телесного мира – смерть…» И она испугалась. Испугалась настолько, что ей едва хватило сил выдавить из себя:
– И тогда все закончится…
Безумец замер, а потом опустил оружие.
– Все закончится, – повторила она, – ты знаешь это не хуже меня. А, может, даже, и лучше. Поэтому, ввиду последних событий, самый оптимальный вариант для нас обоих – забыть друг о друге.
– Ну, конечно, – закивал он головой, и его глаза сделались блестящими, – тебя-то все устраивает. У тебя-то все хорошо. Ты – дочь богатейшего изобретателя… живешь в достатке…. А какого мне приходится – тебе плевать!
– Если только в этом твое блаженство, то я тебе не нужна более…
Они ехали все равно, что в неподвижной комнате. Мирный убаюкивающий гул сопровождал пассажиров на протяжении всего путешествия Локомотива. А раз в три часа по каютам разносили сладости и, Лейла только и ждала того момента, когда в дверь постучат и она закричит о помощи. Большой площадью каюта похвастаться не могла – немножко не те просторы, к которым привыкла дочь известного изобретателя, да и в настолько роскошных апартаментах «Пуля» не нуждалась вовсе. При околозвуковых скоростях комфорт выше нормы себя не оправдывал – чем компактнее, тем лучше. Однако, если расположиться на кровати, то на ней хоть в футбол играй. Этим и воспользовался 908-ой, после того, как закурил и повалился на нее, в буквальном смысле, раскидав руки и ноги по всем сторонам света.
– Ты поэтому сняла кольцо, которое я тебе подарил? – проговорил он хриплым уставшим голосом, отстранившись от происходящего на целую минуту.
– Да.
Тем временем, казалось, Лейла тоже успокоилась, потому что ее пульс стал тише. Разумеется, сейчас было не самое удобное время, чтобы оценивать интерьер комнаты, но ей, дико захотелось забыть обо всем и остаться здесь навсегда одной, в окружении всех этих картин с пейзажами из времени, когда на земле росла трава, а в небе летали живые птицы. Но только после того, как убедится, что ее папенька в безопасности, а еще и жив и здоров и цел и невредим. Потом запрыгнуть с жареной картошечкой и какао с маршмеллоу на эту гигантскую кровать и закутаться в исполинское одеяло за хорошенькой книгой. Когда весь этот кошмар прекратится, она именно так и сделает. Да. Именно так она и поступит. Если, конечно, кошмар прекратится…
– Давно ты так меня не называл, – то ли под влиянием обстоятельств, то ли из-за нахлынувших воспоминаний промолвила она. Ей, конечно, и самой стало от этого противно. Но сидеть и ничего не делать – тоже для нее не выход из ситуации.
908-ой вздрогнул, словно очнувшись ото сна. Он и сам бы многое отдал, чтобы отмотать время назад.
– Как? – не понял он.
– «Беатрис».
У девушки затекли ноги. Она сидела так уже примерно час.
Теперь вся комната будет прокурена. Грудная клетка писателя статей для таких же психов, как и он, высоко поднялась от глубокой затяжки, а потом глубоко опустилась, и дым резко взмыл в потолок как из трубы паровоза.
– В последнее время, я частенько вспоминаю время, когда ты была Беатрис, а я – Алексом. А помнишь Тима и Кэрол? Как мне их не хватает…
– Мне тоже. Но прошли уже все мыслимые и немыслимые сроки, чтобы о чем-то сожалеть.
– Как у тебя язык поворачивается?.. – 908-ой приподнялся на кровати и бросил на нее недоуменный взгляд. Казалось, что ровной струйкой дыма тлели его пальцы, а не сигарета. – Они были нашими самыми лучшими друзьями! Это от Кэрол ты научилась манерам и всяким изящным штучкам, а от Тима – юмору.
– Кто я, по-твоему, бессердечная с**а? Да людей более, чем достойных я не встречала. Однако, жизнь не стоит на месте. Господи… в этом и есть весь ты…, Алекс! В то время, когда нужно взять себя в руки, проделать над собой работу, и двигаться дальше, ты до беспамятства напиваешься и начинаешь сокрушаться о том, как раньше было хорошо, а сейчас – плохо.
– Я не виноват, что мне постоянно не везет!
– Ты просто слишком сильно стал зависим от Пистоля. Поэтому-то мы и должны прекратить «прыжки», иначе это становится для тебя опасным.
Но 908-ой не успел ничего ответить. В ситуацию вмешался стук в дверь и последовавшая фраза «Не желаете перекусить?» А за этой фразой уже последовал крик Лейлы.
– На хелп!
Повторные стуки заставили похитителя размышлять скорее.
– Замолчи! – сказал он и взвел курок на «смит-энд-вессоне». Когда дверь открылась, женщина в белоснежной форме проводника с сияющей улыбкой и голубыми жизнерадостными глазами поинтересовалась: не угодно ли лему сладостей в дорогу. Вновь подавшая голос пленница свела на нет весь сервиз.
До того, как пуля из «смит-энд-вессона» пробила грудь проводницы, она успела вымолвить «что здесь проис…», и повалилась на тележку с продуктами. Сцена попала под внимание проходящего мимо пассажира – мужчины в красном блестящем костюме. Но герой проигнорировал возмущенное «что вы делаете?» с испугу хлопнув дверью перед его длинным любопытным носом, и заперся на все замки. И только после этого осознал, что натворил глупость.
– Черт! – закричал он.
Когда он снова открыл дверь, в коридоре уже никого не было. И 908-ой снова выругался. Затащив кое-как тело проводницы вовнутрь, он взглянул на Лейлу, лицо которой застыло в ужасе.
– Прости, меня Беатрис, – решительно сказал он. – Я не хотел, чтобы все так обернулось.
– Это ты так все обернул, Алекс, – сквозь сжатые зубы выговорила она, – и какого, мать его, х**на, скажи?..
– Такое случается, когда один человек делает больно другому…– сказал парень в ответ, и, подняв с пола Пистоль и заткнув его за ремень, исчез за дверью.
С сестрой он так и не связался.
Глава шестая
«Короткое знакомство с настоящими агентами Аппаратного Дома»
Чуть более года спустя…
– 14 апреля 2112 года самому грандиозному подземному Локомотиву в истории метро, сподобилась такая великая важность, как совершить первую поездку под землей с Островов Большой Надежды на Австралийский континент. Он был так великолепен и поражал своими размерами, что в честь него решили устроить свои концерты «Ginger Roges» и «The Foots».
Читает в словаре: «Самоходный рельсовый экипаж, предназначенный для тяги несамоходных вагонов».
«Действительно так. Этого уникального события ждали не одну сотню тысяч "объятий". Ибо дело в том, что необходимость налаживания транспортного сообщения между Австралийским континентом и Островами Большой Надежды было вызвано гонкой вооружений со стремительно развивающимся величайшим преступным синдикатом Земли – Звериной Клеткой, занимающего весь западный континент. Первые пробы грунта, взятые за двадцать девять тысяч "объятий" до Катастрофы, изначально преследовали цель строительства бункера, что было актуально и, возможно, даже предусмотрительно, ведь, благодаря готовому проекту во время Катастрофы удалось спастись одной десятой населения планеты. Позже был разработан проект железнодорожного тоннеля, соединяющего обе мировые державы, на глубине одного километра под Научно-Фантастическим морем, самой большой по площади водной территорией после времен Великих Океанов.
И как уже было упомянуто, не в меньшей степени на сегодняшний день впечатляют и размеры Локомотива: около двухсот пятидесяти метров в длину, двадцати в ширину и двадцати в высоту. Рельсы железной дороги конструировались по типу резьбы в дуле пистолета. То есть, когда эта инженерная задумка со скоростью звука неслась по тоннелю, она напоминала разгоняющуюся в стволе оружия пулю, из-за чего Локомотив так и прозвали – "Пуля"».
– Аще бо был бы он космическим, то имел бы все шансы домчать нас до Марса в течение считанных дней…