Город был украшен множеством флагов, и сотни тысяч туристов заполонили его улицы и площади.
Как сообщили мне в нашем полпредстве, где я остановился, в городе работало более восьмидесяти театров, ночные клубы были забиты битком, а в кино с аншлагом шли такие фильмы, как «Траумулус» с Эмилем Яннингсом, «Новые времена» Чарли Чаплина и незабываемая «Бродвейская мелодия».
Тогда я еще не подозревал, какие человеческие трагедии разыгрывались за кулисами этой суматохи и блеска.
Первого августа 1936 года настал великий час – открытие Олимпийских игр в Берлине.
В шесть часов утра я были готов к старту.
Программа первого дня Игр была грандиозна: торжественное вступление делегаций на стадион, прибытие бегуна с факелом, приветственная речь Гитлера, сотни взлетающих в небо голубей, сочиненный Рихардом Штраусом гимн. А вечером у меня был ещё и приём у Риббентропа…, которому я сразу по прибытии вчера послал весточку и благодарность за билеты в правительственное ложе на олимпийском стадионе, которые меня дожидались в полпредстве СССР в Берлине.
Чтобы везде успеть, я поднялся рано утром и отправился прямиком на стадион…
И не прогадал… Там я встретил известную мне Лени Рифеншталь… с которой мы были шапошно знакомы, видясь пару раз на приёмах у Гитлера.
Видимо что-то про меня ей говорила наша общая подруга – Ольга Чехова, так как несмотря на занятость, она уделила мне внимание…
– Вы представляете, Серж, чтобы все это охватить, мы дополнительно задействовали еще 30 кинокамер, – затараторила она с энтузиазмом. Затем она поведала мне, что саму церемонию открытия будут снимать шестьдесят операторов.
Большую проблему представляли собой два звукозаписывающих аппарата, которые из-за нехватки места пришлось прикрепить канатами к парапету трибуны дая почетных гостей.
Канатами были привязаны также оператор и его помощник, они могли стоять лишь с внешней стороны парапета.
Когда мы с ней переходила от одного оператора к другому, чтобы Лени дала им последние инструкции, её вдруг позвали.
Взволнованный сотрудник кричал: – Эсэсовцы пытаются снять оба звукозаписывающих аппарата!
Она в испуге побежала к трибуне для почетных гостей. Я пошёл за ней, так как у меня там было место.
И действительно, там какие то люди уже начали развязывать канаты.
Я увидел выражение отчаяния, написанное на лице оператора. Лени не оставалось ничего иного, как встать перед аппаратом, защищая его своим телом.
Эсэсовцы объяснили ей, что они получили приказ рейхсминистра Геббельса, отвечающего за порядок размещения почетных гостей на трибуне.
В гневе Лени заявила им, что распоряжение ей дал лично фюрер и аппараты должны оставаться на своих местах.
Эсэсовцы неуверенно переглянулись. Тогда Лени им сказала, что останется до тех пор, пока не начнутся Игры… они, в растерянности пожимая плечами, покинули трибуну.
Я же пошёл занимать своё место, опасаясь, что его могут занять.
Прибыли первые почетные гости, в основном иностранные дипломаты. Трибуна и ярусы стали заполняться.
Тут появился Геббельс. Когда он увидел Лени и её аппараты, в его глазах от злости засверкали молнии.
Он закричал: – Вы с ума сошли! Вы разрушаете всю картину церемонии. Убирайтесь немедленно, чтобы вас и ваших камер духу не было!
Дрожа от страха и возмущения, Лени в слезах пролепетала: – Господин министр, я заблаговременно попросила разрешения у фюрера – и получила его. Больше нет другого места, где можно было бы записать его речь при открытии Игр. Это историческая церемония, которая обязательно должна быть в фильме об Олимпиаде.
Геббельса это нисколько не убедило, он продолжал кричать: – Почему вы не поставили камеры на другой стороне стадиона?
Лени пролепетала, что это технически невыполнимо. Слишком велико расстояние.
– Почему вы не построили вышки возле трибуны?, – не унимался министр пропаганды рейха.
– Мне не разрешили, – почти плача ответила Лени.
Казалось, Геббельс вот-вот лопнет от злости. В этот момент на трибуну для почетных гостей взошел генерал-фельдмаршал Геринг… как всегда нарядный… в белой парадной форме.
А я подумал: – Для посвященных в этой встрече была особая изюминка. Многие знали, что они терпеть не могут друг друга.
Насколько я понял… Лени особенно не повезло из-за того, что именно Геббельс отвечал за размещение почетных гостей на трибуне, – и, как назло, у места, которое он оставил для Геринга, – одного из лучших в первом ряду – стояли её камеры и заслоняли собой вид.
Чтобы оправдаться перед Герингом и продемонстрировать свою невиновность, Геббельс стал кричать ещё громче на Лени.
Тут Геринг поднял руку – министр пропаганды замолчал, после чего Геринг повернулся к Лени и ласковым тоном сказал: – Да не плачь ты, девочка. Я уж как-нибудь умещусь.
Тут я понял, что не совсем стоит верить письмам Ольги про отношения Лени с боровом…
Фюрер еще не прибыл, но многие гости были свидетелями этой неприятной сцены.
С этого момента всего меня без остатка поглотила феерия первого дня Игр…
Я следил как за стадионом, так и за поведением Гитлера… котрого хорошо видел со своего места…
Самое сильное впечатление на Гитлера произвело неистовое торжество берлинцев, когда французская команда вступила на Олимпийский стадион. Она прошла мимо почетной трибуны Гитлера, подняв руки в приветствии и тем самым вызвала стихийный восторг многих зрителей.
Но Гитлер, как мне показалось, уловил в продолжительных аплодисментах голос народа, в котором была слышна тоска по миру и взаимопониманию с соседней западной страной.
Если я правильно понял то, свидетелем чего я тогда стал, это торжество берлинцев его скорее обеспокоило, чем обрадовало…
А вечером, сменив обычный костюм на положенный фрак, я отправился на дипломатический раут к новоиспечённому послу…
Ради справедливости следует отметить, что посол становится послом только после принятия от него верительных грамот в стране его миссии. Но для нацистских выскочек это были мелочи и чествование обещало быть громким…
Я и на раут прибыл раньше всех, дабы иметь возможность перекинутся с Риббентропом парой слов… ну и конечно при приветствии я уже его назвал «ваше превосходительство посол», чем вызвал у того на лице широчайшую улыбку.
Он тут же затараторил:
– Дорогой Серж… Очень рад… Голова кругом с этим приёмом… Из одного только Лондона ожидается чуть ли не нашествия моих друзей.
Затем я узнал от него, что дал своё согласие прибыть лорд Монселл, с которым он заключал военно-морское соглашение.
Пожелали присутствовать также лорд Ротермир, лорд Бивербрук и другие видные деятели английской прессы.
Были приглашены все его друзья… он ожидал и личных гостей из Парижа, Италии, из всех европейских стран, а также из Америки.
Тут я заметил, что спортивные соревнования служат весьма благоприятным поводом для установления контактов с влиятельными личностями из самых различных лагерей.
